В третьем классе я пошла вместе с другими девочками нашего двора в кружок художественной гимнастики. Я не знала, что это такое, без выбора, за компанию. О существовании Дворца пионеров тоже не знала, не знала, где он находится. Никогда так далеко не уходила от дома. На пять лет он стал моим вторым родным домом.
Гимнастика - одно из самых главных событий в моей жизни. Она подарила мне меня.
В гимнастике проявился и выразился мой характер, мои природные качества. Сформировались новые черты. Я поверила в себя, в победах и в трудных путях к ним креп характер.
Мои физические данные больше соответствовали бы танцевальному кружку: выразительность движений, музыкальная чуткость, чувство ритма. Для гимнастики я не очень подходила. Неплохая растяжка, неплохая гибкость – этого мало. В спорте нужна воля к победе, особое упорство, до самоотречения, до мании, вся жизнь в подчинении одной цели. Спорт – это постоянная борьба с собой.
Но моё счастье, что я оказалась именно в спортивном кружке. Гимнастика стала моим воспитателем и наставником. Я научилась сосредотачиваться, владеть своей волей. Мне пришлось вытащить из всех клеточек души все необходимые компоненты в необходимых пропорциях, чтобы слепить эту волю, слепить свой характер. Настойчивость, самодисциплина, выдержка. Я научилась надеяться только на себя. Я научилась упорно, монотонно трудиться. Некоторые элементы упражнений надо было повторять, оттачивать помногу раз. Надо было перед каждыми соревнованиями отбросить всё «мирское», погрузиться в свою цель – победу! О том, что могу побеждать, я узнала после первых соревнований.
У нас во Дворце я лучшая! Но на всех городских, областных соревнованиях я всегда была второй, первой была Лариса. Она занималась в секции при институте физкультуры. Её тренировала мастер международного класса и относилась к своей воспитаннице, как к дочери. Лариса подолгу даже жила в её семье. Там её ласкали, баловали, в своей семье у Ларисы, как и у меня, были свои большие проблемы.
Лариса была чудом природы! Маленькая, худенькая, красивая девочка с огромными карими глазами, легкая, невесомая, гибкая, изящная. В ней была пронзительность беззащитности, бесконечное обаяние, выразительность, артистизм. Когда она выступала, от неё невозможно было оторвать взгляд, она завораживала, околдовывала. Она была создана для гимнастики, очень талантливая! У меня не было никаких шансов победить у неё, но я изо всех сил старалась… Несколько раз удалось как-то случайно, наверное, Лариса была не в форме или не в настроении.
Позже мы с ней учились в одной школе, были влюблены в одного мальчика. И тут уж я была первой! Взаимностью он отвечал мне. А ещё позже, уже после школы, мы дружили, дружили преданно и нежно, как сестры, были очень близки, но разошлись резко, внезапно. Лариса начала пить, быстро покатилась вниз. Я ничего не могла сделать… У меня уже была дочка, заботы. У Ларисы появилась любовь… Ни эта любовь, ни другие, следующие, не принесли ей счастья. Она закончила физинститут, но не состоялась в спорте и вообще нигде. Работает уборщицей. А так начинала… Очень жаль!
Я любила тренировки. Они проходили в актовом зале Дворца под звуки пианино. Мы выстраивались в шеренгу, звучала команда подровняться, подтянуться: «Направо… с левой ноги… шагом марш!» И падал первый громкий аккорд со сцены, где стояло пианино. И сердце было готово выпрыгнуть из груди от счастья! И хотелось свернуть горы ради этого счастья. Шагать под бодрую звонкую музыку, вытягивая ногу, с подтянутым животом и ровной спиной, гнуться, распрямляться, тянуть ногу у станка, а рука мягко, округло… Счастье разучивать упражнения, бесконечно их повторяя, добиваясь точности и выразительности.
Мне нравилась атмосфера наших занятий. Ни ссор, ни сплетен и соперничества не было или я его не чувствовала. Девочки-соседки, с которыми я пришла в кружок, очень быстро его бросили. И здесь я ни с кем близко не дружила. Была одна, но ни в ком не нуждалась. Тренировалась…
В большом зале приглушенный желтый свет огромной хрустальной люстры, падающий на желтый паркет, высокие большие окна, утром и вечером непроницаемо черные. Когда-то в этом здании было Купеческое Собрание.
Я часто думала. Какие праздники и какую музыку помнят эти стены? Какие платья кружились по паркету? Сколько сердец замирало и радостно билось?
Иногда, поднимаясь в зал по парадной лестнице, мысленно переносилась в то, другое время и представляла себя в длинном кружевном платье со шлейфом, перчатках по локоть, с быстрым волнующимся веером. Как в кино.
Танцевальный зал давно уже назывался актовым. Высокую дощатую сцену со ступеньками с двух сторон по бокам обрамлял бархатный занавес. Паркет в зале иногда натирали, а на сцене убирали редко. Приходила уборщица, мазюкала середину мокрой пузырящейся тряпкой и быстренько уходила. В тёмных пыльных закутках сцены мы переодевались. Её запахом были пропитаны все одёжки и я сама.
Иногда мы выступали на этой сцене на праздниках. Чаще всего это были эффектные номера с лентами. Однажды выступали в Областном драматическом театре. Родители ни на соревнования, ни на выступления не приходили. Наши жизни шли параллельно.
Одну зиму наши занятия проходили в здании Педагогического института, в его спортзале, в 21 аудитории. Позже для института был выстроен зальный корпус, в нём актовый зал, спортивная кафедра, несколько спортзалов. И институт теперь – университет.
И много воды утекло…
Бывший спортзал уже много лет просто лекционная аудитория, но номер её, 21-й, сохранился! Спустя много лет я училась и работала в институте, была красоткой номер один. Ходила не торопясь по коридорам, наслаждалась производимым эффектом.
Кто бы мог подумать тогда? Мы с девочками так робели в этом огромном здании, оно нас подавляло, вахтёрша пугала внимательным неодобряющим взглядом. Мы, от страха сбившись в кучку, быстро пробегали мимо, а это не нравилось ей ещё больше.
В 21 аудитории я слушала лекции по русской литературе и языку. И моя дочка, и отец моей старшей внучки.
В 21 аудитории мне вынесли выговор на комсомольском собрании те, кому не нравились мои прогулки по коридору. Мелкая, глупая, беспомощная месть. Месть от бессилия. Сломать, и даже пригнуть меня было невозможно. И разве можно каким-то выговором победить молодость и красоту? Это подвластно только природе, времени…
Много лет в этой аудитории располагалась приёмная комиссия. Я с документами и распоряжениями начальства входила сюда по-хозяйски уверенно, не обращая внимания на взволнованных абитуриентов и их заискивающих родителей.
В ней сохранялись и до сих пор сохранились зеркала во всю стену. Проходя иногда мимо института, я вижу их через большие окна с улицы. Становится так тепло на сердце, как будто по нему текут горячие слёзы. Это самое родное, моё! место в родном институте.
Я ушла из гимнастики в самом начале восьмого класса, после травмы. Уходя, знала, что меня никто не будет удерживать. Я не была перспективной спортсменкой. У меня не было фанатизма, настоящей спортивной злости. Гимнастика была только частью меня. Это видела мой тренер Валентина Михайловна. Однажды я случайно услышала её разговор с нашим аккомпаниатором. Она говорила обо мне, что я не спортсменка, просто талантливый человек, способный проявить себя в любой области. Мои спортивные успехи одни из многих возможных других. Она говорила так, как будто выносила приговор. Я поняла, что в будущем в гимнастике она меня не видит. Растерялась, расстроилась…
Валентина Михайловна была не только тренером – педагогом. Для меня она была образцом вкуса, образцом поведения. Всегда просто, но с изюминкой, при значительной полноте, одета, всегда в хорошем настроении, с доброжелательной улыбкой. Мягкие, располагающие манеры. Но она крепко держала в руках наш кружок, умела добиться от нас всего: работы, послушания, внимания без повышения голоса и окриков. Слушались не из страха, мы её любили.
Я никогда не жалела, что ушла из спорта. Валентина Михайловна была права. Спорт не для меня. Я не вписывалась в новые требования. Художественная гимнастика становилась более жесткой, резкой, а я мягкая, пластичная. Изменилась сама суть этого художества. Зимой позвали обратно, я вернулась, ходила на тренировки. Опять испытывала радость и счастливый полет от соединения своих движений и музыки, солнечного света, льющегося через огромные окна. Но гимнастика уже ушла из сердца. Пришло другое. Литература. Мною уже владела другая страсть. Я читала!