Девочка я была серьёзная и положительная. Меня тянуло к настоящему. Много читала. Где брала книжки, не знаю. Их же нигде не было. В библиотеке самые интересные всегда «на руках». Где-то брались. Читала, не отрываясь, лёжа на диване, только поворачивалась то на спину, то на живот. Этот диван, выйдя из моды, много лет потом жил на даче, утратил пружины, сейчас стоит в Москве у дочери в столовой, как ни в чём не бывало, жив-здоров, бодр, одет в уютный светленький чехол. На нём сидит моя любимая маленькая внучка… смотрит телевизор и в окошко… Вспоминает ли меня? Помнит ли…
В нашей комнате стоял этот замечательный диванчик, родительская кровать, модный тогда буфет, в котором пылилось немного парадной посуды, которую не доставали никогда, обыкновенные статуэтки. Одна сохранилась, превратилась теперь в необыкновенную, стоит у меня на кухне в другом, тоже старом буфете перед разношерстной коллекцией фарфоровых чайных и кофейных пар. Сколько бед и радостей пережила в нашем доме эта маленькая балерина, сколько слышала размеренных бесед, рыданий и смеха, детских голосов, слов любви и ненависти...
Сохранился ещё кувшин в виде разноцветного петуха, плод фантазии фабричного художника, его, как все художественные произведения того времени, конечно, утверждал худсовет. Петух не знает, в каких муках творчества родился, в каких спорах утверждалось его появление на свет, и стоит теперь безмолвно и безмятежно в Москве, у дочери на кухне. Там же стоит круглый стол на резной ножке. Он был сделан на заказ по моде пятидесятых годов, переживёт всех!
Летом после пятого класса у меня была ещё одна поездка. Она очень много для меня значила. К тому времени почти все дети из нашего двора и класса побывали на море. И не один раз. А я нет! Приезжали, показывали фотографии, рассказывали о своих поездках, как о чём-то обыденном, обыкновенном и даже немножко скучном. Всё познавшие, всё испытавшие, со скрытым превосходством, знали, что я не была на море.
Пицунда, Геленджик, Туапсе, Сочи, Анапа, Алупка, Феодосия, Евпатория… - загадочно и недоступно, какие-то марсианские названия. И вот… Родителям дали путёвку в Дом отдыха в Юрмале! Поездка на Балтийское море не была такой престижной, как на Чёрное, но ведь Прибалтика почти заграница!
В памяти осталось впечатление упорядоченности, покоя, неспешности, подчёркнутой вежливости. Чистые, затенённые густой листвой деревьев улицы, маленькие магазинчики, наполненные всяким невиданным товаром, маленькие кафе под тентами прямо на улице!
В кафе ни разу не зашли из робости и экономии. А в магазинчик зашли, купили мне ночной костюм из ситца - брючки и полосатая кофточка с карманчиком на груди, которую я потом носила не как ночную, а как парадную, очень долго, пока окончательно не выросла из неё. В альбоме есть фотография, снимок сделан в пионерском лагере. Я в той кофточке, с красным галстуком под воротником, карманчик уже возле шеи. Сидим с временной подружкой на земле, прикрыв полукругом юбочек ноги. Глаза у меня грустные.
Но главным в той поездке было другое.
Море!
Мы увидели его внезапно.
Шли по еловой аллее на территории Дома отдыха, и вдруг…
Оно встало перед нами во все стороны горизонта!
Эта картина меня ошеломила!
Небо-море одного цвета, напористый шум волн, быстрые чайки. Всё так, как в рассказах тех, кто уже видел это, но совсем другое, необъятное, яркое, радостное, волнующее…
Мелкий-мелкий, белый, как молоко, сыпучий песок, холодное солнце, ледяной, как будто с колючими снежинками ветер. Почти безлюдный пляж, одинокое море, кто отважится войти в него? Оно и не приглашает… Но манит, притягивает… Шумит, накатываясь плоской волной на мокрый гладкий берег, играет голубизной, изумрудом, ультрамарином, великодушно отражает в себе небо, облака, солнце, добавляя себе белизны и яркого золотого блеска.
Полукругом по краю пляжа стоит, смыкаясь с морем в дальних точках горизонта, зеленая полоска воздушных сосен.
Каждый вечер на пляже в одно и то же время появлялся высокий господин в толстом пушистом халате цвета песка. С ним была большая лохматая собака, тоже сливавшаяся с песком. Было холодно, он медленно входил в воду, плавал, выйдя из воды крепко, энергично растирался длинным полотенцем, и, надев халат, так же не торопясь, как пришёл, удалялся. Наверное, его дача стояла за соснами недалеко на берегу.
Эта картина буржуазной респектабельности производила на меня сильное впечатление. Он был из другой жизни, в которой нет коммуналок, пьяных безумных отцов, никому ненужных детей. А есть большая гостиная с круглым столом, покрытым тяжёлой скатертью с кистями, на столе ваза с крупными нежными цветами и чашечка чая в прозрачном фарфоре, освещаемые низким абажуром, и открытое окно в сад, и приглушенная музыка, и мягкий диван, приглашающий погрузиться в него… Есть порядок и покой.
Я так ярко представляла себе эту картину, что мне непреодолимо хотелось пойти вслед за этим человеком с собакой, остаться там навсегда. Я чувствовала, что я из его мира, моё место там.
Из этой поездки я приехала совсем другая. Повзрослевшая, перешедшая в какое-то другое качество. Я увидела и пережила что-то такое, чего жаждала моя душа. Другую жизнь. Много света, простора, широты, воздуха. Душа наполнилась надеждами, получила направление в жизни, ориентиры, передо мной открылась дорога… Она была ещё накрыта плотным туманом, но я уже стояла на ней.