...Да, и мне хочется пасть на колени и целовать бордюр. Может, я тоже стану подсудимым.
А в каком бою ты пал, генерал? Или в кабинете пристрелили тебя свои, что-то не поделив?
Вот зорко щурится полковник с бородкой, погибший в Чечне. Тоже внутренние войска, милиция. Правда, бород я у них не видал. А рядом - как раз и подсудимый. Опять могучая стелла из благородного габбро, на ней улыбающийся профиль пахана с воловьими жилами на шее. В верхнем углу крестик, и почему-то католический. Наискось, письмом идут строчки, из популярной их песни:
"БРАТВА, НЕ СТРЕЛЯЙТЕ ДРУГ В ДРУГА,
НАМ НЕЧЕГО В ЖИЗНИ ДЕЛИТЬ,
ЗА КРУГЛЫМ СТОЛОМ ПОЗАБУДЕМ ОБИДЫ,
ВЕДЬ ВСЕМ ТЯЖЕЛО ДРУЗЕЙ ХОРОНИТЬ..."
МИША-КАРАТЭ. 1962 -1994 г.г.
Уровень поэзии - мощный, ямбический, и даже что-то христианское слышится: "позабудем обиды." Ну, конечно, как же их помнить, если работаете стаей, и чего делить, если все эти хлопчики, братаны, други, мужики, авторитеты всё — и наше, и ваше - переделили в начале 90-ых годов? А между собой - это уже смертельно, ни к чему, не улыбнётся живой улыбкой этот чудесный Мишка.
Итак, снимем, их вместе: правоохранительные органы и пахан. Охотники и дичь. Или даже наоборот.
Я углублялся в неподвижный хоровод "уважаемых людей", они улыбались и попугивали меня, а я их привольно щёлкал: ряд в перспективе, группами, поодиночке, с берёзками, с тепличными орхидеями и валами гладиолусов на цветниках. И все - "павшие в бою". Или "на боевом посту". А когда у нас Родина была без героев?
Но вот изысканное надгробие: громадный ангел (опять ангел! и вроде того, что у кладбищенских врат) приосенил крылами бюст на высоком узком постаменте: крепкая башка, плечи грузчика, глаза бешенные:
ВИТАЛИЙ ОЛЕГОВИЧ БРЫХАЛОВ
генеральный директор ТОО "МУТАНТ"
Род. 17.XI.1940. Погиб в день путча 4.Х.1993.
ПОМНИМ, СКОРБИМ, ЛЮБИМ...
Однако... Тут возник мой куда-то пропадавший Вергилий.
— Он погиб как — как нападающий или защитник?
— Конечно, как нападающий. За Конституцию пал.
Вот, значит, кто крушил и топтал несчастных москвичей.
— И сколько ж примерно стоит такая композиция, как думаешь?
— Много додадов, много додадов, — уклончиво отвечал он. — Тыси, десятки тысь (он, оказывается, и "щ" не выговаривал).
— Во какая красота! Есть же и новые Праксители.
И я сфотографировал это чудо и в лоб, и сбоку, и сзади.
— Кстати, вон тот мужик, нападающий, лежит уже два года, так давно ли ваш Пер-Лашез существует?
— С девяносто втодого. 25 гектадов отмахали, половина уж занята, а там ещё запасное поле, но пока отец Стефаний овощ там дазводит, он у нас лютый, агдадий, ходоший поп.
- О, так и церква тут есть?
- А вон кдест, видишь.
Точно, за дальними соснами, просверкивала верхушка небольшой, видимо, церковки. Ничего, скоро, дойдём.
Лежачая плита. Банкир. Личный как бы росчерк-роспись — как на бухгалтерских документах
САША МОГИЛЬНЫЙ - МИХАЙЛОВ
Кредит-банк и друзья
Портрета нет. Почему? И почему это они все без отчества: Миша,
Саша, Вова... Как в зоне. Впрочем, это зона Смерти.
- Как — его? - спросил я у смотрителя.
- В "медседесе" взодвали. Недавно.
- "Крыша" наехала?
- А... вдоде того. Поддобности неизвестны.
- Да уж, наверно, такими миллионами ворочал. А это какая прелесть! - беломраморная женщина по пояс, оперлась задумчиво локтем о столбик, по подножию идёт информация:
НОВОДВОРСКАЯ ЗИНАИДА АЛЬФОНСОВНА
Если б ты знала, родная...
Любящий муж и дети
- Отец, а что она должна была знать? Не знаешь? Наверно, красиво умерла: подушкой задушили; ещё лучше, если телохранитель. Где работала-то?
Смотритель почесал как бы ногой за ухом.
-Какой-то фонд. То ли детский, то ли слепых. Точно не знаю.
-Эх, ты, "не знаю", а должон знать. Фонды - оне....
Всё-таки какие приятные, домашние: эпитафии. "Родная..." На Немецком я тоже видел столб с женщиной (блюдечко-портрет), на котором был просто душевный вопль: "ЗАЧЕМ?..." Или муж или любовник. О, эта лапидарность много стоит! Мне бы, мечталось бы, хорошо если б написали так: "КУДА ТЫ, ВОВА ?.."