Состязания кифаредов, певцов и танцоров завершились пиром, на который явились даже сами Хоры – те, что любят гроздовье; и вновь загудели тимпаны, и зазвучала
сиринга песней звонкоголосой, и притомились виночерпии, допоздна чашу за чашей
вина подносившие пировавшим… Только гости всё больше вина подавать просили и пили всё больше! Вот закружилась вакханка, подруга буйной пляски, и над головами
закрутились кимвалы, и длинные густые волосы взвились по ветру…
Позвал Дионис вдову Стафила, отёр с нее пепел и прах, что себя посыпала она
по кончине мужа, и вручил ей пеплос* пурпурный; затем Пифоса он омыл от пепла и в белоснежный хитон облачил его. Больше не стонет от горя и Ботрис, утешенный Дионисом: открывает он сундуки и любуется блеском одежд, преизобильно усыпанных дорогими каменьями; царственный плащ он себе подбирает, выкрашенный пурпурной краской, а затем к застолью идет, где пируют гости во главе с Дионисом.
Но вот над землей восходит звезда-вечерница, призрачный свет по небесам рассыпая… Один за другим расходятся гости в покои, дабы предаться дарам сновидений на постеленных им ложах. Вскоре погасли огни во дворце, и спустилась над городом
темная, тихая, звёздная ночь.
Спали все – и гости, и слуги, и только Пифос с Мароном, глаз не смыкая, всю ночь напролет друг друга поили вином, пока опьяневши, без сил не упали!
А Дионису явилась во сне Эрис, кормилица распри…На колеснице стояла она, львами влекомой, Фобос* возничий правил этой повозкой. Вот у спящего Вакха встала она в изголовье. В яростном гневе юного бога Эрис осыпала бранью:
- Спишь, Дионис, Зевса потомок кичливый, Дериадея ты вызвал на смертную битву,
а сам предаёшься веселью? Стыдно мне пред очами Кронида явиться, это позор пред всеми богами, ведь Реи ты не достоин! Срам! Губитель титанов, родителя щитоносец, бог Арес в поднебесье шествует гордо, грозно копьем потрясая, забрызганным вражеской кровью… Да и сестра твоя шлемоносица Дева-Паллада упрекает за лень и безделье воителя Вакха! Тирс уступает эгиде*: Паллада мощная этой эгидой венчала ворота Олимпа, мощно она отразила безудержный натиск титанов! Ты же, ничтожный, бедра порожденье Диева, только срамишься! Как смеются-то, глянь, Аполлон и Гермес над тобою: и должна я бегством с Олимпа спасаться, дабы не слышать насмешек над Дионисом трусливым! Над полюбившим пляски и пиршества богом смеётся и Дева-Лучница, та, в колеснице которой олени и лани! Стыдно мне появляться в чертогах отчего Зевса: ты не потомок его! Не поразил ты стрелою ни Ота, ни Эфиальта-гиганта, Тифия* ты не повергнул губительным дротом, и Ориона* ты не сразил… Нет! Вместо бранных трудов Стафил и Ботрис вдвоем пиром тебя развлекают, а ты, безоружный, бесславный, пьянство одно воспеваешь! Племя сатиров бесчестишь, сынов земнородных, ведь с тобою они битвенный пыл утопили на днище кратеров питейных! Ибо, конечно, бывают пиры, но после сражений! Без отважных деяний Неба не завоюешь, тяжки дороги к Бессмертным, лишь доблесть откроет свод небесный пред богом с прямою тропою к Олимпу! Бремя деяний многообразных снеси – и гневная Гера станет мириться с твоим пребываньем при Зевсе!
Высказала всё это разгневанная Эрис, и улетела прочь подобно утреннему туману.
Дионис же восстал от ложа, всем своим сердцем ощущая ужасный отзвук грозного сновидения. Поднялся и Ботрис, надел пурпурный хитон, блещущий ярким сиянием сидонийских раковин, ноги обул в золоченые сандалии, в руку принял царский отцовский жезл. На дворе сатиры запрягли червлёную колесницу своему божественному повелителю. Боевые отряды уже готовы к походу, и каждый предводитель выводил свое войско по отдельности, выстраивая его в походную колонну. Ботрис взобрался на
колесницу с четверкой коней, за ним следом собралась и Мета, оставляя дворец и
Стафиловы владения. Ее среброколесной повозкой, запряженной мулами, правила юная возничая Фасилейя. За своими хозяевами последовал и старый Пифос…
Армия Диониса, продвигаясь дальше на восток, миновала города Библ и Тир, затем
перешла реку Адонис и проследовала мимо скал Ливана… Далее войско вступило в
пределы Аравии.
На пути их лежала гора Ниса, отроги которой сплошь покрыты густолиственными благовонными лесами, а на вершине ее, окруженной отвесными склонами, подобно орлиному гнезду, располагался хорошо укрепленный город. Это была крепость царя Ликурга, сына Ареса… Недаром носил царь имя, означавшее «Волчий вожак»! Дурная слава гуляла по всей округе об этом властителе: жестокий беззаконник, губил он всех чужестранцев, посещавших его страну, острой медью умерщвлял он странников, и потому прозывали его яросвирепым Ликургом, мужеубийцей, вторым Эномаем*, ибо бытовал у него зверский обычай - головы убитых насаживать на колья и выставлять их в ограде вокруг своего дома. Нередко Ликург хватал на дороге путников, сопровождавших караваны, их ношу забирал себе, а пленников свозил в свой мрачный дворец, где приносил их в жертву своему отцу Аресу. Людей заживо разрубали на куски, а конечности их тел Ликург вешал на крючья, укреплённые в стенах крепости! Если доблестные воители развешивали на стенах своих укреплений доспехи побеждённых врагов, показывая свою удачливость в битвах, то Ликург выставлял на обозрение кисти и ступни пленников, принесённых им в жертву… В доме Ликурга царило свирепое убийство. Пред статуей Зевса-гостеприимца пойманных на дороге путников рубили на части, словно животных, обреченных на заклание; и почва перед дворцом была пропитана кровью невинно убиенных, а граждан города насильно сгоняли на площадь, принуждая поклоняться царю Ликургу вместо самого Зевса!
Мстительная Гера направила к Ликургу вестницу богов Ириду… Вестница Геры явилась кровожадному царю в мнимом обличье бога Ареса: над головою ее развевался косматый гребень шлема, всё тело покрыто боевой бронёй, а в руке она держала тяжкую боевую двулезвийную секиру… Явившись Ликургу как Матерь сражений, Ирида сообщила ему волю Геры, придав своему голосу грозные раскаты, отличавшие голос истинного Ареса:
- Ликург, непобедимое семя Ареса! Почему ты бездействуешь? Почему пропускаешь мимо горы своей Нисы рати никому неизвестного божка Диониса? Неужели чужеземцы беспрепятственно пройдут через твою страну? Или ты испуган неистовыми безумными Бассаридами, их пустыми угрозами? Так знай же – они всего лишь женщины; это не амазонки с реки Термодонта*, и не боевые воительницы с отрогов Кавказа: быстрых дротов они не мечут, из луков тугих не стреляют, на скакунах боевых не мчатся, и за плечи щиты, обтянутые кожей воловьей, не забрасывают! Стыдно на бой вызывать даже их, ибо они – всего лишь слабые жёны! Ты обленился, Ликург – Дионис же
вооружился! Он – обыкновенный смертный, не из породы обитателей Неба, Блаженных! Молва называет сыном Зевса его – но я никогда не поверю в роды бога-Кронида, в то, что младенец из бедер мужчины может родиться… В лживые, глупые россказни верить?
В то, что смертный зачат Зевсом, отцом и мне и Афине? Зевс, наш отец, не мог дать рождения слабому трусу земному! Твой же отец – это я, и ты знаешь: Афина, Зевсова дочь, намного могучей мужчины сего, Диониса! Силы твоей довольно, о сын мой, и нет тебе нужды в моей помощи… но коль будет потребность такая, в битву и я ополчусь, тебя одного не оставлю! Сама Гера, сестра и супруга Зевса, союзницей будет, сопровождая в сражение ее потомка Ликурга!..
Мгновенно загорелся Ликург жаждой будущей схватки. Яростно и грозно отвечал он вестнице Геры такими словами:
- Он не пройдёт мимо Нисы! Войско его костями здесь ляжет, а что до его Бассарид, о неистовстве коих всюду молва ложная бродит, то тирсы я их отберу, расположу я их в храме, пусть все посмеются, глядя на эти ложные копья! А с сатиров косматых кожу живьём поснимаю, велю понаделать бичи для ристаний! Вот какие подарки тебе поднесу я после сраженья… Всех вакханок, служанок женолюбивого Вакха – всех до единой возьму я в рабыни: будут служить мне на ложе без всякого брачного вена, а что же до веток ничтожных и лоз виноградных, то пусть огонь аравийский их уничтожит – жаркий и быстрый! Что ж до могучей служанки пляшущего Диониса, той, что Амвросии имя носит, то Бассарида эта новой работой займется: пусть посидит на задворках, пятнистую сбросив небриду, пусть на жернове каменном мелко мелет пшеницу! Хватит в венки ей рядиться из лоз виноградных, пусть ремеслу двойному поучится эта рабыня: днём при коробе с пряжей, ночью – на ложе любовном Ликурга! А остальная вся свита царя Диониса – пускай за веселой трапезой хором «Эвое!» кричат, только не богу Лиэю, а в честь бога Ареса с владыкой Ликургом!
Улыбнулась Ирида, услыхав эти хвастливые и злобные речи царя-душегубца, и тотчас прянула в воздух быстролётным ястребом. А Ликург принял это виденье за пророчество грядущей победы, ибо и раньше видел во сне нечто подобное: яростный
густогривый лев, свирепо оскалив пасть, бежал в лесной чаще, преследуя группу робких ланей – так он теперь мыслил бегущих вакханок, а в образе льва увидел самого себя; и теперь ополчился на Бассарид как на слабых жён, неспособных сражаться…
А вестница Ирида по повелению Геры полетела искать уже Диониса.
Для него приняла она облик старшего брата Гермеса; в крылатых сандалиях, со скипетром в руке предстала она перед Дионисом и сообщила ему:
- Брат мой любимый, премудрого Зевса дитя… Ступай в город каменный на вершине горы и без всякого боя таинства передай Ликургу-гостеприимцу. Меч здесь оставь, наслаждайся миром, внемли смирившимся – кто же мирный люд копьем повергает? Кто на кровавую брань вызывает тех, что молят о защите? Тирс, обагрённый кровью врагов, тоже оставь – возьми лишь с собою рог с благовонным вином и жезл, что руке твоей привычен; дар опьянения другу лозы протяни ты Ликургу! Облачись в ярко-пурпурный пеплос, в пляске на Нису иди, безоружный, и песнями воздух наполни! Пусть отдохнут твои воины в тени густолиственной чащи, не устремляйся на битву с кротким и мирным владыкой… В дом Ликурга с миром ступай, а тирсы, что индов рассеют, побереги для сражения с грозным Дериадеем! Нет, Ликург всевладычный не избегает сражений – он ведь от крови Ареса, Зевса потомок, в битвах жестоких являет отца Эниалия* силу, не убоится и распри с Кронионом даже! Однако тебя в доме своем ждет он как гостя и доброго друга…
Пленённый лукавством Ириды, Дионис свои тирсы воинственные оставляет, снимает с головы шлем с высоким гребнем и увенчанный бычьими рогами, слагает с себя округлый тяжелый щит, а вместо оружия берет остроконечный рог с беспечальным питьём, а на густые кудри возлагает венок из густолиственного плюща.
Оставив также всё свое войско и рати воинственных женщин близ Кармела*, пустился Дионис в дорогу странником пешим, одевшись весьма скромно и просто.
Его сопровождало только несколько десятков вакханок; они на ходу играли на двойных авлосах, сиринга пела песню, как в веселом застолье, а в такт ходьбе самые рослые девушки били в огромные барабаны, обтянутые воловьими кожами. Одна из женщин, не прекращая пляски, стала стучать в ворота Ликургова дома. Тогда только увидел Дионис, какие трофеи украшают стену царской крепости – над каменными зубцами возвышались колья с насаженными на остриях высохшими человечьими головами…
И сказал себе Дионис:
- Как же говорил мне брат мой Гермес о том, что властитель местный гостеприимен и добр? Я вижу на стенах такое, что вынуждает думать совсем по-иному! Не иначе как меня ввели в заблужденье… но не мог брат мой Гермес так со мной поступить, ведь он любит меня, и не напрасно жизнью ему я обязан! Стало быть, в образе брата любимого демон зловредный мне накануне явился!
Хотел Дионис повернуть назад и поскорее вернуться под защиту войска, но оказалось поздно! Распахнулись тяжкие ворота крепости, и увидел перед собой Дионис самого Ликурга в боевом облачении, а за ним – вооружённых воинов, укрытых поверх доспехов волчьими шкурами. Злобно глянул Ликург на пришельца из-под личины шлема и принялся язвить и насмехаться:
- Ты подношений не видишь разве на зубцах моих стен? Теперь вот и ты украсишь мой дом своими тирсами, а на стенах я выставлю колья с дланями, ступнями и
головами твоих спутников и тебя самого! Бог виноградный! Вот это и будет мой гостевой подарок тебе, чтобы после сказали боги и смертные: «Вот над вратами Ликурга прибиты куски Дионисовой плоти!» Как такое гостеприимство тебе, ложный божок ты презренный? Я ведь не Фивами правлю, и тут тебе не покои Семелы, где лишь одних недоносков зачинают от молний небесных царские дочери!
Бросив в лицо Дионису эти оскорбления, поднял Ликург свою огромную двулезвийную секиру, и прянул вперед, а за ним устремились на толпу вакханок его воины. Растерявшиеся девы, не готовые к боевой схватке, в ужасе бросились прочь:
побросали они на каменистую землю и лозы, и венки; опрокинулись и раскатились по дороге чаши со сладким нектаром, который жадно теперь впитывала иссушенная почва. Устремившись в повальное бегство и оглашая воздух криками ужаса, побежали быстро
вакханки вниз по дороге, бросив в пыли и тимпаны, и флейты, и авлосы… В одно мгновение рассеял свирепый Ликург всю толпу вакханок, разогнал по окрестным отрогам мималлон священных, и, оставив их на добычу своему дикому войску, сам же с секирой на безоружного Диониса тут же напал!
Тем временем грозная Гера метнула молнию огненную на погибель ненавистному сыну Семелы – и тотчас всё небо мраком покрылось, поднялся сумрачный вихрь, вздымая тучи праха и пепла, и склоны окрестных гор содрогнулись от громовых раскатов; из расселин земных белый пар вверх устремился, а на отрогах застонали под ветром леса и дремучие чащи, вскипело и вспенилось море! От гнева ревнивой и грозной богини в ужас пришел Дионис, задрожали от страха колени… Вздумалось ему, что Зевса-Отца он прогневил ненароком, и тот теперь покровительствует Ликургу, с горных высот посылая грохот небесный и пламя молний. В страхе побежал он прочь, и бесноватые ноги унесли его далеко-далеко вплоть до эритрейских берегов, где и бросился Дионис с обрыва в лазурные морские волны…
Ликург преследовал юного бога по пятам, и едва только светло-лазурные зыби моря
сомкнулись над ним, царь в гневе разразился бранной речью:
- Что ж, ремеслу рыскать по морю в поисках рыбы я не обучен, хитростей и уловок подводной охоты не знаю. Оставайся же в доме Левкотеи пучинном, пока не изловлю тебя снова вместе с Меликертом, родичем по крови! Нет мне нужды ни в железе, ни в обоюдной секире, довольно с тебя и сетей рыболовных, дабы из вод эритрейских выловить Диониса, сокрывшегося в глубинах! Пусть рыболовы, что морские ловушки смотрят частенько, мне Диониса найдут, а еще – Левкотею, и с ней Меликерта отважного, и всех их толпою в дом ко мне приведут; пусть Меликерт на суше
послужит владыке Ликургу, дабы он, покинув скачки упряжек пучинных, запрягал мою
колесницу моими лишь жеребцами вместе с кровным братом своим Дионисом! Хочу я их
обоих держать под собственной кровлей – и Вакха, и Меликерта!
Долго ходил нечестивец по берегу моря, грозился морскому богу вещему старцу Нерею, слал отчаянные проклятия самому Посейдону и угрожал высечь бичами морскую пучину… Но так и не появился из подводных глубин Дионис, и пришлось Ликургу ни с чем возвращаться к подножию Нисы.
* * *
Весть о нападении воинов Ликурга на мирных вакханок и о бегстве Диониса уже
достигла отрогов Кармела, и разъяренные менады, впавши в священное безумие,
устремились навстречу разбойничьему войску, горя жаждой мщения за убитых и
захваченных в полон подруг. Между Нисой и Кармелом произошло столкновение, и сюда примчался сам Ликург после неудачного преследования юного бога.
Подняв свою страшную двойную секиру, царь Нисы вновь напал на бегущих от его крепости женщин. Но теперь он столкнулся с другой волной Бассарид – тех, что спешили своим на выручку. Их вела Амвросия – сильнейшая из вакханок, ранее вскормившая самого Диониса. Вдохнул в грудь могучей Амвросии невероятное мужество и несокрушимую отвагу небесный Зевс. Завидев приближающегося Ликурга, сеявшего вокруг себя лютую смерть своей огромной двулезвийной секирой, Амвросия, охваченная неистовой яростью битвы, отломила от ближайшей скалы огромный камень и
с размаху метнула скальную громаду в Ликурга. Промахнулась Бассарида: Ликург успел вовремя припасть к земле, и скала с гудением пронеслась над ним, сбив только
напрочь меднозданный шлем с его головы. Разъярился Ликург, подхватил другой камень и с силой метнул ее прямиком в грудь обуянной яростью битвенной девы.
Но уклонилась от сокрушительного удара Амвросия, и скала, пущенная лютым врагом, пролетела мимо. В злобной ярости вскричал тогда Ликург:
- Мощный Арес, о битв повелитель, мой священный отец! Смотри же, как вместо Лиэя славный твой сын с женщиной слабою вынужден биться, и безоружной к тому же!
В пучине соленой спрятался бог Дионис: вместо себя женщин он в бой посылает! Должен ли я возвратиться в свой город, не свершив никакого деянья?..
Набросился на Амвросию Ликург, поднявши секиру, рубит с размаху… но мощной рукою могучая дева выбила напрочь грозное оружие из царской руки, и секира, ставши бесполезной, в пыль далеко отлетела. Тогда, напрягши могучие мышцы, обхватил он ее вкруг мощного торса – связать ее вервием хочет, в рабство ее захватить, чтобы служила утехой в постели. Но священнобезумная женщина с места не сдвинулась, и напрасно неистовый воин к земле ее пригибал. Схватились в яростном и смертельном поединке сильнейшая из Бассарид, служительниц Реи, и кровожадный нисейский царь Ликург. И все же не выдержала Амвросия бурного натиска злобного царя-воителя: обратилась она в стремительное бегство.
Громко закричали Ликурговы воины, приветствуя своего предводителя – они кричали ему, чтобы догнал он безумицу, схватил ее за волосы и в пыли поволок ее в плен, как боевую награду. Ободренный их криками, бросился Ликург в погоню. Амвросия же устремилась в густолиственную чащу, и тотчас потерял ее из виду Ликург; но как только повернулся он спиной к густым зарослям, чтобы вернуться в битву, как протянулись из-за его плеч мощные руки Амвросии и набросили ему на шею петлю, сплетённую из гибкой лозы! Захрипел царь, вырываясь из жесткой петли, но напрасно он бился: ногами обвилась вакханка вкруг тела Ликурга, шею ему сдавила петлею-побегом… Растерялись Ликурговы воины: так неожиданно всё обернулось! Между тем, горло Ликурга сдавивши жесткой удавкой, в ухо ему прокричала менада:
- Ты уже думал в полон меня захватить, чтоб тебе я постель согревала? Я умерщвлю твое тело растением, злобный мучитель, а вместо медной цепи свяжу тебе руки жёсткой лозою! В прах я тебя ниспровергну, чтобы ты знал, какова же могучесть той, что питала сама Диониса!..
И бросила Амвросия Ликурга на землю, села на него верхом, крепко скрутив ему руки гибкой лозою. Напрасно вырывался из ее могучих тисков дикий воитель: будучи обездвижен, он только кричал непрестанно, злобно и дерзко посылая хулу Дионису. Напрасно бился и тщетно пытался освободиться от гибких лоз, опутавших всё его тело. Вконец обессилев, Ликург даже крикнуть не мог, узы Амвросии всё могучей и крепче! И увидев, что Амвросия победила Ликурга, и грозный недруг почти удушен зелеными вервиями, шумной толпой сбежались другие вакханки…
В это самое время копьеборный бог Арес подобрал с земли двулезвийную секиру, выбитую Амвросией из рук его сына, так как боялся, что ярая победительница
Амвросия сама ее подберет, чтобы отсечь голову от тела беспомощного Ликурга. Хотел было Арес и сам вступить в схватку, но устрашился молний отца своего Зевса:
в небесах засверкали зарницы и громовые раскаты раздались в синеющих высях!
Тут разом набросились на поверженного Ликурга гонимые им вакханки: менада Поликсо вцепилась в густые кудри его, исступлённо их вырывая, а затем свирепой рукою
панцирь нагрудный ломать начала: устрашились увиденному воины царя – ведь панцирь был из железа, а женские руки в ярой свирепости гнева как полотно его рвали!
Вакханки Клейда и Гигарто тут же принялись жестоко бичевать обнажённую спину
Ликурга… Плети их были из лозы сплетены – гибки и прочны – глубоко рассекали
смуглую кожу они, и тело царя мгновенно кровью горячей омылось! Еще одна вакханка – Флейя – острым шипом аканта проткнула Ликургу лодыжки, соединивши их вместе, и ногами вообще шевельнуть он не мог; корифейка пляшущих менад Фасилейя тотчас пронзила острым тирсом его бёдра, а Бассарида Теопа ударом копья пробила насквозь его щит… Призрак неминуемой смерти – жестокой и дикой – замаячил пред глазами поверженного владыки Нисейской горы!
Но тут же случилось куда боле худшее горе: на Аравийские земли Ликурга вдруг
ополчилась сама горная Рея! Ей отвечал сам Посейдон, оскорблённый проклятиями нечестивца: разбил колебатель земли трезубцем пучинным затворы, что чрево земли закрывают, и тотчас из внутричревной бездны вырвались буйные ветры – вихри, рвущие почву, ибо воронкой воздушной буравят они самую толщу земную… Содрогнулась страна Аравийская: вырваны с корнем деревья, полегли могучие ясени, посыпались листья лавра, сосны лесные повалились на горные сосны! Рухнули кровли домов, преломились столбы и опоры… и пока ревущие бури подземья всколебали всё мирозданье, приходит беда неслыханная: жёны нисейские словно плетью Мегайры* змееволосой уязвлены! Стали они громко мычать и все кинулись умерщвлять свое потомство: вот одна ухватила ребенка за ноги и с силой подбросила в воздух; вот другая мать терзает
младенца согнутыми, как когти, пальцами; третья в безумии смотрит на руки свои, обагрённые кровью – только что тело ребенка она искромсала в куски! Бросились матери на собственных деток – ножами их режут на части! Разума вовсе лишились – всех их терзает слепое безумие!
Но и под ступнями вакханок, и связанный, в полной беспомощности – царь Ликург не склоняет колен перед богом Лиэем, и рук своих к Зевсу не простирает, моля о защите себя и страны; молний он не страшится, и всё так же изрыгает угрозы на
Бассарид – как будто и лютая смерть его не страшит! Давно разбежалось всё его войско, побросавши оружие: преследуемое страшными криками Пана*, вспять под защиту крепости все обратились, пусть даже стены ее сотрясались от грома.
Только один Арес поднялся на защиту сына: разгорелось отцовское сердце, и готов грозный бог в одиночку сражаться с Зевсом-отцом, с Посейдоном, Реей, Нереем и Дионисом...Вскричал Арес голосом, подобным громовым раскатом:
- Пламя мечите! Предавайте огню Вакховы лозы, пепел в пену морскую киньте, туда, где сам он укрылся! Пусть богиня Фетида* пепел гроздовья сама принимает!
И бросьте в глубокопучинное море меня! Я желаю с богом Протеем* сразиться!
Пламенем мщенья разрушу я их морские чертоги, пусть заплатят они мне за Вакхово гнусное гостеприимство!
Так яростно и зычно кричал грозный Арес, что услышала его сама Гера!
Вооружившись и надев доспехи, помчалась супруга Зевса в Аравию… Освободила она изнемогшего в борьбе и бесчувственного Ликурга, а вакханок обратила в бегство грозным божественным сиянием. Одна Амвросия не отступила перед владычицей Олимпа, безрассудно вступила она в схватку с Герой и была поражена насмерть острым железом, направленным могучей рукою царицы богов! Затем рассекла Гера лозы, оплетающие царя Нисы и высвободила его из смертоносных пут, и отправился спасенный Ликург в свою крепость вслед за своими разбежавшимися воинами-волками.
Закончилась кровавая и жестокая битва; но войско Диониса оставалось теперь без предводителя. Все – и вакханки, и сатиры, и воины разноплеменных отрядов неустанно разыскивали юного бога, ушедшего в море. Долго разыскивали они его, и уже стали считать его погибшим, как в одну из темных ночей Дионис возвратился… И когда стали спрашивать, где он так долго скрывался от всех, отвечал им так Дионис:
- Море мне стало, изгнаннику, домом просторным. В струистых подводных жилищах я пребывал, средь подводных растений качался в Фетидином лоне, привечал кормилицу Ино, кадмейскую матерь свою, и в объятия братские заключал Меликерта…
И поняли все друзья и спутники, что больше бог ничего им не скажет о своем
долгом отсутствии и о пребывании в море; знать они будут лишь то, что им должно.
И вот после возвращения Диониса к своему воинству ветроногий вестник направлен в страну индов к царю Дериадею. Необычен облик у Дионисова посланца: был он велик и громадного роста, а черты лица имели сходство с мордой быка; через плечо носил он шкуру горной козы, закрепленную на левой ключице гнутой застёжкой; на голове – бычьи рога, а уши длинные, как у онагра, и мягкой шерстью покрыты. В середине поясницы его выгнулся хвост – длинный, волнистый и гибкий.
И когда предстал гонец Диониса перед троном царя Дериадея, рассмеялись дружно смуглокожие индские вельможи и воины; даже боевые слоны владыки остановились и трубно взревели, не то насмехаясь, не то приветствуя быкоподобного чужеземца.
Сам же Дериадей, издеваясь над сатиром-вестником, громко воскликнул:
- Ну, вот я вижу, каких воинов мне посылает Дионис быколикий… Вы двуприродны,
и ликом не только смертные люди, но как будто и звери! Одновременно и быки, и мужчины! Ведь оба же лика слиты – и морда бычья, и человеческий облик! Слышал я, Вакх, твой повелитель, притязает на власть над огнем, ибо вышел он из лона Семелы, погибшей от молнии Зевса? Только пламени влага могучей! И это ты ведай: бог Гидасп*, мой родитель, залить в состоянии пламень Зевса, когда-то возженный от огненного дуновенья!
Так сказал сатиру Дериадей и в знак начала войны ударил своим тяжким мечом в самую середину своего же пестрочеканного щита, туго обтянутого воловьей кожей.
От удара этого звук пошел и гулкий, и мрачный! Но не смутился сатир-вестник и так отвечал грозному владыке индов:
- Дериадей скиптроносный! Бог Дионис призывает всех индов винную влагу давить
из сладких гроздовий, влагу, годную для возлияний богам, вместо крови людской и животной! Если откажут они, то с тирсами ополчится на них род вакханок свирепых и в рабство повергнет Гидаспа! Таково принесенное мною послание: ты его слышал!
Ныне скажи мне ответное слово, чтобы я мог передать его Дионису!
Сурово сдвинув брови, воскликнул скиптродержавный правитель:
- Что за дерзкие речи держит перед нами эта гнусная образина! Стыдно мне, воину, силой повергать такого наглеца на землю; ни щита не имеет, ни изострого дрота в руках! Ведомо мне, что предводителю твоему претерпеть довелось! То проведал Ганг: и трусость твоего Вакха, и силу отваги Ликурга! Знаю, что твой властитель, бог ложный, бегством спасался в морские глубины спасительного простора! Коли желаешь, в мидийские земли немедленно отправляйся – там говори о плясках и шествиях твоего Диониса! Бактрию обойди, где богом Митру считают, Дериадей же ни Блаженных бессмертных не знает, ни Зевса, ни Гелиоса, ни Крона, пожравшего потомство своё, не почитает! И знать не хочу приношений поздней лозы виноградной, не приемлю иного питья, кроме золота Гидаспа; мой хмель – боевое копье, а питье – мой тяжкий щит волокожий! Не рождала Семела меня во пламени грома, только лишь Распрей меднодоспешной я вскормлен, ненасытною кровью в сражениях! Лишь только двух я богов почитаю в мире – Землю и Воду! Прочь! И про то, что услышал, теперь доложи Дионису… И скажи своему повелителю-трусу, пусть для боя собирает своих безоружных безумиц, пусть с Дериадеем сразится, только горе ему, если я возьмусь за копье!
Высказав всё это посланцу Диониса, Дериадей отослал его из своего дворца. При этом всё же взял восковую табличку и написал на ней единственный вопрос:
«В силах ли, о Дионис, ты биться с Дериадеем?»
С этой табличкой поспешил вестник-сатир обратно к своему повелителю. А там, у отрогов Кармела, праздновали возвращение молодого бога из морской бездны… Все пребывали в радости и безудержном веселье: плясали под звуки флейт простоволосые мималлоны, в песне своей восхваляя вернувшегося Диониса; резво прыгали сатиры, и бурной пляске предавались также люди! Бог же виноградной лозы забыл о печалях, предавшись праздничному настроению. И вот в разгар праздника возвратился вестник от правителя индов и рассказал своему повелителю о надменности Дериадея, о его грубости и дерзости; передал он и табличку с письменами индского царя.
Узнав про всё произошедшее, не стал медлить Дионис. Позвал он к себе радаманов – племя кочевников, которых царь Минос изгнал с их родины Крита, и повелел им немедля строить флот, чтобы войско по морю к устью Гидаспа доставить.
Тем временем Дериадей тоже начал приготовления к скорой войне: часть войска он посадил на корабли и направил их к устью Гидаспа, индский флот царь возглавил
самолично; а другую часть своей армии во главе с полководцем Туреем послал по берегу реки в сторону Зефира*. Дериадей же с кораблями продвигался в сторону
Эвра. И если корабли плыли по Гидаспу вполне открыто, то пешее войско двигалось тайно: Турей вел армию через густые дебри, в сердцевину которых не доходили
солнечные лучи даже в пору полдневного зноя. Таясь в зеленом подлеске, под густою сенью могучих деревьев, незаметно и бесстрашно шагали отряды индов осторожной поступью, не создавая шума, не тревожа ветвей…
А тем временем Зевс-громовержец жестоко покарал ненавистного ему Ликурга:
Царь богов поразил нисейского владыку безумием и ослепил его; и теперь безумным бродягой, ищущим неуверенно палкой дорогу в неузнаваемый город, пустился Ликург в бесконечные блуждания по каменистым дорогам. Никто бы и не узнал больше в слепом беспомощном бродяге того самого «Волчьего вожака», что наводил ужас на всех чужестранцев, чей путь пролегал через горно-лесную Аравию… Воздал владыка Олимпа должное и храброй, могучей Амвросии, что самоотверженно вступила в смертельную схватку с царем-волком, юного бога от него защищая: оставив земную жизнь, жестоко оборванную мечом неистовой Геры, Амвросия по воле Зевса поднялась к горним высям Олимпа и стала бессмертной богиней.
Но через долгое время аравийцы стали почитать неукротимого Ликурга, Аресова сына, как бога; и в память его приносили они кровавые жертвы! Забыли они его злодеяния, помня о том лишь, что упорно сражался он против войск Диониса, пришлого чуждого бога! Такие замысловатые и необъяснимые пути проходит порой земная слава…
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
*пеплос – верхняя одежда и мужчин и женщин;
*Фобос – «Ужас» - спутник Ареса, иногда считающийся его сыном;
*эгида – нагрудный панцирь Афины из козьей шкуры. Афина укрепила на эгиде голову Горгоны Медузы;
*Орион – беотийский охотник исполинского роста, сын Гириэя. Артемида, чтобы
избавиться от его домогательств, наслала на него гигантского скорпиона. По другому преданию Орион был убит Артемидой, когда вызвал ее на состязание в стрельбе из лука;
*Тифий – некий гигант, домогавшийся титаниды Лето и убитый за это Аполлоном и Артемидой;
*Эномай – царь города Писы в Элиде, отец Гипподамии. Ему была предсказана смерть от руки мужа его дочери, поэтому он вызывал каждого ее жениха на состязание в гонках колесниц, а проигравшего убивал. Головы женихов Гипподамии царь вывешивал на стенах крепости для устрашения;
*Термодонт – река в Малой Азии, на которой согласно мифам стояла столица
государства амазонок Темискира. Современная река Терме-Чай;
*Эниалий – одно из имён Ареса;
*Кармел – горный отрог в южной Финикии;
*Мегайра (Мегера) – «ненавидящая с завистью» - одна из Эринний, подземных богинь мщения;
*Пан – бог леса и покровитель пастухов, сын Гермеса и нимфы Пенелопы (не имеющей с женой Одиссея ничего общего, кроме имени!), наполовину человек, наполовину козёл. Известен умением внушать непреодолимый ужас – отсюда известное слово «паника»; по известному преданию, Пан умер в I веке н.э., когда в Риме был императором Тиберий;
*Фетида – морская богиня, одна из дочерей Нерея. По воле богов стала женой
смертного героя Пелея и матерью Ахиллеса, главного героя Троянской войны;
*Протей – морской бог, которому было ведомо будущее; известен умением принимать самые разные обличья;
*Гидасп – река в Индии, восточный приток Инда; одноимённый речной бог, сын Плеяды Электры и титана Тавманта, отец царя индов Дериадея;
*Зефир – западный ветер, вестник приближающейся весны.