ПРЕДИСЛОВИЕ
Лолита сидела на полу возле дивана. Майские сумерки сквозь закрытое окно пытались бороться со светом дневной лампы. Мысли путались, стихи не шли…
Лолита подошла к окну и забралась с ногами на подоконник. Закрыла глаза, прислонив голову к прохладному стеклу. Она знала, что всякая пустота обязательно заполнится в свое время. И чем дольше длилась эта пустота, тем ближе был день, когда в сумеречную комнату должен был войти тот, кто мог разгадать самые тайные желания Лолиты. Правда, для этого ему пришлось прожить, как минимум, две жизни. Он медленно подошел к подоконнику, Лолита обхватила руками его за шею, прислонившись лбом к немного колючей щеке, и сказала почти беззвучно: «Я ждала тебя…».
В такие минуты кажется, что жизнь сама протекает сквозь пальцы. Но это всего лишь шанс, который дается только однажды бегущему по волнам, и главное – осознавшему, что невозможно быть счастливым в прошлом.
Лолита открыла глаза. Комната больше не казалась такой пустой.
ЮНОСТЬ ЛОЛИТЫ (1980-е)
Был самый разгар бархатного сезона на юге. Владимир Николаевич Фролов – писатель, поэт и драматург, подъезжал к поселку Коктебель. Еще утром он был в Москве на премьере своей очередной пьесы. И теперь, не заезжая в свою роскошную холостяцкую квартиру в спальном районе Симферополя, прямо из аэропорта следовал на конференцию поэтов и писателей Крыма. Хотя он приехал с опозданием на два дня, его ждали. Да практически основная часть обсуждений без него и не начиналась, ведь именно его мнение было главным при определении авторов, чьи рукописи должны были потом оказаться на страницах журнала «N…».
После банкета для ограниченного круга лиц, в числе которых были редакторы двух литературных журналов и известная крымская поэтесса Вероника Поршнева, Владимир Николаевич захотел пройти к морю. Вместе с редактором Мишей Громовым, который и привез его из аэропорта, они спустились по кипарисовой аллее к пляжу. Солнце уже начинало садиться, и на поверхности воды блестела золотая дорожка. Людей на пляже почти не было. Только у самой воды на большом сером камне, обхватив руками острые загорелые коленки, сидела девчонка. Соленые капли стекали на остывающие знойные камни с овеваемых морским ветром завязок купальника и длинных каштановых волос, спускавшихся по загорелой спине на серый камень. Рядом валялась автоматическая заколка в виде большой божьей коровки. Картину дополняли брошенные тут же оранжевые шорты и плетеная летняя сумка.
Девчонка обернулась в их сторону, словно почувствовав на себе пристальные взгляды. «Кто такая?» - спросил Владимир Николаевич у Громова. «А, эта? – Громов махнул рукой, - Это Лолита Кириллова. Её наш издатель откопал в школе юнкоров, действительный член малой академии наук Крыма», - Громов многозначительно усмехнулся. «И что же пишет эта юная особа?» - Фролов сделал вид, что ему интересно, что может писать девчонка-подросток с острыми, как у Буратино, коленками. «Да эта Божья Коровка пишет стихи, как женщина, которая перелюбила полмира лет двадцать назад. А у нее и любви настоящей еще не было». Громов помолчал и добавил: «В общем, какая-то странная девочка. Все время ходит одна, да, собственно, для нее здесь и по возрасту компании подходящей нет». Они подошли ближе к Лолите, уставший Фролов бросил на край шезлонга свое стареющее тело, от выпитого спиртного дыхание его стало тяжеловатым, а глаза мутными. «Ты, кажется, скучаешь, Лолита?» - Фролов дотронулся рукой до ее плеча. Девчонка взглянула на него, медленно повернув голову, кудрявые волосы перекатились с ее плеча на спину: «А мне никогда не бывает скучно», - Фролову показалось, что она смотрит сквозь него, сквозь скалистый профиль Максимилиана Волошина в какую-то бесконечную вечность. И эта вечность позволяет ей быть ее частью. И, может быть, там, в глубине этой вечности, есть звезда, которую тоже зовут Лолита, и они понимают друг друга с полувзгляда…
Фролов смотрел, как девчонка шла вдоль берега в сторону кипарисовой аллеи пока ее угловатая фигурка не затерялась в тени деревьев. Божья коровка осталась позабытой возле большого серого камня.
УТРО СЛЕДУЮЩЕГО ДНЯ
Утро следующего дня. Оно всегда приходит, и независимо от наших желаний, оно еще и еще начинает новый день, приближая каждого из нас к тому единственному утру, после которого утро следующего дня начнет отсчитывать вечность. Так думал 69-летний писатель Владимир Фролов, глядя из открытого окна на уходящую к горизонту даль моря. Еще он думал о своей жене Лене, которая умерла восемь лет назад, о том, как был он виноват перед нею, что его вечно не было дома. То он был в разъездах, то в запоях и даже, когда он был рядом, то не находил времени просто поговорить с Леной, спросить, как она провела день, найти какие-то нужные слова. Он, человек творческих порывов, так много слов раздавший совершенно чужим и неизвестным ему людям, не мог или не счел нужным найти самые важные слова для самого близкого человека. И, словно ощутив свою ненужность в его жизни, Лена ушла от него, ушла непоправимо и безвозвратно в похожее утро следующего дня…
Фролов подошел к столу и погасил недокуренную «Camel» в пепельнице чешского стекла с толстым резным дном. Бросил взгляд на себя в зеркало и вышел из гостиничного номера.
Уже через полчаса наскоро закончив завтрак, они с Громовым входили в зал литературных чтений. Фролов понимал, что собравшиеся здесь ждали его, потому что от него зависела их литературная судьба, их маленькая слава. Он понимал, что никто из этих людей не любит его просто так, им всем от него было нужно одобрение и возможность получить литературный старт. Как все банально, думал он, именно теперь, когда у него было все, чтобы он только ни пожелал, это не делало его счастливым. А то, чего он уже не имел – нельзя купить за деньги. Еще 20 лет назад вокруг него было много красивых и очень красивых женщин, которые старались понравиться, просто мечтали быть рядом. А теперь красивые молодые девушки не обращали на него нужного внимания. Он больше не существовал для них, как сексуальный объект, как мужчина. И, когда время от времени ему удавалось соблазнить какую-нибудь молодую женщину, он понимал, что это заслуга не его обаяния, а его имени, его денег и положения.
И если он так явно ощущал себя молодым морально, то в зеркале на него смотрел 70-летний дряхлеющий человек. И он был заложником этого тела, которое теперь ненавидел. Ему было нужно, чтобы его любили. Но он знал, что сказка об Аленьком цветочке – это всего лишь сказка…
Фролов окинул маленький зал бледными глазами и присел за стол на невысокой сцене, где уже были Громов и Вероника Поршнева. Во втором ряду возле открытого в сентябрь окна сидела Лолита. Они встретились взглядами, и он понял, что вчера на пляже она не знала, кто он. И теперь смотрела на него удивленно своим уходящим в вечность взглядом. Остальные присутствующие были завсегдатаями литературных чтений. На сегодня была запланирована работа секции поэтов, которую по традиции вела Вероника – 40-летняя поэтесса с неудачной личной жизнью и грустными всепрощающими стихами.
Когда выступили все, заявившие об участии в секции, после окончания, как всегда бурных, обсуждений, Владимир Николаевич обратился в сторону Лолиты. «Дорогие коллеги, с удовольствием хочу обратить ваше внимание на новое лицо нашего круга, - он смотрел на Лолиту, - мне сказали, что эта девушка с таким прекрасным литературным именем Лолита тоже пишет стихи. Она скромно сидела весь день в этом зале. Лолита, выйди сюда, пожалуйста». Сердце Лолиты заколотилось, и кровь прилила к лицу. Она невесомо проплыла вдоль кресел из бордового бархата к столу с графином.
«Лолита пишет необычные стихи, она пишет верлибры, - сказала Вероника Владимиру Николаевичу, - Лолита, прочти какие-нибудь свои любимые стихи».
Лолита сделала шаг навстречу залу, было видно, что она очень волнуется.
«Стихотворение «Утренний монолог», - голос ее дрожал:
***
Когда-нибудь от меня уйдешь ты,
мальчик мой.
Я хочу остановить время,
когда ты со мной,
мой милый мальчик,
пусть только идет сердце,
оно будет моими часами.
Когда ты уйдешь,
я боюсь только, что забуду завести часы…
Прости меня,
мой милый мальчик,
но остановить часы легче,
чем остановить время.
Когда я пойму, что ты ушел от меня,
я не стану тебя будить,
я разобью часы,
закрою за собой дверь
и уйду
вместо тебя. Спи…
/ Стихи написаны автором в том самом возрасте/
Она опустила глаза с загнутыми ресницами. «Пусть еще что-нибудь прочтет недлинное», - сказал из зала крымский поэт Василий Ткаченко. «Да, Лолита, прочти еще что-нибудь», - поддержала Вероника.
«Следующее мое стихотворение называется «Не помню», - Лолита начала читать уже более уверенно, дрожь в коленках прошла, голос стал четче:
***
Если ты думаешь, что я вернулась,
то ты ошибаешься –
я не умею возвращаться.
Даже в кино не бывает конгруэнтных дублей.
Ты опоздал (?)! Я сделала уже слишком много шагов
в безтебя.
И, если раньше ты был для меня чем-то индивидуальным,
то сейчас ты всего лишь один из стоп-кадров
в этом дурацком фильме без слов.
Я привыкла без тебя.
Мне не было лучше, но я привыкла,
понимаешь?
Пусть будет ТАК! (А как это ТАК,
я не знаю.
И ты тоже не знаешь.)
Я не умею ничего никому прощать,
я просто умею не помнить.
Дальше Лолита уже продолжила сама: «И еще одно стихотворение без названия»
***
Милый мальчик, поверь,
теперь я вспоминаю о тебе ровно столько,
сколько студент о «Букваре».
Как странно, что ты называешь это изменой.
Просто мне теперь нравятся другие книги.
/Использованы стихи автора, написанные в то время/
«Спасибо, Лолита, очень интересные у тебя стихи. Кто хочет высказаться?», - Вероника, как всегда, вносила четкость в проведение слушания. В центре зала поднялся Василий Ткаченко, известный как любитель женщин, вечно прибывающий в поисках новой Музы: «У меня один вопрос: Лолита, сколько тебе лет?» Владимир Николаевич решил вступиться за девочку: «Ты можешь не отвечать на такие вопросы». «Почему же, я могу ответить, мне 16 лет», - Лолита снова покраснела. «Прекрасный возраст, и стихи тоже понравились, - добавил Ткаченко, – Но можно обсудить их сегодня после ужина, чтобы еще улучшить». Стало шумно, Фролов постучал карандашом по бокалу с минералкой: «Василий, ты слишком скорый, Лолита будет под моим личным контролем». На этом заседание завершилось, а вернее переместилось в столовую к ужину. Громов догнал Лолиту и одернул за руку: «Ты сядешь за наш столик, идем». Через пару минут Лолита сидела за сервированным столиком напротив Вероники между Громовым и Фроловым, боясь даже положить на стол руку – пальцы Лолиты дрожали от волнения.
НОВЫЙ МИР ЛОЛИТЫ
Прошло несколько недель. Стихи Лолиты, подправленные Фроловым, появились в двух новых сборниках. К печати готовились еще новые публикации. Так провинциальная школьница Лолита Кириллова верно входила в широко раскрытые перед нею двери звездной вечности. По выходным она приезжала в Симферополь к Фролову, он все менее правил ее новые работы. И больше направлял на рифмованные стихи, которые были более востребованы читателем. Лолита, ослепленная всеми переменами в своей жизни, как-то не заметила, что Владимир Николаевич относится к ней совсем не так, как это следовало бы. Она видела в нем некую звезду, которая по неведомой ей причине была к ней благосклонна. Но причина была проста и банальна, как сама жизнь: Фролов влюбился. Может быть, это был последний шанс, данный ему этой самой жизнью – создать эту девочку, приручить, показать ей этот звездный мир и никуда не отпустить до самой своей вечности.
Когда у Лолиты были каникулы в школе, он сам звонил ее родителям и оставлял ее у себя на несколько дней. Водил на литературные тусовки, а вечером отпускал толстую домрабоницу Людмилу домой пораньше. Такими тихими вечерами он усаживал Лолиту к себе на колени, читал ей свои стихи и пьесы, разбирал с нею литературные стили, рассказывал о своей жизни.
Так прошли месяцы. Летом Лолита поступила в Симферопольский университет. Начиналась новая жизнь.
Она стала чаще видеться с Владимиром Николаевичем. Но ночевать всегда возвращалась в университетское общежитие, что-то стало настораживать Лолиту в их отношениях.
Однажды вечером за нею поднялся водитель такси, которое прислал Фролов. Она не удивилась, быстро собралась и спустилась к машине. Возможно, Владимир Николаевич хотел ее порадовать свежим сборником. Она взлетела по лестнице на 3-й этаж пятиэтажного дома. Позвонила в дверь, и услышав скрипучий голос Фролова: «Открыто», - прошла в прихожую, - «Лолита, я в столовой, закрой за собой дверь, пожалуйста», - донеслось до нее из глубины огромной квартиры. Лолита сняла туфли и закрыла английский замок, переступила через старую фроловскую собаку и направилась через кухню в столовую.
«Я попросил Людмилу накрыть для нас ужин, проходи», - Владимир Николаевич отодвинул для нее тяжелый мягкий стул с высокой спинкой. Лолита присела. Стол был сервирован на двоих. Среди разнообразных блюд на столе было вино и шампанское.
Фролов наполнил ее фужер шампанским, себе налил полбокала вина. «Давай выпьем за твои новые публикации в сборнике. Я сегодня встречался с литературным редактором. Так что скоро, Малыш, ты будешь в солидной книге», - Фролов подал ей фужер, - «Название оставили твое «Обрывки лета в сентябре». «Спасибо, Владимир Николаевич», - Лолита протянула фужер, и они чокнулись. Она не допила шампанское и хотела поставить фужер на стол. «За такой тост нужно пить до дна, а то не сбудется задуманное», - сказал Владимир Николаевич. Она допила шампанское, поставила фужер, надкусила большую желтую грушу. Сок спелой груши брызнул на платье и потек по руке к локтю. Владимир Николаевич взял салфетку, и, обойдя вокруг стола, стал промокать ей руку и платье. «Ты совсем ничего не ешь», - он пересел на стул рядом с Лолитой, - «торт «Прага» - твой любимый». «Я не хочу есть», - в глазах Лолиты стоял туман, она чувствовала, что пьянеет. Владимир Николаевич налил и себе, и ей вино. «Теперь твой тост», - он вложил в ее руку бокал. «Я, наверное, не умею говорить тосты», - бокал в ее руке наклонился, и вино полилось на скатерть, - «может быть, за исполнение желаний?» Лолита слишком громко чокнула бокалом о бокал Владимира Николаевича, и он поддержал ее руку, чтобы она совсем не поливала вином все, что находилось в поле досягаемости ее руки. Вино смешалось с шампанским, голова закружилась и Лолита хотела подняться из-за стола, но смогла только откинуться на спинку стула.
КОНЕЦ ЗВЕЗДНОГО МИРА
Лолита проснулась посреди ночи. У нее гудела голова и хотелось пить. Владимир Николаевич спал в некотором отдалении от нее. Лунный свет лился в окно на кресло, в котором лежало ее платье, политое вином и грушей. Она с трудом оторвала голову от подушек и босиком прошла в ванную комнату. Заколов волосы автоматической заколкой в виде божьей коровки, стала под теплый душ. После душа перестало ломить в висках. Обернувшись большим махровым полотенцем, Лолита тихо прошла в кухню, налила стакан холодного чая. Потом прошла во вторую спальню, легла прямо поверх китайского покрывала, накрывшись полотенцем. Но уснуть так и не могла. Она думала о сборнике, о новых стихах. И под утро сон, в конце концов, овладел ею.
Лолиту разбудил Владимир Николаевич, появившийся в спальне со стаканом сока, тронув ее за плечо: «Проснись, Лолита, пора ехать в университет. Завтрак в кухне. Я вызову тебе такси». Лолита, обернувшись все тем же полотенцем, прошла в фроловскую спальню за своим платьем. Следы груши были теперь еще более заметны.
«Я не буду завтракать, мне надо заехать переодеться. Вызовите такси прямо сейчас», - она прошмыгнула в ванную комнату. И через 10 минут уже садилась в машину.
После занятий Лолита несколько часов провела в читальном зале университетской библиотеки.
Вечером она подходила к подъезду студенческого общежития. У входа стояла машина «такси». Когда она проходила мимо, водитель открыл окно: «Ты не Лолита, случайно?» Она подошла. «Я от Фролова, жду тебя уже целый час», - водитель выбросил окурок на газон. «Подождите, я только отнесу в комнату сумку с книгами», - Лолита поднялась на свой этаж, в комнате никого не было. Пришлось снова спуститься и взять ключ на вахте. Лолита выложила книги на полку, сумка стала легкой. Она взяла со стола яблоко, надкусила его. Потом вырвала из тетради для конспектов лист и написала записку: «Привет, девчонки. Если я не приду ночевать, то возьмите мои тетради завтра в университет». - Немного подумала и дописала, - «пожалуйста».
Лолита ехала в такси и думала, что что-то не так, ее начинало тяготить уже все это. Но, конкретно, что ЭТО, она не могла объяснить себе. На улице начинало темнеть. Какой длинный день! В ее жизни уже миновало время, «когда деревья были большими», но время, когда дни были очень длинными – было как раз ее временем.
Итак, дни были очень длинными, Лолита была очень юная. Фролов был для нее очень старый, а жизнь очень уверенно шла вперед…
Дверь квартиры была полуоткрыта. Лолита не стала звонить и вошла. Опустила с плеча сумку на пол. Прошла через кухню в столовую, через нее в зал, наполненный сумерками, которые лились сквозь неприкрытые тяжелые шторы. «Я уже начал думать, что ты не приедешь», - скрипучий голос Владимира Николаевича не слился с тишиной, а словно повис в воздухе. Молчанье было ему ответом. Лолита стояла в дверном проеме, как будто в мае, а он сидел в удобном любимом кресле, как в декабре. Земля продолжала вращаться, и только абсолютно безумный волшебник мог бы соединить май с декабрем.
Лолита стояла в дверном проеме: она могла сделать шаг в будущее, оказавшись в холодной декабрьской вечности; а могла сделать шаг назад и оставаться в теплом юном мае. Время лилось сквозь дверной проем, как сквозь песочные часы. Лолита стояла, и время протекало сквозь нее. И, в конце концов, часы сменились весами. «Ты так и будешь стоять в дверях?» - в голосе Фролова появились ноты недовольства.
«Владимир Николаевич, я сегодня устала и хочу вернуться домой, но Вы меня звали. Зачем?» - Лолита готова была расплакаться, не находя объяснения своему состоянию.
«А сборник ты хочешь, Малыш?» - Фролов поднялся и подошел к ней вплотную. Лолита смотрела на него в упор. Как будто это была сцена из фильма, конец которого был для нее загадкой. Она не знала, как следует себя вести, ей казалось происходящее дурацкой нелепостью. Фролов схватил ее за запястье правой руки. Лолита смотрела в его глаза молча, пытаясь высвободить руку. Она понимала, что кричать в этой огромной квартире совершенно бессмысленно. Просить? Еще более глупо и смешно. Она смотрела в глаза взбешенного старика своим пронзительно глубоким взглядом. Фролов разжал руку. Лолита метнулась в прихожую и остановилась, повернув замок и приоткрыв дверь, остановилась.
«Если ты сейчас уйдешь, ты больше никогда не вернешься! Поняла? Никогда, никогда», - тихо и размеренно произнес Фролов. Лолита шагнула за порог.
Она бежала вниз по лестнице, а слова Фролова неслись ей во след. Лолита выбежала на улицу. Было темно. Моросил весенний крымский дождь. Лолита опустилась прямо на мокрый асфальт и заплакала…
… Владимир Николаевич проснулся утром следующего дня от звука провернувшегося в дверном замке ключа. Домработница Людмила пришла сегодня позже обычного. Весь мир изменился. В нем больше не было Лолиты, она ушла также внезапно, как появилась: будто возникшая из вечерней морской волны, она растаяла в теплой весенней ночи, смешавшись с сумерками и дождем.
Фролов зашел в ванную комнату, на подвесной полке лежала заколка в виде божьей коровки, перевернутая кверху лапками. Владимир Николаевич взял ее в руки и прислонил к щеке. Заколка пахла рижскими духами, волосами Лолиты и тем вчера, которого у них так и не было. Фролов с силой сжал в руке божью коровку: две лапки упали на цветной пол. Он разжал руку, божья коровка ударилась о холодный пол, подпрыгнула и, перевернувшись, застыла кверху оставшимися лапками.
Владимир Николаевич повернулся к зеркалу, открыл кран и окатил лицо холодной водой. Присел на край угловой ванны, прижав ладони к вискам. Так начиналось еще одно утро нового дня.
Домработница Людмила гремела в кухне посудой, дом наполнялся светом сквозь распахнутые шторы. И только перевернувшаяся божья коровка напоминала о Ней. Он медленно нагнулся и поднял заколку. Пятнистая спинка насекомого треснула, обнажив некрашеную пластмассовую внутренность. И это была та серая пустота, которая досталась ему вместо яркой пятнистой спинки…
Фролов прошел в кабинет, взял с письменного стола подборку стихов Лолиты и опустил в корзину для бумаг.
ЗВЕЗДНАЯ ДЕВОЧКА БЕЗ НЕБА
Лолита сидела на лекции во втором ряду в большой университетской аудитории. Взгляд ее через очки был отсутствующим, изредка она что-то записывала в синюю тетрадь. Весь мир продолжал вращаться по своим орбитам жизненных ценностей, которые Лолита утратила вчера. Звездный круг разомкнулся, и она словно вынеслась в беспространство безвременья. Теперь это время протекало не сквозь нее, и даже скорее – время текло мимо нее… И она еще не знала, что и это – временно. Все временно, все пройдет, и это пройдет тоже…
Так прошло несколько недель с последней встречи с Фроловым. Лолита находилась в странном, не познанном и не объяснимом ею самою состоянии. То ей казалось, что ничего особенного не произошло, и стоит ей только позвонить Владимиру Николаевичу, как все встанет на свои места, то казалось, что вся эта богемная суета ей лишь приснилась. Но оставшаяся на ее руках звездная пыль была подтверждением того, что все было по-настоящему.
Несколько дней спустя Лолиту прямо с лекции позвала методист деканата: «Тебя там, то ли из издательства, то ли из журнала какого-то спрашивают». У двери деканата Лолита увидела керченского поэта Василия Ткаченко. «Привет, наша ты пропажа, я тебя еле разыскал тут»,- сказал он. «Здравствуйте», - Лолита была удивлена его появлению. «Ну, ты уж из себя не строй невинную овечку», - он отвел ее к окну, - «Ты зачем Фролова против себя настроила? Я только спросил у него о тебе, так он просто из себя вышел». Лолита опешила: «Да я что, еще и виновата? Это он…» - но закончить фразу ей не удалось.
«Да ты совсем глупая?!» - дальше Ткаченко вместо слов только махнул рукой. Лолита смотрела на него взглядом, полным противоречия. «Короче, я здесь в Симферополе по делам. Во сколько твои занятия заканчиваются?»
«В половине четвертого», - Лолита выглядела совершенно растерянной.
«Вот и отлично. В половине четвертого жду тебя у главного входа», - он слегка хлопнул ее по плечу, - «Давай, и смотри, не потеряйся».
До конца занятий Лолита только и думала о том, что может означать появление Ткаченко. Возможно, это Владимир Николаевич послал его? Она бы, наверное, не призналась никому, она, скорее, даже просто боялась осознать то, что скучала по этому человеку, по тем вечерам, которые у них были. И мысль о том, что это никогда больше не повторится, делала ее грустной. Но что бы ни думала и ни чувствовала Лолита, стрелки часов равномерно шагали вперед, все дальше отодвигая то, что пройдет, и, приближая то, что пройдет после.
Ровно в пятнадцать тридцать она пробежала по скользким ступеням главного университетского входа. Ткаченко прохаживался напротив с красной розой, и, увидев ее, махнул рукой. Через мгновение они шли по аллее Воронцовского Парка: Лолита с розой в правой руке, Ткаченко с бордовой сумкой, набитой конспектами.
«Первым делом предлагаю пообедать или уже поужинать, я остановился в гостинице «Москва» - там отличный ресторан», - он говорил так, будто это уже был вопрос решенный, и обсуждать здесь совершенно нечего.
Лолита никогда не была в этой гостинице. Это, похожее на кусок громадного корабля, здание со стеклянными витражами воплощало в себе некий непознанный мир. И, конечно, приоткрыть дверь в неведомое было очень заманчиво. Лолита кивнула Ткаченко в знак своего согласия.
Они прошли через вертушку на входе, Ткаченко показал пропуск, и они проследовали далее через холл с вечерним ярким освещением, пальмами, мягкими креслами и зеркалами от потолка до самого пола. Вместе с ними проследовало и зеркальное отражение Лолиты на бесконечно высоких каблуках и в безмерно короткой юбке. Василий открыл перед нею деревянную дверь с рифленым стеклом и желтой металлической ручкой в виде головы тигра.
В ресторане играла негромкая музыка. Ткаченко взял Лолиту под локоть и увлек в глубину зала к столику возле окна. Лолита учтиво отказалась выбирать из меню. И Ткаченко заказал все на свой вкус. Сказал Лолите: «Если ты еще что-нибудь хочешь, скажи».
Лолита смешала в прозрачной креманке какой-то экзотический салат, но есть его так и не стала. Подошедший официант наполнил их бокалы шампанским. Ткаченко подал ей бокал с шампанским: «Ты здесь неплохо смотришься». Он протянул свой бокал навстречу ее бокалу со словами: «Просто за встречу». Лолите захотелось напиться, чтобы весь этот калейдоскоп последних недель перестал «доставать» ее хотя бы на какое-то время. Она наколола на вилку дольку спелого ананаса и допила шампанское крупными глотками. Потом была бутылка красного вина, и в заключение – рюмка коньяку. Лолита избавилась от ощущения скованности. Все вокруг нее пришло в движение, как какой-то новогодний хоровод. Василий уловил особенность момента и, сильно взяв Лолиту под руку, проследовал из ресторанного зала к лифту. В номере было очень уютно. Ткаченко включил неяркое освещение. Настенные часы показывали половину седьмого.
«Располагайся», - сказал он Лолите и поставил ее сумку на полированный журнальный столик, - «А я посмотрю, куда поставить твою розу».
Лолита села на низкую кровать, сняла очки и прижала ладони к вискам. Теперь все вокруг Лолиты не просто вращалось, а вращалось в полном тумане. Это был волшебный близорукий туман, который позволял видеть все вокруг таким, каким только захочется.
Ткаченко несильно толкнул ее. Кровать была большая и мягкая. Она инстинктивно отталкивала его руки. Его начало злить, что она сопротивлялась по-настоящему. Наконец, ему удалось занять удачную позицию в этой немой потасовке. Но тут он ощутил то, о чем уже не думал в свои 34 года. Лолита была девственницей и … несовершеннолетней. Ткаченко выпустил Лолиту. «Ты у меня ничего не спрашивал», - Лолита, трезвея, села, вжавшись в спинку кровати.
Василий вышел в ванную, его не было довольно долго. Вернулся в комнату, Лолита все так же сидела на кровати.
«Я пойду домой», - Лолита встала.
«Останься до утра, уже поздно», - он обнял ее и поцеловал в мягкие волосы, - «Ты обиделась?»
Лолита промолчала.
«Я не хочу, чтобы маленькая девочка на меня злилась».
Лолита улыбнулась. Ткаченко облегченно вздохнул.
«Я отвезу тебя на такси», - Ткаченко снял телефонную трубку и попросил администратора вызвать машину. Через пару минут они уже спускались в лифте…
Василий вышел из машины и довел ее до самой двери подъезда, в холле студенческого общежития горел тусклый свет, вахтерша дремала на диване. Он снял с плеча сумку с конспектами и поставил на пол. Лолита посмотрела на него снизу вверх. Он нагнулся, прижал ее к себе.
«Мы еще увидимся с тобой обязательно позже», - Василий разжал руки. Лолита взяла сумку и скрылась в глубине сумеречного холла.
Вернувшись в гостиницу, Ткаченко не мог заснуть. Он включил свет, достал блокнот и записал стихи, это были его первые стихи о Лолите:
***
Какой мужчина пропадает,
сказал я сам себе. На кой
мне та, которая раздавит
меня подковкой роковой?
Меня, наивности в котором…
Меня, который все испил,
которого, о как мололи
крутые жернова судьбы.
Под цокот каблучков красотки
мужчина молча пропадал.
И вдруг: На кой, - он, - все!
Сказал мужчина гибнущий,
который такое в жизни испытал!
Подковки рассыпались вдрызг.
Мужчина ночью ногти грыз.
/Стихи того самого поэта, написанные автору, 1987г./
Далее за последующие 6 лет их дружбы были написаны другие стихи. Они приходили в письмах, во множестве писем. Лолита поняла, что он значил в ее жизни лишь тогда, когда настал день, в котором больше не было его писем, а вместе с ними и его стихов…
Все настоящее неизбежно перемещается в сторону прошлого. И нет ничего печальнее, чем быть счастливой в прошлом. Но это возможно понять, только переступив прошедшее утро будущего дня. У каждого в жизни бывает не одно такое утро.