Заметки о Времени. Глава вторая

Начало большой жизни.

 В середине июля 1965 года я отправился поступать в институт в Новосибирск. До этого я за свои неполные восемнадцать лет никогда  не был в большом городе. Поездка на один день в нашу краевую столицу -_Барнаул  была  не в счет.   Другие города,  в которых я успел побывать: Бийск, Усть-Каменогорск были такие же,  как наш город с небольшими вариациями, Горно-Алтайск, Змеиногорск - маленькие городки.                Будучи человеком «теоретически подкованным» в жизненных вопросах я легко освоился в новом для меня мире. Нас,«абитуру», поселили в общежитии института. Общежития находились напротив  учебных корпусов.  Кроме нас, сибиряков, было много ребят из Европейской части страныКонкурс был в тот год большой. Я поступал на радиотехнический факультет, по трем предметам проходной бал был четырнадцать, а я  набрал только тринадцать.  Как всегда подвела математика.  Пришлось вернуться в родительский дом с позором.

 Во времена нашей юности в армию призывали  с девятнадцати лет и служили в армии три года, на флоте  четыре  года.  Имея ,  какую никакую парашютную подготовку, на первой комиссии в воекомате  я изъявил желание  служить ВДВ.  Будучи, неплохо подготовленным  физически, имея  «боевой» опыт в общении с шпаной, меня не особенно пугали тяжести армейской жизни.   Медицинской комиссией при военкомате, по причине не очень хорошего позвоночника,  я был признан негодным к строевой службе. Что означало службу в стройбате,  железнодорожных войсках  и тому подобное.  Такая служба  меня не очень привлекала.  Довольно интересно  у нас было поставлено дело, из-за сколиоза  шпалы и бетон таскать  ты мог, а вот служить в радиотехнических войсках или ещё где-то более ли менее интеллектуальном   состояние здоровье  тебе не позволяло. Кроме того, поскольку было время «физиков»,  в старших классах я увлекался ядерной тематикой: тогда вышли книги «Роберт Опенгеймер и атомная бомба»,  «Теперь об этом можно рассказать»,  руководителя американского атомного проекта генерала Гровса и другая литература по этой теме. Живя в тени Семипалатинского полигона и не только в тени, но и в пыли, я пришел самостоятельно к выводу, что ядерное оружие – это шанс человечества прекратить войны, или свести их к  миниуму. С ранней юности я взял за правило строить свою судьбу самому, в крайнем случае -  «господину случаю»,  а не отдавать управление своей жизнью  в чужие руки. Здраво оценивая свои способности в точных науках, я исключил возможность для себя заниматься ими профессионально.  Для меня был возможен путь: получить техническое образование и работать на производстве.  На что были и направлены мои усилия по моему возвращению в родной город.

 Исходя из этой задачи, я нашел себе работу, где и в рабочее время можно было учиться. В эти времена в Рубцовске была своя  городская телестудия. Я устроился на работу в киногруппу телестудии электриком -  осветителем. Коллектив был небольшой: начальник группы, он же редактор, два кинооператора, два осветителя, девушка Галя, которая проявляла кинопленки и монтировала сюжеты, ещё был паренек писавший сценарии и по совместительству Галин жених.  Вспоминая то время, я сравниваю современные информационные программы, особенно центральных каналов  и те, что делались  нашей киногруппой. Смотря современные  информационные программы,  можно прийти к выводу, что в стране, кроме пожаров, преступлений и т.п. больше ничего не существует. Я не очень верю в теорию заговоров, но невольно возникает вопрос: не путем ли постоянного вдалбливания негативной информации в голову обывателей, получить вместо граждан покорных рабов, сломить их желания к каким – либо действия даже в свою собственную защиту?  Для себя я объясняю это явление, нежеланием, неумением современных журналистов и их редакторов хорошо работать. Для того, чтобы сделать броский материал о катастрофе не требуется большого труда  и способностей, главное , чтобы за оцепление пустили. Конечно, не все так плохо :  даже и сейчас имеется немало хороших программ, в частности, хорошее качество материалов  подготовленных Новосибирскими телекомпаниями.                Наша киногруппа, где никто не имел специального образования, даже из незамысловатой темы о рабочем, могла сделать интересный сюжет.  Кроме этого снимались небольшие документальные фильмы.  Я работал с кинооператором  Михаилом Ивановичем, спокойным, интеллигентным человеком. Тогда ему было лет пятьдесят, он был хорошим рассказчиком ,  а тем у него было много. Снимали мы в цехах,  на стройках, школах, в окрестных колхозах. Иногда были командировки на два – три дня в предгорья Алтая.  У Михаила Ивановича там везде были друзья и принимали нас там очень хорошо. Тем не менее, несмотря на постоянные выезды и поездки,  времени на учебу в рабочее время у меня было достаточно. В мае 1966 года  была построена радиорелейная линия, стали принимать передачи из Барнаула, телестудию закрыли, в городе оставили корпункт из трех человек, а всех остальных сократили.

   Вступительные  экзамены в Новосибирском университете, проходили раньше, чем в других  вузах, что давало возможность, не поступившим в НГУ соискателям высшего образования подать документы в другой институт.  В конце июня я уехал в Новосибирск. Олег Пчеляков, который,  к тому времени закончил второй курс ,   был почти моим наставником. Хоть все что он рассказывал, было очень интересно и жизнь в Академгородке была намного интереснее, чем в самом Новосибирске, я трезво оценивал свои математические способности и возможность поступить и учиться на физмате НГУ.  Вступительные экзамены для меня были только тренировкой и определенной школой. Получив тройку по математике и четверку по физике, я был вполне удовлетворен своими знаниями, сложность заданий на экзаменах была намного выше, чем в НЭТИ (теперь Новосибирский Государственный Технический Университет, НГТУ) и других вузах.

 Новосибирский Государственный Университет был создан в конце пятидесятых годов, как и Новосибирский Академгородок, по инициативе и под руководством академика Лаврентьева. Преподавали в университете  известные ученые академических институтов.  Студенты уже с младших курсов проходили практику в академических институтах и готовились для работы в  Сибирском отделении академии наук.

 Особенностью 1966 года  был одновременный выпуск  десятого и одиннадцатого классов в школах и большой конкурс в вузах. Для минимизации рисков, выражаясь современным языком,  я подал документы   на только что  образованный монтажно - электротехнический  факультет (МЭФ) Новосибирского  электротехнического института (НЭТИ).

Немного о моем «Alma mater» - НЭТИ. Институт  был создан в 1950 году, первые занятия начались в 1953 году. Первое здание, теперь общежитие было построено в 1954 году, первый учебный корпус в 1960 году. В течении 35 лет ректором института был Георгий Павлович Лыщинский . Он превратил институт  в один из крупнейших вузов страны, далеко известный за пределами России. Основной задачей института была подготовка специалистов для оборонной промышленности Новосибирска. Промышленность Новосибирска тогда была представлена  в основном военно - промышленным комплексом.  Новосибирск до середины восьмидесятых годов был закрыт для посещения иностранцами, также как  Горький,  Свердловск, ( теперь Нижний Новгород и Екатеринбург), Челябинск, Томск и ещё много крупных  городов.                В 1966 году в НЭТИ были следующие факультеты: электромеханический , энергетический,  электронных приборов, радиотехнический, автоматики и вычислительной техники, машиностроительный и самолетостроительный . В 1965 году был организован Физико – технический факультет,  где  система подготовки  студентов была ближе к системе обучения в НГУ. Выпускники этого факультета работали  в основном в научных учреждения Академгородка.                В институте была сильная военная кафедра, готовившая  студентов для службы офицерами  в системе противовоздушной обороны.

  Как я  и рассчитал, конкурс на МЭФ был небольшой, проходной бал был двенадцать, брали даже с одиннадцатью. На остальных факультетах, даже на энергетическом, где специальности были такие – же, как и на МЭФе, конкурс был выше. Я, как и в прошлый раз, набрал тринадцать баллов и стал студентом.                Как тогда было принято,   первый курс отправляли на работы на месяц в «колхоз». Отправляли только иногородних, городских оставляли в городе,  выполнять какие-то работы при институте. Наши городские  сокурсники  возмущались,  им  тоже очень хотелось  ворваться во взрослую жизнь. Термин  работы в колхозе означал,  что  могли быть и сельхозработы по копке овощей, работа на элеваторах, строительстве.  Такая «обкатка  в полевых условиях»  будущих студентов была очень полезной, она сплачивала коллектив,  приучала к самостоятельности. Нас несколько групп, человек восемьдесят, отправили на строительство коровников в  Болотнинский район. Моя группа крыла кровли рубероидом, другие бетонировали полы, клали стены  и  прочее. До сих пор запах битума и креозота будят у меня воспоминания юности.

Оглядываясь, на  те  времена,  удивляюсь: с одной стороны  на «безголовость» организации этих работ, а с другой  тем доверием  к нам,  вчерашним школьникам. Обучения с нами никто не проводил,  в первые несколько дней к нам приезжал местный прораб, показал что, как делать. Потом он приезжал очень редко, смотрел объемы и проверял качество. От института у нас был руководитель с кафедры «Истории партии». Были когда- то  в каждом вузе такие кафедры,  призванные  воспитывать нас в духе преданности марксизму – ленинизму и делу коммунистической партии.  Он был  из отставных военных, бывший замполит ( заместитель командира части по политической работе), в производственные вопросы не вмешивался и ничем нам особо не досаждал. Поскольку я был в нашей группе самым старшим по возрасту, имел какой-то производственный опыт, деканат меня назначил старостой группы и, соответственно, на стройке я был бригадиром. Таким образом, с юности я начал с руководства строительными  работами  и по сути занимался этим всю жизнь. Одним из бригадиров был Володя Горбунов, он был самый старший из нас, отслужил в армии и успел поработать. В дальнейшем я расскажу о нашей случайной  встрече, подтверждающей   тезис о том  насколько тесен мир.

 Деревня наша – Бруснянка  располагалась в очень живописном месте.  С крыши коровника открывался  вид на бесконечную тайгу,  по зеленому фону солнечными бликами разбросаны краски осени, на недалеком горизонте стояла  голубая  гряда Салаирского кряжа. С погодой нам повезло: осень была теплая и сухая, так что  от природы не было помех нашей работе.  Только  в середине сентября по ночам случались небольшие заморозки, что  мешало  работе на кровле. Поверхность, на которую наносится  жидкий битум, должна быть сухой.

Свободного времени у нас немного, по субботам мы работали. В случае досрочного выполнения объема работ мы  могли  досрочно уехать  домой. Так что тянуть время  было не в наших интересах.       В части использования свободного времени особых воспоминаний  не осталось.  Поскольку центром притяжения в мужском коллективе всегда являются женщины, а у нас их было очень мало,  то  все ограничивалось игрой футбол, иногда песни под гитару. Танцы, или как теперь называется «дискотека»,  то же бывали, но по причине малочисленности  девушек проходили скучновато.  С местными парнями у нас конфликтов не происходило, поскольку сила была на нашей стороне: мы их многократно превосходили в численности, было несколько ребят спортсменов  из силовых видов  спорта и парни,  отслужившие в армии.
 
  В Новосибирск мы вернулись на неделю раньше положенного срока,  досрочно закончив работы. Это было очень счастливое время, время  ожидание новой жизни.  Поскольку большая часть нас была из небольших городов или сел,   Новосибирск,  для нас был очень интересен. В отличие от НГУ, где с общежитиями  проблемы не было и  все студенты,  даже проживавшие в городе могли поселиться в общежитии, в НЭТИ было очень трудно.   Для соискания   «койко- места»  студенту нужно было предоставить в деканат справки о доходе семьи. При каком-то минимальном доходе деканат выделял студенту общежитие.  Другим  вариантом – было активное участие в общественной жизни института, но это было не для только что  поступивших.  Ещё во времени сдачи вступительных экзаменов  я познакомился, с Юрой,  студентом четвертого курса.  Мы как-то быстро сошлись характерами и он предложил мне жить с ним на квартире, где он снимал комнату. Жили мы рядом с институтом. Наши хозяева, пенсионеры, муж и жена были люди простые,   спокойные и не досаждали нам , а мы им. Большим неудобством были смежные комнаты, нам приходилось ходить через них, а я, частенько, возвращался поздно.

 Сразу же с началом учебы я стал заниматься в лыжной секции, искал выходы на общественную деятельность.  В нашей группе был Володя Горобцов, новосибирец, он с нами в колхоз не ездил, работал в институте, за этот месяц  освоился в институте.  Витя Лавров, с которым я сдружился в Бруснянке,  имел первый разряд по десятиборью. Десятиборцы были редким явлением  и Витя сразу стал членом правления спортклуба.  Но мне не пришлось развить бурную деятельность: я серьезно заболел. Уже в конце октября стали проявляться  неприятные ощущения.

На тренировки мы бегали на институтскую  лыжную базу,  она находилась в Бугринской  роще, да и сейчас  там находится,  в километрах трех от нашего института. Бегали мы через территорию старого кладбища. Сейчас там  расположен комплекс областной больницы.  Наверное, под влиянием начинающейся  болезни, в памяти четко сохранилась картинка сюрреалистического содержания. Среди могильных бугров, присыпанных первым снегом, на фоне покосившихся крестов цепью бежит группа людей.  Нестерпимо яркий солнечный луч, вырвавшийся из вздыбленных снеговых облаков, освещает на фоне темного неба согнутую порывом ветра березу с чудом сохранившимися золотыми листьями. Куда они бегут, зачем они бегут!

 На  дни празднования Седьмого ноября  ( в советские времена в этот день отмечалась очередная годовщина Октябрьской революции) я поехал к родителям. На следующий день после приезда в родительский дом  я проснулся с желтыми глазами и желтым лицом. Десятого  ноября меня положили в больницу с диагнозом «болезнь Боткина», в народе -  «желтуха», теперь гепатит «А». Лечили меня долго и нудно, ровно два месяца.  Основной метод лечения, первые  две-три  недели были капельницы, остальное – таблетки. Наша лечащая врач, пожилая крупная женщина, была человек душевный, говорила: «Главное в вашем лечении пить и писать, пить и писать». Что мы  и дисциплинированно делали.  Родители мне регулярно приносили виноградный сок в трехлитровых банках. В отличии от большинства, так называемых соков , выпускаемых в настоящее время и изготавливаемых из непонятных концентратов, в шестидесятых годах  соки были натуральными. Сок, выпитый мной в больших количествах во время болезни, пах тыквой. С тех пор я невзлюбил этот овощ, и как бы моя половина не  пыталась убедить во вкусности и невероятной полезности тыквы,  пересилить себя и покориться ей я не могу.

 Диетическое питание, спокойная жизнь скоро дали эффект. Ноющие боли и тяжесть в правом боку стали проходить.  В апреле месяце, как только подсохло, я начал бегать. Вначале моих занятий, после пробежки метров в пятьсот появлялась довольно  сильная  боль в области печени. Постепенно  я пробегал всё больше, а боль становилась все слабее. По возвращению осенью в институт,  я возобновил свои занятия в лыжной секции. В кроссах я не отставал от своих товарищей, начавших заниматься в прошедшем году.
         
  Вернувшись к началу учебного года, я «зайцем» поселился в комнате  своих ребят из прежней группы: Юры Барнякова, Коли Мазепы и остальных четырех человек. Моя новая группа уехала на сельхозработы, а меня оставили работать в институте на кафедре. Компанию  в трудах  мне составляла  изящная блондиночка Наташа Кайзер.  Целыми днями мы что-то высчитывали на логарифмических  линейках и строили какие-то таблицы. (Логарифмическая линейка представляла из себя линейку длиной сантиметров в тридцать, средняя её часть могла передвигаться относительно неподвижного корпуса, на котором находился подвижный визир.  Передвигая по определенным правилам подвижные части линейки производились арифметические действия, определение значений  квадратных и  кубических корней, логарифмов.   До появления калькуляторов и другой вычислительной техники была незаменима при инженерных расчетах.)  Впоследствии, учитывая наше усердие,  руководитель установил  нам  рабочий день  с девяти до тринадцати часов.  К моим ухаживаниям Наташа отнеслась равнодушно и наши отношения были только деловыми.

  В моей новой группе было двадцать человек, из них две девушки.  Новосибирцев было четверо: Дедловский, Климов,  Левадо, Чеботаев.     Сразу по поступлению получили общежитие  Миценко, Ким, Колмаков, Рябчун, Константинов, Малахов  и жили они  в одной комнате.  Остальные ребята жили на квартирах,  снимали комнату на несколько человек. Нашим старостой был бывший моряк  с крейсера  «Киров» Юра Султанов,  серьезный,  интересный парень  двадцати  четырех  лет. Поначалу он ещё носил флотскую форму, поскольку  другой одежды у него и не было.   Четыре года службы на корабле привило у него стойкое неприятие коллективного проживания на ограниченной площади. Он поселился на квартире в частном доме,  довольно далеко от института. После первого семестра Юра  женился на дочке хозяйки, но не отдалился от нас.   Все годы учебы  он оставался нашим старостой,  в стройотрядах его бригада всегда была в передовиках и хорошо зарабатывала. После окончания института, он распределился куда-то в Среднею Азию, кажется Таджикистан, тогда там строили Нурекскую ГЭС.  К сожалению, мы потеряли с ним связь. Как сложилась судьба Юры неизвестно,  хотя по всем признакам она должна быть была успешной, но развал Советского Союза  и последующие события  могли опрокинуть всё.
   
 В скором времени  я закончил  свое нелегальное положение в общежитии.  Спортивным движением в институте  занимался спортклуб, от каждого нового потока в  правление клуба избирались представители. На моем новом потоке не было «выдающихся спортсменов».  Мои  бывшие сокурсники по прошлому году, Витя Лавров и Петя Лепешкин, выдвинули меня в правление спортклуба.   За выполняемую  в будущем общественную деятельность,   мне выделили место в общежитии. Условия жизни были весьма  спартанскими: в комнате было шесть законных жильцов и   один, два «зайца», четыре кровати и две, три  раскладушки. Раскладушки мы называли «вертолетами». На нашем этаже была комната для занятий, площадью метров семьдесят. Мы её называли «долбежкой», по субботам там  проводили танцы.

 Наше общежитие- пятиэтажное здание сталинского стиля,   П – образной формы.  Потолки  были высокие, благодаря чему при скученности  можно было дышать, когда в комнате на ночь собирался весь её состав.   На четвертом этаже жили девушки. На первом и втором жил радиотехнический факультет, на третьем - мы, «МЭФ», на пятом машиностроители. Другое общежитие, постройки пятидесятых годов, по архитектуре и принципу заселения было таким же. Остальные общежития строились позже и каждое строились в духе времени.   Институт представлял из себя единый  комплекс.  На правой стороне проспекта находились учебные корпуса, на левой стороне -  общежития, дома для преподавателей, столовая. Позднее там же были построены плавательный бассейн, спортивный комплекс, культурный центр, общежития.  Но эти все прелести были уже без нас. Все корпуса института, за исключения небольшого третьего корпуса, были соединены между собой  переходами. Из всех факультетов  в то время  только самолетостроительный факультет был расположен вне студгородка, на территории авиационного завода. «Самолетчикам», жившим в общежитии, приходилось  кататься через весь город в битком набитом транспорте.  Даже, при   том  количестве автомашин   дорога была непростой и занимала много времени.

 Первый курс прошел без особых потрясений, но были первые потери. После первого семестра отчислили одну из наших девушек. На втором курсе заболела  и ушла в академотпуск  наша вторая  дама.  А девочка была очень толковая. Так что проучились мы оставшиеся годы  строгой мужской  компанией,  как говорил о нас начальник цикла на военной кафедре полковник Кугаевский: «находка для военкомата».

 Жизнь в институте кипела, самое главное было не забыть, что ещё надо учиться.  Занятие лыжами занимало достаточно много времени и сил, тренер Хромцов Александр Иванович, гонял нас на полном серьезе.  На первом курсе, весной я примкнул к альпинисткой секции. Стипендии, 35 рублей,  родительских  30 рублей, на растущие запросы  денег не хватало.  Как и многие студенты, я ходил разгружать вагоны. Особо вспоминаются наши походы на станцию «Новосибирск – Южный».  По осени туда приходили  составы с фруктами из Средней Азии. Заработки на фруктах были небольшие, зато  мы несли оттуда по здоровенному  рюкзаку даров юга. Расхищение «социалистической собственности» представителями  владельца груза не приветствовалось, но и не пресекалось.  Никогда, даже живя в Молдавии, я не ел столько  фруктов. Вспоминается один случай, напоминающий о себе до сих пор.  На старый Новый год разгружали мы соль. Погода была теплая, около минус пяти градусов и я работал без верхонок (верхонки-это рабочие рукавицы). По дороге домой  у меня начали сильно болеть руки, я  обморозил их.  Соль способствовала сильному обморожению.
   
    На третьем курсе я нашел себе постоянную работу в качестве дежурного грузчика на базе «Посылторга»и проработал там до окончания института. Работа была по воскресеньям. Работали мы вдвоем, если вагонов не было, часов  до двух выполняли какую-нибудь работу по складу, за что получали по восемь рублей. В случае прихода вагонов, а груз там был не очень тяжелый:  холодильники, ковры, электролампы, изредка мебель, вдвоем мы справлялись. За такие работы у нас была сдельная оплата. В случае необходимости, звонили в общежитие и просили помощи. Заработок в месяц был 80 – 100 рублей.  Для тех времен это были вполне приличные деньги.  Для примера приведу некоторые цены того времени: обед в столовой – 60-80 копеек,  болгарский коньяк «Плиска» - 5,2 рубля, булка хлеба -16 копеек, килограмм соевых конфет «Батончик» 1,8 рубля, трамвай, автобус -3,5 копеек соответственно.  В безденежные дни мы покупали килограмм «Батончиков», три булки  хлеба и наедались всей комнатой.

 Кроме работы грузчиками ребята работали сторожами, особо ценилась дежурство в детских садах. В нашей группе было пятеро  пожарных: Султанов, Миценко, Колмаков, Константинов,  Малахов.   На старших курсах некоторые ребята устраивались работать на кафедрах, в дальнейшем они пошли в науку или были около неё. Ещё одним видом заработка,  которого,  при рачительном расходовании, могло бы хватить и на весь учебный год  была работа в Студенческих строительных отрядах (ССО). В шестидесятых, начале семидесятых годах большими темпами велась электрофикация  сельской местности. Строились новые линии электропередач (ЛЭП) на напряжение  10 и 0,4 киловольт  для  строящихся ферм и  других производственных нужд. Не забывали при этом и про реконструкцию и строительство новых сетей в деревнях и селах. Для этих работ привлекались Студенческие строительные  отряды «Энергия». Зимой  будущие бойцы «Энергии» проходили теоретическую подготовку,  досрочно сдавали весеннюю сессию и выезжали на работы.  Бригады с нашего факультета,  как правило , работали в  Новосибирской области. Технику и механизаторов для работы выделяли мехколонны.  Большое количество студентов НЭТИ прошло  через  жизненную школу  «Энергии». И воспоминания об этих временах были очень яркими.

 В  деле  участия в студенческих отрядах я пошел несколько иным путем. После первого курса набирался первый отряд для работы в Прибалтике, на Нарвской ГРЭС.  Хорошо подумав, я решил, что осваивать сельские просторы, северные и дальневосточные края мне ещё придется. Два месяце прожить в Прибалтике, посмотреть Ленинград, Таллин, Ригу, когда может представиться такая возможность!?   Отряд был небольшой, одиннадцать человек. Нашим комиссаром  был студент четвертого курса, Валера Волошин. Он был старше всех нас, отслужил в армии, был членом комитета комсомола института.   Он мог великолепно построить отношения в коллективе. Стилем его управления было умение убеждать. В нынешние времена только ленивые не пишут о комсомоле, о его активистах, даже низового звена, как о рассаднике бед и прочее. Даже,  очень уважаемый мною Эльдар Рязанов, в фильме «Карнавальная ночь-2» не смог не проехаться по этой теме. Многие из пишуших сами выходцы из  комсомольской  номенклатуры. Им виднее. Когда -то каждый останется наедине со своей совестью. Насколько мне известна жизнь Валеры, ему не за что упрекнуть себя.  Всю жизнь проведя  на административной работе он не заработал  ни высоких должностей, ни больших денег.  Он просто честно работал для блага людей.
   
     Ехали мы поездом, в плацкартном вагоне, но по молодости все жизненные неудобства воспринимаются легко. Дорога заняла больше трех дней.  Я впервые ехал на такое большое  расстояние.  Поезд шел через Свердловск, Пермь, Вологду.  Наибольшее впечатление  у меня осталось от пейзажей вологодского края.      По случаю нашего посещения северных краев, погода стояла хорошая, солнечная, на фоне блеклого голубого неба,  дальних и ближних лесов вставали  золотые купола церквей. На первый взгляд в таком пейзаже не было ничего выдающегося, но все увиденное так было гармонично, так западало в душу!

 Нарва  - небольшой уютный городок,  где сохранились старинные  ратуша,  жилые дома, интересна архитектура  промышленного комплекса  зданий середины девятнадцатого века «Кренсгольмская манафактура».  На высоком берегу  реки Нарвы высится средневековый замок, заложенный  датчанами в тринадцатом веке. В 1968 году,  замок  лежал в руинах, реставрация только начиналась. Но и такое состояния замка, при включенной фантазии, давало представление о давно прошедших временах, поднимало с каких-то глубин подсознания  нечто давно знакомое.
 
 На противоположном берегу реки, в ленинградской области, находится город под названием Ивангород. Он был основан Великим московским князям  Иваном Третьим в 1492 году и был одним из форпостов русской цивилизации на западной границе. Ивангородская крепость была достаточно мощным укреплением для того времени и расположена напротив Нарвского замка . Как и замок, она была сильно разрушена в годы Великой Отечественной войны. Эти прибалтийские края издавна осваивались русскими людьми. Теперешний эстонский город Тарту – древний русский город Юрьев, основанный ещё в 1030 году русским князем Ярославом Мудрым.  Царь Иван Грозной двадцать пять лет вел  Ливонскую войну со шведами, поляками и датчанами, пытаясь присоединить эти земли к России. В Пирите,  местечко в окрестностях Таллина, нам  показывали развалины грандиозного сооружения, разрушенного ещё в войнах шестнадцатого  века.

 Рига,  а особенно Таллин, в своей  старой  исторической  части, как бы дали прикоснуться к материальному отождествлению времени, истории.

  Теперешние самопровозглашенные государства: Эстония, Латвия не имеющие  ни исторического государственного опыта,  ни достаточного  национального  численного  потенциала, не достигнут  того уровня культуры, тех возможностей , несмотря  на все ограничения, предоставленные им   Советской властью.  Растворятся  они в  Европейском  Союзе, если он будет  существовать,  а берега  Балтики  будут  заселяться,  сыновьями Африки. Поскольку рано  или поздно, европейцам  надоест   мультикультурность, и начнут  они избавляться от непрошенных   гостей, переселяя их на пустеющие территории.

   Первоначальная бытовая культура  прибалтам  была им привита   остзейскими немцами.  Таллин и Рига  были построены  немцами, не без участия  титульных наций  конечно,  они таскали камни из каменоломен.  Литовцы, пережившие свой  пассионарный толчок в  14- 16  веках,  со времен,  когда граница Великого  княжества  Литовского  была,   чуть ли не у Калуги, считаю, могут  сохраниться, живя этой исторической прапамятью.  Да простят меня  ученые мужи  за ненаучное «прапамять»

После такого историко – философского отступления  возвращаюсь к моей студенческой юности. В составе Нарвского студенческого отряда было около  шестидесяти человек: пять человек из Алма- Атинского политехнического института, человек десять из Донецка, один отряд  из центральной России.  Нас поселили  в одном подъезде пятиэтажного дома. Я хорошо запомнил казахов и ребят из Донецка потому что, с казахами мы работали в одной бригаде, а с  «шахтерами» ( они были из горного института, или у них была близкая к этому специальность) жили на одной лестничной площадке. Бытовые условия у нас были очень хорошие, мы жили в трехкомнатной квартире со всеми удобствами, была горячая вода.

  Весь «интернациональный отряд»работал  на Нарвской ГРЭС, но на разных участках.  Мы,  усиленные  пятью казахами, один «казах» был русский паренек, строили  внутристанционные железнодорожные пути. Бригадиром у нас был местный эстонец,  пожилой простой мужик, у нас ним сразу установились хорошие отношения. Работа  на путях  физически тяжелая, а забивание костылей ( большие гвозди, которыми рельса крепится к шпалам), требует не только силы,  но и точности снайпера.  Наш красавец Боря Рождественский ранее овладел  эти искусством, а  мы,  в меру своих способностей  только  меняли его на время  отдыха.  Работе мешали частые мелкие дожди.  Поначалу мы сильно мерзли в прибалтийском климате, наш бригадир  смеялся, «не ожидал, что сибиряки такие неженки». На работу и с работы нас возили автобусом, а на строящийся   участок железной дороги на дрезине, так как, мы везли домкраты, ломы, молотки и прочее. Работали мы по восемь часов. С двумя выходными днями, всё, как положено по законодательству.

  Свободного времени после работы у нас было достаточно.  Иногда играли в футбол  с  представителями других вузов,  пытались проводить, конкурс на лучшее исполнение песни.  Среди нас  было двое владеющих гитарой, Боря и Гена.  У Гены был неплохой голос. Мы пели  песни Высоцкого. Визбора, Окуджавы.  «Сигаретой опишу колечко, спичкой на снегу поставлю точку, что- что надо поберечь нам, а не бережем уж это точно..»,  «Над Канадой , над Канадой  солнце низкое садится.  Мне  давно уснуть бы надо, только что-то мне не спится…».  И ещё много- много великолепных песен. В те времена  эти  песни   имели  хождения  в народе, в основном  в виде записей сделанных на их редких концертах.  Не  хочется по старчески брюзжать, но постараюсь быть объективным.  В шестидесятых годах  где- то  авторская песня и  преследовалась,  возможности   для   знакомства  с ней у  широкой публике  были невелики.  Но, тем не менее, они  очень быстро расходились  в основном в  студенческой среде, становились любимыми,   часто исполняемыми, ни  одна вылазка на природу не обходилась без этих песен.  Основными темами  в этих песнях была романтика, доброта, дружба, любовь, - вечные ценности.  Были и диссенденствующие:  Галич, в чем то Ким,  Окуджава.   

В выходные дни мы ездили в курортный городок Усть – Нарву.  Там был белый - белый песок  на пляже, холодная,  почти пресная  вода Нарвского залива. Среди сосен стояли небольшие  домики. Ничего особого выдающегося, но оставалось ощущение покоя и какой- то светлой грусти.  Наш комиссар, Валера Волошин, был избран комиссаром всего отряда. Его стараниями были организованы  поездки на несколько дней в Таллин и Ригу. В Риге знаменитый орган Домского собора мне удалось послушать только под его дверями .    Все наши разбежались.  Был тихий вечер. Никто не мешал мне погрузиться под звуки органа в романтику вечерней  Риги.  В те годы была очень популярна песня: «Ночью в узких улицах Риги…»    Историческая  часть Таллина, Вышгород, переносила меня в эпоху средневековой Ганзы. Его серые камни несли в себе отпечатки  событий давно минувших времен и будили во мне   смутные  воспоминания,   передавшиеся мне от моих далеких  остзейских предков.

 Ездили мы на автобусах, так что, кроме столиц, была возможность увидеть и провинциальную Прибалтику.  Я говорю это, так как Нарва не была типичным прибалтийским  городом. Большая часть населения там были русские. Кроме нашего бригадира из эстонцев мы знали только одну девочку  эстонку, продавщицу из магазина. Наш Боря «закадрил» её  в первую неделю нашего пребывания.  Эстонские женщины, как правило, не блещут красотой,  а эта была прехорошенькая. Противостояния с «горячими эстонскими парнями» из-за неё у нас не было.

   А в это время,  когда  мы  строили железнодорожные пути на Нарвской ГРЭС, ездили по достопримечательностям   Прибалтики  произошли  события, во многом  изменившие  и внешний мир  ( по отношению к  СССР),  и  внутреннюю политику и атмосферу  в  нашей стране.    В конце августа (1968 год) в  Чехословакию  были введены  советские   войска, а также  воинские  части ГДР,  Польши, Венгрии.  На  этих событиях я останавливаться  не буду, поскольку лично в них не участвовал, а  так как  я пишу только  о своих впечатлениях, помню , что  кроме Валеры  Волошина, который отслужил в армии  и был военнообязанным, ввод наших войск  особого впечатления  на нас не произвело.  Последствия  Чехословацких событий  мы  почувствовали,   вернувшись  в Новосибирск.   И первоначально  оно проявилось в виде  коменданта нашего общежития , этакого «конь – бабы». Комната,  в которой жила  редакция  нашей прославленной  «МЭФ-газеты»  в лице  Юры  Мисюка,   Жени  Тунгусова  и других, естественно   отличалась  неким вольнодумством, внешне выраженного  в  более «свободном  интерьере»  комнаты.   Вместо штатных потолочных светильников типа «Астра»   у них висели большие банки из под селедки, вместо  штатного графина  для воды  был ночной  горшок   с  наклейками  девочек, очень приличными ,без всякой фривольности.  Наша «конь – баба» приказала «это безобразие» убрать. Но вопрос  -«почему ?». Был  ответ -  Вы что ? Хотите,  чтобы было , как в Чехословакии!? -

  С подавлением  «пражской  весны», попытки чехов  построить « социализм  с человеческим лицом», и  в  Советском Союзе  закончилась « время  оттепели».    Это  явление  в жизни  нашей страны  я комментировать   не буду.  Желающие  могут  найти  массу материала.    Весь вопрос  в «понимании».   

 После окончания работ мы несколько дней были в Ленинграде, а я задержался на  целую неделю. Жили мы в общежитии родственного нам Ленинградского электротехнического института. Последняя неделя августа была очень теплая, без дождей. Так что можно было изучать достопримечательности Северной столицы в комфортных  условиях, а не под моросью. В моих последующих поездках в Ленинград, мне так с погодой  больше никогда  не везло.  Три дня я провел в Эрмитаже. Тогда я открыл для себя  импрессионистов. Картины Эдгара Мане, Сезанна, Моне   отражали мир, реальный мир,  в его подвижности и изменчивости, передавали мимолетные впечатления. Для меня впечатления от  окружающего мира всегда  имело  основное значение в моем мировосприятии.  Как у Блока « Однажды, на ноже карманном найдя пылинку дальних стран, и мир опять предстанет странным, окутанным в цветной туман…».

 В Новосибирск я возвращался самолетом.  По дороге в аэропорт перед такси, на котором я ехал,  на трале везли какую-то громоздкую технику и я чуть не опоздал на регистрацию.  Но торопился я зря, рейс всё откладывали.  К вечеру аэропорт был закрыт плотным туманом.  Ночь в ожидании взлета прошла  в романтическом духе. Мы  бродили  в тумане  в близких окрестностях аэропорта с девушкой  из Мурманска, она была несколько старше меня,  с гуманитарным образованием.  Беседы велись на высоко интеллектуальном уровне. Мои попытки, в пределах приличия, распускать руки, тактично,  но жестко пресекались.  Тем не менее, все было чудесно.  К полдню следующего дня я вылетел в Новосибирск.
 
  Встречи, по возвращению в институт, проходили  весьма бурно. Мы стали настоящими  студентами, закаленными трудовыми буднями стройотрядов. Наши ребята вернулись из «страны ЛЭПии» с неплохими деньгами и впечатлениями, а я в основном с впечатлениями.  Наш заработок в Нарве был не велик, кроме того много денег было потрачено в Таллине , Риге и Ленинграде. Оставшихся денег хватило на английские туфли, стоимостью сорок два рубля, и пошить костюм из финской ткани,  купленной в Нарве.  В те времена, если покупаешь импортную вещь с наклейкой    «Made in не наше», то это соответствовало  действительности. Товар изготавливался в Англии, Италии и так далее, в отличие от нынешних времен, когда  европейский лицензиат, предоставляет за свою торговую марку, «стране  подделок Китаю» право делать, что угодно из чего угодно. Далее наши продвинутые бизнесмены весь этот хлам ввозят в Россию, не плохо обогащаясь.

На втором курсе, а точнее уже во втором семестре первого, я сблизился с новой группой. В принципе,  так бывает у всех, кто был в академотпуске.  Твоя первая группа  в институте, это как первая любовь, запоминается надолго.  Факультетский курс 1966 года, был все-таки несколько более колоритен, чем курс 1967.  Не обижайтесь мои однокашники  выпуска 1972 года. Может быть я неправ, но я  абсолютно искренен. Юра Мисюк, главный редактор нашей «МЭФ-газеты, постоянно занимавшей первые места в институтских конкурсах, Витя Лавров, Сережа Цеплик, Коля Мазепа, Юра Барняков, Володя Горобцов были довольно яркими, неординарными ребятами.  В какой- то степени знаменитостью и переходящим флагом на всех курсах был Гена Ким. Корейская фамилия Ким, по моим наблюдениям, более распространенная, чем русские фамилии Иванов, Петров, Сидоров вместе взятые. Гена Ким  закончил Физико – математическую школу при НГУ, проучился  первый курс в университете. Потом поступил в наш институт, где учился несколько лет, перемежая обучение  с пребыванием в академотпусках.  Будучи  заядлым туристом, он нередко попадал в сложные ситуации, один раз почти месяц  проплутал один по горному Алтаю. В общей сложности он проучился больше десяти лет и закончил   НЭТИ, успев еще поучиться в Ленинградском университете и Новосибирском мединституте. Он был очень способным человеком, обладал феноменальной памятью. Наш Паша Ким был способным и трудолюбивым парнем. Впоследствии я  буду писать о нем. Тем более наши жизненные пути в дальнейшем  пересекались.

За первый курс и работе в стройотряде наши ребята превратились из вчерашних школьников выросших в маленьких городах и селах, вначале даже чем-то похожих друг на друга, в  настоящих студентов. В моей памяти навсегда остались наша «пожарная команда»,  только получившая форму:  Володя Миценко и Миша Константантинов – из воротников гимнастерок образца сороковых годов двадцатого века трогательно торчали тонкие шеи,  бедра топорщились волнами  галифе, из которых торчали кирзовые сапоги необъятных размеров,  на невысоком Сашке Колмакове, «Малыше» всё сидело ладно, Иосиф Малахов  по  детски сиял от счастья.

 Время нашей юности пришлось, как я считаю,  на наиболее спокойный период жизни страны. Несмотря на все сложности международной обстановки, на ведущиеся где – то войны: во Вьетнаме, Конго, Анголе, это было где-то далеко.  Мало было семей, которых затронули события в этих странах, чьи мужчины выполняли, как тогда  говорили  «интернациональный долг».  Это были офицеры,  люди , добровольно выбравшие военную стезю, а не пацаны по призыву. Неспокойным был 1968 год: события на  острове Даманском  на Амуре, где в столкновении с китайцами погибли наши пограничники, вступление войск в Чехословакию.  Есть такое мнение, что у каждого поколения своя война. Нам, первому послевоенному поколению  1945 – 1952 годов рождения в этом  отношении повезло. О  судьбе наших родителей, хлебнувших по полной и горя, и предательства, и  подлостей я сейчас останавливаться не буду.  Нашим старшим братьям пришлось гибнуть на улицах Будапешта в 1954. Венгры хорошие солдаты и очень жестокий  народ и наши потери были велики. Нашим младшим братьям, потом нашим детям пришлось воевать в Афганистане, Чечне, во всей череде кровавых разборок, захвативших окраины великой империи, от Ферганы, Сумгаита до Бендер. Вот к такому отступлению  привели меня воспоминания о моих однокурсниках в солдатской форме.

 С первого курса я подружился с Ильй Рябчуном,  эта дружба у нас сохранилась на всю жизнь.  Временами наши связи, во время моих странствований, после переезда Ильи в Краснодар, ослабевали. Но и на расстоянии, без переписки существовала какая-то связь высшего порядка. Хотя мы были люди  разные. Илья был казацкого рода,  родился  в станице Тохта, Ставропольского края,  расположенной на границе с  Калмыкией. Судя по названию станицы, его родина могла быть ставкой хана Тохтамыша, того самого, который  в  знаменитой битве на Куликовском поле был союзником московского князя Дмитрия Донского. Так что Илья был носителем генов своих пассионарных предков.  Его образованием, культурным становлением  естественно никто не занимался. Отец умер рано, от деда, старого казака, Илья перенял жизненные принципы: жить по совести,     а также легенды и были этих краев, которые ещё до конца восемнадцатого  века назывались «Диким полем».  Потом Илья переехал к матери в город Назарово, Красноярского края, закончил  техникум. Судьба привела его в наш институт, на наш факультет. На третьем курсе Илья перешел на другую специальность «электропривод», на нашем же факультете. На третьем же курсе Илья женился на девочке из своей группы, Свете.  Жили они сначала у её родителей, потом им досталась кооперативная квартира отчима Ильи. Я женился также на третьем курсе,  под мой диплом у нас родилась дочка Женя. Света вскоре  после защиты диплома родила Петю. Так что в этом процессе мы с Ильей были синхронны.  Фамильные традиции:  Илья Петрович -  Петр Ильич  и у меня Леонид Васильевич – Василий Леонидович совпадают.  После окончания института  Илья работал в НИИ,  защитил кандидатскую диссертацию.  Но об этом рассказ будет в последующих главах по ходу нашего взросления и старения.

  А пока нас  не закрепостили наши  будущие  жены ,   мы много времени с Ильей проводили вместе.  В Новосибирске я приобщился к театру, я имею ввиду оперный театр,  посещал концерты классической музыки.  К драматическому искусству я остался на всю жизнь равнодушным.  Наша, относительно скромная картинная галерея, давала значительно больше представление о живописи, чем лучшие репродукции. Посещение Эрмитажа, архитектура старого Петербурга  и Прибалтики не прошли для меня даром. Мой общий уровень, особенно в гуманитарной и культурной сфере, был довольно высок  и Илье было,   что от меня перенять.   Как сказал английский писатель Сомерсет Моэм: «Весь мир театр, а все люди актеры»,  а  Илья  был благодарным слушателем.  В вопросах отношения к жизни, во многих её проявлениях, я  остался для Ильи авторитетом на всю нашу жизнь.

  Как я писал ранее, на первом курсе я  стал заниматься в альпинисткой секции. В зимнее время на это времени много не тратилось. Весной мы выезжали  на тренировки под Искитим. Там на берегу Берди, в живописном месте были старые карьеры, где и проходили  наши скальные тренировки.  После второго и третьего курса я ездил в альплагеря: «Ак-тру» на Алтае и «Талгар» под Алма-Атой. В те времена студенты после  первого, второго и третьего курса, не участвовавшие в ССО, были  обязаны месяц отработать в институте.  В то время институт продолжал интенсивно расстраиваться  и студентов строительные организации использовали на вспомогательных, низкооплачиваемых работах.  К счастью ректорат  благосклонно относился к альпинистам: месяц в горах  как бы приравнивался  к  месяцу работы на стройке.

 Путевки в альплагерь, по рекомендации альпсекции института, приобретались тогда, в 1969  году, в историческом по новосибирским меркам   здании ДОСААФ, построенное  в 1928. Это здание находится на улице Крылова, напротив центрального рынка. Стоимость путевки была двадцать рублей, стоимость проезда сюда не включалась.  Перед приобретением путевки необходимо было пройти медкомиссию при областном физкультурном диспансере. В тот заезд я был из Новосибирска один и был это август месяц.  Маршрут начинался от Бийска, где была  перевалочная база альплагеря.  Там мы дожидались  машин из альплагеря, которые привозили предыдущую смену и должны были увезти нас.  Пришли две машины ГАЗ-51, грузовики с деревянными лавками поперек кузова. ( Такие автомашины вы  могли видеть в   фильме Василия Шукшина  «Живет такой парень»). При необходимости  кузов  накрывался тентом.  От Бийска до лагеря мы ехали по знаменитому  Чуйскому тракту больше суток с ночевкой. Сложности  пути и отбитые определенные части  тела  с лихвой компенсировались красотами пейзажей и новизной ощущении в компании новых друзей.  Машины доезжали  до подъема в горы, далее надо было подниматься часа три пешком. Грузы в лагерь доставляли или на гусеничном тракторе, или лошадях.

  Альплагерь Ак-Тру  был основан ещё в 1938 году.  В начале лихих девяностых годов  он чуть не погиб, выручили энтузиасты. Сейчас он работает и летом и  зимой.  В окрестностях лагеря есть  маршруты различной сложности. От маршрутов  «1 а», по которым проходят новички, до маршрутов самой высокой шестой категории,  требующих большого опыта в восхождениях и высокой квалификации. Серьезное занятие альпинизмом,  это грубо выражаясь, «удел фанатиков» или очень одаренных людей. Среди  светил нашей науки совершали серьезные восхождения  академики Тамм, Моисеев. Для занятия альпинизмом обычному  среднему человеку  необходимо большое время. А как поется в песне, на мотив марша «Проводы славянки»: « Нам не сделать карьер производственных, не полюбят начальники нас, вечно будем просится мы в отпуски  на Памир, на Тянь-шань, на Кавказ». Самым  обычным способом стать «профессиональным» альпинистом  была следующая схема:  зимой человек где - то работает на своей постоянной работе, а  летом он работает инструктором в  апльплагере, где у него  была возможность выполнить  несколько серьезных восхождений.  На Кавказе было нескольку по иному, но я там не был и писать об этом не буду.  Из нашей НЭТИвской  секции, насколько мне известно, один Сергей Кургин  стал «барсом», это высший неформальный альпинисткий титул.  Закончив  наш институт по специальности  «электропривод», он стал работать на кафедре физвоспитания  НЭТИ. Это давало ему возможность каждое лето  заниматься  любимым делом, ставшим его профессией. Он и сейчас руководит фирмой, занимающейся организацией  альпвосхождений   и  горным  туризмом. Массовый, если можно так сказать, альпинизм в Советской Союзе был широко распространен. Кроме известных сейчас лагерей на Кавказе, нашего Ак-Тру были альплагеря  в Казахстане, Таджикистане,  Киргизии. Лагерь Ак-тру был рассчитан в основном на новичков и подготовку первого, второго разрядов.

 Лагерь расположен в  узкой долине речки Актуру.    Место было необычайно живописное: начинающий желтеть лиственничный лес, синее – синее небо, такого не увидишь на равнине,  горизонт закрывал белоснежный купол горы.  На территории лагеря были несколько  бревенчатых домов, в которых жило руководство лагеря и инструктора, кухня с пристроенной террасой столовой, на берегу речки находилась баня. Мы размещались в армейских палатках с деревянным полом.   В каждом отряде новичков  было человек двенадцать – четырнадцать. В нашем  отряде парней было пятеро, остальные девушки. У новичков и  в младших разрядах обычно преобладали по численности девушки, тоже самое было,  когда я занимался парашютом.  По мере роста квалификации их количества резко падает. Много ли женщин - мастеров спорта я не знаю, во всяком,  случае  женщин  «барсов» нет.

 После первых скальных и ледовых тренировок на леднике у нас было первое восхождение. Это был простой маршрут, без техники, требовалась  только выносливость.  Шли в гору по колену снегу обливаясь потом. С маршрута мы вернулись с обгоревшими носами.  Потом были тренировки на леднике в связках.  Трещины уходили в глубину ледника,  зеленоватый лед с глубиной становился все темнее и далее взгляд упирался в темноту. Одно из восхождений был трехдневный траверс.  Перед восхождением один день мы занимались заброской дров на стоянки. Честно говоря, ночевки на холодных камнях особого воодушевления у меня не вызывали, но чтобы посмотреть на облака у твоих ног, стоит испытать мелкие трудности. Жизнь в лагере протекала весело и интересно. Инструктора у нас были люди бывалые  и рассказывали о своих восхождениях. Начальником  штаба лагеря был Юрий Васильевич Одноблюдов.  До Великой отечественной войны он был инструктором в кавказких  альплагерях.   Он рассказывал, что в 1941 году наши пехотные части на Кавказе, неся большие потери, не могли противостоять немецкой дивизии «Эдельвейс» и другим горнострелковым подразделениям. Была реальная угроза захвата фашистскими войсками нефтяных промыслов Баку, Грозного. Командование Красной армии стало собирать по всем фронтам альпинистов и формировать из них отряды.  Проводилась также горная  подготовка бойцов обычных частей. Юрий Васильевич  занимался подготовкой таких  отрядов. Принятые  меры дали результаты, в 1942 году немцы были выбиты с Кавказа.
 
        Время в лагере проходило очень быстро, осень тоже наступала, в конце августа выпал снег  сантиметров десять толщиной. Наша смена без приключений завершила сезон и пора было «спускаться с покоренных вершин» в суету городов.

 Примечательно, что обратный путь из лагеря лучше всего сохранились в памяти. Чтобы не ожидать грузовиков, ехать в более комфортных  условиях и быстрее добраться до Бийска маршрут был следующий.  Часов в восемь вечера выходили из лагеря, спустившись с гор отдыхали, делали традиционный шашлык. После короткого отдыха предстоял  ночной марш бросок по Курайской степи. Весь путь был около пятидесяти километров.  К шести часам утра нам нужно быть в поселке Акташ, где останавливались на ночевку водители, возвращавшиеся из Монголии. Водители «Соатрансавто» охотно и бесплатно брали пассажиров.
 
 Обратный  наш путь был от гор. В пути мы часто оборачивались назад.    За нашей спиной оставались залитые лунным светом снежные вершины. С приближением рассвета краски с каждой минутой менялись. Горы окрашивались лучами солнца во всевозможные оттенки красного цвета. Зрелище было незабываемое. В расчетное время мы вышли Акташ и договорились с водителями.   Вечером мы были в Бийске.

  Поездка на следующий год в «Талгар» была не очень  удачная, после первого восхождения,  на скальной тренировке я получил травму, пришлось отказаться от восхождения. А в дальнейшем, сначала по семейным обстоятельствам, а потом и работа,  альпинизм пришлось оставить.   В дальнейшем  на горах и высоте приходилось бывать при исполнении должностных обязанностей.

 На третьем курсе у нас  начиналась военная  подготовка на военной кафедре. Занятия проходили один раз в неделю, четыре пары. Накануне были  ещё часы самоподготовки, обязательные для посещения. Нас готовили по разным специальностям, в зависимости от нашей будущей гражданской специальности, для войск противовоздушной обороны (ПВО).  Наша специальность была офицеры стартовых взводов.  В то время основным оружием  ПВО был знаменитый  зенитно – ракетный  комплекс  С-75.  Надежный,  как автомат Калашникова, его модификации до сих пор стоят на вооружении  во многих странах мира.  В шестидесятые годы двадцатого века  воздушные границы  охранялись надежно по всему периметру громадной страны. Крупные города, стратегически важные объекты,  как военные, так и в экономическом плане,  были защищены  зенитно-ракетными комплексами. Офицеров требовалось много и  знания на кафедре нам давались неплохие. Великолепно выполненные пособия по материальной части, давали наглядность изучаемому материалу и    возможность выполнять нам операции  по боевой работе на комплексе.  Офицеры – преподаватели хорошо знали свои предметы  и с нас   требовали того же.  Процесс  обучения на военной кафедре требовал более тесного взаимодействия  между обучающим и обучаемым, чем при  преподавании предметов  на других кафедрах института.  Преподаватели  вели занятия с небольшими группами, взводами, и первый час занятий  было изучение нового материала, виде лекции, второй час  семинарские занятия.   Я  помню их почти всех: начальник цикла полковник Кугаевский, интеллигентный умница майор Ставский, заполошный майор Гендельман, великолепный  знаток своего дела полковник Поливанов, «черный полковник»- капитан второго ранга Тихонов, майор Майзик, белорус, говоривший с сильным акцентом: «вынимам панорам из футляра». 

Особо хочется вспомнить майора  Федорова Николая Ивановича.  Потом он долгие годы был ответственным секретарем приемной комиссии института. Через много лет я случайно встретился с ним  и  поддерживал  с ним  дружеские отношения.  Путь на мою дачу проходил мимо его дачи, так мы встретились с ним снова. Конец девяностых годов для меня был не меня не самым простым временем, да и пятьдесят лет сложный возраст.    Наши короткие встречи, его спокойствие и жизненная мудрость   очень помогла мне. К сожалению,  он умер, когда ему было немного за семьдесят, даже странно:  человек вел здоровый образ жизни, ходил в баню, на лыжах, на рыбалку, уравновешенный, казалось, ему бы жить да жить…
 За время учебы я не встречал преподавателей, которые были  бы несправедливы в своих требованиях. Я так считал, когда ещё  был студентом.  Были случаи, когда я заваливал  некоторые предметы, но никогда не винил в этом экзаменаторов. Идет зачетная неделя.  Завтра нам сдавать зачет по теоретической механике, а мы тащимся с фруктового «калыма» с большими рюкзаками. В подземном переходе встречаем нашего преподавателя по термеху, Канищеву,  женщину  строгую, её имя отчество  не помню. Мы с Володей  Баданиным и  Гришей Князевым думаем: влипли, завтра она нам устроит.  Мои ответы на зачете были весьма слабы, но поинтересовавшись  нашим заработком, она отпустила меня с миром , поставив зачет.  Преподаватель по черчению, яркая брюнетка, все пыталась сделать из меня чертежника. Чертежи у меня были несколько грязноваты. Пару раз заставляла меня перечерчивать,  но я стоял на своем. В конечном итоги мы с ней пришли к компромиссу, что тройка меня вполне удовлетворяет, а её – качество моих чертежей .

   Ярко, интересно проходили лекции по физике у Галины Александровны  Невской,  по теоретическим основам электротехники у Инкина.  Обучение общетеоретические предметам  в институте  было поставлено серьезно,   приучало нас  мыслить системно. Что очень пригодилось  мне в будущем  в практической работе.   Уже на четвертом курсе один семестр нам читали курс «Марксистко – ленинской  этики и эстетики».  Читал очень интересный человек, его лекции все посещали очень охотно.

 К третьему курсу  костяк группы окончательно устоялся, появились и новые лица.  Очень колоритной личностью был Гриша Пискун. Детина под  два метра ростам, тридцати лет от роду, из «Киеву». До появления у нас  он еще где-то учился, уже учась в НЭТИ,  был осужден за спекуляцию (теперь» это называется бизнесом), смог восстановиться. Предметом его бизнеса было и женское бельё, за которым он летал в Прибалтику, обувь,  и каким  то образом добываемые им  холодильники, телевизоры, ковры  и  многое, многое другое, называемое тогда дефицитом .  А дефицитом тогда было почти все.  ( Нескольку позже  я изложу свой взгляд  на проблему всеобщего дефицита  во времена Советского Союза). Человеком он был весьма усидчивым, сессии, насколько я помню, он сдавал без хвостов. Конечно преподаватели, делали ему определенные поблажки , учитывая  его возраст и габарит.  Не исключаю,  что он им оказывал им какие-то мелкие услуги, но только не взятки.  В наше время, в НЭТИ, такого быть не могло. Если мы  на экзамене, потихоньку пользовались конспектами или примитивными шпаргалками, то Гриша пользовался на экзамене «шпорами», написанными заточенным пером, на листочках размером  меньше спичечного коробка, сложенных гармошкой. Это была филигранная работа. Шпоры  им  делались  по всем предметам  от курса политэкономии до « Переходные процессы  в энергомеханических системах»,  сложной науке, материал в ней  был плотно  загружен дифференциальными и интегральными уравнениями, описывавшими эти самые процессы.  В принципе Гриша был неплохим мужиком,  просто в те времена  он никак не вписывался  в студенческую среду .  Я  его поближе узнал, когда мы с ним работали на базе  «Посылторга». 

  Будучи физически очень сильным человеком, у него не хватало  выносливости.  С  Гришей было хорошо разгружать  вагоны с линолеумом или ещё,  чем ни будь тяжелым,  но когда приходили вагоны с лампочками, где приходилось много бегать, он очень быстро уставал.  Гриша  долго там не выдержал, опять взялся за старое ремесло, хотя вначале заявлял что:  «на зоне  люди плохие».  Диплом он защитил без отрыва от своего «основного производства» вместе с нами.

 Поскольку   здесь я затронул вопросы «купли  - продажи» разрешите мне немного отвлечься от описания студенческой жизни.    Люди родившиеся в последнем двадцатилетии  двадцатого века могут не понять , почему предприимчевый  Гриша не вписывался в нашу среду и был предметом  насмешек. Хотя  другой предприниматель, Алексей Березин, имевший  кооперативную квартиру, машину, вещи по тем временам  не мыслимые,  был среди студентов человеком  уважаемый и почти легендарной личностью. Алексей действовал в строительной сфере, но не в стройотрядах, а сам организовывал  бригады,  искал  заказчиков.  Здесь необходимо вспомнить , что  в христианской, а тем более православной традиции  торговля, ростовщичество было не в чести. Христос изгонял торговцев и менял из храма.  Основатель ислама  был сам из торговцев  и  покровительствовал торговцам. Иудаизм напрямую предписывал правоверным евреям  занятие ростовщичеством  среди людей другой веры.  В чем они очень преуспели. А русский православный  человек был землепашцем, был воином и торговую деятельность особенно не жаловал. О чем свидетельствуют пословицы: «Не обманешь, не продашь», «Купец торгом, а мужик горбом», «Купчик-голубчик- деньголупчик».   В тоже время и  купец по отношению к  правящему классу, дворянству, в царской Россиии  до середины  девятнадцатого века сознавал себя бесправным.     «Всякий купец  лучше несколько убытку претерпеть   может, чем в суде вступить с дворянином», - говорится  в одном из городских наказов 1767 года.  Русская классическая литература тоже внесла  свой вклад в формирование « образа врага»:   « купчине толстопузому»    - сказали братья Губины,  Иван да Митрофан»     За семьдесят  три года советской власти отрицательный образ торговца еще более закрепился  в народном сознании,  чему способствовали и фильмы и книги, статьи и фельетоны в  газетах и журналах.  По соседству с  нашим институтом  находился  (и сейчас находится ) Институт  кооперативной торговли. Там  учились в основном девушки, на своих немногочисленных  парней они смотрели,  как на не совсем полноценных.

  Ещё у нас появился  кандидат в мастера спорта по боксу Сергей. Он учился благодаря  заступничеству кафедры  физвоспитания и проучился довольно  долго.  Когда  его спрашивали ,почему он такой тупой он отвечал: «Посмотрел бы я какой ты умный, если тебя каждый день бьют по голове».  Но далеко не все студенты спортсмены были такими. Баскетболист Петя Лепешкин был хорошим студентом. Занятия спортом  вырабатывает в человеке умение в достижении поставленных целей,  умение преодолевать себя.

На  третьем  курсе  я поселился в комнату 312, где и прожил до окончания института.  В конце  третьего курса  у меня началась семейная жизнь. Но по разным причинам я периодически возвращался  в комнату 312. В нашей комнате жили ребята  с нашего же курса: Саша Мещеряков, Коля Маликов,  Толя Двуреченский ,  Леша Лебедев. Они жили вместе с первого курса, Саша, Коля и Толя были  земляками из одного из алтайский райцентров. Леша Лебедев  был откуда-то из центральной России. Жили мы очень дружно, серьезных ссор между нами не было.  Коля Маликов был немного занудой, Толя Двуреченский  был открытым , веселым парнем, у Саши был ровный характер, он с юности отличался дипломатическими способностями.  Родители им часто пересылали  с оказией  провиант домашнего приготовления :  сало, копчености, мед, масло иногда картошку и  мороженное мясо или кур.  В такие дни мы в столовую не ходили:  на каждом этаже были  оборудованы две комнаты, где стояли электроплиты , мойки,  столы.  Иногда в приготовлении пищи нам помогали  наши  девушки с  четвертого этажа.  Все  домашние припасы  очень быстро поедались и мы переходили  на столовскую пищу.  В студенческую столовую, особенно на старших курсах, мы практически не ходили. Недалеко  от наших общежитий  была  фабрика –заготовочная системы общепита и при ней  столовая. Это большое здание, грязновато-красного цвета ,  над которым высилась труба, в народе  называлось  «крематорий».  Цены в «крематории были невысокие,   первое, второе блюдо,  а на  второе мы брали лангеты размером с  ладонь, какой-нибудь салат, чай, всё  стоили  копеек  семьдесят.  Таким образом , на свою стипендию  в тридцать пять рублей  я мог  так пообедать пятьдесят раз. Можно было  пообедать и подешевле. Качество   блюд было вполне приличное.

 В своей жизни мы, конечно,  не обходились без выпивки. Выпивали группой,  комнатой по случаю окончания сессии,  начала  сессии,  праздников, дней рождения или просто немножко для развязности  по субботам перед   « плясками».  Но особо не переусердствовали, поскольку можно было   «вылететь»    и из  общежития и института. Конечно,  когда кто-нибудь и  напивался до чертиков, но коллектив  держал таких на контроле. Водку пили редко. В компании,  где были девушки,   пили болгарские вина, особой популярностью пользовалось вино «Бисер», иногда пили болгарский  коньяк «Плиска».  Вино, приличные конфеты и прочие вкусности ездили покупать  в Калининский район, на Сухой  лог.  В этом районе , как тогда говорили, было  «московское снабжение», несколько лучшее  чем по городу. Неподалеку  от наших общежитий была пивнушка, парни частенько бегали туда, но я так пиво и не полюбил. Даже пребывание в Прибалтике, где пиво было неплохое, никак не изменило мое  отношение к пенному напитку.

 Поскольку  в этой части своего повествования  я  вкратце  охватил практически  все стороны студенческой жизни, даже немного  учебу, перехожу к женщинам. Мое отношение к женщинам  было в значительной мере сформировано в  моей ранней  юности моей мамой.  К четырнадцати годам я был уже ростом  под метр  восемьдесят  и выглядел  лет на семнадцать. Гормоны  играли во всю, а  какое- нибудь  сексуальное просвещение, кроме уличного,  тогда отсутствовало.  «В Советском  Союзе секса нет»- как сказала в те времена высокопоставленная  дама – партийный функционер.  В отношений  к  дамам легкого поведения,  а  если сказать по народному,   а их  и в  середине двадцатого века было более  чем достаточно, у меня на всю жизнь сохранилось брезгливое отношение.  Мама  у меня воспитала рыцарское и  ответственное отношение к девушкам. Она говорила:  « Что вы, парни,  ради каких – то минут можете девушке всю жизнь испортить».  Тем более о средствах контрацепции  молодежь  имела довольно смутное представление.  Да и представлены они  были  «Изделием № 4»  производства   Балаковского  завода  резино –технических  изделий.  Изделиями,   кстати, также  называлась продукция военного назначения.  Спрашивали эти «изделия»  в аптеках  у молоденьких провизорш,  слегка  краснея, поэтому предпочитали  при  покупке провизоров постарше.  Нравы были  относительно строгие, но каждый находит себе то, что хочет.  Поскольку на нашем факультете  девушки были в меньшеньстве, то и выбор у них большой. Многие из них,  вышли замуж за своих однокурсников и  семейная жизнь у них сложилась  вполне благополучно. До знакомства со своей будущей женой Викторией, в поисках идеала или легких побед я обошел  все четыре  наших общежития и  ещё немного прихватывал на стороне.  Мои младшие  товарищи  считали меня «бабником»,  бывшие однокурсницы  несколько ревновали.  Хотя «бабником»   меня считали абсолютно напрасно. Целомудрие я  потерял  почти в девятнадцать лет ( для современной молодежи  это покажется ужасным),   с подружками, которых не удалось довести до постели, был в дружеских отношениях,  обманутых и несчастных,   с разбитыми сердцами не было. У девчонок,  как и у нас играли гормоны и хотелось новых ощущений. Но как было не помочь человеку, но и не дать себя затолкать под «венец».  Будучи джельтменом, о своих отношениях с женщинами я помалкивал. Исключение составлял мой сердечный друг  Илюшка  Рябчун,  на которого можно было надеяться , как на гранитную скалу.  Будучи на год младше меня, имея за спиной  не очень радостное детство, он в студенческие годы был  наивен и чист.    И сексуальное  просвещение от меня  для него было  полезно. Будучи от природы романтиком  и несколько сентиментальным человеком  я искал свой идеал. Как писал Василий Шукшин:  «Змей Горыныч, как  все тираны, был сентиментален». Из чувства самосохранения  я подальше обходил  девушек,  в которых был тайно влюблен. Даже не знакомился с ними.    И ещё о нравах.  Несколько позже студенческих лет я прочитал роман французского писателя Роберта Мерля «За стеклом».  Это роман  о парижских студентах   бурного  тысяча девятьсот  шестьдесят  восьмого года ( наших сверстниках),   студенческих волнений  и баррикадах  на улицах Парижа. Большого отличия  между  нами и парижскими студентами , особенно во взаимоотношениях полов, я не обнаружил. Читая же русскую классику: Бунина, Гарина- Михайловского,  Куприна приходишь к заключению, что наше поколение студентов было сущими  ангелами, по сравнению с нашими  коллегами конца девятнадцатого, начала двадцатого века.

  Очень примечательным  местом  в каждом общежитии  и  в нашем тоже, были «долбежки»    - комнаты  для учебы.  Такие комнаты  были необходимы,   если в комнате проживает  шесть – семь человек , то науки , особенно в сессии,  воспринимаются с трудом. По субботам эти комнаты использовались  для проведения  танцев, теперь это называется «дискотека», а мы тогда называли  «пляски».  Наряду  с тем,  что в институте часто проводились различные культурные мероприятия , факультетские вечера, очень хорошо проводились дни поэзии, был, и сейчас существует  Академический  хор,  которому  скоро исполнится  пятьдесят лет,такие пляски были необходимы.  Кроме обитателей общежитий, «пляски» посещали и наши  городские студенты.  Поскольку наше общежитие  было первым  НЭТИвским  от комплекса торгового института, то нам приходилось героически отражать «набеги» наших  воинственных соседок.  Хоть в наши времена, такой как сейчас ,  «боевой раскраски» и амуниции  у девушек не было,   наши потери были весьма велики.  Многие из нас женились  на представительницах торгового института.
 
На третьем курсе , в мае месяце , вопреки  народным приметам: «кто в мае женится, тот всю жизнь будет мается», мы с Викторией поженились.  Кроме  любви было ещё одно обстоятельство ускорившее  заключение брака. Виктория заканчивала  последний,  четвертый  курс института.  В советские  времена молодой специалист  после окончания  вуза был обязан отработать  по распределению  на каком - либо предприятии  три года.  Это была своеобразная трудовая повинность. В принципе это  логично: на  твое обучение затрачивались  государственные деньги и платили  тебе стипендию. Подготовив специалиста,  государство ждало от тебя  адекватной  отдачи   как от инженера, врача, педагога, в том месте, там,  где оно считало нужным.

    В случае самовольного оставления молодым специалистом  места  работы,  могли быть в виде лишения  диплома  и судебные преследования.   Я лично о таких случаях  не слышал, но с государством лучше не ссорится. Предприятия,  нуждающиеся  в молодых специалистах,  подавали свои заявки в институт, зачастую приезжали представители и встречались  с  будущими выпускниками. Выпускники с лучшими показателями  в учебе распределялись,  в более престижные места, что также являлось стимулом в учебе.  Эта система гарантировала работу, зарплату, в какие-то сроки  квартиру. Но как любая система имела  большое количество  недостатков  и было  большое количество  вариантов  обхода системы. Поскольку институт у Виктории назывался Институтом Советской кооперативной торговли, он  готовил кадры для системы потребительской  кооперация, а это работа в  торговле  в сельской местности.  Управления кооперативной торговли,  где работали молодые специалисты находились  в районных городах, среди  безбрежных сибирских просторов от Урала до Владивостока.  Девчонки мотались с  ревизиями по  деревенским магазинам, работа не сахар.  Хоть у  Виктории и был хороший диплом, в лучшем случае она могла рассчитывать на работу в каком-нибудь райцентре Новосибирской области.  Я всегда удивлялся , почему  она со своими способностями  училась в торговом, когда  могла закончить  престижный факультет НЭТИ или хотя бы институт народного хозяйства, кузницу кадров теперешней новосибирской элиты.
 
 Эту сложность мы преодолели  с помощью моего отца.  В те времена  взяток практически не брали,  но большое значение имели личные связи,  знакомства.   Чего у отца в Рубцовске было более, чем достаточно. Виктория распределилась в  Рубцовский  райкоопторг, через три месяца «стала там не нужна»   и  вернулась в Новосибирск. Это был ноябрь 1970 года. По возвращению в Новосибирск  Виктория устроилась  на один из заводов, расположенных на площадке  завода  «Сибсельмаш» старшим бухгалтером,  где и проработала  до ухода в декрет в декабре 1971 года. К этому времени её родители отправились странствовать, гостить по дочерям, и мы поселились в квартире её родителей.

  Теперь хочу остановится  на её семье.  Хотя мы уже давно  расстались с Викторией, но её родители,  её линия  предков -   предки  наших детей.  Исключить их из повествования я не могу. Отец  Виктории  - Рыбин Константин Павлович, 1908 года рождения, родом из города Мариинска Красноярского  края. Отец его был портным , довольно  редкая  для сибиряка  того времени профессия. Юный Костя, после службы в армии, в начале тридцатых  годов закончил строительный техникум  и всю свою жизнь проработал в строительстве.  Работал и в районах Новосибирской области и в Новосибирске.  В том числе строил первый корпус и наше общежитие. На  фронт Константин Павлович  не попал , у него была язва желудка.    Во время войны   и до войны  строил Чкаловский авиационный завод, Сибсельмаш.  Поскольку он  занимал хоть и небольшие, но руководящие должности,  то мог  быть свидетелем, как планировалось  застройка города. Он вспоминал : « Приезжает руководство  Чкаловского завода: городу  быть здесь; приезжает руководство  Сибсельмаша: быть городу здесь». Так и разрастался  третий по площади город в Советском Союзе, половина  жителей которого жила на левом берегу, другая  - на правом. Первый автомобильный мост  через Обь был построен  за четыре года в 1955 году, до этого времени летом переправа по понтонному мосту, зимой по льду.   В межсезонье  все сообщение между  двумя частями  города, и пассажирское и грузовое,  выполнялось железнодорожным  транспортом.

 Мать Виктории, Анастасия Павловна, тоже уроженка Мариинска, происходила, как  она   утверждала от потомков  сосланных в Мариинск поляков, участников восстания 1863 года.  Роясь в интернете, я как- то наткнулся  на списки сосланных в Сибирь участников польского  восстания 1863-1864 годов. Списки были составлены  по состоянию на 1868 год.  Обнаружил в списке Вишневского  Иосифа, 1823 года рождения. С 1868 года находился  в Мариинском округе, взявшего  пособие на «домообзаведение».  Вишневская, если память мне не изменяет, девичья фамилия Анастасии Павловны.  Анастасия Павловна была женщина незаурядная, умная, энергичная, но с  тяжелым характером.    Она родила четырех дочерей: Людмилу, Ольгу , Викторию, Евгению.  С  развалом Советского Союза все оказались  в разных государствах. Людмила  в Белоруссии, Ольга  в Алма-Ате, в Казахстане, один из её сыновей, женатый на казашке, уже лет пятнадцать, как гражданин Канады. Младшая сестра  Виктории, Женя, в сложные девяностые годы уехала   в Германию и живет  в Ганновере. Её  муж, наш советский, русский немец, чьи предки переселились  в Россию  ещё во времена Екатерины  второй.  Иногда  они приезжают в  Новосибирск.  Когда они собирались уезжать, я говорил  своему свояку: «Витя, здесь ты был немцем, в Германии будешь русским.»  Витя,  до которого «тонкости» межнационального общения никогда не доходили, стал мне возражать. По приезду через несколько лет  в Новосибирск, за «рюмкой чая» по ходу разговора он говорит с возмущениям: «Уж эти немцы…». Комментарии, как говорится излишни. 

 После четвертого курса у нас была двухмесячная  производственная  практика.  Проходили  мы её в городе Кемерово, столице Кузбасса, в тресте  «Электросибмонтаж».( Это предприятие  в настоящее время   (2010 год) существует с таким же названием и  также  занимается  электромонтажными и наладочными работами  в основном на предприятиях энергетики. )  Нас  там было четверо: Володя Баданин, Гриша Князяв, Володя Чеботаев и  автор этих строк .  Работали мы электромонтажниками  третьего разряда в бригаде с кадровыми рабочими.  Мужики были опытные и  у них было чему поучиться.  Отношения к нам  со стороны наших наставников были дружеские. Для меня, как для  будущего руководителя,  был очень  познавательным  и полезным пример руководства людьми  и отношения к делу начальника  нашего участка.  Почти  месяц мы проработали на углеподаче на Кемеровской ТЭЦ.  Вы могли видеть, когда проезжали мимо  электростанций, что  от гор угля на территории  поднимаются  к  корпусам  эстакады длиною в сотни метров. Внутри этих эстакад проходят  ленточные транспортеры, которые доставляют уголь  к оборудованию, которое превращает куски угли в пыль.   Далее эта угольная пыль  при помощи сжатого воздуха подаётся  в топку котла.  Мы меняли  сети электроосвещение в  этих эстакадах, прокладывали новые  электрические кабели, устанавливали  новые светильники, демонтировали  все старое.  При этом на нас сыпалась мельчайшая угольная пыль, было жарко, глаза заливал пот в перемешку с угольной  пылью.  Вылазили мы с этих эстакад грязные  как шахтеры. Володя Баданин, родом с Вологодчины, потомок  основателей Русской Америки, был человеком  упорным, Гриша  был человеком  трудолюбивым и  жизнерадостным,  Володя Чеботаев  довольно тяжело переносил эти трудностью, но в целом  «боевое крещение « мы прошли успешно. Потом мы работали в бригаде, монтировавшей силовое электрооборудование, там условия работы были  нормальные и особых воспоминаний у меня не сохранилось.  Жили мы в общежитии все в одной комнате, без каких либо приключений, по «девкам» не бегали, я был человек женатый, Володя Баданин и Гриша  ребята скромные, а Чеботаев без поддержки, был силен только на словах. За два месяца  я два раза ездил к Виктории.  Тогда- то она мне сказала, что она беременна. Это известие  я воспринял, как   настоящий мужчина, с радостью и гордостью.

 По возвращению  в Новосибирск, я стал работать сначала на достройке пионерлагеря  треста «Связьстрой-6».  Этот «калым» нашел  Витя Рычков в мое отсутсвие, нас было шесть человек, четверо -  Витины сокурсники.  Мы  делали мягкие кровли на корпусах и благоустройство на территории, под звуки  популярной тогда песни: «Эти глаза напротив чайного цвета..». Юные пионеры, из расположенного неподалеку  пионерского лагеря», так любили  эту песню, что практически её одну и крутили целыми днями. Я проработал там недели две, ребята немного дольше.  Отношения  со  «Связьстроем» у нас не заладились, снабжение  материалами было плохое, мы простаивали  и договор мы разорвали.  Потом  долго пришлось  выбивать  те небольшие деньги, что мы там заработали.   Практически сразу мы нашли работу в Управлении промышленного железнодорожного транспорта.  Эта организация  занималась, да и сейчас занимается под другим названием,  перевозками  вагонами грузов от железнодорожных станций на предприятия. Мы ремонтировали железнодорожные пути на металлургическом заводе.              Технология производства у нас была следующая:  приподнимали ручными  гидравлическими  домкратами  участки пути,   на которых  закреплены десять – двенадцать шпалы подлежащих замене, отрывали  от  рельсов старые шпалы и убирали их, укладывали  на  путь новые шпалы, затем  этот участок  опускали и при помощи накладок и  костылей  (большие четырехгранные гвозди) закрепляли рельсы. Работа  не творческая, очень тяжелая. Шпалы положенные  во время Великой Отечественной войны, это были плахи,  у которых верх и низ были срезаны по размеру, остальные две стороны - ствол дерева,  на котором  торчали грубо обрубленные сучья. Вытаскивать эти шпалы было очень тяжело и трудоемко. Работа, выполняемая  мною ранее, на железнодорожных   путях и  в Нарве была намного легче. В первую неделю работы от нашей бригады остались только мы с  Витей. Остальные не выдержали  и ушли  добровольно. Творческое отношение к нехитрому технологическому процессу, позволило нам  менять до тридцати шпал в день, а  наш рекорд  был пятьдесят две шпалы. Но работа была очень тяжелая, мы могли работать не больше восьми часов  в день, воскресенье отдыхали.  Железнодорожники  справедливо оплатили наши  труды.  Наш заработок за неполный месяц  составил около тысячи рублей  на каждого.   По тем временам  это были очень  большие деньги. До начала учебы мы с Виктором даже успели немного отдохнуть и весь сентябрь мы  с ним не работали на своей « штатной работе»  на базе «Посылторга».

  На пятом курсе мы учились только один семестр. Из сложных предметов  были только «Переходные процессы в  энергомеханических системах», изучение   остальных   специальныех предметов:  охрана труда, технология электромонтажного производства, технология наладочных работ особых трудов и не составляло.  Последние два предмета вел у нас профессор   Ряшенцев .  У него был большой практический опыт работы   в наладке и монтаже электрооборудования ,  его лекции всегда были интересны и посещались нами очень охотно. После Нового года мы сдали последнюю сессию,  после чего была трехмесячная  производственная практика. Практику  я проходили в электроцехе  «ТЭЦ—4». Работал сначала  в бригаде  обслуживающей электроосвещение, потом в бригаде обслуживающей основное  станционное  электрооборудование: трансформаторы, шинопроводы и т.д.  На работу приходилось ездить через весь город.  Мы жили в самом конце «Затулинки», а ТЭЦ-4, находилась на противоположном конце города, правда вскоре  моя  дорога укоротилась, но об этом позже.   Зима  1971 – 1972 года была холодная,  метро в Новосибирске начало работать только в 1985 году. Ездить приходилось  на венгерских автобусах «Икарус»: такая сцепка из двух не отапливаемых  салонов,  соединенных гармошкой, с пересадкой.  Время в «полете» занимало миниум  часа полтора   в экстремальных условиях: битком набитый автобус и мороз.

 Первый  семестр на пятом курсе, особенно сентябрь, октябрь  отмечался многочисленными  свадьбами. В те времена свадьбы  были довольно скромными. Насколько я помню, только у Володи  Дедловского  свадьба была  с большим размахом, праздновали  в приличном кафе, кроме нас  студентов,  было много других гостей. Его девочка  была из торгового института и из Новосибирска. Все остальные свадьбы праздновались  довольно скромно.
 
 В октябре месяце Дедловский , Константинов,  автор этих строк , из нашей группы, двое ребят из «приводчиков», договорились в тресте «Химэлектромонтаж», о нашем распределении  в  этот  трест. Нас там приняли  очень охотно, поскольку строили тогда  много, часто в «местах не столь отдаленных». Но это  компенсировалось  тем , что молодые специалисты  очень быстро получали квартиры, была большая возможность карьерного и профессионального роста , перемещения из мест отдаленных  в места цивилизованные. Зарплата была также выше, чем в других предприятиях, возможность  увидеть страну, поработать в различных условиях  тоже было  очень полезно.  Распределение, которое проходило после защиты  диплома , для нас  было уже чисто формальностью. Правда,  куда нас пошлют дальше мы понятия не имели. Но мы были молоды и будущее нас не пугало.

 В тот год была очень популярна песня с  такими словами :  « Просыпаемся мы и грохочет над городом то ли гроза, то ли эхо прошедшей  войны….» исполнял её  тогда ещё не знаменитый Иосиф Кобзон, слова и музыка  плавно ложилась на растревоженную  душу.  Помню свои ощущения ,когда шел  после защиты. Недавно  скосили газоны,   пахло подсыхающей травой, было очень грустно, на душе была абсолютная пустота.  Прощай   юность, впереди  была  взрослая жизнь.

Вспоминается , когда поступал в институт,  прочитав свою фамилию в списках зачисленных,   я почему-то , не почувствовал ни радости, ни волнения. Потом шел в столовую через пустырь  заросший  полынью.  Теперь на этом месте стоят дворец спорта и бассейн. Начало учебы и её окончание  для меня  оказалось связано с запахами травы.

 В тот же вечер я уехал на несколько дней в Рубцовск  к жене и дочери, родителям.

 Распределение у нас  было достаточно формальным. Несколько лет подряд большую часть выпускников института призывали на два года для службы офицерами.  Призывались практически целыми группами. Из нашей группы, кроме отслужившего срочную службу Юры Султанова, не пошли служить  Вася Семенов,  Гриша Пискун по старости, он был в возрасте Исуса  Христа, нас трое,  распределившихся  в «Химэлектромонтаж», десять человек  пошли служить.  В других группах ситуация была такая же.
 
 После защиты  диплома   нам предстояли ещё месячные сборы в войсках. Проходили мы армейскую практику в зенитно –ракетном  дивизионе под Новокузнецком. Месяц мы там были без  выездно и без выхода  в мир, так как кругом нас была только тайга.  Из развлечения там были   зачет  по стрельбе из карабина СКС и пистолета Макарова, в институте мы стреляли только  из Марголина. Из ДШК пострелять не дали. Один раз поиграли в «войну», побегали с карабинами и постреляли  холостыми  друг в друга. Из полезной практической работы  - было  заряжание пусковой установки ракетой, правда  ракета была  учебная. Учения проходили ночью,  была гроза и шел сильный дождь.  Всё остальное мы хорошо изучили  и отработали  на  оборудовании  на занятиях  на кафедре. Из полезной работы для дивизиона мы поменяли резину на колесных ходах  техники.  А наш майор Майзик, привел в рабочее состояние одну из пусковых установок.                В первых числах августа  мы вернулись в Новосибирск.
 
   Впереди была длинная и интересная жизнь.