Сидя в уличном сортире, разглядывая
вспученные забредшими дождевыми каплями
кроссворды, думаю, что неплохой это домик и
вполне можно было бы тут поселиться, только
доску положить поперек на манер полатей
чтобы.
***
Бежит время, всё как не могу с собою, всё так же
и с ним не могу совладать, так и бежим вместе,
необузданные и бестолковые, огоньками мигая,
наперегонки.
***
Читаю Летова, стихотворение одно, понимаю,
что перечисляет он всё моё, всю мою, точками,
рывками, короткими отрезками, и больше
удивляюсь, что забыл всё это, а ведь было, а он
помнил, а я так сыто, неблагодарно забыл. Как
бутылку из под виски, набитую
десятикопеечными монетами, как бутерброд в
дорогу, как подаренный шарф, как витамины в
столе, как позвонить или зайти, как
сороконожку на потрескавшейся штукатурке
времянки, как зеленый чемодан, как клееный
домик, как своё стихотворение о любви, как имя
кому оно, как все те тонкие нити, из которых
плелась моя жизнь.
***
Вот допустим взрослая тетя звонит взрослому
дяде и говорит что-нибудь (живут они вместе
долго и поэтому вполне может и позвонить и
что-нибудь сказать), а дядя слушает тетю, чего-
то отвечает там в тему, а сам при этом думает,
что столько вот он лет уже слушает эту тетю, а
до сих пор реагирует на её голос, как на погоду,
то солнечную, то дождливую, то пасмурную, то
ясную (ну понятно, что тут ещё кучу оттенков
можно насобирать, но не к чему). Вот так
подумает дядя, по отвечает, положит трубку и
подумает ещё о том, что эта погода его волнует
намного сильнее, чем та, которая за окном.
Видимо всё же просто очень хорошая тетя ему
позвонила.
***
Над головою перфораторное многоголосье. Пара
сопливых бестолково зудят на одной ноте,
тройка въедливых, могучих, басовитых
трудолюбиво грызут. И кто-то там штроборезом
вжикает жалобно, тоскливо. И если закрыть
глаза, руки приложить к голове, встать в центре
себя, то можно почувствовать, что все эти звуки
очень похожи на твои мысли. А если
зажмуриться сильнее, сильнее прижать руки к
голове, то можно понять, что это они и есть.