Челябинск НЛО, ЛМ
Белая женщина
Я не стал подкачивать колесо. Вернулся за колпаком. А Вовик по сотовому трындит. Меня не видит.
- Короче, ждешь, никуда не уходишь. Он по главной аллее все равно пойдет. И грелку со льдом спрячь…
Так бывает, как-то интуитивно понимаешь, что речь про тебя. И что речь не простая. Что-то задумал твой дружок. А что еще он может задумать на кладбище? Попугать. В детстве я бы сказал: Дебил. А сейчас только пожал плечами и решил подыграть. Ну что еще могут придумать два остряка. Один - разыграть. Другой – поддаться.
………………………………………..
Сидел вот так и смотрел на лампу. О стекло бились три или четыре мошки. Опьяневший Вовик вяло ворочал языком, но еще соображал. За окном на небе по серому наползало что-то свинцовое. Дымчатое настигало пепельное и сливалось с ним в бледно-чёрное. Щупальцами осьминога шевелились ветви карагача. Всё выпито. Всё выслушано. Говорить было не о чем. Петь в этом сторожевом пункте не принято. Решать кроссворды – так нет их, кроссвордов-то. Телевизор и тот не предусмотрен. Становилось грустно и даже тоскливо. Само пребывание в некоторых местах неприятно. Умом понимаешь, что ничего особенного. И для печали причин нет. Тем более, для тревоги. А уйти хочется. К людям. К воздуху. К проблемам.
- И чего ты устроился именно сюда? Что, больше в городе сторожить нечего? Автостоянок вон сколько… Стройки. Больницы. Для бездельника или писателя - раздолье.
- Ха-а…- обрадовался хозяин лачуги. - Тру-усишь. Бои-ишься. А я туу-ут через трое суток - на четвертые. Сплю. Привык. Ничего не своруют. Никого не утащат. Между прочим, тихо здесь. Спокойно. Мирно. Не то, что… во дворах. То сигналка всю ночь вякает, то стекло разобьют, то колеса открутят. Пройденный этап.
- Чем ты хоть тут занимаешься? Это ж озвереешь за двадцать четыре часа среди покойников! Мысли всякие…
- Да фигня всё это,- Вовик подоткнул подушку на топчане. - Минорно тут. Безмятежно. И платят побольше. И ответственности поменьше. И работать…того…тоже поменьше.
- Работать? – я нашел пакетики с заваркой, положил себе в кружку три, чтоб потом глаза на лоб полезли. - Ты хоть знаешь, что значит слово «работать»? Спешу тебя разочаровать: спать в бендежке без простыни и на грязной подушке - это совсем другое. Более того, труд – это когда трудно. Когда трудишься. Либо мышцами, либо мозгами. У тебя ни то - ни другое.
- Блин,- сонно возмутился приятель. - Но за это тоже платят.
- Пла-атят…- проворчал я по-пенсионерски. – Киллерам, вон, тоже платят! Деньги деньгам рознь. Есть честные…- я снова поглядел на мутное небушко, - …честные трудовые деньги. А есть гадость всякая… Проституция, например, наркота… За них тоже платят.
- Ну и где тут на кладбище проституция? – съязвил сторож. - Где наркота?
- Это я так…вообще. Деньги, говорю, - пахнут.
Сумерки стали настолько сумеречными, настолько обложными под этими тонкими суставчатыми ветвями, что при желании можно было сказать, что наступила ночь.
- А по мне - деньги не пахнут, - нагло пояснил лентяй. - Если я сплю, и мне за это ассигнации слюнявят, почему бы и нет. Значит, кому-то надо, чтобы я спал тут…на кладбище. И он готов раскошелиться.
Вовик зыркнул на меня глазом оборотня и помолчал. Сердито посопел в мою сторону насморком.
- Ща как дам щелбана! - на правах друга детства я и вурдалаку подзатыльник мог бы отвесить. - Чё так смотришь, будто ты - пролетарий, а я угнетатель твойный? Это я - пролетарий! Потому, как работаю. Денежки зарабатываю. А ты просто баклуши бьешь на погосте. Люмпен, блин!
- Ну, кто-то же должен здесь находиться! Тут книги. Учёт. Лопаты. Да и вообще… - хитрец сдвинул брови домиком, - смотреть, чтобы чертовщины всякой не было…ну, там, привидений…
- И ты смотришь?
- Вот ещё. Запираюсь и сплю до утра.
- И что?- полюбопытствовал я. - Вампиры в окна не ломились? Духи не мелькали? Ничего такого не замечал?
- Такого? Какого «такого»? – ржёт, ехидна. - Вампиры там у них. На западе. А вот женщину в белом разок видел. Только…
- Только что?
- А то…- он пролил кефир и вульгарно стёр его рукавом, - не тронь мёртвых. И они к тебе не полезут. Может, это и не белая женщина была вовсе. Понимаешь, примета такая. Каким путем пришел на кладбище, таким и уходить надо.
- Ну.
- Ну-ну… Иду я как-то. Под вечер уже. Погода, ну, прям, как сейчас. С небес насморк и кашель. Под ногами сырость и грязь. А тут на тебе - стоит. Фигура. Посредь оградок. Да поодаль. В таких случаях, говорят, впрямую смотреть на призраков не надо. А так, будто наискось. Как бы боковым… - Вовик достал из кармана замызганнейший носовой платок, похожий на портянку, и предъявил моему слуху настолько жестокие свидетельства простуды, что я невольно поёжился, -…зрением. Ну я, эдак, мимо-мимо и прошёл.
- И что? А белая женщина эта куда девалась?
- А шут её знает. Может, и не девалась никуда. Может, тут осталась. А может, и не она это была. Мало ли? Скорей всего, какая гражданочка в светлом костюме в полумгле заплутала. Через оградки лезть не хочет. А дорогу сыскать не может. Вот и стояла в потёмках на 85-м квартале. Только я уж проверять не стал. Извини.
- Что ж ты, сторож, может женщину в беде бросил…
- Своя шкура дороже. В смысле, кожа. Говорят, возьмешь её за руку, выводить станешь, дак, будто морок на тебя найдёт. Глянь, а уж не ты её, а она тебя куда-то ведёт. И идешь рука об руку. А куда - уже и неведомо. Так и уводила… Короче, пропадали люди.
- Н-да-с…- я допил антрацитовый горький настой. - Весело тут у тебя. Нечего сказать. Беседы ты к ночи подбираешь – лучше не придумать. Пойду-ка я ноги разомну.
- Сам начал,- обиженно прогундосил Вовик.- Пройдись- пройдись. Да с главной не уходи. Заблудишься. Территория-то у нас не маленькая.
Я хлопнул тяжелой, обшитой дерюжной дверью, соглашаясь, и вышел на воздух. Ветер стихал. Капли редели. Хотелось мелко дрожать. Но не получалось. Специально прошел мимо низенького окошка, потом вернулся, чтобы поглядеть сбоку. Так и есть – этот соловей-разбойник уже куда-то звонил по «сотке».
- Ага. Не на того напали… Интересно, зачем, ироды, грелку со льдом придумали? Чтобы руки холодные показались? Ага. Предупреждён - вооружён.
………………………………………………………………………………
Она действительно стояла среди оградок. И действительно, если не знать про заготовленную шутку, можно было б испугаться. Но привидения не такие. У них контур должен быть слегка…ну как бы размыт. Издалека - пятно. А приглядись – тётка. Здоровая такая. Рослая. Волейболистка, что ли? Терпит под дождиком. Додумался тоже этот Вовик! Ладно, если ещё резиновые сапоги надела. А нет – так простынет. Кого они затеяли напугать? Я в пещере в узком лазе застревал. И то…
- Эй,- говорю ей. - Э-эй…
Ну так осторожно, как медведю в берлогу. Чтоб если что – драпануть. Ну так, на всякий случай. Ну и смотрю слегка в сторону. Чтоб не прямо глаза в глаза. Мало ли…
- О-о…выведи меня, - говорит «привидение».
А голос, знаете, на самом деле, такой загробный-презагробный. Видать долго тренировалась.
- Ага,- соглашаюсь, - давайте руку.
И что вы думаете? Подает! А рука точно - холодная! Прям ледяная. Но я-то стреляный воробей. Наверняка вот тут в кустике под ногами и валяется та самая грелка со льдом.
- Заблудились? – говорю. - Страшно?
- Да,- отвечает. - Страшно. А тебе? - и тембр такой, знаете…ну всё равно не знаете. Даже не догадываетесь, какой тембр бывает. Такой, что ведро мороженого, видать, загодя съела… Натуральный. Жутковатый, если не знать, что подсадная дивчина-т.
-Ну,- думаю,- погодь. Сейчас уж я тебя попугаю. Повожу кругами средь могилок-то, да в потемках.
- А что мне?- стал я слова растягивать, ну, чтоб страху нагнать. - Пока-а живо-ой-то был, живо-ой…оно, коне-ечно….боя-ался….
Как выдернет она кисть свою! Как глянет на меня своими глазищами! Ну, то есть, я в сторону глядел, как положено, но всё равно - глазищами. Как дёрнет прочь! Будто козочка. Даром что спортсменка…
Я улюлюкать не стал. Просто с подвываниями вдогонку:
- Постой-и-и… Я проведу-у…
Исчезла «белая женщина» средь крестов да оградок. Быстро так. Будто ветром сдуло. А я в сторожку. А Вовик там уж покатывается со смеху. Ржет, как конь у стоматолога! Хоть и место неподходящее.
- Ну что,- говорит,- проводила тебя «белая женщина»?
Сам заливается, будто у него лягушка за пазухой. Да и я тоже за компанию хохотать стал. Ужо, расскажет подсадная подружка, как пугала, да пуганой осталась. Он пальцем в меня тычет - про своё мнит. Я за живот держусь - про своё.
- Что,- выдавил из себя сторож, - раскусил ты нас? - а сам не унимается…
- Раскуси-ил! Зови! Звони! Пусть возвращается… Вместе посмеёмся….
Достал Вовик сотовый:
Отбой,- говорит. - Тут он. У меня. На месте. Нет. Больше никуда не пойдёт. Иди к нам. Чай будем пить.
Ветер почти унялся. И тени от фонаря перед сторожкой словно устали. Они стали мелькать реже и медленней на пыльном стекле низкого окошка. Дождь пронесло мимо. И он, вероятно, проплакал до утра уже за городом. В предгорьях. Даже, вроде бы отголоски грозы слышались издали. Глухо. Как храп из-под подушки. Вовик прокашлялся, прочихался и стал разговаривать со мной ясным, будто новый месяц, голосом. Я тоже присмирел. Больше отмалчивался, да думал о терапевтическом действии смеха. И кашель минул у хозяина. И насморк.
Вскипел чайник. Вовик достал три чашки. Скрипнула дверь. Вошла девушка. Вся в белом. Белая китайская курточка с лейблом. Белые кроссовки. Белые спортивные штаны. Белая простынь в руках. Только вот грелка коричневая.
- Привет,- говорит.
- Привет,- говорю я и понимаю, что это другая девушка. Маленькая. Тощенькая. Вовсе не волейболистка…. А Вовик в меня пальцем тычет да всё смеётся…
- Ну что, струхнул? Честно? Драпанул, небось, пятки сверкали…
- Вов,-говорю так тихо-тихо, - это не она. Та повыше была….
- Как повыше?- говорит. - Она и была. Знакомься. Лена. Четвертый курс. Моя…ну это…тоже пошутить любит.
- Очень приятно,- сказал я пасмурным голосом и протянул руку. Ладошка была обычная. Женская. Тёплая.
Лена пожала плечами, поёжилась и решительно шагнула к столу. Взяла мою чашку и принялась прихлебывать, будто купчиха ввечеру. Со вкусным таким, знаете, звуком.
- Так вы что ж, так никуда и не пошли?- грустно улыбнулась она и повернулась к Вовику. - Мог бы и предупредить. Я ж стою там одна. На могилках. Мёрзну. Шутки-шутками….
- Так вы что ж…- Вовик привстал. - Даже не виделись?
- Я ж говорю - это не та. Была другая. Здоровая такая… Руки ледяные…
Вовик вопросительно поглядел на девушку.
- Никого не было,– повторила она и решительно кивнула. - Никого.
- Так ты ж вроде как…видел. И кого ж ты тогда…? Слушай, ты куда пошел? К западным воротам?
- Нет. К восточным.
- Так выход-то на западных!
- А зачем мне выход? Я прогуляться вышел…
- Что?- спросила хрупкая Лена.- То есть кто? И кто это был…была?
И Вовик, и я дружно пожали плечами. Стали, будто два портных, щуриться на темное маленькое окошко. За стеклом в сырой ночной тьме клубился серый туман. Плотный, как в парилке. Но разглядеть что-либо было невозможно. Казалось, зловещая мертвецкая тишина змеёй вьется в этих клубах. В этой пелене. Проникает сквозь стены, подкрадываясь к нам. Готовясь ужалить. Убить. Не в силах выносить это беззвучье, я поёрзал на старом табурете. И скрип его показался музыкой. Вовик надсадно покашлял. Затем поднялся и запер дверь.
14.04.2013