Летом ереванцы выходят гулять поздно вечером.
Когда спадает невыносимая южная жара — оживают улицы. Горожане прохаживаются, сидят на лавочках, беседуют. Ночью работают рестораны и парки, жизнь в центре города бьёт ключом часов до двух пополуночи...
Сусанна Штаян водит меня по прохладным улицам, показывает памятники.
Сусанна — врач-инфекционист в крупном медицинском центре. Её начальник — большой армянский учёный, он создал лекарство от СПИДа. Об этом открытии я должна написать по заданию редакции, но оно секретное, и потому я второй день жду «из органов» разрешения на интервью.
Днём безвылазно сижу в гостиничном номере — там кондиционер. Читаю, пишу и болтаю с дежурной по этажу Мадиной Геворкян. Главная тема наших бесед — национальные обычаи. Мадина один раз была в России, в Новосибирской области. Там во времена Советского Союза служил срочную службу её брат, и Мадина с мамой ездили его навещать.
Союза уже нет, мама умерла, Мадина — седая многодетная мать, но впечатление от маленького сибирского городка не забыто. Каждый день, изумлённо подняв живописные брови, Мадина спрашивает меня:
— Зачем ваши женщины так много пьют? У нас если пьяная на улицу выйдет — камнями закидают. А русские мамы напиваются, детей голодных одних бросают. Дети по помойкам побираются! Не понимаю!
Почему-то она считает женское пьянство нашей национальной чертой.
Объясняю Мадине, что в России не все мамы алкоголички, есть и нормальные, заботливые, как я, например. Но на следующий день она снова заводит разговор о пьянстве русских женщин...
После обеда я отправляюсь в медицинский центр. Там меня встречает «ответственная за корреспондента» доктор Штаян. Она сообщает, что разрешение пока не поступило, поэтому учёный просит подождать до завтра. Завтра обязательно придёт нужная бумага.
Мы пьём в ординаторской чай и беседуем о культурных традициях. Сусанна училась в Москве и отлично говорит по-русски. Она деликатно обходит тему национальных алкогольных особенностей, и главное различие между нашими народами видит в отношении к пожилым людям:
— Нельзя так не любить стариков! Я в Москве очень жалела ваших бабушек и дедушек — молодые никогда не уступают им места в транспорте и очень грубо разговаривают...
Снова пускаюсь в рассуждения о том, что не все россияне одним миром мазаны. Доктор любезно мне поддакивает, но наша беседа снова и снова плавно приплывает к теме отцов и детей в контексте дурно воспитанной российской молодёжи...
На третий день учёный получил разрешение на интервью. Завтра с утра мы встретимся, и после обеда я улечу в Москву.
Сегодня мой последний свободный вечер.
Сусанна сообщает эту радостную весть и приглашает к чаю. Я сажусь к маленькому столику и мысленно готовлюсь вновь выступать адвокатом всея Руси. Но доктор приготовила мне сюрприз: после чая мы отправимся гулять по Еревану.
Знаменитое книгохранилище-музей Матенадаран, оперный театр, многочисленные памятники и не только архитектурные или мемориальные...
Обычное дело в Ереване — небольшие скульптуры, установленные в ознаменование какой-либо малоизвестной даты или в честь человека, совершавшего на благо своего народа скромные, но добрые поступки. Одна из них представляет собой металлическую фигуру старика в полный рост, стоящую посреди газона. На руке у чугунного деда висит железная корзинка, откуда выглядывают кованые розы.
— Жил в Ереване один старик, — рассказывает Сусанна, — который очень любил красивых женщин. Он растил в своем саду замечательные цветы, а потом выходил на улицы и раздавал их девушкам. За это ереванцы поставили ему памятник...
Поразительно: не партийному лидеру поставили ереванцы памятник, не военному герою, не сказочному персонажу, а простому старику, любящему красоту!
Несколько часов мы бродим по улицам.
Ужинаем в кафе, где в больших высоких бокалах подают мелко-мелко порезанные овощи, залитые мацони. Сусанна говорит, что это окрошка. Мы выпиваем окрошку как шампанское.
Поздно ночью выходим к фонтану вычурному, словно огромный торт с цветной подсветкой. Шум падающей каскадами воды, причудливая игра света и царящая вокруг прохлада очень нравятся ереванцам. Они поставили вокруг фонтана пластиковые кресла и часами сидят молча, глядя на текущую воду, мерцающую в темноте зелёными, жёлтыми, красными огнями.
Мы с Сусанной заняли свободные места, но не прошло и пяти минут, как к нам подошла пожилая женщина в чёрном (по армянским обычаям, женщины, потеряв близкого человека, надевают пожизненный траур. Практически все немолодые дамы в Ереване одеты в чёрное).
Чертами лица женщина напомнила Фаину Раневскую. Такой же большой нос, печальные чёрные глаза и красиво уложенные седые волосы. Голосом великой актрисы она что-то сказала по-армянски. Я ответила: «Простите, не понимаю», и дама легко перешла на русский:
— Дорогая деточка, я всегда сижу здесь, по центру, это мое место, не пересядете ли вы в соседнее кресло?
Я охотно уступила ей ЕЁ место и она, с достоинством поблагодарив, села. Немного полюбовалась фонтаном, а потом повернулась ко мне и спросила:
- Вы из России?
- Да, — ответила я, — из Подмосковья.
- О-о-о, — последовал ответ, — замечательные места, чудесные люди!
- Вы там бывали? — изумилась я.
- Нет, - печально ответила женщина, — к сожалению, я в России не была. Но разве ваш город не прекрасен, а люди не замечательные?
- Э-э-э... — замялась я, вспомнив свой город-спальню с «поэтичным» названием Железнодорожный и его хмурых обитателей. Вспомнила беспечных мам, беспризорных ребятишек, грубых подростков, разобиженных стариков и свои беседы с Мадиной и Сусанной...
- Да! — От всей души согласилась я со старой армянкой. — У нас красивый город, в котором живут чудесные люди!
- Ну, вот видите, - она отвела взор от фонтана, посмотрела на меня отрешённым взглядом и добавила, - Не обязательно колесить по свету, чтоб убедиться в том, что все люди и все города прекрасны. Просто каждый по-своему...
Ереван, 1998 год.