Недолгая оттепель

Данькова Валентина
Недолгая оттепель

      - Ириша, ты ж смотри, без шапки не ходи, - по-матерински заботливо напомнила подруге Людмила, прихорашиваясь перед зеркалом в прихожей.
      - Мила, да тепло уже, - вон почки на сирени набухли, первоцветы проклюнулись…
      - Ирка, ну ты, как маленькая. Чё? В соплях утопить нас хочешь? Пацаны вернутся с каникул, им в школу надо, а не карантиниться. Не весна это! Оттепель. Не знаешь, как она коварна? Ты перед ней – нараспашку, а она…
      Говоря, Людмила повязывала в тон  шляпке бежевую в коричневую полоску косынку. Ни лицом, ни фигурой она не вышла. «Топорная работа», - кокетничая, без смущения подшучивала она над собой, потому что знала свою власть над мужским полом, ни один не проходил, чтоб не затронуть. 
       - Слушай, Ирина, у тебя, я смотрю,  настроение уж больно весеннее… Признавайся, появился  кто?
       - «Всё, что было сердцу мило, всё давным-давно уплыло…», - пропела в ответ Ирина, колдуя над причёской, и добавила со вздохом, - и алых парусов на горизонте не видно…А то, что уплыло, сама знаешь…, что не тонет…
      - Это что ж, по-твоему, Сергей Иванович – говно? Ёлы-палы! Зажрались девки! Какие паруса и принцы в твои двадцать пять? Нам сейчас нужен элементарный тип: «мужик обыкновенный», надёжный и обеспеченный…
      - Двадцать пять! Ну и что? Что, я выгляжу на двадцать пять? – она, любуясь, задорно подмигнула своему отражению в зеркале, - двадцатник, не больше. И не хочу я обыкновенных, насмотрелась я на твою «надёгу»…
      - Ну, его не тронь. Ты смотри! Совсем от рук отбилась! Пора заняться твоим воспитанием. У нас, правда, сегодня собрание, задержусь. Но вечером, пока моих мужичков нет, поговорим! Обязательно!  - С улыбкой погрозив пальцем, Людмила скрылась за дверью.
      Ирина и Людмила были из одной деревни, имели далёкое кровное родство. Людмила, плод любви свинарки и пастуха, заканчивая семь классов, наотрез отказалась «продолжать трудовую династию», хоть к этому её настойчиво склонял  бригадир. Этим же ей грозили и учителя за отсутствие прилежания.
       - В город уеду, - заявила она тогда родителям. – Вот приедут из бурсы вербовать, отдам документы.
       - Учиться надо было хорошо! – пытался остановить её отец. - В городе она захотела жить! Кем ты там будешь?..
     - В городе, хоть – говновозом, и то лучше, чем на вашей свиноферме. Сказала, на хуторе жить не буду! В крановщицы пойду,  а куда ещё мне – «беспачпортной»?
      Уехать из села тогда можно было только на учёбу: паспортов крестьяне, словно и не граждане, не имели.   
      В небольшом промышленном городке, куда приехала Людмила, у неё всё сложилось удачно. Вышла замуж, стала многодетной матерью, завод, где они работали с мужем,  выделил две двухкомнатных квартиры, в них, соединённых, семье из шести человек жить было комфортно. Людмила Капитоновна уже давно не крановщица, а бухгалтер в профкоме завода.  Перетащила в город Ирину, помощницу и подругу…
     Ира, оглядев себя в зеркале, осталась довольна. Благодаря химической завивке причёска была пышной, волосы переливали оттенками: от тёмно-каштанового – до медно-золотого.
      - И что? Такую красоту спрятать? – поставила она точку в незавершённом споре. – Тут, может, судьба решается, а я шапку натяну, и буду, как пугало.
      Неделю назад в трамвае она поймала испытующий взгляд мужчины лет тридцати в  «ненашенском» модного кроя пальто мышиного цвета с густым коротким ворсом. Он был атлетически сложён, даже можно сказать  с военной выправкой, и весь его облик освещал  особенный лоск, выделяющий из общей массы. Ирина ощутила властную силу его стальных глаз, магическое притяжение…
      Идеал мужчины, который до сих пор барахтался в её сознании бесформенной амёбой, принимая облики то одного, то другого актёра или героя романа, в обыденной жизни так  до сих пор не  воплощался. И вот теперь вся её жаждущая душа вмиг узнала: это был ОН.
     Нормальная учёба закончилась. Что бы она ни читала, о чём бы ни думала, образ его присутствовал постоянно, лишая памяти и соображения. Запомнив час, когда он ехал, торопилась к этому времени. Прежде, суматошно листая конспект, она пыталась хоть что-то запомнить по дороге, не видя никого вокруг. Теперь, входя в трамвай, останавливалась недалеко от входа, в надежде увидеть ЕГО, стоически выдерживая натиск и высказывания, вроде: «Ну, проходи же, не одна едешь, серёдка вон – пустая. Вот – овца, упёрлась, как баран…».
      Незнакомца она видела ещё два раза. По взглядам, поворотам в сторону её перемещений убедилась в том, что он точно проявляет интерес. Людмиле она пока ничего не говорила, а что скажешь? Голову потеряла, влюбилась до умопомрачения? Больше нечего. Она ждала.
      Сегодня её так и подмывало проехать до его остановки, и, если удастся, выяснить, где работает. Но отложила эту «авантюру» до следующего раза.
     «Сегодня коллоквиум, пропустить нельзя, а то одной придётся сдавать тему этой мымре. Завтра в трамвае не буду маячить на виду, а потом в толпе пройду поодаль… - решила она. - Работает он, похоже, в  учреждении…».
      Протискиваясь к выходу, Ира обратила внимание, что и предмет её интереса тоже собирается сходить.
      «Неужели, – за мной? Решился, что ли? Теперь – надежда на грацию и походку! Расправь плечи, всё подбери и – «от бедра», - напомнила она себе науку секретарши Верочки из только прошедшего на экранах фильма.
      Уверенная в привлекательности своих ног в модных сапогах-чулках, она стала «плести и вышивать поводок», на который обычно с готовностью привязывался «мужской пол».
       Ей очень хотелось оглянуться, но она подавила это желание, решив, что не к лицу девушке с «достоинством», тем более, учащейся в «педе» беспричинно вертеть головой. Однако, входя в калитку двора родного факультета русского языка и литературы,  чуть задержалась и «нанесла-таки урон достоинству».
     Старания оказались напрасны, «объекта» не было. Невольно опустились плечи, утратился интерес ко всему, тем более к предстоящему коллоквиуму. Правда, любовь к литературе Древней Руси, ещё раньше отбила преподаватель Ольга Григорьевна Харчевникова и не только необычайно высокими требованиями, но и колкостями в адрес «девиц, так и не понявших на втором курсе, зачем пошли в институт». Ирину она относила к их числу.
     Занятия начались, уже определились первые «жертвы», подходила очередь Ирины, как вдруг, извинившись, в аудиторию вошла секретарь декана и прошептала что-то на ухо Харчевниковой. Та, хмыкнув и выгнув в небрежной усмешке губы, распорядилась:
      - Колесова, – к декану, не повезло вам, да?.. Но, я полагаю, вы ещё успеете «отличиться», отпускаю потому, что сказано: «ненадолго».
                * * *
      Ирина, приоткрыла дверь кабинета и замерла – у стола сидел ОН, незнакомец из трамвая…
     - Проходите, проходите, Ира, присаживайтесь… Вот Игорь Николаевич, член горкома комсомола, интересуется работой нашей организации…
     Потерянно улыбаясь, Ира кивнула, невнятно произнеся дежурное: «очень приятно». Присев на край стула, она замерла в ожидании, устремив на декана, распахнутые недоумением волоокие глаза. Эта природная волоокость туманила «зеркало её души» и от этого трудно было понять, что там происходит на самом деле.
     - Игорь Николаевич, это Ирина Колесова, секретарь бюро. Добросовестная, ответственная студентка, хороший организатор, член партии… Кстати, Ира, вы не забыли, сегодня партсобрание… Ну, вы можете беседовать, а я пойду решу кое-какие проблемы, -  он стал отбирать нужные бумаги…
     Смуглая от природы, Ирина летом загорала, как эфиопка, и кожа к весне становилась бархатно-шоколадной. Она редко краснела, но тут ощутила, как лицо пыхнуло жаром, и повлажнели руки.
    - Нет, нет, Пётр Дмитриевич, - остановил его гость, - сейчас – занятия, потом собрание… В котором часу и где вам удобно встретиться завтра? - обратился он к Ирине.
      У неё, разочарованной и совершенно сбитой с толку, шевельнулась надежда…
      - Можно здесь, после занятий, в третьем часу…
      - Не обязательно на факультете… Давайте, – на свежем воздухе, весна, погода хорошая, прогуляемся, поговорим…
      - Не знаю… Может, в сквере… у памятника…
      - Хорошо, договорились, в четырнадцать десять жду. До встречи. 
     С достоинством протянув руку декану, поблагодарил его. Тот вышел из-за стола, радушно улыбаясь и, как показалось Ирине, заискивая, пожал руку молодого человека, словно перед ним был не комсомольский вожак городского масштаба, а, по меньшей мере, – член обкома.
     - Рад, рад был познакомиться, - склонившись навстречу, он тряс руку посетителя, -  всегда – к вашим услугам…
     Чтобы никому не попасться на глаза, Ира в задумчивости прошла в туалетную комнату.
«Постою тут, соберусь с мыслями, а то схвачу «неуд»: из головы вылетело всё, что знала».
Но сосредоточиться не удалось: «Всё-таки – встреча! Не стал  беседовать… Подумаешь, – занятия, важность какая. Если надо, проверяющие не больно церемонятся, а тут. Ну, конечно, проследив за мной, решил познакомиться таким способом! Не мог же он соврать декану, значит член горкома. А эти взгляды в трамвае… Если б я ему была безразлична, выспросил бы, что надо, и всё… А он не стал… Значит…».
     С таким ассорти из сладостных мыслей она вернулась в аудиторию. Отвечала на вопросы, как ей показалось, невпопад, но спасло «Слово о полку Игореве», отрывок о страданиях Ярославны по князю Игорю прочла грудным на перехвате дыхания голосом и с таким сопереживанием, что Харчевникова, на удивление не ехидничала, как обычно.
   - Ведь можете, если захотите, - проворковала она…

                * * *
      На собрание, как обычно, слушалось несколько вопросов. Первый: «Осуждение гражданской позиции литератора Солженицына» отвлёк Ирину от письма, которое она начала писать домой. Вопрос шёл в присутствии представителей райкома и горкома. «Осуждать» начал тот, что из райкома:
     - Не буду углубляться в историю вопроса, она – на слуху. Напомню лишь, что после XX съезда партии Солженицын, прикрываясь статусом «борца» с последствиями культа личности Сталина, спекулируя на решениях съезда, выступил с критикой в адрес нашего строя в своих сочинениях: "В круге первом" и "Раковый корпус"…
      - Это раньше началось, - подсказала Харчевникова, -  с «Ивана Денисовича»…
     - Вот именно, - обрадовался поддержке представитель…
     Из перечисленных произведений, Ира читала только «Один день Ивана Денисовича» и то давно. Людмила выписывала роман-газету, где он и был опубликован.
     «Что там особенного? – Думала она, не слушая докладчика. - Написано скучно, о каком-то «зэке». Ну, плохо ему в лагере… Так это и понятно. Они крадут, убивают, вредят, а им курорт подавай? Из-за чего, вообще, вся эта колготня?»
      Пока Ира вспоминала и размышляла, к трибуне подошёл представитель горкома. Он заговорил громко, жестикулируя:
      - В последнее время буржуазная печать опять развернула антисоветскую шумиху. Это и понятно. Им, как кость в горле, наши успехи. А повод опять дал он. Ему мало грязного пасквиля под названием  «Архипелаг Гулаг», так он ещё интервью раздаёт налево и направо... И всё это, чтобы одурачить и обмануть доверчивых людей…
       «Так из-за чего же сыр-бор? -   Никак не могла понять Ирина. - Ну, выдворили его заграницу, писатель он, судя по всему, никакой. Ну, даёт он там какие-то интервью. А что он может – один? - размышляла она. - Ну, пусть даже вместе с «оголтелой» зарубежной прессой против целого государства? Прямо, – «Слон  и Моська», - усмехнулась она про себя, отметив оригинальность сравнения…
       А к трибуне уже шла Харчевникова, начав выступление по пути:
      - Конечно, нужно дать должную оценку «отщепенцу»! Все единодушны: Солженицын – это изменник Родины и предатель советского народа, клеветник, платный лакей врагов социализма и Советского Союза…
      «Ну, эта сейчас всю свою желчь выльет на этого Исаевича, вот и хорошо: нам меньше достанется… И откуда у неё столько  ненависти?» - Словно опасаясь, что следующей за Солженицыным будет она, Ирина невольно пригнулась, прячась за спину декана.
      - …Уважаемые в нашей стране люди, – продолжила уже за трибуной Харчевникова, - в том числе писатели, такие, как Шолохов, в  газетах, на радио и телевидение выказали своё отношение к проискам врага, и мы, естественно, разделяем. Перед нами, работающими с молодёжью, стоит задача помочь ей, оградить её от этой грязи… А застрельщиками тут должны быть молодые коммунисты, комсомольский актив…
     Осознав  свою задачу как «молодого коммуниста», Ира продолжила писать письмо и очень обрадовалась, когда объявили перерыв, а студентам разрешили уйти.
                * * *
            «Вечер, ночь, полдня и – встреча, - думала Ирина, торопясь домой. – Какой парень! Держался как! У декана выправка военная, воевал, а тут согнулся, скукожился. Оно, конечно, кому понравятся всякие проверки. Странно, правда, что решил так познакомиться, мог бы придумать что-нибудь, да хоть бы в трамвае заговорить. Наверно, воспитание не позволяет. Интересно, кто у него родители?  Мои, крестьяне, его интеллигенции – не ровня, это уж точно. Но, ведь, бывает же, полюбят люди… Сколько читала, а фильмов сколько…» 
      До института Ирина работала на заводе, Людмила устроила. И потом «продвинула» до заместителя секретаря комитета комсомола огромного завода. Там ей  вручили «комсомольскую путёвку» в институт. Три попытки поступить самостоятельно на заочное были безуспешны. Всякий раз почему-то не хватало баллов, хотя, она знала точно, зачисляли – с меньшими. «Путёвки» давали только на дневное. Могучая сила комсомола сработала: её приняли и с теми же баллами… И с парнями было всё в порядке: ходили следом косяком, сватали, но такого, за которого пошла бы – не было… А тут вдруг влюбилась, сама не зная в кого…   
    - Где этот лауреат, хренов? – Вопросом встретила её подруга, стоя на стремянке, как только Ирина переступила порог. Людмила копалась на антресоли.
    - Какой лауреат?
   - Да Солженицын, чёрт его дери… Журнал этот никак не найду, где рассказ про лагерь… У нас сегодня на собрании опять его клеймили.
   - Да? У нас – тоже… Не знаю… Я давно не видела. А мы, что, сегодня есть не будем?
   - Будем… Вот найду журнал, и – будем.
   - А потом поискать нельзя? Я голодная, как волк…
   - Слушай, Ирка, ты, в самом деле, не догоняешь? Или придуряешься? Ты чё, не понимаешь, чё происходит? У нас актив после собрания оставили и чётко сказали: « Если есть что из его писанины – сдать! Вся страна – на ушах! Говорят, его «Архипелаг» и другие произведения тайно распространяют… Да, тебе, случаем, не предлагали? Ты мне смотри! Сейчас найдём, спалим и забудь! Навеки: не видела, не знала, не читала – всем, даже самой близкой подруге…
   - И тебе…
   - И мне, мать твою. У меня четверо… И я загреметь на соловки из-за этого… долбанного Ивана Денисовича, не хочу… Вот он, Иуда проклятый, притаился… Надо же пришлось всё перевернуть. Сейчас мы тебя… сухой, гореть будешь, как миленький…
   - Так сказали ж, сдать… 
   Тут терпению Людмилы пришёл конец. Она выдала всё, что успела усвоить, будучи крановщицей, и что опустилось в глубины сознания грузом большого опыта общения с рабочими, добавив:
   - … А ты хочешь, чтобы я на вопрос: «Кто читал?», назвала бы всю родню и тебя, в придачу, будущего педагога? Слушай меня внимательно и последний раз! Если ты пока плохо понимаешь, я тебя умоляю, заткнись и помолчи… Спустись в конце концов с облаков! Бери спички, пойдём палить… 

                * * *
     После сожжения крамолы и ужина, как и обещала утром, Людмила взялась за воспитание «отбившейся от рук и погрязшей в романтизме» подруги. Учила на собственном примере. 
    - То, что я тебе сейчас скажу, знаю только я. Скажу потому, что люблю тебя, как сестру и смотреть на твою глупость дальше не могу. Ты думаешь, всё, что я имею – это продукт моих мечтаний на берегу об алых парусах? Дудки! Так и была бы всю жизнь крановщицей в кумаче от твоих парусов.
      После ПТУ поселили меня в общежитии. Там, знаешь, какой рай. Ну, вот однажды в столовке случайно услыхала я разговор. Один парень, постарше меня, так себе, обыкновенный, рассказывал другому, что скоро кончатся его мучения в общежитии, будет сдаваться дом, в котором он получит  квартиру. Я не доела, с собой, что можно схватила и – за ним, посмотреть, где работает. А там уж дело техники: так я познакомилась с Мишей.
        Он оказался разведённым, но девка у него была…  для ночёвки. А тут – я, девчонка ещё, он и влюбился. В общем, в ЗАГС повёл, дали нам комнатку в «малосемейке», он тогда сменным мастером был.
       Бывшая его подружка однажды меня заловила, так что никого рядом не было, мораль читала, дескать, соплячка, на шею повесилась… ну и прочее. Но главное я от неё узнала и благодарна ей за это очень.
       Оказывается, развёлся Михаил, потому что дети не получались и эта девка его не беременела. Ну, я, конечно, тоже не промолчала. Таскаться, говорю меньше нужно, а у меня будут от него дети. Так она от ярости чуть не вцепилась в меня.
       Вот однажды я к нему подластилась: то да сё, ну, на счёт детей. В общем, вытянула его к врачу, сама с анализами бегала. И на приём повела, но перед этим с врачом разговор имела…
      Убедил он его, что не всё так безнадёжно. Рекомендации дал: полноценное питание, не пить, не курить. А моя врач помогла расчеты сделать, только в эти дела я Михаила уже не посвящала…
      Помнишь, я к родителям домой первый раз после замужества приезжала? Ну, вот, и первенец, и трое за ним – хлопцы отпускные-привозные… От одного, потому – похожи. Я всё девочку хотела, а потом решила точку поставить… Ведь не от распутства это было. А без детей – как? Но изменять ему, ради удовольствия, не изменяла… мне с ним как с мужиком  хорошо…
       Вот так, Ирочка. Миша рад-радёшенек, верёвки из него вью. Вишь, взял отпуск, мальчиков на каникулы в Киев к своим повёз. Это я тебе к тому, что жизнь пролетит, пока принца будешь ждать, – не заметишь, а потом поздно будет.
       Ира за весь рассказ не успела вставить и слова, хлопая влажными ресницами, гладила руку Людмилы…
      - А знаешь, Люда, я ведь, кажется, дождалась… принца…
      - Иди ты? То-то я смотрю, ты – сама не своя, а похорошела как. Ну, колись…
     - Ой, Милочка, со мной такого никогда не было, про такое чувство только в книжках читала да в кино смотрела…
     Открыв подруге свою страсть, возникшую так внезапно к незнакомому мужчине в трамвае, Ирина высказала и свои сомнения.
     - Но теперь, когда он назначил встречу не в институте, я думаю, это неспроста. А, Люда? Ведь, чтоб работу проверять, нужны документы. А он сказал: «встретимся, поговорим, весна, погода хорошая…». И ещё меня смущает, что он такой…, ну, действительно – принц, а я…
    - А ты – Золушка. Да ты себе цену не знаешь. Я – баба и то любуюсь тобой. Не упускай возможность, если такая есть, бери быка за рога… Ёлы-палы, полпервого уже, - огорчилась Людмила, взглянув на часы, - всё спим. А ты слышала, что прогноз погоды назавтра плохой. Вот тебе и оттепель, я ж говорила, смотри, одевайся, как следует, мне тут лазарет не нужен.
          * * *
       На следующий день в назначенный час Ира вышла в сквер. Игорь был уже на месте и предложил прогуляться. Спросив о численности комсомольской организации, тематике собраний, он вдруг прочёл стихи.
Перед весной бывают дни такие:
Под плотным снегом отдыхает луг,
Шумят деревья весело-сухие,
И тёплый ветер нежен и упруг.
И лёгкости своей дивится тело,
И дома своего не узнаёшь,
А песню ту, что прежде надоела,
Как новую с волнением поёшь.
      - Вы знаете автора*? – спросил он.
      Ира покраснела.
       - Что-то сразу не припомню…
       - Ну, они вам понравились?
       - Да, очень… Я, кажется, их слышала…
       - Где? – заинтересовался Игорь
       - Наверно, по радио… У нас радио всё время включено…
       - По радио? – Усомнился он. – Нет, эти стихи вы по радио слышать не могли*. Ну, а каких вы любите прозаиков? Что читаете?
       - Знаете, Игорь Николаевич, признаюсь вам честно, я сейчас едва успеваю читать программное, но вообще люблю Толстого…
       - А из современников?
       От неожиданных вопросов, от стыда, Ира уже опасалась, что не вспомнит в эту минуту даже свою фамилию
       - Шолохова, - выдохнула она первого, пришедшего на ум.
       - Да, конечно, жить в Донском краю и не любить Михаила Александровича…
       Он вдруг остановился и, пытливо глядя ей прямо в глаза, как тогда в трамвае, спросил:
       - А Солженицына читали?
       - Да… -  выпалила она и запнулась.
       - Ну, что ж вы замолчали? Что именно вы прочли…
       - «Один день Ивана Денисовича», - прошептала Ира   
       - Когда?
       - Не помню… Давно…
       - Ну и как вам?
       - Не понравилось, не художественно…
       - Знаете, Ирина, давайте не будем играть в прятки. Я – из КГБ. Мне вас рекомендовал Пётр Дмитриевич, как человека, на которого можно положиться. Сейчас вы сами видите, какая складывается обстановка. Вот у вас вчера и партсобрание было. В общем, мы предлагаем вам сотрудничество…
       Ира ощутила, как тело её стало ватным, захотелось сесть, но лавочки поблизости не было. Она открыла рот, но тут же его закрыла, и попыталась сглотнуть какой-то сухой комок, он не поддался. Ей казалось, что он не даст  говорить и сглотнула ещё…
    - Да вы не волнуйтесь. От вас не требуется ничего особенного. Просто, если увидите произведения этого одиозного автора или услышите о нём, информируйте нас. Вот вам телефон, звоните сразу мне. Ну что? Договорились? – И не дожидаясь ответа, добавил, - вот и ладненько… До свидания.
     Ира, ощутив озноб, только теперь осознала, что солнце закрыли облака. Она посмотрела на небо: с севера мощным фронтом, клубясь, надвигались свинцовые тучи. Судя по  возникшему холоду, они были обременены  снегом. До весеннего, освежающего дождика, похоже, –  далеко.
      «Мила, как всегда права, - подумала Ирина, - оттепель была недолгой. Видно, и весна будет поздней… Что я ей теперь скажу? Это уж точно, и с близкой подругой не поделишься».
      Подняв воротник и втянув голову, она пошла навстречу ветру к трамвайной остановке.

• - А.Ахматова
• - её стихи не издавались, как и большинства поэтов «серебряного» века.