За зубчатой полосой темнеющего леса вот-вот скроется солнце. Уже улеглась пыль после вернувшегося с пастбища овечьего стада. Уже пал туман. И пахнет сиренью.
Всё готово ко сну. Пора в постель. Но не спится. Лежу с открытыми глазами. Одно за другим проплывают разные воспоминания.
Мы с Ниной — шестилетки. Нина — моя сестрица. Двоюродная. Моя мама считает её очень самостоятельной девочкой. И я однажды слышал, как она наставляла её: " Ты, Ниночка,присматривай за ним: знаешь, Лера у нас парнишка, мягко говоря, своеобразный. Может впутаться в разные истории". Нина решительно, почти по-взрослому соглашалась: «Да Вы не беспокойтесь, тётя Наташа. Он ведь меня слушается».
Ну так вот: шлёпаем мы с Ниной босыми ногами по широкому Сибирскому тракту до Новых столбов — так у нас называют границу между районами. По моему предложению идём повстречаться с чем-то сказочным, необыкновенным. С этаким радужным — алым, синим, жёлтым, зелёным.
На обочине дороги, заросшей земляникой и не известными мне травами, примечаю полянку сиреневых цветов, которые показались поначалу волнующе привлекательными. И тут же осознаю: чем-то притягивают меня они, удерживают при себе. Сиреневый цвет будто отнимает реальность, переносит в сиреневое небытье. И ничего больше нет, кроме этого сиреневого цвета!
А незнакомый запах навязчиво носится в уже горячем и чуть влажном воздухе летнего утра. Душно. Кажется, я задыхаюсь. Удручающее состояние. Мозг терзает тоска, необъяснимая грусть. Кружится голова...
Нина ждёт меня на дороге. Прыгая и кружась, напевает какую-то песенку. Когда я вернулся, сразу же заметила во мне некую растерянность и встревоженность. Берёт меня за руки.
— Что с тобой, Лера? Ты чего-то испугался? Говорила тебе, не ходи туда! Что ты там искал? Ты же знаешь, недалеко болото. Там змеи.
— Да нет, нет... Только давай дальше не пойдём, Нина, — отвечаю несвоим голосом. — Новые столбы ещё далеко. Вернёмся лучше домой. Давай! А?
— Говорил, что за Новыми столбами встретимся с чем-то очень-очень... Говорил, что...
— Нина! Забудь о том, что я говорил. Ничего там нет! Всё это я для того, чтобы ты не отказалась пойти со мной.
— И без того согласилась бы. Врун ты, Лера!..
Постепенно веки мои тяжелеют, засыпаю. Снится Лёнька, высокий, поигрывающий мускулами, улыбающийся — красивый деревенский парень. Между прочим, он мой друг... Осенью пойдёт в армию. Очень хотелось быть похожим на него. — Подражаю его походке, даже улыбке.
Он часто проходит мимо нашего дома, провожает нашу соседку, Зою.
Как-то раз подарил мне диск от старого граммофона. Пояснил: «Сделаешь из него самокат. Прицепишь проволочку к ручке. Проволочка станет прыгать вот по этим отверстиям на диске. Треску будет — все ребята от зависти...» В этот же день мой самокат уже трещал на всю деревню.
Но вот как-то отправились мы с ребятами в поле за зелёным горохом. Всё бы хорошо, только там потерял я свою трещотку. Досадовал, переживал. А помог Лёнька. Ездил в поле за снопами и — вот он, мой самокат! «Машинка» снова при мне.
«Стать бы шофёром или мотоциклистом», — мечтаю я.
После букваря у меня на полке появляются одна за другой умные, замечательные книжки. Даже слово «книжка» приводит меня в какое-то волнение. Наверное, здорово везёт мне: мама-то моя — учительница. Малышей учит. А я скоро перечитаю все книги нашей школьной библиотеки. Книжки разные. Попадаются и такие, в которых мне было самому трудно разобраться.
— Мама, вот смотри, у Горького: «И грустно, и смешно?» Разве смешно бывает, когда грустно?
Мама крутит швейную машинку, потом останавливается, задумывается.
— Вот бы подрасти тебе, сынок, ещё чуть-чуть, — улыбается она. — А, впрочем, дай подумать...
Многое из прочитанного я помню и по сей день. Главное запоминается. Да, это всё мама! Это она следит за моим чтением. Её ненавязчивые вопросы по прочитанному будят во мне внимательность, умение видеть, вернее воспринимать свои и чужие поступки. Сильным и храбрым героям хочется подражать.
Щупаю бицепсы рук — слабые, тонкие, как у моей бабушки, Устиньи Савельевны. Стал ходить на физкультурную площадку.- Пытаюсь наладить себя физически: поднимаюсь по шесту, силюсь овладеть перекладиной. Результаты? — Какие там результаты!
— Мама, я какой-то слабый. Вот мне бы быть, как Лёнька! У него мускулы — во! А ты знаешь, — я склоняюсь к маминому уху, — Лёнька-то, видно, Зою любит! Представляешь? Вчера на спортплощадке видел, как там, в уголке, у сирени, он целовал... её. Да-а! Зою!
— Ну что ты, Лера? Лёнька! Да он ведь взрослый! Вот отслужит парень в армии, и поженятся они.
Прошли годы. Мама, мама! Всегда ты в памяти моей!
Говорили, что в девичестве была она очень красивая: огромная копна волос, грациозная поступь принцессы, и голос её... Какие песни пела ! Обо всём этом рассказывали мне её сверстники.
Я уже далеко не мальчик, и пытаюсь представить себе: вот она, моя мама, оставила на закладку книгу, встаёт, подходит к зеркалу, откидывает волну волос назад, затем грациозно прихватывает её рукой. Тяжёлый каштановый поток стремительно сыплется ей на грудь...
Как-то утром выглянул в окошко: на тропинке стоит улыбающийся Лёнька — одна рука за спиной. Видно, прячет что-то. Увидел меня в окошке и пальчиком манит: выйди, мол. Я — опрометью к другу. А он поздоровался со мной, как со взрослым, — за руку:
— Ухожу в армию, Лера! Дарю тебе как другу на память свои коньки! Знаю, очень хочешь научиться кататься. Так что коньки теперь твои. Катайся!
— Лёнька! Ты и вправду настоящий друг! — крикнул я, — и, чуть не плача от избытка чувств, бросился в дом, забыв попрощаться со своим кумиром. Подбежал к окну. Вижу: Лёнька по-прежнему стоит, скрестив руки на груди, и улыбается.
Помахал ему рукой, он ответил мне тем же.
Зоя частенько по-соседски забегала к нам. Прибежит что-нибудь спросить или узнать мнение своей бывшей учительницы:
— Наталья Ивановна, я платье сама себе сшила — гляньте. Вам нравится?- Повернётся вокруг себя — платье веером раскроет её стройные загорелые ноги. Черноволосая, черноглазая, с изящной фигурой, она выделялась особенной, татарской красотой.
Провожать Лёньку в дорогу Зоя почему-то не пришла. После того, как Лёня ушёл на службу, почтальон наш ни разу не подошёл к Зоиному окошку.
А в деревне — новость: появился милиционер — узнали, мать Зои гонит самогон и спаивает деревенских мужиков. Короче: всю мамкину вину Зоя приняла на себя. Осудили. Да ещё выяснилось, Зоя от Лёньки оказалась беременной. В тюрьме и родила. Девочку.
Лёньку известили: родилась дочь. В деревне верили, он признает дочку. Вернётся и Зоя, не век же ей валандаться на лесоповале.
Но время распорядилось по-своему. На письмо матери служивый ответил: «Пишете какую-то ерунду! Что мне Зойка? И ещё — о какой-то дочери. Перестаньте доставать меня, мама! Мне здесь и без ваших этих... Бред какой-то!»
Незаметно пролетело время. Вернулся со службы Лёнька. Не один вернулся — с женою, маленькой черкешенкой. Возмужавший, уверенный в себе, проходил он по улице по-деревенски крупно, увесисто. Черкешенка семенила рядом, ухватившись за Лёнькин рукав, еле успевала, сбиваясь с шага. Старушки, сидя на скамеечках, покачивали головами: «Чужую приволок, бесстыжий! Будто в деревне своих девок мало...»
Осень в деревне — пора хотя и многотрудная, но во многом и приятная. Колхозные сусеки пополнились свежим урожаем, бочки мёда мужик повёз на рынок, обратно — с деньгами. Молодёжь свадьбы справляет. А дети за лето успели и поработать — родители без дела не оставят — и отдохнуть. К осени всё созревает и обновляется. Так что ребята с охотой в школу идут. Соскучились по школьным друзьям и по учителям: пора такая в деревне.
И звенит, потрескивает лёд на пруду под коньками ребятишек после уроков. Весело — осень пришла!
Может, по старой привычке или по какому-то другому поводу и Лёнька появился на катке. В военной форме: видно, не успел ещё переодеться в гражданскую одежду.
Я сразу заметил его и подкатил поздороваться: после службы видел его впервые.
Что-то изменилось в Лёньке: не ответил на моё приветствие, не спросил, как дела в школе. Мои щёки пылают от волнения и догадок. Присев на корточки, Лёнька покуривает. Будто для себя, кривясь от едкого дыма, тихо сказал, глядя в землю:
— Научился кататься-то? Вот и хорошо. А теперь, Лера, снимай, наверное, коньки-то. Самому нужны. Так уж получается. Извини, друг. Да ты что? Не переживай! От ты какой! Да мамка тебе новенькие купит!
Я молча снял с валенок Лёнькин подарок и почти одними губами:
— Спасибо Лёня!.. Купит, я думаю. Конечно, купит.