Сезанн в конце жизни сравнивал себя с Моисеем. На то были основания. Сорок лет он шел по безлюдной пустыне, где до него не ступала нога художника:
он был новатором, экспериментатором, гениальным провидцем, шаг за шагом преодолевающим сопротивление своей натуры, окружения, природы, света, цвета.
Сезанн более сорока лет изживал свои комплексы и, устав бороться с обществом, непризнанием, академическими вкусами и прочими препятствиями на пути к вершине, остался самим собой, выбрав путь отшельника-одиночки.
Только к концу жизни Сезанн, как Моисей, уловил очертания Земли обетованной. «Уподоблюсь я великому еврейскому пророку и будет ли мне позволение войти в эту Землю?», - сомневался он за три года до смерти, не веря, что достиг того, что искал.
Поль Сезанн шел медленно, очень медленно, всматриваясь и вдумываясь в то, что видел перед собой. Ни одного лишнего мазка, ни одной лишней детали, все было тщательно продумано и пригнано. Те, кто в поздний период наблюдал за работой мастера, говорили, что он мог часами наблюдать, а потом сделать только один мазок и снова погрузиться в то, что было перед ним.
Изменения в его манере становятся заметными только спустя многие годы после наступления очередного этапа. Даже искусствоведы затрудняются иногда отнести ту или иную его картину к конкретному году и периоду, настолько медленными были изменения в его художественной манере, настолько медленно он шел.
Если Пикассо резко менял свой стиль и его картины легко периодизировать в зависимости от того, какая женщина была рядом, то Сезанн вдохновлялся природой, ее могуществом, безмолвием, устойчивостью и неподвижностью, которые становились все зримее и заметней в последних работах мастера.
Он стремился изобразить не столько природу, сколько саму вечность. Он был философом и искал вечного, всматриваясь не только в природу и человека, но и в самого себя.
В то же время он стремился показать и подвижность, и разные точки обзора одного и того же предмета, его новизну, проявляющуюся в зависимости от того, с какой стороны смотришь.
Пытаясь как можно точнее изобразить то, что видел, он сам становился частью своих картин, словно помещаясь в центр и показывая зрителю предметы с разных сторон одновременно: то снизу, то сверху, то сбоку. Этот прием потом возьмет на вооружение Пикассо.
Некоторые картины Сезанн оставлял незаконченными, чтобы спустя время уже с новым видением и новой техникой вновь к ним вернуться, достраивая их новыми приемами.
Путь Поля Сезанна условно можно разделить на четыре этапа, каждый равный примерно десяти годам. Каждые десять лет он становился другим, развивая найденное на предыдущих этапах и добавляя новое на каждом следующем.
Шестидесятые годы – романтический период, в котором Сезанн пытался выразить свои страсти, переживания, тяжелые и мрачные мысли. Он еще не владеет ни цветом, ни светом, ни формой, ни мазком, поэтому выразить то, что хотел, он не мог.
Ранние картины очень мрачные, на них страсть, эротика, насилие, смерть, а краски выражают такой эмоциональный порыв, словно художник мстил самому себе за что-то. Названия картин говорят сами за себя: «Насилие», «Задушенная женщина», «Убийца», «Вскрытие трупа», «Оргия» , «Куртизанка».
К концу периода уже стало видно стремление Сезанна к основательности, обдуманности, взвешенности, устойчивости и прилаженности отдельных предметов. На некоторых картинах они настолько плотно пригнаны, что выглядят как кирпичи в монолитной стене, четко выверенные по горизонтали и вертикали, составляя единоое целое.
Постепенно Поль Сезанн отказывается от кривизны силуэтов, предпочитая прямые архитектурные линии. Так Сезанн укрощает свой буйный темперамент, используя приемы методичной и точной компоновки деталей своих картин, словно сознательно замедляя свой темпоритм. Но в его картинах того периода по-прежнему чувствуется меланхолия.
Вскоре в его личной жизни происходят серьезные изменения: в Париже он знакомится с молодой девушкой, подрабатывающей натурщицей, Марией-Гортензией Фике. Она на одиннадцать лет младше Поля, но он привязался к ней.
Это была первая и последняя в жизни художника женщина, с которой он вступил в постоянную связь. Но нельзя сказать, что Сезанн ее любил. Друзья называли Гортензию «Гирей», имея в виду, что она висела как гиря на его ногах.
Гортензия присутствует более чем на сорока картинах мастера, но точно никто не может сказать, какова она была. Сезанн никогда не стремился в портретах к точному сходству, воспринимая человека как часть природы, столь же неизменную и неподвижную. Но все говорят о противоположности Поля и Мари Фике.
Может быть, поэтому художник редко жил с семьей, она его тяготила. Гортензия жила в основном в Париже, ей нравилась светская жизнь, в отличие от Сезанна, который стремился к уединению и покою. Он любил жить в Жа-де-Буффан, где была его мастерская. В Париже он впадал в уныние.
Сезанн тщательно скрывает свою связь от отца, боясь, что он сократит ему средства на жизнь, которые сейчас ему особенно необходимы. Когда началась франко-прусская война, Сезанн вместе с Гортензией уезжает в Эстак, в деревню недалеко от Марселя, расположенную в ущелье между скалами.
Всегда отгораживаясь от всяких общественных и политических баталий, он рассчитывает, что его не призовут на военную службу и он сможет спокойно работать. Это ему удалось. Он впервые погружается в игру красок гор, моря, холмов, решая проблему совмещения природы и того, что чувствовал, глядя на нее.
Эстак был очень близко от родительского дома, и художник мог незаметно для отца наведывать свою семью. В 1872 году у него появляется сын. Так втайне в течение восьми лет длилась его семейная жизнь, пока однажды старший Сезанн, имевший привычку вскрывать письма родных, не узнал, что у его Поля есть женщина и внебрачный сын.
Отец действительно, как и боялся Поль, вдвое урезал содержание. Мать, любившая сына и внука, очень переживала и, в конце концов, уговорила мужа вернуть Полю всю сумму содержания. Но официально Сезанн узаконил отношения с Гортензией только за полгода до смерти отца. Его сыну к тому времени исполнилось четырнадцать, а самому Сезанну почти пятьдесят.
Семидесятые годы – импрессионистский период. Художник начинает осваивать технику, найденную импрессионистами. Он стремится овладеть светом и цветом, новым легким мазком, работой на открытом воздухе.
Еще в первый приезд в Париж он познакомился с Камилем Писсаро, который был на девять лет его старше. Камиль принадлежал к импрессионистам и посоветовал Сезанну сделать его цветовую палитру более яркой, а мазок более легким, уйти от тяжелой техники письма и темных тонов.
Сезанн поселяется вместе с семьей у Писсаро в Понтуазе, а потом в Овере и учится владеть светом и цветом. Писсаро был одним из немногих, кто мог выносить характер Сезанна. Со всеми другими Поль рассорился.
Под влиянием Писсаро, которого Сезанн называл своим отцом, Ангелом-Хранителем и добрым Богом, картины Сезанна становятся светлыми, солнечными, лучистыми, мазок приобретает легкость и прозрачность.
Это было первое и последнее ученичество Сезанна. И он был первым художником, у которого не было академического образования, на что ему постоянно намекали, говоря, что его картины неправильные.
При этом Сезанн сохранял стремление выразить устойчивость мира, появившееся уже в ранних работах. Его не вдохновляли быстро меняющиеся под влиянием сиюминутного впечатления и чувств цвета и формы, это был не его мир.
В Понтуазе и Овере он работал в течение почти трех лет, его работоспособность поражала, каждый день, утром и вечером, в дождь и солнце он отправлялся на пленэр. Колорит его картин становится ярче, мазок короче и мягче, исчезают резкие столкновения тени и света, он отходит от мрачных сюжетов первого периода.
Его первым импрессионистским полотном становится картина «Дом повешенного», очень светлая, солнечная, сильно отличающаяся от ранних работ. Написана она тонкими и легкими мазками, но в то же время в ней есть та сила, мощь и устойчивость, которые отличают картины Сезанна.
В 1874 году Сезанн участует в выставке импрессионистов с картинами «Современная Олимпия» и "Дом повешенного". Но ни одна картина выставки не получила столько отзывов и уничтожающей критики: «Автор - безумец, пишущий в состоянии белой горячки».
Истерическая реакция на Сезанна преследовала его почти до конца жизни. Спустя три года была еще одна выставка, в которой его опять высмеяли. Больше он не выставлялся.
Потом художника не замечали еще почти двадцать лет. Но он не переставал работать, совершенствуя найденное. Постепенно Сезанн начинает чувствовать геометрическую форму, проникать в ее глубину, стержнем картин становятся горизонтальные и вертикальные линии, ритм, повторяемость одних и тех же цветов, но в разных местах картины, создающих единое пространство.
Впереди были самые плодотворные двадцать лет, прославившие художника. Эти годы вместили в себя два периода: конструктивистский и синтетический, заложившие основу всего современного искусства.
Автор публикуется в блоге (с иллюстрациями и видео)
http://sotvori-sebia-sam.ru/sezann-chast-3/