В вестибюле
рассказ
- Виталь Григорьич! – крикнул толстячок лет 60-ти, резко остановившись посреди
ярко освещённого вестибюля поликлиники. Он обращался к узловатому, крупному
мужчине в кожаной куртке, который сидел в самой беспечной позе: привалившись к
стене и вытянув ноги, но узнав пробегающего товарища, привстал навстречу с широкой
улыбкой и протянутой рукой:
- Здорово, Петрович! Тоже скачешь по кабинетам?
- Не говори! – пожимая ему руку, сказал Петрович, - Третью неделю не могу попасть к
кардиологу, прах их побери! Я же после шунтирования! Группу дали. Теперь стройку
сторожу с собаками. Сам скоро там взвою! Вот ведь дожили - своих только по больницам
и видим! А ты, Виталь Григорьич, всё там же?
- Работаю, как работал, - почти с недоумением пожал плечами собеседник.
- Ты-то совсем молодой! Ты что тут делаешь? Тоже сердце?
Виталий снова пожал плечами. Петрович продолжал допытываться:
- Что эти изверги у тебя находят?
Допрашиваемый усмехнулся:
- Спроси лучше, чего они не находят! Да что ещё им делать! Наших кого увидишь –
привет передавай! На рыбалку –то ездишь?
- Редко! А ты всё в Чёрной живёшь?
- Угу!
Уже направившись к лестнице, Петрович приостановился:
- Что-то ты исхудал, Виталь Григорьич! Кроме шуток, как дела?
- Потихоньку, - махнул рукой уходящему товарищу Виталий.
А утро закипало. Вестибюль гудел. Толстая старуха с клюкой поблизости пятый раз
внушительно повторяла, что сколько ни сдаёт она кровь на сахар, улучшения в своём
самочувствии не наблюдает. У регистратуры мольбы перемежались проклятиями. У
гардероба толпилась группка, гардеробщица металась, как заведённая. Виталий вгляделся
через чёрную решётку и мелькающие куртки… Анка! Точно она! В цехе так же порхала.
Чуть похудела, побледнела, а глаза -то те же: тёмно-серые со светлыми лучистыми
кубиками. Ни у кого нет таких глаз. Виталий уселся поудобнее, чтобы незаметно
следить за Аней. Раньше, в цехе, когда поблизости станки налаживал ( Анкин-то
станок почему-то не ломался никогда), он всегда смотрел на Аню и обязательно
ловил ответный взгляд. Всё-таки Анка на него смотрела! А сейчас не узнаёт. Конечно,
он постарел, но Петрович узнал ведь!
Аня, летая с пальтушками, из-за вешалок взглядывала в его сторону и думала: «Вот
и не верь после этого в Бога! Я и в церковь –то вчера зашла случайно, и молилась-то за
тёткино здоровье да за Анжелку (ведь у неё сын под следствием). А напоследок Николе
– чудотворцу поставила свечку и сказала:
- А ты, добрый угодник, если можно, пошли мне что-нибудь чудесное…
И вот – пришёл и сидит напротив уже 20 минут!»
Виталий вспомнил особый запах и шум цеха. Лучшие годы! Какие люди! А как
работали – и в выходные, и по 12 часов, и верили, что наша работа необходима для
обороны Родины, как в войну. Конечно, за сверхурочные и платили хорошо. Спирт в
цехе лился рекой. Во вторую смену без боевых ста грамм не обходились. Молодость!
Виталий тогда со своей первой развёлся только что, тосковал по дочке, но что делать!
Ксения сама подала на развод – нашла другого. Вроде бы женились – были влюблены,
во всём подходили друг другу, а ужиться не смогли: что бы ни делал Виталий, Ксения
всегда была недовольна. Он уж пробовал поступать наоборот – тот же эффект. В
одиночестве оставаться Виталий не собирался, женщин много, но ни с одной ничего не
завязывалось всерьёз. А про Аню и думушки не закрадывалось: он её старше на 7лет,
платит алименты – зачем ей? Не он один на Анку смотрел. Она не в одной работе бойкая,
любила и похохотать, и поболтать. Ему-то редко удавалось поговорить с ней, но
расцеловал бы! Виталий вспомнил, как Лёха – транспортный сокрушался:
- Достанется же кому-то такая лапонька! А мне одни хапуги попадаются!
Петя из БИХа сплюнул:
- Да все они… Кому верите – этой Анке-партизанке? Такая же…
Тут и Виталий не выдержал:
- Да она ещё маленькая!
И думать нечего: маленькая, а сам не устоял тогда…
При невозможном графике много было другого: дружина, картошка, культпоходы…
Летом устраивались заводские соревнования по спортивному ориентированию на
берегу лесной речки. От каждого цеха ехало человек по 15. Двое суток жили в палатках
в пяти километрах от ближайшего села. Еду варили на костре, купались, выпивали,
конечно, но соревновались не на шутку.
В цехе Виталий привык бродить такими тропками, чтобы Анку не терять с горизонта,
а в этом турпоходе как-то само выходило: куда ни глянь – Анка. И за хворостом
ходили вместе, и у костра пели песни Высоцкого, и вечером к Федькиному дяде
в село Аня отправилась с ними. Виталий смутно помнил, почему они с Анкой обнимались
в чьей-то бане, хотя и не был он слишком пьяным. Скорее, размяк, не скрывал своих
чувств. Да и Анка сама висела у него на шее, в любви признавалась, говорила, что
полтора года ждала этого дня. Там они и ночевали, в бане этой, а утром он проснулся
один, будто всё приснилось. И в суматохе отъезда, в толпе на следующий день он не
осмелился подойти к Анке.
Даже теперь невыносимо вспомнить ту давнюю обиду... Всю неделю он рядом крутился,
как щенок, а Анка и не смотрела, избегала. Как-то подошёл, окликнул. Она взглянула
и глаза опустила – ни словечка. А он, как прикованный – уйти не в силах. Лишь когда к
Анке контролёрша подскочила, зашептались, захихикали – Виталий развернулся и
зашагал прочь. Так злился, что на виду у всех закрутил роман с Катериной. Та никому
не отказывала. Виталий надеялся: Анка пожалеет о нём, а она, наверно, и не заметила
его похождений. Потом прошёл слушок: у Анки что-то с Павликом – электриком,
вроде бы тот к ней присватывался. Виталия хоть и резануло опять по сердцу, но
ведь надо же девке искать мужа, правильно всё. А вскоре Виталий перешёл на комбинат.
После техникума его поставили мастером. На комбинате и со своей теперешней, с
Валей, сошёлся. С ней-то всё ясно было: одногодки, она разведённая, без детей,
всегда сама к нему подходила, заговаривала, значит – нужен. Живут – не ссорятся.
Конечно, Валентина ворчит, если он с бригадой выпьет лишку. Сначала в его квартире
жили, а когда дочка Наденька вышла замуж, он дочку прописал к себе, а сам в
дедов дом, в Чёрную переехал. Хозяйство рук требует. Теперь и внучат Надя часто
привозит. А Валя наездами бывает, а чаще живёт у своих, мать у неё – после инсульта.
Анку Виталий иногда встречал в трамвае или на улице. Она руку подаст, улыбается,
о чём-то спрашивает, а он, как пришибленный, слова не выдавит, кроме:
- Здравствуй, Аня…
А всё-таки часто он вспоминал её. Особенно, когда достанут все, невмоготу этот напряг
постоянный, и не по делу, а так – какой-то бред жизни, тогда всплывёт в памяти имя,
фигурка, эти глазки необыкновенные – и тепло…
Возле гардероба чудом уже 2 минуты – никого. Аня хотела выбежать, но Виталий сам
подошёл:
- Здравствуй, Анка.
- Здравствуй, - улыбнулась она, - Как дела?
- Потихоньку. Работаешь?
- Да. А ты всё там же?
- Да, на комбинате.
Из регистратуры выглянула рыжеватая полная женщина, Виталий окликнул её:
- Что, Нина Ивановна? Будет врач?
Нина Ивановна с сочувствием покачала головой:
- Нет, в отпуске.
Виталий беспечно улыбнулся:
- Ладно, какие проблемы, через месяц приду! Счастливо!
Он махнул рукой и направился к выходу, лишь в дверях напоследок оглянулся,
бросил на Аню прежний долгий взгляд.
Нина Ивановна расстроенно вздохнула:
-Что за парень был! Ведь пройдёт мимо станка, так станок и заурчит по-особому, будто
что ему мурлычет! Ты его знала по заводу, Анечка?
Аня кивнула. Нина прослезилась:
- Он ведь не придёт больше. Ему не прожить месяца. Операцию предлагали –отказался,
группу предлагали – отказался. Говорит:
- Так лечите!
А как лечить – поздно!
Аня молчала. Она и без слов Нины, без своих печальных снов, без утешительных
сомнений знала, что в последний раз сегодня видела человека, которого любила всю
жизнь.
2009