А началась эта история с обыденного. У нас в деревне не принято обрастать как Градский или Джигурда. Вот и решил я подстричь свою головушку. Соседка в этом деле отменный специалист, да и так - женщина приятная во всех отношениях.
Ставлю в карман бутылочку вина. Жена знает, куда и зачем пошёл, но всё равно глянула, как рублём одарила. Они с соседкой друг к другу за день по десять раз бегают, поболтать посплетничать. А если я по делу пошёл, уже вроде непорядок. Даю голову на отсечение, допечёт блины и прибежит. Прибежит глянуть, тем ли мы делом занимаемся.
Снял шапку, поставил на стол бутылку. Галина, окинула взглядом мою шевелюру, пожурила насчёт вина и полезла в комод за потёртой скатёркой. Уже через зеркало замечаю, как из зала выходит молодая чернявая женщина в черном бархатном халате, небрежно перетянутым тонким пояском. Бросила на стол колоду карт, повертела в руках мою бутылку, уселась, раскидывая карты. Руки белые и длинные, длинные синие ногти. Видимо городская гостья.
Галина занялась моей головой, нещадно ерзая своими прелестями по спине. Аж мороз по шкуре продирает, а иначе ей до моих волос и не дотянутся. Закрыл глаза, вроде чтоб волосы не попали, а сам блаженствую, как собака когда ей за ушами чешут.
Слышу, двери в сенях брякнули, конечно, моя, притащилась, да ещё и с блинами. Тут и Галина закончила работу. Скинула с моих плеч скатёрку, подмела пол, закинула в печку волосы. Распрямилась! Ох, и баба! Как же теперь она, одна без Федьки? Фёдор, вот уже скоро год, как прибрался. Хороший был мужик - весёлый, работящий и рыбак страстный. Он и в последние годы работу находил, где-то вахтовым методом трудился. Две недели дома – две на работе.
Вот на этой скамейки мы с ним обычно сидели, покуривали. Он всё мечтал купить себе лодку с хорошим мотором. Эх, мотанём Стёпка на Зыряновские плёсы. Вот где рыбалка.
Галина рассказывала, приехал с вахты. Баньку затопил. Он всегда после вахты баньку топил. Вот и тут, попарился, помылся, прилёг на диван.
Позвала ужинать, а он лежит на диване, улыбается. Присела к нему, думала спросить, что он весёлое вспомнил, а он уже не шевелится. Говорили, что что-то с сердцем… Да у нас здесь по деревням обычное дело, если здоровым умер, значит - сердце.
Он и в гробу лежал, улыбался, я тогда ещё подумал, лодка с мотором у него на уме была. Галина, тоже говорила, что получку отдал, намекая, что ещё хорошую премию получил. Так бабёнка премию и не нашла. Где-то заначил её Федор.
…Между тем, женщины стол накрыли. Большая чашка варёной картошки парит, горяченькая. Селёдочка с лучком, заметно маслицем политая, огурчики солёненькие, в пупырышках, белые грибы холодные и аппетитные. И блины уже чем-то нафаршировали. Короче, на столе полный ажур. И лишь как-то сиротливо - позорно, стоит посередине единственная бутылка вина. Прикинул, для женщин может и праздник, а по мне как-то тоскливо. К такому столу, всего бутылка вина.
До дома минута ходу, всего через проулок. Холодненькая, прозрачная бутылочка, к завтрашней баньке затаренная. Ну да ладно, сбегаю.
Галина, разрумяненная вознёй около печки, слегка возмутилась, моя как-то странно - соблазнительно зашевелила холками, двигаясь по кухне. И лишь городская, всё ещё в черном халате и с картами в руках кисло взирала на происходящее.
- Познакомься Степан: моя племянница Эльвира, можешь звать её Эли, социолог по профессии, экстрасенс по призванию.
Только я открыл рот, собираясь протянуть избитую фразу: - Какие люди! Эльвира опередила.
- Да! Такие мы люди, да из Москвы. Фирма «Мега-Центр» проводит социологический опрос населения России. Да! Мы работаем по заказу. Кто платит, тот наши данные и считает и публикуют. Врут!? Конечно, врут. Они заплатили, могут и врать. Я тоже не подарок. Вот в этой командировке в Кемерово, а затем в Барнауле прошлась по районным паспортным столам, скинули мне девочки около десяти тысяч фамилий. Здесь у сестры, лёжа на диване, опрашиваю до трёх тысяч человек до обеда. Как хочу, так и отвечаю, под настроение.
Говорила Эльвира быстро и убедительно, глаза смотрели прямо и нагловато. Понимал, не врёт, баба, верно, так оно и есть, но настроение почему-то портились.
Женщины задвигали стульями, усаживаясь и суетясь вокруг стола.
Открыл водку, как истинный джентльмен пробежался по лицам, более задержавшись на лице социолога. Возражений против сорокоградусной не было. Водочка холодненькая, закусочка по-деревенски хрусткая. Народ не чопорный. Оно и Эльвира ловко управлялась с картошечкой. Галина, вновь сдвинула стопки. Разлил последнее, заметил, задумалась Эльвира на минутку, но выпила. Опять захрустели огурчики и грибки, убывала картошечка. Расслабились, и даже у социолога порозовели щёки. Вышел покурить.
Конец марта, но подмораживает. Из труб над крышами столбами дым, светят окна хат, да где-то лениво перекликаются собаки.
Как не крути, вместе с весной работы прибавляется, это в городе народ живёт, что зима, что лето отработал и на диван. Прикинул, что в эти выходные надо сделать. Как говорят в народе «зачесалась репа» - это верно и от предстоящей работы, и от стрижки.
Вернулся в дом, стол уже прибранный. Гадает Эльвира моей жёнушке, и видно ловко врёт, и губа у жёнушки отвисла, и глаза по-глупому хлопают. Картами умело социолог работает, глаза сосредоточенно – лукавые, а уж взгляд просто как из пулемёта быстрый: от карт на лицо моей жены и обратно. И говорит всё здорово, на правду похоже. Конечно, про детей, работу она могла у Галины узнать. А вот про неприятности на работе у моей Лизки? Хотя, они с Галиной тоже, наверно, об этом сплетничали. Не верю я этим гаданиям, но всё равно, если хорошо кончается вроде спокойнее на душе.
Предлагает и мне Эльвира:
- Двигайся поближе, Степан Петрович, я и для тебя картишки раскину. Как говорят цыганки, всю правду о прошлом и будущем расскажу.
- Не верю я никаким гаданиям, всё это враньё.
- Да ты не серчай, Степан. Верить или не верить, дело твоё. Я с тебя денег не беру, выйдешь на улицу сплюнь, и забудь, что я тебе наговорю. Ты когда родился.
Как-то машинально назвал дату.
-Да ты у нас просто знаковый мужчина и Лев и родился в год Тигра. Да таких мужиков - один на полторы сотни.
- Не верю я вашим гаданиям. Ты сама только говорила, что и контора ваша враньём занимается, да и сама «сочиняешь» социсследования.
- Степан Петрович! Это к делу не относится. Ты же сам воруешь, да и врёшь. Погоди, погоди, ты на Камазе шофёром, так вот, сколько солярки за зиму заготовил? Наверно, пара бочек стоит? Летом у фермеров на сено менять будешь. Да знаю я ваши зарплаты. Конечно, обидно, заправил баки горючим и месячная зарплата улетела. Просто грех не отлить. Потом выкручиваешься, механик тебе липовые путёвки пишет. Он понимает, что ты топливо спёр, начальство тоже в курсе у них, вроде, и техника целее и объёмы работ в порядке.
Они даже рады, что ты подворовываешь, отчислений по зарплате меньше, работа идёт «стахановскими» темпами, и ты у них всегда на «крючке». А то, что дорога выйдет плохая, вроде никого и не касается. Всё государство на лжи и воровстве сосредоточилось.
Опять зачесалась голова. И откуда эта столичная «стерлядь» всё знает. Смотри, как всё по полочкам разложила. И всё по-настоящему, правда.
- Ну что ты Эли, мне вот в больнице сколь работаю и утащить нечего, Лизе тоже, что она в школе может украсть. И врать нам некому и ни к чему.
Тенью пробежало по лицу Эльвиры затаенное страдание. Может, всплыла в памяти обида, жесткая несправедливость, несбывшиеся мечта. Как угадаешь, что там, в душе у едва знакомого человека.
- Да, конечно, что в школе, что в больнице утащить нечего. Ты же вот Лизавета Егоровна начинала работу в школе лет двадцать пять назад? Время было другое, ты была молода и дети другие. Вспомни, с какой радостью ты бежала на работу, с какой страстью вела уроки. Ученики тебя любили и ты их. Наверно и дополнительно с отстающими занималась на добровольной основе. Сознайся, тебя тогда даже не очень интересовала зарплата? А что сейчас. Ты по стажу можешь быть на пенсии. А вот ещё работаешь, работаешь из-за проклятых денег. И идёшь на работу, как на каторгу, и тебе уже наплевать на учеников, которые после бессонной ночи полупьяные спят на последней парте. Ты механически выдаёшь то, что должна рассказать и не больше. Весь одиннадцатый класс вы не учите, а «натаскиваете» учеников на сдачу ЕГЭ. И ты не единожды намекала откровенным оболтусам, что им ваш предмет лучше не сдавать. И выходят в жизнь безграмотные молодые люди, уже уверенные, что и дальше в жизни можно без труда получать желаемое. А это похуже плохих дорог.
Эля повернулась к тетке:
- Галя! Ты операционная сестра. Практически, за долгие годы работы ты знаешь не меньше хирурга. Скажи, всегда ли поставлен правильный предоперационный диагноз? Согласна, всегда правильный диагноз болезни сам господь бог не смог бы установить. Допустим, диагноз воспаление желчного пузыря. Начинается операция, а у человека - заворот кишок. Как, это говорится «легким движением руки» - и человек здоров. Так что вы пишете в истории болезни? Деньги за операцию по удалению желчного пузыря, куда более значительные. И для хирурга и для больницы.
- Господи! Эльвира, да откуда ты всё это знаешь? - Руки Галины опустились на колени, в глазах промелькнул страх.
- Это ещё, здесь, у вас в Сибири. Здесь народ от Ермака, казаков и каторжников пошёл. Народ чище, свободнее духом, не так прогнулся под «золотого тельца». А там, за Уралом, в Москве, законы джунглей.
Жена потянула за рукав:
- Пойдем, Степан, домой, поздно уже.
- Не обижайтесь вы на меня, я не хотела вас обидеть, понимаю, жизнь такая. Всё построено на лжи и воровстве, оттого и живём плохо, и боюсь, что ещё очень долго так будем жить. Да в душе вы и сами всё это знаете, но вроде и по-другому уже нельзя.
И что меня тогда дёрнуло спросить:
- Эльвира Алексеевна, а ты можешь устроить, как это называется, спиритический сеанс. Разговор с умершими?
- С кем же ты бы хотел поговорить, Степан Петрович?
Вопрос то я задал, словно удочку закинул, хотя не вёрю я в эту чертовщину, а вот с кем хотелось поговорить, у меня и в уме не было. Брякнул, что в голову пришло.
- Со Сталиным.
- Да ты что Степан! Он же нас всех на Колыму сошлет. - Вырвалось у Галины. Как - то невесело посмеялись, мои женщины даже притихли.
- О чём же ты с ним будешь говорить, Степан Петрович? Что он тебе может сказать?
- Поговори лучше с Фёдором, вас ведь бывало, не разгонишь с вашими разговорами. -
Встряла моя.
-Давай с Фёдором. - Сижу, жду, как эта московская селёдка теперь будет выкручиваться. Что делать будет. Хотя в голове промелькнуло, с Фёдором и поговорить всегда было о чём, и слушал он хорошо, и совет мог стоящий дать. И как я сразу о Фёдоре не вспомнил.
Ушла Эльвира в спальню, вернулась с бутылкой коньяка, плиткой шоколада, да две свечи в руках фиолетового цвета. Налила женщинам по стопочке, себе плеснула немного и мне - больше чем полстакана. Свечи по краям стола зажгла. Дым от свечей, чем- то приятным воняет. Может, ладаном, в церкви-то я ни разу не был, не знаю, как он пахнет. У меня опять голова зачесалась. Сижу, думаю, коньяком ты меня не сразишь, здоровье пока есть, и литр выпью, останусь в памяти. Самому интересно, что дальше будет.
Выпили. Заставила Эльвира погасить свет, меня усадила напротив, а женщин отправила на диван и просила сидеть тихо. Да они и без того что-то притихли, только глазами испуганно хлопают в полутьме.
Эльвира напротив меня: грызёт шоколад, на меня, не мигая, смотрит. Соображаю, смотрит, как удав на кролика. Хотел сказать про это, но пока раздумывал, не слишком ли я этим замечанием обижу московскую гостью, вдруг куда-то провалился.
Чувствую, проснулся. Помню, суббота, на работу не надо. Слышу, Лиза, стараясь не шуметь, шебаршит на кухне. Лежу, не открывая глаз, стараясь вспомнить что-то важное. Бывает, вечером смотришь хороший фильм, а утром не можешь вспомнить ни одного кадра. Так и тут, что-то вчера было важное, а не могу вспомнить.
Зачесалась голова… Осенило, вспомнил и стрижку и выпивку и Эльвиру и…
Так я ж вчера с Фёдором разговаривал!!! Открыл глаза, да нет, всё в комнате как обычно, вон уже и свет сквозь шторы пробивается. Весна, светает раньше. С Фёдором точно разговаривал, а вот как домой вернулся, совсем не помню. И выпил совсем немного, оно даже не чувствуется, что пил.
Надо у Лизы аккуратно расспросить, чем вчерашний вечер закончился. Это надо ж, с умершим разговаривал? Тут поневоле голова зачешется. Да нет, не приснилось это всё.
Главное, и голос Фёдора, и манера разговора. И этот чёртов колун. Брал я его ещё у живого Фёдора, надо было чурки разбить. Тогда же и поломал топорище. Почти год руки не доходят, отремонтировать да Галине отдать. А Фёдор мне про этот колун и напомнил. Да, нет, про колун он мне так, между делом напомнил. Мы с ним долго разговаривали, сидим вроде как на утренней зорьке, на рыбалке. Каждый на своем любимом месте, удилища закинуты, по воде туман стелется, река чуть плещет да камыши шуршат. Тихо и прохладно.
Он всё про нашу жизнь расспрашивал, про детей, про Галину конечно интересовался. Я ему вроде всё обстоятельно рассказал. Он и живым был мужиком понятливым, лишнего не спрашивал. Из разговора мне даже показалось, они там, и так про нас всё знают.
Я его расспрашивать взялся: как, мол, так Федя, что случилось то с тобой? Здоровый, ещё и не старый?
- Переутомился я, Степан, две недели по четырнадцать часов, а тут после баньки видно душа и сердце расслабилось, душа улыбалась, а сердце остановилось. Оно много работало, много терпело. Кстати, там Галине скажи: за задней крышкой старого телевизора, премия лежит, ей деньги по хозяйству пригодятся. Жаль, что на своей лодке мы на рыбалку не сплавали.
Тихо появилась Лиза. Присела на краешек, вижу - озабочена.
- Ты как себя чувствуешь?
- Нормально, а что?
- Да вчера ты был какой-то ненормальный, за столом сидел перед Эльвирой как истукан, из-за стола встал со стеклянными глазами. Молча, как робот домой шёл, разделся и сразу уснул. Что она с тобой сделала? Я вот тут, около тебя всю ночь крутилась, боялась, уснуть не могла, ты, что правда Фёдора видел?
Лежу, смотрю своей голубушке в голубые глаза, в голове мысли крутятся. Скажу, видел, через день вся деревня эту новость будет обсуждать. Мужики на смех поднимут, ехидные вопросики с подковыркой придумают, полгода будешь ходить козлом отпущения. И врать вроде не хорошо, но лучше от греха подальше.
- Ты с чего это взяла?
- Так Эльвира вроде спиритический сеанс для тебя устроила? Или хотела устроить. Я тоже в это не верю. Давай, вставай, позавтракаем, да я на работу побегу. У меня сегодня две пары. Тут «скорая» приходила, наверно Галину увезла, видно опять срочная операция.
За ночь землю крепко подморозило, воду в ямках схватило льдом, но небо чисто, день обещает быть ясным, а значит, к обеду начнёт припекать и опять развезёт грязь. Управился со скотиной, достал с чердака сухой берёзовый комелёк, тешу, подгоняю топорище, а сам всё Фёдора вспоминаю. Сколько вон алкашей бродят, вечно пьяные, грязные, голодные, и не черта им не доспевается. А Фёдор, вечно в работе, приедет с вахты , смотришь опять стучит: то сарай делает, то дорожки бетонирует, то заборы правит. Детей баловал, жену лелеял, а как за развал станы переживал. Газеты любил читать, а бывало, так загнёт матом на правителя, плюнет, и выключает телевизор. Работал, за всё думал, вот сердчишко и не выдержало.
Эльвира… Интересный фрукт! Хотя.. ведь она говорила то же самое, что и Фёдор, и даже так же, со злостью. Она и себя осуждает, что приходится так жить, вот и меня за больное место задела. Правильно говорила, нам по мелочам позволяют тащить, тащим и помалкиваем, наблюдая, как руководство по крупному ворует, по сути, и государство и нас грабит. Аппетиты начальников всё больше растут. Животики округляются, и их благосостояние увеличивается, они уже и смотрят, вылезая из «Крузеров», на работяг, как на подневольных.
В школе, как Лиза говорит, порядка совсем не стало. Сплошные эксперименты, а на учёбу и время не остаётся. Устаёт жёнушка, а куда денешься. Дочери помогать надо.
Стукнула калитка. По походке слышу, жена вернулась, вот и у меня черен к колуну готов. Может, и не так красив, как был, но, по крайней мере, крепок.
-Ты чем занимаешься? Надо воды в баню натаскать. Ты знаешь, оказывается, это Эльвиру утром в больницу увезли. Галину видела, говорит, упала в обморок. Нервное истощение, вот ведь как бывает. Лежит под капельницей, ей покой нужен и отдых, а она уже просит ноутбук. Она старшего брата Фёдора дочка. Они в Павловском жили. Галина говорила, жена у брата попивать начала. Это же беда, когда женщина начинает гулять. Алексей держался, а потом тоже гулять начал. Эльвира в семнадцать лет от них уехала. Они и не знали куда, да им уже и не до дочери было. Не знаю, как она одна без всякой помощи, и институт кончила, и аспирантуру. Квартира в Москве, работа денежная. Вон Галина идёт, пойду, чайник поставлю, ты давай заканчивай с топором, время уже обедать.
-Галя, - окликнул я соседку, - погоди минутку. Вот, возьми, это ваш инструмент. У Фёдора я ещё брал, топорище поломал, и всё недосуг было сделать.
- Привет, Степан! Вот он где, а я как-то его искала. Думала, Федя хорошо прибрал. Как твоё здоровье, ты вчера неважно выглядел? А у меня вон Эльвира в больницу попала. Вот ведь порода! Фёдор себя нисколько не жалел, и эта, как загнанная лошадь. Буду просить главврача, пусть он её подольше подержит в стационаре. Всё хоть отдохнёт.
- Галя! У тебя старый телевизор есть?
- Есть. Ты вот свой мусор на свалку повезёшь, мне скажи, у меня тоже всякого барахла накопилось. И телевизор, и пылесос, обувка старая.
-Галя. Забирай свой колун, да иди, посмотри в телевизоре за задней панелью. Панель не должна быть прикручена.
- Да чего там смотреть, я всё равно в них не разбираюсь.
- Ты не разбирайся, ты просто посмотри.
Глянула Галина на меня удивлённо, ушла. Я собрал щепки, стружку - баньку будет чем растопить. Слышу, Лиза в окно стучит, обед сготовила. А солнышко уже хорошо пригрело, с крыш закапало.
Прибежала взволнованная Галина, в руках свёрток.
- Степан! Ты почему молчал, я ведь эту рухлядь могла давно выкинуть.
- Что там у тебя? Да деньги, много денег.
-Сколько, много?
- Да я и не считала, вот смотрите, какая пачка и всё тысячные. Степан? Ты что, правда, вчера с Фёдором разговаривал? Как он там? Глаза соседки вдруг широко раскрылись, губы задрожали, и вот уже валяется на полу свёрток с деньгами, глаза закрыты руками, ссутуленныё плечи вздрагивают.
Лиза подсела, успокаивает, у меня тоже сердце сжалось. Больше двадцати лет рядом прожили. Чем тут поможешь, вышел на крыльцо, сижу, покуриваю. Вот и женщины вышли сели рядышком, глаза то, уже у обоих заплаканные. Тихо, небо лазурное, солнышко припекает, а с крыши уже струйками бежит.
- Нет, не буду я, к этим деньгам прикасается, дети приедут, пусть считают и делят. Им нужнее. Вы меня извините, что я тут у вас так разревелась. Всё как-то неожиданно, может из-за этих денег мой Федор и… Выйдет Эльвира из больницы, давайте соберемся, помянем его. Ладно, пойду я, надо баньку затопить, постираться, а завтра на дежурство.
Сидим мы с Лизой невесёлые, она и говорит:
- Стёпа, ты знаешь, что я тут надумала, давай сходим к Эльвире в больницу. Галина сегодня дежурит, пройдём в палату, посидим, я вот здесь баночку бруснички приготовила, компот вишневый. Можно свеженького молочка унести. Надеюсь, ей будет приятно.
Галина нашему появлению удивилась и обрадовалась:
- Идите, она там одна.
При нашем появлении, Эльвира как-то стеснительно по-детски прикрылась одеялом.
- Ну, зачем вы всё это, тут и кормят хорошо, и Галина домашнее тащит. Ой! Брусничка! Помню, маленькая была, мы ездили за этой ягодой, она там прямо ковром по мху насыпана. А ещё клюква попадалась и черника. И на мху можно было вдоволь поваляться. Лиза! Да ты мне книжку принесла! Приключение Незнайки! Ой! Как хорошо. Это одна из любимых моих детских книжек. Мне тут и газеты читать не дают, и ноутбук запретили. Я её спрячу от эскулапов.
Прошло смущение, уселась Эли на кровать, прикрывшись одеялом, по-девичьи худенькая фигурка, открытая улыбка и глаза прямо какие-то горячие. Мелькнуло в голове, похожа на нашу дочку, и как я мог тогда подумать о ней «московская стерлядь».
На прощанье поцеловала Лиза больную и меня в бок толкнула, мол, целуй уж. А мне и впрямь хотелось поцеловать эту хрупкую сильную и такую простую женщину.
А в понедельник отправили нашу бригаду в командировку в соседний район и больше Эльвиру я не видел. Правда вспоминал: как начинаю сливать топливо с бака, так и Эльвира в памяти всплывает.
Уже зимой, поздно вечером прибежала Галина:
- Вы смотрели по новостям демонстрацию на Болотной площади? Там Эльвиру показали. Она шла в рядах демонстрантов.
Лиза оторвалась от школьных тетрадей и как-то по-бабьи охнула. Включил телевизор, новости заканчивались оптимистическими кадрами олимпийской стройки.
Трещали дрова в печи, гудел старенький холодильник, сидели женщины, молча и тревожно перебирая руками ткань на коленках. Мысли мои странно путались.
Было почему-то стыдно за себя...