Как же случилось так, что ветер вновь слизал своим корявым языком багряный восход?
Спугнул стаи незадачливых птиц, расчертивших утренние небеса рваным пунктиром.
Горький и мокрый, упал на поля, затянутые серебряным шелком сна.
Новый шрам на земле, старая гримаса надвигающегося шторма.
Я всматривался в рвоту строительной площадки за окном кафе. Пальцы бессмысленно теребили круглые бумажные кусочки, расставленные по шахматной доске, встроенной в стол, а напротив - твое ровное дыхание.
Каждый твой вдох, каждый выдох уносили меня в спиральную галактику, откуда нет возврата. Что чувствуют космонавты,выкинутые в скафандрах в открытый космос, когда понимают, что воздуха осталось немного, а назад не вернуться?..
Можно трясти своим мальчишеством, нахлобучив его на старую школьную швабру. Можно дергать плечами, шевелить глазами, даже вываливать килограммами серую массу слов. Теребить шашечки.
Лечь на спину. Медленно шевелить ногами в вязкой воде, ленивой рыбой смотреть в сутулое небо. Ты уже все решила, и твое дыхание - течение, уносящее меня вдоль берегов. Давай-ка, я помогу.
- Эта встреча последняя. Мы больше никогда не увидимся.
Сам-то веришь, что сможешь? Нет, не верю. Но знаю, что так и будет. Мое сердце давно превратилось в там-там, в который бьют волосатой дубиной отвратительные шаманы.
- Я люблю тебя. Я люблю тебя.
- Ты пугаешь меня.
Как же ты можешь быть настолько чужой?
Можно поглощать жирные торты, облитые коричневым сиропом, украшенные палками с вишнями, а можно вдарить по пицце, размазанный кетчуп, майонезная плешь. Еще латте?
Еще, еще, еще латте! Захлебнуться в молочно-кофейной жиже, воткнуть себе в ноздри коктейльные соломинки, вспороть себе ненасытное брюхо... Эх, мое брюхо, никто тебя не любит.
Все равно. Мне нужны твои ладони. Прямо сейчас.
Кислорода осталось на пять минут. Датчики систем жизнеобеспечения ритмично поливали мое лицо кровавым светом, как будто я мог что-то предпринять. Где-то там, далеко, мои неуклюжие руки шевелились, пытаясь ухватиться за вечную пустоту, а я всматривался в бриллиантовые россыпи звезд, пытаясь услышать в них сочувствие, или хоть что-то, что помогло бы мне сохранить веру и разум до последнего момента.
- Ну, прощай.
- Да, я останусь, похожу тут, попробую справиться с депрессией.
- А с чего у тебя-то депрессия?
- Ты все слишком драматизируешь.
Я увидел грустную, искренне расстроенную, любимую мою Юку. Она ничего не могла поделать ни с собой, ни со мной, и не хотела, чтобы так случилось, но с самого начала пыталась избежать всего этого. Просто она не знала, что было слишком поздно.
- Ну хорошо, хочешь, я скажу, что мы еще увидимся?
- Да, хочу.
- Юка, мы еще увидимся.
Я обнял ее, понимая, что - все. В этот момент воздух закончился. Свет внутри шлема отключился, впустив внутрь тишину космоса. Яркие звезды начали постепенно гаснуть.
Хорошо плыть по прохладной реке, в забвении, далеко от людей, даже от собственных мыслей. Просто лежать на спине, спокойно смотреть в серое небо, подчиняясь холодным толчкам. Странно быть при этом живым. Какое же ты оставила мне наследство, любимая Юка? Какой след в моей пустыне, что же скрывается за этим багровым росчерком?
"Что ты будешь делать со всеми этими своими метафорами?"
Самое большое расстояние - не между далекими звездами. Нет ничего громаднее, чем расстояние, рождаемое безразличием людей. Это не просто - отчуждение. Это разрыв ткани всего сущего, маленькая трещина во времени и пространстве. Отсутствие любви между людьми неминуемо приведет к гибели мира.
Дело не в метафорах, Юка, а дело в том, что я бесконечно скучаю по тебе. Я - часть уже давным-давно чуждой тебе жизни. Слабый отзвук. Легкий взмах.
Закрыть глаза. Выдохнуть.
Исчезнуть.
В. Мратский
Петербург - Москва
2/5/2013