Город, грязный и равнодушный, лениво просыпался, выплёвывая из подъездов облупившихся домов одиночные или сдвоенные фигурки. Тёплый ветер гнал по дворам пыль и бумажный мусор. Уже скоро нескончаемый поток движущихся существ расчертит город на тысячи неправильных фигур, постоянно и хаотично меняющих свои очертания. Добавятся звуки, разной силы и тональности, в воздух, отравляя его, полетят химические смеси, и жители примут это как неизбежность и будут привычно создавать массу ненужных вещей, продолжая из поколения в поколение превращать прекрасный уголок планеты в место, непригодное для жизни.
Дмитрий вышел на балкон, чиркнул зажигалкой и, зажав в зубах тлеющую сигарету, облокотился на влажные, все в подтёках старой краски, перила. Пасмурное небо нагоняло тоску, отражаясь серыми осколками от окон ближайших домов. Дмитрий курил и смотрел вниз на одинокую сгорбленную старушку в сильно поношенном и выжаренном на спине и плечах пальто, которая, с трудом двигая разбитыми ревматизмом ногами, ковыляла, опираясь заскорузлой рукой на такую же древнюю, как она сама, клюку, в сторону автобусной остановки. Из чьего-то распахнутого окна тянуло отвратительным запахом растворимого кофе. Где-то надрывно, с истеричными нотками, вопил ребёнок. За эти несколько минут, пока дым от сигареты раздирал едва проснувшиеся лёгкие, он с тихой грустью думал о том, насколько ему всё осточертело. Бросив окурок в банку из-под пива, Дмитрий обречённо ткнул кончиками пальцев балконную дверь, и она жалобно звякнула, пропуская его в комнату. «Всё опять по кругу» - подумал он, - зарядка, душ, завтрак и на работу».
Дмитрию недавно исполнилось 30 лет. По ту сторону жизни остались школа, институт и юношеская беспечность. Настоящее совсем не вдохновляло. Какая-то вселенская усталость пригибала к земле, мешая идти с гордо поднятой головой навстречу трудностям, неудачам, неизвестности. Хотелось семьи, уюта, нужности кому-нибудь, а имелось только бессмысленное существование, для того чтобы есть, пить, курить, ходить в контору и добывать деньги.
Он каждодневно видел вокруг себя огромную массу придушенных бедностью лиц, все мысли которых занимала тупая и бессильная возня. Видел и 40 и 50 и 60-летних, вынужденных колготиться в своих маленьких квартирках с детьми, а иногда и с родителями, таскающихся в душном и грязном общественном транспорте на работу подчас на другой конец города и находящих радость в любой мелочной удаче, будь то копеечная покупка или прибавка к окладу. В этой возне люди колотились друг о друга, им было больно, но они словно не замечали этой боли, как будто были не живые, и не понимали, что жизнь потихоньку проплывает мимо. Особенно страшно становилось, когда взгляд натыкался на опухшую от пьянства рожу, в бессмысленных стеклянных глазах которой застыла вся прошлая, никому ненужная, пустая и никчемная жизнь. Глядя в такие глаза, Дмитрий понимал, что их жизнь скоро подойдёт к концу, и другой, хорошей жизни уже не будет никогда. От этого становилось жутко. А вдруг и у него другой, хорошей жизни тоже не будет никогда…
В такие минуты с самого дна его существа, из каких-то потайных закоулков, поднималась удушающая волна гнева, у которой не было определённого направления, она бурлила внутри, клокотала, подступала к горлу, глухо билась о стенки черепа, рвалась наружу, захлёбывалась, сводя судорогой челюсти, но никогда не выплёскивалась, не вырывалась на свободу, постепенно затухая и оставляя во рту густую, вязкую слюну.
Он надел серую рубашку с коротким рукавом, такого же цвета летние брюки, привычно шоркнул губкой по туфлям и, подхватив барсетку, вышел на замызганную лестничную площадку. Дверь подъезда расхлябанно бухнула за спиной, машина пискнула, приветливо моргнув фарами, тихонько зашуршал включённый двигатель, и Дмитрий, одной рукой настраивая радио, вывернул из двора на дорогу. Поток машин, чуть потеснившись, принял его в свою колонну и понёс вдоль улиц города, ежеминутно расставаясь с одними машинами и вновь принимая другие, ищущие нового пристанища.
Возле конторы, втиснув машину на свободное местечко, он уверенным шагом поднялся на крыльцо, кивнул стоящему у дверей охраннику и прошёл в свой кабинет. Невесёлые мысли всё ещё продолжали беспокоить. В активе Дмитрия имелось хорошее образование и богатый опыт работы, приличный английский, неплохие должность и зарплата и очень большие амбиции, в пассиве - съёмная квартира, отсутствие семьи, и весьма туманная перспектива в карьерном росте. Он видел, как решаются кадровые вопросы, понимал, что без связей высоко не подняться и всё чаще подумывал о работе за пределами России.
Вдруг как яркая вспышка в голове - сегодня 6 июня, значит в 8 часов вечера, по уже десятилетней традиции, возле памятника Пушкину должны собраться его друзья Антон и Серёга. Дмитрий невольно улыбнулся, предвкушая встречу. Это была своеобразная отдушина, такой маленький поход в юность, несколько часов искренности, когда не нужно следить за словами и стесняться своих привычек.
Антон проснулся в скверном настроении. Болела голова, противные и страшные мысли сверлили мозг. Вчера он впервые высказал отцу всё, что думал о его и своей жизни, всю правду, беспощадную, жестокую и очень обидную. Тот его не понял, как никогда не понимал. Антон не знал, какими словами объяснить отцу, что не нужны ему его деньги, его связи, его подарки, его постоянная опека. То ли он не умел сказать понятно, то ли отец не умел слышать сказанное, но все слова летели в пустоту, шлёпались о каменную стену и разбивались, стекая маленькими кляксами на землю.
Слабый солнечный лучик пробил крохотную дырку в серых облаках и брызнул сквозь стекло. Антон прищурил глаза и стал наблюдать за тем, как упитанная муха тщится прорваться сквозь стеклопакет, беспокойно перемещаясь то в один конец окна, то в другой, грозно жужжит и глухо с остервенением стукается о непреодолимую преграду. «Неужели ей не больно» - думал он, проникаясь сочувствием к этому бесполезному существу, которое с тупым усердием продолжало нескончаемую войну со стеклом. Жена ещё не проснулась, и это давало отсрочку тяжёлому разговору. Антону было очень плохо, очень неуютно и тревожно. Внешне крайне успешный, жизнерадостный балагур и весельчак, изнутри представлял собой жалкий комочек испуганного ребёнка, беззащитного, нелюбимого, ненужного. Всё, что он имел, было у него от отца: и роскошная квартира, и дорогущая машина, и прибыльный бизнес, и даже тщательно подобранная жена. Не было главного – отец не видел в нём самостоятельной личности. Всю свою жизнь он выполнял программу написанную отцом, как ходить, что говорить, во что одеваться, где учиться, с кем водиться, на ком жениться - у него ничего не было своего, разве что мысли, но они-то отца совершенно не интересовали. Вчера прорвало, и теперь Антон стоял перед мучительным выбором: идти до конца, всё бросить и рвануть в неизвестность, или отыграть назад и вернуться к привычному образу жизни.
Все стадии рабства, постепенной утраты себя, Антон хорошо помнил. Невесомой, мягкой, шёлковой паутинкой его потихоньку оплетали, стягивая всё туже и туже и загоняя в золотой кокон. Когда отец внезапно разбогател, ему было 14 лет. В то время Антону нравилось получать от отца дорогие подарки, ездить на отдых за границу, ходить на приёмы и вечеринки в престижные клубы. Так он ощущал своё превосходство над другими ребятами из класса и со двора. В 18 лет сел за руль собственного автомобиля, потом учёба в лучшем ВУЗе, стажировка за границей, и далее понеслось: горнолыжные курорты, светские тусовки, ночные гонки на автомобилях, сёрфинг, прогулки на яхтах, девочки, наркотики…
Самым отвратительным, словно царапающим ржавым гвоздём внутренности, был страх, в голове непрерывно пульсировала не дающая покоя мыслишка, а вдруг он и правда пустое место? Привыкший к тому, что всё всегда решал отец, Антон не представлял, как и что он сможет делать сам. Где будет жить, чем зарабатывать на жизнь, готов ли к нищете? Эти вопросы изматывали хуже зубной боли. Сколько он видел таких же мотыльков, порхающих по своей беззаботной фальшивой жизни благодаря деньгам родителей. Разгульное бесшабашное веселье, пьяные посиделки иногда с драками и кровью, у кого-то наркотический угар, у кого-то показушная благопристойность, и практически у всех неодолимое желание выпендрёжа. Неважно чем, одеждой, телефоном, драгоценностями, дипломом, машиной, домом, яхтой, самолётом, футбольным клубом, количеством денег наконец. Он довольно рано понял, что такая жизнь не приносит удовлетворения, уже невозможно было придумать новое желание, новую мечту, не хватало фантазии, от этого начиналась скука смертная, депрессия и как выход - наркотики… Все они были живыми трупами - тело есть, оно ходит, ест, пьёт, спит, веселится, а душа уже умерла. Так и слоняются по миру неприкаянными, бездушными. Господи страшно-то как – душа умерла…
Очередной подарок отца, бизнес в сфере финансов, дал на некоторое время ощущение полезности. Антон с удовольствием ходил в офис, вникал в тонкости, деловито принимал решения, вёл переговоры, назначал встречи. Но вскоре понял, что и в его отсутствие всё продолжает крутиться как отлаженное колесо и потихоньку потерял к нему интерес.
Муха перестала ломиться сквозь стекло, расправила крылышки и, выбрав новый объект, перелетела на люстру. Антон проводил её взглядом и тяжело вздохнул. «На кой чёрт такая жизнь?» - думал он, - «Вот умри я сейчас и через месяц, ну от силы три, меня вряд ли кто и вспомнит. Вроде был такой человек, топтал матушку землю, а зачем жил, не понятно. Хоть бы ребёнка завести, он то наверняка должен будет помнить о нём». Антон покосился на жену. «От этой вряд ли чего дождёшься».
Он машинально посмотрел на часы, на время и дату и вдруг вспомнил, что раз сегодня 6 июня, значит вечером, у памятника Пушкину его будут ждать единственные настоящие друзья Димка и Серёга. Классные ребята, которым ничего от него не нужно, только он сам, такой, какой есть. Это было какое-то нечаянное счастье в его искусственной жизни, глоток чистого воздуха. Им можно рассказывать всё без исключения, вывалить все проблемы, хоть на короткое время перестать играть в успешность.
Сергей торопливо доедал завтрак, подгоняя детей. Нужно было отвезти их к бабушке, потому что жена с самого утра убежала в налоговую. Кое-как подвязав волосы дочки лентой, и застегнув непослушный комбинезон сынишки, он подхватил их за руки и скорым шагом направился к автомобилю. Усадив малышню, Сергей резко тронул машину с места и ребятишки с визгом и хохотом посыпались на заднем сиденье. Приказав детям пристегнуться ремнями безопасности, он включил диск с бодрыми детскими песенками из мультиков. Голова включилась в сумасшедший ритм наступившего дня, раскладывая по полочкам все намеченные на сегодня дела.
Сегодня 6 июня, значит нужно выкроить свободный вечер для встречи с Димкой и Антоном. Как он соскучился по ним. Хоть и видятся очень редко, но это всегда такая радость, прямо все струночки в душе вибрируют, подрагивают, позванивают мелкими колокольчиками. Есть надежда ненадолго, на несколько часов, забыть все заботы, тревоги, тяготы.
«Господи, - думал он, - хоть ты услышь меня, ведь это невозможно так жить. С утра до ночи кручусь как заведённый и в итоге еле свожу концы с концами. Тяжело же, господи, ходить постоянно по лезвию бритвы, просто самоистязание какое-то. Забыл что такое отпуск, да какое там отпуск, даже выходной день. В моей жизни они все уже давно закончились».
Сергей принципиально вёл свой бизнес по-честному, поэтому все схватки с налоговой, пожарными и санитарными службами заканчивались рано или поздно его победой, но сколько на это уходило сил, нервов и времени… Иногда возникало желание хватать деньги горстями и скомкав их в неровные лохматые комки запихивать в глотки ненасытным взяточникам, пока те не нажрутся, не запомнят на всю жизнь вкус грязи и пота, осевший на деньгах, пока не отравятся до зелёной блевотной массы, которая навсегда отвратит их от желания прикоснуться даже к своим, честно заработанным.
Иногда, когда отчаяние доходило до критической точки, когда мысль всё бросить и уехать на необитаемый остров или в лес становилась навязчивой как реклама памперсов или призыв избирателей прийти на выборы, он садился в машину и ехал на кладбище. Тишина накрывала его с головой, отодвигая всё суетное и принося облегчение. Он понимал, что здесь лежит целый город и этому городу уже ничего не нужно, ни денег, не еды, ни квартир, ни машин. Совсем ничего. Медленная прогулка до могил отца и матери успокаивала, давала сил для борьбы с настоящим. «Сюда я всегда успею, - думал в такие минуты Сергей, - а сейчас главная забота жена и любимые малыши».
Первым, как обычно, у Пушкина появился Дмитрий. Минут через пять, замаячил Сергей, ища глазами друзей. Увидел Дмитрия, но не подошёл к нему. Это было частью ритуала – сначала все должны прийти к памятнику и только потом собраться вместе. Эти минуты были самыми тяжёлыми для пришедших первыми. Наконец в толпе замелькала голова Антона. Сойдясь у правого ботинка поэта, они обнялись, сомкнув головы и обхватив плечи друг друга и застыли на несколько мгновений, испытывая, каждый по своему, радость от встречи.
Свежий ветерок, зародившийся в кронах деревьев, спустился на землю и, подхватывая мелкий мусор, маленькими вихрями переносил его с места на место. Очевидно, чтобы выгрести весь хлам, здесь нужна буря…