WALPURGISNACHT
I.
Двадцать первый век от Рождества Христова, шестой век с основания ордена.
Орден священной инквизиции Мрачный Альтарион, памяти Генриха Крамера, создателя древнего фолианта "Hexenhammer" и всевеликого борца с нечестивцами, безжалостного и непреклонного, трижды святого и преисполненного верой Томаззо Искупителя Торквемады.
Изиар, двадцать лет назад принятый во всеславный и последний орден инквизиции, которая прозябает в подполье уже несколько сотен лет, готовился принять последний постриг в звание святого Инквизитора.
Это был мужчина невероятно костлявого телосложения с острым холодным взглядом и удивительно мраморными чертами лица. Казалось, он преисполнен святой веры, казалось, он был готов на всё, ради неё.
Он был готов на всё. За эти двадцать лет служения ордену в качестве Милосердного, в качестве Обвинителя и в качестве Палача, он предал огню, колесу, веревке и топору столько нечестивых, что давно потерял счёт своим добродетелям во имя Его.
Орден Альтарион был создан в пятнадцатом веке, самим Томаззо Торквемада, как тайная субсекта особо ярых и верных приспешников Святой Церкви. Всякая ересь упразднялась на корню, пока здравствовал сей доброделец и всякий грех, всякое проявление Тьмы давилось, душилось на корню отборными воинами и молитвенниками ордена Альтариона.
К сожалению, Святая Инквизиция официально была упразднена, и орден памяти Торквемады, который и так был тайным, вовсе ушёл в неизвестность. Официальное гонение на еретиков прекратилось, но Альтарион бдел, молился и карал, причем приспешники ордена делали это так искусно, что, пребывая множество раз на грани разоблачения, сохранили свою организацию в тайне. Избранные, клятвенно, кровно и ментально присягавшие на служение в этом ордене навсегда покидали реально общество и становились Братьями ордена, и отныне служили только Альтариону и связаны были только с ним одним.
Магистры ордена несколько раз повергали Альтарион в ересь, в служение тёмным силам. Из-за таких метаморфоз орден Альтарион перестал зваться святым, и зовётся отныне Мрачным.
Нынешний магистр ордена - Инквизитор Эриас, Всевеликий Каратель и Всемогущий Старец... Из всего вышесказанного правдой оставалось только то, что он - старец. Немощный старик, выживший из ума, несколько раз пытавшийся распустить орден. Его приемником должен был стать Изиар.
Проходя по тёмному коридору, будущий Магистр Инквизитор безмолвно шелестел своими тёмными отдеждами из плотной багровой ткани, цвета запёкшейся крови, и шелест этот вторил звуку мигания ламп в одной из резиденций Альтариона. Изиар шёл почти бесшумной походкой, перебирая в руках длинные чётки, с массивным стальным крестом, раздумывая о дальнейшей судьбе ордена. По сути, у ордена работы было не так уж и много. Альтарион отыскивал только самых рьяных еретиков и уничтожал их. Нельзя сказать так же, что Альтарион служил исключительно Свету, тёмные начала так же присутствовали в его душе, душе ордена.
Круг почитания Смерти - пять избранных братьев, искусных воинов и приверженцев святой веры, отдельный сектор этого не малого ордена. Как правило, в этот круг входил сам Магистр Инквизитор, два его ближайших Брата и их жёны.
Да, в Альтарионе так же присутствовали и женщины - Сестры Милосердия, одна из самых жестоких и малочисленных карательных групп.
Главный Инквизитор не мог иметь жены и детей, более того, он должен быть лишён мужского начала при последнем постриге.
Что там стригли...не трудно догадаться.
Изиар вошёл в ритуальную залу. Здесь должен был проводиться постриг. При входе стоял отряд Выжигателей в чёрных кожаных плащах и перчатках, в сапогах на высокой платформе, за ними Обвинители в серых рясах, а дальше Палачи в багровых одеждах с белой восьмиконечной звездой на груди.
У дальней стены залы находился алтарь, вокруг которого стояли все десять из Сестёр Милосердия в парадных фиолетовых тогах, перетянутыми кожаными ремнями с символикой адамовой головы и, наконец, Круг почитания Смерти, в ослепительно белых одеяниях, испещренных сакральными символами принадлежности Смерти.
Изиар снял с головы капюшон, подошёл к алтарю и встал на одно колено.
На алтаре уже были готовы инструменты для кастрации, и посвящения.
Инквизитор Эриас под всеобщее гробовое молчание шаркающей походкой подошёл к Изиару, встал напротив него и начал вступительную речь.
По всем правилам Альтариона, нельзя быть Магистром Инквизитором, если тебе уже больше семидесяти семи лет, и как раз сегодня Эриасу исполнялось семьдесят семь. День передачи Власти Достойному...
"...я верно служил ордену на протяжение тридцати двух лет, и сегодня я должен передать бразды правления своему преемнику..."
Изиар молчал и почти не слушал Магистра, его мысли были заняты другим.
Ритуал был проведен успешно, и Изиар лежал у себя в покоях, залечивая раны после операции.
"Они всё равно только мешались" - подумал Магистр и ухмыльнулся.
Теперь всё будет по-другому. Пришло время открыться миру и пролить Свет в это Царство Тьмы.
Благосклонность Эриаса к еретикам и нечестивцам угнетала Изиара. Новый Магистр уничтожит всё и вся, что не вписывается в понятия Света, всё, что не примет истины Ордена за непреложные. Всех и каждого, кто встанет на его пути. Теперь это его орден и вся власть в его руках.
Всё будет по-другому...
Изиар медленно опустился на колени и провалился в глубокий транс.
II.
Прошло немного времени, а в Альтарионе бушевал Изиар.Проводя всё новые реформы он изменял составы групп, изменял политику и тактику ордена. Всего за месяц было казнено около семидесяти еретиков, шестнадцать из которых - братья ордена. Подвергся сожжению даже сам Эриас: он воспротивился воле Изиара, пытался вразумить непреклонного Магистра Инквизитора и переубедить его, но был обвинен в ереси и сожжён прямо на Совете ордена, всеопаляющим пламенем огнеметов Выжигателей.
Многих братьев возмутило это действо и они подверглись actus fidei прямо после заседания, без суда. Их не сожгли, здесь поработали Палачи: братьев-отступников пытали за предательство, и от пыток они погибли.
В истории ордена не раз проходили подобные перевороты с ног на голову, но Изиар возвёл ненависть и меры карательных групп до абсолюта. Любое отклонение от Света каралось Смертью, любой намёк на сомнения в главенствах ордена каралось Смертью, любое слово, несоответствующее постулатам Изиара несло за собой Смерть.
Как только ситуация в самом ордене немного устаканилась, Альтарион принялся выполнять свою первоначальную задачу...
Кастаир готовился к серии ритуальных практик, направленных на извлечение наружу скрытых движущих сил. Он принял обет молчания, доводил своих внутренних демонов до изнеможения. Они были готовы разорвать эту испещрённую странными шрамами плоть, вырваться из черепной коробки и повергнуть мир в Хаос...
Но ещё не время.
Стискивая зубы, Кастаир лежал на полу в шавасане, голодать осталось два дня из уже преодолённых девяти.
За эту неделю он осунулся, словно постарел, его вечногорящие глаза отблёскивали мертвым светом, а в тёмно-русых волосах появились седые прядки.
Череп его обтянулся кожей, костлявые руки в шрамах, сжимали длинные затёртые чётки, а на черном алтаре в левом углу комнаты горела керосиновая лампа.
Духовное безмолвие, полная неподвижность на протяжение многих часов ужасно утомляла не столько физическую оболочку Кастаира, сколько его духовную наполняющую. Это не могло не отражаться на его теле... Пот холодными каплями стекал по испещерённому морщинами лбу тридцатилетнего практика.
На носу была Вальпургиева ночь, и Альтарион готовился к своему триумфальному выходу из подполья.
Настал момент открыться миру - решил для себя и для всего Альтариона Изиар. Количество людей в ордене насчитывало около восьми тысяч человек, разбросанных по всему миру.
Этого безумно мало, но Магистр Инквизитор собирался пожертвовать собой и всеми Братьями ради этого триумфа.
"Мы вспыхнем ярко, поглотим в своем огне всю нечистоту и сгорим вместе с ней" - вещал Изиар на собраниях. Братья покорно слушали его и преисполнялись решимостью от уверенных громких слов его.
Голос Инквизитора поражал своей одухотворенностью, верой в Идею и осмысленностью. Но когда Изиар говорил, нет-нет, да проскальзывал в его глазах тот демонический огонёк нездоровой фанатичности, который кострами средневековой инквизиции отражался в глазах многих его предшественников.
Изиар был одержим, но сам боялся признаться себе в этом. Его Демон рвался на свободу.
До Вальпургиевой ночи оставалось всего два дня...
III.
Было уже 29 апреля, и все отряды готовились освятить ночь с тридцатого апреля на первое мая волной пожарищ. Все оккультные точки, все дома, где проживали практики, все места их сборищ должны быть подвергнуты всесожжению - жертве, благоприятной Ему.
Но Изиар решил, что этого будет мало... Выжигаться, подрываться будут целые районы, вместе с невинными и виновными. "Корень зла лучше выкорчёвывать вместе с землей, в котором он произрос" - говорил Магистр инквизитор, и всем в такой момент казалось, что он тронулся умом, но слишком осмысленным был его взгляд, слишком правильно звучали его слова в подземных сводах главной резиденции ордена...
Братья ордена Альтариона тщательно собирали всю информацию о формальных и неформальных оккультных движениях на протяжение многих лет для того, чтобы выявлять наиболее опасных и наставлять их на "путь истинный". Несколько Магистров очень лояльно относились к людям, исповедующим тёмные науки, и даже в самом ордене это не являлось запретом...
В келью к Изиару вошли два брата из Круга почитания Смерти. В руках у них были зажаты толстые папки. Изиар поприветствовал обоих и предложил им сесть на грубую дубовую скамью, на которой он и спал. Стоит сказать, что кроме жертвенника с лампадой и вот этой самой скамьи в келии Магистра больше ничего не было. Он предпочёл свои старые аскетические покои традиционному номеру для Магистрата. Никаких излишеств, только аскетизм, воздержание и молитва. Питался Изиар не чаще одного раза в два дня, молился он почти постоянно.
Благодаря своему воздержанию, прямоте и религиозной фанатичности, сила Веры Изиара была настолько велика, что однажды от одного его взгляда возгорелось одеяние на одном из братьев. было ли это совпадением... Неизвестно.
Первым заговорил старший брат.
- Магистр, сегодня в ночь я отправляюсь самолётом через море, дабы проконтролировать массовый actus fidei.
Изиар помедлил с ответом некоторое время, уставившись в одному ему ведомую точку, что находилась в одному ему ведомом пространстве, беззвучно пошевелил своими сухими треснувшими губами...
А потом его надтреснутый, тихий, но приятный голос спросил:
- Кто в том секторе наиболее важен?
- Некая дама, взявшая себе имя дьяволицы Лилит, и уничтожившая свои остальные имена. Рьяно распространяет среди своих последователей, преимущественно, женщин, учение ведовства и дьяволопоклонничества...
Говоривший брат протянул Изиару толстенную папку с информацией об еретиках, проживающих в том секторе, Изиар поморщился и отодвинул её от себя рукой.
-Кто ещё?
- Ещё один кадр, зовущий себя Пифоном, живёт в мегаполисе, неподалёку от этой самой Лилит. Так же имеет множество последователей еретиков, есть информация, что в ночь Вальпургия Лилит и Пифон хотят соединить свои кланы, а заодно и заключить союз, которые обычно заключают между собой мужчина и женщина.
Изиар жестом остановил говорящего и обратил взгляд на второго брата.
-Кто у тебя?
-Кастаир Корвин. Один из самых опытных и способных практиков, имеет глубокие познания в некромагии, рунических практиках и ззотерическом аскетизме. Не представляет особой опасности, так как почти ни с кем не пересекается и не распространяет свою ересь...
Взгляд Изиара вспыхнул. Голос его из надтреснутого превратился во властный и сильный:
- Не представляет опасности?! Любой еретик представляет собой опасность, а тем более такой, как Кастаир!Даже эти позеры Лилит и Пифон со всеми своими последователями вкупе не столь отвратительны пред лицом Всемогущего, сколь противен этот Кастаир! Он опасен! Наиболее опасен. Я сам поеду в тот сектор. Кто ещё там есть?
Младший брат Круга нервно пролистал свою не такую уж и толстую папочку...
-Так, по мелочи, крупная рыба - только Кастаир.
Изиар прошёлся вдоль стены, безмолвно перебирая чётки и шевеля губами...
-Решено. Я еду туда сам.
- Но ...Магистр? Объекты ключевой важности находится здесь!
- Кто же это?
- Вы и сами прекрасно знаете, наш старый "приятель".
- С Кириасом прекрасно справитесь и вы. Тем более, в эту ночь он собирает своих последователей в одном месте, там вы их и накроете. Отправьте ещё несколько отрядов обвинителей и палачей для закладки бомб в остальных менее значимых точках...
Изиар остановился и посмотрел своими жалящими глазами в глаза младшего брата Круга.
- Я вылетаю на закате. Прикажите наместнику Альтариона того сектора приготовить своих людей для начала операции.
Пифон стоял перед жертвенным столом и наполнял чашу из магического агата своей кровью и дорогим полусухим вином. В комнате комнате прочно укрепилась полутьма, которую едва разгонял огонёк черной лампады. На чёрной скатерти был белым начертан sigillum Агареса. В левом верхнем углу стояла статуэтка Santa Muerte, а в правом отблёскивал прекрасный кукри со свежими следами крови оккультиста.
Дверь в комнату отворилась и в полутьму комнаты из абсолютной тьмы коридора вошла Лилит.
Она была поистине прекрасна, и миловидное личико её, с первого взгляда, вовсе не могло принадлежать такой демонице, как эта девушка: большие голубые глаза светлые волосы пшеничного цвета ниспадали на хрупкие тонкие плечи. Тонкие лямки её чёрной маечки осторожно оттеняли её глубокие восхитительные ключицы... Вся она была, казалось, сотканной из воздуха и солнца.
Так можно было бы думать, не зная о том, чем она занимается.
За этой прекрасной и внушающей доверие внешностью скрывалась дьявольская фурия, мегера, суккуб и коварная змея, которая живёт, кажется, уже несколько тысяч лет.
Она подошла к Пифону сзади и нежно обвила руками его могучее тело. Пифон, не обращая внимания на её присутствие, опустошил половину чаши, поставил её обратно на жертвенный стол, затем молча взял него кхукри, схватил Лилит за руку, взрезал кожу на запястье и нацедил её крови в чашу.
Девушка при этом даже не изменилась в лице, только глаза её затянулись какой-то мутной плёнкой не то удовольствия, не то злорадства.
Когда крови в чаше стало достаточность, на пустой взгляд Пифона, он снова приложился к чаше, сделал несколько глотков и протянул её Лилит.
Через несколько мгновений чаша была уже пустой и стояла на жертвеннике, а девушка жадно облизывала свои наивные аккуратные губки и улыбалась самой жуткой улыбкой, которую можно было увидеть лишь в глубинах преисподней.
- Осталось всего ничего до нашего с тобой официального воссоединения, возлюбленная моя.
Девушка провела пальцами по скулам Пифона...
- Да, мой господин, в ночь Вальпургия сольются наши с тобой тела и кланы... А до тех пор ты не коснёшься плоти моей.
Лилит улыбнулась Пифону и медленно выплыла из комнаты...
Пифон провожал её хищным пустым взглядом пожирателя душ. Он давно вожделел эту дьяволицу...
IV.
Изиар спокойно переносил самолёты, но этот полёт был очень тяжёл для инквизитора. Он долгое время не мог заснуть, его беспокоило предстоящее событие...
Впервые магистра мучили сомнения. А верным ли путем он следует? Угодны ли Создателю деяния его? От мыслей разрывало голову инквизитора, его чёрные, как смоль, волосы разметались, кристальные капельки тяжёлого бреда выступили на высоком лбу Изиара, пальцы бешено перебирали чётки, в иллюминаторах самолёта сверкали яростные молнии...
...Dies irae, dies illa,
solvet saeclum in favilla...
(День гнева, тот день,
повергнет мир во прах,)
Изиар стискивал зубы, казалось, молнии эти сверкают внутри него самого, он боялся открыть глаза, но всё равно видел, как они пожирают его плоть, и что самое страшное, душу...
...Quantus tremor est futurus,
quando judex est venturus,
cuncta stricte discussurus...
(О, как всё вздрогнет
когда придёт Судия,
который всё строго рассудит.)
О, как всё вздрогнет, когда я и мой орден выйдут, чтобы жечь огнём чёрную гниль ереси!
...Mors stupebit et natura,
judicanti responsura.
Resurget creatura, judicanti responsura...
(Застынут в изумлении смерть и природа,
отвечая Судящему.
Восстанет творение, отвечая Судящему.)
...Judex ergo cum sedebit,
nil inultum remanebit.
Quidquid latet apparebit.
Nil inultum!..
(Итак, когда Судия воссядет, —
Никто не останется без наказания.
Кто ни скрылся, тот появится.
Ничего не останется!)
Перед глазами Изиара пронеслись картины пожарищ, крови и казней...
Всё это во Имя Его.
Инквизитор не боялся умереть Вальпургиевой ночью, он жаждал Смерти, жаждал предстать перед престолом Создателя... Но сначала он должен доказать, что достоин.
Я достоин...
...Rex tremendae majestatis,
qui salvandos salvas gratis,
salva me, fons pietatis...
(Царь устрашающего величия,
который милостиво спасает всех,
спаси меня, источник милосердия.)
Чётки в руках святого Инквизитора остановились и упали на пол, на лице его играла светлая улыбка...
Инквизитор спал и снился ему не мир горний...
Ему снилась Она.
Кириас потягивал из пиалы чай, сидя на балконе своего дома, и смотрел в небо, которое уже занималось кромкой рассвета. Последнего рассвета перед Белтайном. На ночное празднество, по заявкам, придёт около пятисот человек и ещё около ста человек без заявок сверху. Достаточное количество, чтобы провести грандиозный ритуал проводов тёмных божеств...
Чем ближе была "Ведьмина ночь", тем пасмурнее становилось настроение колдуна, хотя, казалось бы - традиционный ежегодный ритуал и ничего более. Но что-то не давало покоя этому мужчине почтенного возраста, с короткими седыми волосами, в очках и трясущейся левой рукой.
Никаких неординарных черт не было в нём - серый свитер, джинсы, аккуратная стрижка и ухоженная кожа.
Кириас никогда не понимал, зачем выставлять на показ то, кем ты являешься на самом деле. Зачем всё это железо на теле, которое может увидеть каждый?
Этот опытный практик был испещрен под одеждой сакральными татуировками и ритуальными шрамами, но если не знать о его оккультной жизни, его не отличить от простых обывателей, что миллионами проходят по улицам города каждый день.
Серый, неприметный, невыделяющийся.
Если бы вы смотрели на него в упор, вы бы вряд ли запомнили черты его лица.
В этом был весь Адепт тёмных Наук - такой титул носил он среди "своих" по ночам. А днём он зарабатывал среди "чужих" деньги и писал свою книгу по религиоведению.
Вино в бокале у Кириаса кончилось, огненная пещь Солнца уже начинала слепить уставшие глаза его, и практик покинул балкон, плотно закрывая за собой дверь из стеклопластика.
V.
Non illustrum cuiquam virorum artium laude doctrinaeve fama clarorum...
(Не кому-либо из знаменитых людей, прославленных в искусствах или науках...)
Уже будучи братом ордена Альтарион, Изиар проходил "практику" в одной дальней провинции. Не смотря на то, что она находилась далеко от центра, люди здесь были довольно цивилизованными и оснащёнными всякими удобствами, которые соответствовали духу времени. Жители городка, в котором поселился Изиар с двумя братьями-обвинителями, был небольшим, тихим и светлым. Просто в инквизиторское информационное депо поступила информация о какой-то тёмной секте, которая вроде как зародилась в этом городке несколько лет назад и Изиару, тогда ещё Брату Обвинителю, было приказано расследовать это дело и покарать виновников.
...at tibi domina lucida demens infelix ...
(...но тебе, женщина светлая, безумная, несчастная...)
Расследование не заняло много времени: Изиар, обладающий острым пытливым разумом и внимательным тяжёлым взглядом, быстро отыскал все связующие линии и объединил их в единое целое. Секта была раскрыта, осталось лишь разобраться с ними.
Эти люди не были тёмными практиками, но их взгляды все равно противоречили Ордену - так объяснили Изиару ситуацию с сектой, когда он, недоумевая подал прошение об отмене четырёх казней, в силу того, что секта несла в себе свет, а не тьму.
Еретики были задержаны. В программе ордена значилась серия допросов, ритуал обвинения и казнь. Казнить решили только верхушку секты, так как остальные, по мнению Магистра Эриаса, не представляли какой-либо угрозы.
Тогда в первый раз Изиар усомнился в Эриасе и его Верности Свету, ведь Магистр Инквизитор давал клятву, что последователи Света не пострадают от огня, колеса и клинка братьев ордена...
На первом допросе Изиар встретил Её.
Прекрасная, огненноволосая с большими, голубыми грустными глазами, печально смотревшими в зелёные, пламенные глаза брата-обвинителя.
Изиар тогда влюбился в эту девушку.
Когда он задавал вопросы, голос его дрожал, ещё молодое лицо его заливал румянец.
Она - безумно красивая, и спокойная как вода в лесном ручье. Глаза её - ледяные, и в то же время восхитительно тёплые, они взирали на Изиара холодно, но без злости.
Он - её бич, высокий, худой, черноволосый и зеленоглазый. Смущённый своими чувствами, уничтоженный безвыходностью положения, растёртый в порошок своими мыслями о ней...
Влюблённый в неё.
Инквизитор...
Изиар.
Она отвечала на его сбивчивые вопросы мирно, руки её иногда теребили алую ленточку, что была на платье, цвета ультрамарина...
Изиар жил от допроса и до допроса.
Обвинитель жил мыслями о еретичке, он засыпал с её именем на устах и просыпался с ним же. Молитвенник и чётки были позабыты им тогда, он сам был позабыт для себя, ордена и целого мира, только она существовала для него и только он знал лучше остальных, что не долго она ещё будет существовать, потому что приговор уже оглашён и казнь состоится.
...quac multum dilexeras et amore perferas...
(...которая возлюбила много и от любви погибла...)
Оглашая приговор, Изиар трепетал всей своей душой и руки его, держащие свиток с текстом приказа Эриаса, дрожали.
Четверым еретикам ввели сильный яд, который должен был убить их в течение нескольких минут.
Глаза её встретились с наслезнёнными глазами Изиара, губы его дрожали, а свиток выпал из рук.
Вдруг дверь в комнату, где проводилась казнь, распахнулась с такой силой, что слетела с одной петли, и в проем ворвался бешеный зверь в образе человека. Он раскидал двух обвинителей, одного исполнителя, приехавшего для исполнения приговора, и бросился к рыжеволосой девушке...
Как только Кастаир узнал о том, что его возлюбленную похитили, он, тогда ещё приверженец Света, стал яростно и безудержно разыскивать её, готовый стереть в пыль всё, что встанет не его пути.
Ах если бы он тогда успел!
На поиски ушло слишком много времени, и слишком мало его оставалось, чтобы искать в ком-то подмогу.
Он ворвался, как ураган, в место, где святоши карали невинных, он раскидал инквизиторов в разные стороны, как Самсон филистимлян, он пришёл за ней...
Но было поздно.
Осознав всё, ощутив её леденеющие пальцы в своих волосах, услышав её тихий шепот, Корвин пал перед ней на колени, он обнял её ноги и уронил, рыдая, свою голову на её колени.
Девушка улыбнулась ему устало, словно извиняясь, и испустила свой последний, горестный, но лёгкий вздох.
-Reguescat in pace, meus amore. - тихо прошептал Изиар, стоящий в углу.
Тогда-то и заметил его Кастаир. Он медленно поднялся на ноги, поцеловал в лоб свою мертвую возлюбленную и повернулся к Изиару.
В чёрных глазах Кастаира горело адское пламя. В них горела ненависть.
-Meus amore? Meus amore?! Я закопаю тебя здесь же. Я знаю, кто ты и чем ты занимаешься. Инквизитор!..
Кастаир не договорил: братья, которых он оглушил, постепенно приходили в себя.
Корвин процедил сквозь, плотно сжатые от боли внутри, зубы:
- Когда-нибудь мы ещё встретимся. Фатум этого не оставит.
Он взял на руки тело девушки и вышёл с ней вон.
Изиар был слишком убит и ошарашен произошедшим, чтобы предпринять какие-то действия, он устало сполз по стене...
Спустя три дня после смерти своей первой и единственной любви Кастаир сжёг её тело в лесу, вечером, прямо перед Вальпургиевой ночью.
Не было слёз, было лишь пламя, всепожирающее пламя, был треск, как молитва и запах. Запах горящей Ненависти.
Кастаир стал усиленно изучать тёмные науки и навсегда позабыл о "благосклонности" света.
Это было так давно...
Но сейчас преддверие новой Вальпургиевой ночи.
И тот погребальный костёр всё ещё горит в изможденных и пустых глазах Кастаира.
VI.
Вечерело.
На краю неба нависало кровавое солнце, последнее солнце перед Вальпургиевой ночью. Для непосвященных это был вполне заурядный вечер, но те, кто ждал ночи, последующей за этим вечером, были в предвкушении празднества.
Если бы Пифон не был так ослеплен своим влечением к Лилит, он бы прислушался к голосу, что шептал о предстоящей угрозе внутри его черепной коробки. Но Пифон был ослеплен красотой и харизмой Лилит...
Существо из тех, кого в средневековье звали succubus и жгли на кострах, как слуг и посланников самого Дьявола.
Лилит, дева снов, высасывающая жизненную энергию взамен на обладание ею. До появления христианства эти существа были желанны, и их имя не было омрачено грязью.
На расстоянии десятка километров от города было значительное возвышение, на вершине которого уже установили пьедестал с алтарём. Вокруг этого возвышения уже собирались люди, их было множество, многие из них воспринимали предстоящее действо, как какой-то неформальный фестиваль для молодёжи, но в большинстве своём здесь находились люди, которые были действительно причастны к оккультным наукам. Вокруг возвышения уже были сложены большие костры, деревья вокруг этой полянки с возвышением были украшены прекрасными цветами, в лесу намечалась Walpurgisnacht.
Лилит уехала от Пифона еще днём, чтобы приготовиться к празднеству. Её забавляло то, с каким вожделением взирает на неё Змей, но в то же время её восхищали безудержная сила его и познания в оккультизме. Он - способный практик. О, он достиг бы многого,если бы все не ограничивалось внешней, обрядовой составляющей оккульта. Ритуалы Пифон проводил безупречно, и все, кто находились рядом, так же безупречно держались, глядя на него. Даже Лилит завороженно следила за каждым его движением, отточенным, выверенным и безумно торжественным. Пифон проводил любой ритуал, словно это был последний, прощальный ритуал в его жизни. Когда он вздымал ритуальный нож над головой и застывал с ним, всем казалось, что время замерло, и все вокруг замирали вместе с Пифоном.
А когда нож впивался в ещё живую тушку животного, и кровь забрызгивала безумное, но красивое в своем безумии, лицо, участники чувствовали, как ещё трепещет под пальцами Змея тельце жертвы.
Безусловно, Лилит симпатизировала Пифону, но согласилась стать его женой только для того, чтобы потом властвовать обоими кланами...
Лилит получила предсказание, что Пифону осталось жить совсем недолго, а с чем это было связано, он не знала. Сама убивать его она бы уж точно не стала. Предсмертные проклятия самые страшные, а у этого практика даже с отрубленной головой хватило бы сил произнести хотя бы пару слов такой мощи, что даже одно из них могло стать фатальным для человека.
За окном её машины стали мелькать знакомые места. Лилит была уже близко. Скоро совсем стемнеет, и начнут зажигать костры...
В любом случае, Пифон не начнет ритуал без неё, а ночь эта обещает быть долгой.
Наконец, внедорожник вывез Лилит на местечко, оборудованное под "стоянку", где собралось уже внушительное количество машин. Непонятное предчувствие не давало покоя девушке и она, выйдя из машины, тряхнула копной своих шикарных волосы, словно пыталась отогнать предчувствие неприятностей. Девушка направилась к месту проведения празднества, много машин людей из её клана уже стояло здесь, некоторые ещё был и в дороге...
Пифон увидел её, выходящей из-под сени леса. Он окаменел от восхищения этой девушкой. Лилит был в прозрачном белом платье до самого пола, под которым виднелось её прекрасное тело, словно выточенное великим мастером на своём лучшем станке. Прекрасные волосы её рассыпались тысячами звёзд по хрупким плечам её и тонким, выдающимся вперед, ключицам. В глаза Лилит виднелись отблески то ли её внутреннего огня, то ли костров, которые участники празднества уже начали поджигать.
Невеста, с душами в приданное. Невеста, не хранившая чистоту, но не несущая на себе ни единого пятна. Где-то рядом заиграла лютня и волынка. Ветерок играл волосами Лилит, в которые были заплетены причудливые черные цветы.
Пифон пошёл к ней на встрече протянул ей руку, и повел к жертвенному столу, на котором был распростёрт еле живой от страха белый ягнёнок. Шея его находилась ровно над кровостоком, который разделялся на два желобка, из которых кровь должна была течь в две чаши - одна для жениха, другая для невесты.
Солнце окончательно затерялось где-то за горизонтом, луна и костры освещали заворожённые лица присутствующих, взгляды их были прикованы к паре - высокий широкоплечий мужчина, пышущий огромной физической и психической силой, с татуированными открытым торсом, держащий под руку прекрасную, как эта ночь, как греческая Елена, хрупкую, как ваза из фарфора, как самый тончайший и величественный на земле цветок, деву.
Наконец, эти двое взошли на самую вершину возвышенности, и подошли к жертвеннику. Пифон оглядел народ на поляне. Людей было много, но из разных концов поляны прибывали всё новые. Поляна была огромной, места хватит всем... Следящие за кострами изредка подбрасывали в огонь новые поленья. Волынка глушила карканье воронья, кружившего над лобным местом. Всё было пронизано ночью.
Пифон с желанием и... нежностью посмотрел в глаза Лилит, задержал на них ненадолго свой взгляд и его голос раздался в ночи громом иерихонской трубы, а волынка на время замолкла, слышен был только треск костров.
- Братья! Сегодня знаменательная ночь для всех нас! Ночь, которую традиционно праздновали наши предшественники. Вы все знаете, зачем мы здесь сегодня. Этой ночью я возьму в жёны Лилит, самую прекрасную деву, которую только освещал лунный свет! Сегодня мы объединим наши братства, это будет плодотворный и величественный союз. Этой ночью мы провожаем тёмных божеств в край священных снов, в котором они будут пребывать до самого Самайна! Всё готово для ритуала сочетания, но прежде чем начать я предоставляю слово божественной Лилит.
В тот момент, когда трубный глас Пифона замолк, ручейком зазвучал бархатный и нежный голос Лилит, который странным образом звучал лишь немногим тише голоса Пифона.
- Сегодня восхитительная ночь, не правда ли? Луна благоволит нам, костры, служившие когда-то для нас бичом, теперь греют нас и дарят нам свет. Люди, некогда гнавшие нас, остались легендой в прошлом, а мы здесь, и мы будем продолжать наше служение. - Лилит обратила свой взор на Пифона. - Этой ночью мы соединим наши прожженные души воедино, мой змей.
Пифон и Лилит воздели руки к небу, и это означало, что празднество началось.
Брат Персифаль уже собрал все свои пятнадцать отрядов для уничтожения нечистых. Ордену было известно место, где обычно собираются Пифон и его последователи, и ближе к ночи отряды понемногу начали подтягиваться к возвышенности.
Здесь были Обвинители,Выжигатели,Исполнители, Сестры Милосердия и сам Персифаль из Круга Почитания Смерти. В общей сложности, обреталось пару сотен человек. Вполне достаточно, чтобы уничтожить еретиков прямо в самой точке из сборища. Первыми конечно же пойдут Выжигатели с огнеметами, а обвинители будут в этот момент оглашать приговоры. Для многих уже post mortem. Остальных добьют Исполнители, а вот Сестры Милосердия займутся Пифоном и Лилит. Все отряды были уже на месте, сквозь деревья виднелись костры, люди вокруг них и жертвенник на возвышенности, подле которого стояли Пифон и Лилит. Еретик, охранявший стоянку, уже был обезглавлен, Исполнители занимались тем, что прокалывали шины у автомобилей, на тот случай, ежели кто-то попытается избежать казни.
Вот Пифон и Лилит воздели руки к небу, и это послужило сигналом к началу операции "IGNI".
Выжигатели стали сужать своё плотное кольцо, за ними шли Обвинители. Как только огонь полился из огнемётов Выжигателей и послышались первые крики горящих заживо Обвинители громогласным хором пророкотали:
-IGNI Sancti regeneratio integralis!
(огнем святым восстанавливается вечная материя).
Персифаль в громкоговоритель прорычал:
-Именем святой инквизиции и преславного Генриха Крамера я приговариваю еретиков к очищению огнём и объявляю всесожжение.
Среди нечестивцев царила паника.В городе прозвучало несколько взрывов - это рванули бомбы, заложенные у клубов и домов, где проводились вечеринки нечестивцев...
Тех, кому всё-таки удалось прорваться через строй Выжигателей, клинками и топорами рубили Исполнители.
На лице Пифона отразилось сначала удивление, затем испуг, но сейчас на нём играл гнев. Кольцо сужалось все быстрее, на землю падало замертво всё больше его последователей. Сейчас он остро ощутил то предчувствие, которое глушил в себе эти пару дней мыслями о Лилит.
Сам девушка выглядела ужасно испуганной и жалась к могучей груди Пифона. Он обнял девушку, словно стараясь защитить от огня, Выжигатели были уже совсем близко и эти двое были готовы потонуть в их пламени, как вдруг шипение огнемётов прекратилось. Строй Выжигателей немного поредел, за их спинами Исполнители добивали живых, но обожжёных нечестивцев, оказывая им тем самым большую услугу, облегчая их страдания.
Пифон зажимал в одной руке нож, а другой прижимал к себе Лилит. Выжигатели расступились и пропустили отряд Сестёр Милосердия и Персифаля.
Инквизитор гневно заговорил с Пифоном:
-Признаешь ли ты свою вину перед Создателем? Готов ли ты отречься от служения тёмным силам?
Вместо ответа Пифон метнул нож в Персифаля, который стоял на приличном расстоянии от Змея, и клинок по рукоять вошёл в лоб инквизитору. Тонкая струйка рубиновой крови потекла по лицу брата ордена Альтариона из Круга Почитания Смерти. Персифаль, падая на землю, прошептал:
- Приветствую тебя, Смерть...
В тот же момент, когда Персифаль упал на землю, заработали огнемёты. Пифон обвил Лилит обеими руками, и поцеловал её в лоб. Под голоса Обвинителей лёгкое платье на Лилит мгновенно воспламенилось и сгорело, волосы её тоже занялись пламенем, а Пифон судорожно сжимал обуглившимися руками обожженное тело своей невесты.
Спустя ещё несколько секунд от этих двоих осталась лишь куча обожженного мяса и костей. Сестра Мореанна жестом приказала сжечь останки до пепла, и Выжигатели снова нажали на спусковые крючки огнёметов.
В ту ночь на звёздном небе появилось две новых звезды: Лилит и Пифон. Их жертва всесожжения была принята, и теперь они сияли своим мертвенным, но таким прекрасным светом рядом друг с другом... Вечно.
Останки еретиков на поляне тоже были преданы окончательному сожжению. Разумеется, такой большой погребальный костер не мог быть не замечен властями города, которые были заняты взрывами. Тем не менее, на место пожарища направили вертолёт с пожарными и наряд спецподразделения, в надежде, что найдут здесь тех, кто устроил взрывы в городе.
Но надежды не были оправданы: здесь их ждало только пепелище...
VII.
Вокруг старого особняка Кириаса уже давно было приготовлено место для празднования Вальпургиевой ночи: были зажжены гирлянды из фонариков, которые светили очень тёплым светом. На газоне были расставлены столики и стулья, на каждом стояло по бутылке вина и по два бокала. Столиков было достаточно, но не так уж и много, казалось, что здесь намечается банкет небольших размеров, а не какое-то колдовское действо. Впрочем, на самом деле так и было задумано. Кириас в последний момент передумал проводить ритуал в эту ночь. "Пусть это будет небольшое собрание для своих, а ритуал проведем позже", - думал он. Кириас отменил почти все приглашения на эту ночь...
Почему он сделал это? Предчувствие его просто доводило до дрожи в коленях, и ему казалось, что предчувствие это было связано именно с ночным ритуалом. А над городом нависал покров тихой и лунной ночи...
Особняк Кириаса стоял на отшибе от города, а сразу за задним забором, что обозначал границы владения Кириаса, начинался мрачный и дремучий лес. Тихо играла скрипка, гирлянда из небольших фонариков освещала группку людей, состоящую примерно из пятидесяти человек, мирно сидящих и ведущих свои беседы. Сам Кириас в своём повседневном образе беседовал с гостями, переходя от одного столика к другому. Это был мирный вечер, сверчки вторили звукам скрипки, скромное мерцание ландшафтных фонариков держали всех присутствующих в уютной полутьме. К звукам скрипки прибавились звуки фортепиано и гитары. Прекрасный женский голос запел об этой лунной ночи и все присутствующие замерли в восхищении, прислушиваясь к этой волшебной музыке.
Время перевалило за полночь, и все присутствующие стали танцевать, негромко смеясь и двигаясь плавно, словно боялись спугнуть эту атмосферу уюта и теплой ночи.
Ночь было не спугнуть, она плотно облегала каждую танцующую фигуру, каждое дерево и даже каждый фонарик, заботливо не давая ему светить слишком ярко.
Танцующие двигались безумно красиво в объятиях этой ночи и тусклом свете фонариков.
Луна и звезды, наблюдающие за ними с неба, казалось, вторили движениям пар, свет звёзд целовал плечи и шею поющей девушки, а луна, на которую был обращён её взор, играла в её ярко-зелёных глазах.
Одета девушка была в лёгкое чёрное платье из довольно плотной ткани, которая обнажала её белые плечи. Девушка была очень бледной и вся, казалось, была сотворена изо льда. Её длинные черные волосы гармонично обрамляли бледное лицо, которые было немного покрыто милыми веснушками. Маленький аккуратный носик вздрагивал и морщился каждый раз, когда она брала высокие ноты. Она пела самозабвенно и так, словно, вся была в песне, и эта песня была ею.
Кириас часто засматривался на эту девушку, что стояла перед микрофоном и позади которой, в тени, творили чудную музыку музыканты. На вид ей было около двадцати лет. Это была его дочь.
Идиллию нарушили инквизиторы. Главные ворота пали под мощными ударами четырёх братьев с кувалдами.
- Именем святой инквизиции я приговариваю вас всех к казни через очищение божественным огнём.- раздался голос Брата Илиаса.
Обвинители начали читать отпустительную молитву и огнемёты угрожающе зашипели. Кириас увел всех гостей в дом. И только внутри он увидел через окно свою дочь,что испуганно стояла и не могла пошевелиться от страха. Оккультист выбежал за ней, но огонь Выжигателей настиг его раньше. С диким рёвом Кириас бросился на ближайшего брата-выжигателя и лёгким движением оторвал ему голову. Спокойного и тихого практика было не узнать - глаза Зверя, обожженное тело, испещрённое шрамами и татуировками. Невероятная сила вырвалась из Кириаса, он раскрошил череп ещё одному выжигателю и переломал другого, прежде чем огонь его убил...
Черноволосая девушка смотрела, как умирал её отец и наставник. Когда выжигатели стали медленно приближаться к ней, она запела.
Песнь её стала прощальной песнью тем, кого заперли в особняке и сожгли вместе с ним.
Песнь её стала прощальной песню тем, кто когда-либо пострадал от огня и меча инквизиции.
Песнь её стала душой её, и когда огонь поглотил плоть, песнь ещё долго звенела в ушах братьев ордена.
VIII.
Timete Deum et date ille honorem, quia veniet hora judicii ejus.
Бойтесь Бога и воздавайте хвалу ему, ибо приближается час суда его.
"С железной волей, праведен и строг,
Он ринулся, как с гор крутых поток,
В открытую борьбу с еретиками,
Которые зловредны для других,
Которые над слабыми умами
Имели власть и развращали их.
И от него другие побежали
Ручьи и сад церковный орошали."
-Данте
Изиар прибыл в ту самую далекую провинцию, где однажды он встретил девушку с волосами, поцелованными огнём, в то место, где он навечно её полюбил и туда, где он предал её смерти.
Столько лет инквизитора тянуло в тот отдалённый городок, но Изиар всё время избегал этого желания, как избегают чёрные вороны многолюдных и шумных мест. Теперь же у него появился официальный повод - поступила информация, что некий Кастаир занимается богомерзкими деяниями и приносит кровавые жертвы во имя темных богов.
Инквизитор понял о ком идёт речь, когда увидел документы с информацией об этом еретике. Кастаир подаёт знаки Изиару, нечестивец ждёт инквизитора, чтобы, наконец, сдержать своё обещание.
Городок, в котором произошло то, что перевернуло всю дальнейшую жизнь Изиара, теперь стал довольно большим городом, в котором набиралась не одна сотня тысяч людей.
Изиар должен был остановить его, он... желал увидеть Кастаира Корвина снова и убить его. Это желание Магистр не мог оправдать ничем, кроме как ревностью: Кастаир забрал тело мертвой девушки, лишил её райских обителей, в которых она ждала бы Изиара. Корвин лишил Изиара огненноволосой девы, он забрал её себе.
Ночи напролет Изиар молился о душе её, он почти не спал, и его зелёные глаза потускнели, стали бесцветными и ввалились в череп. На черных, как вороново крыло волосах, появилось множество белых и седых. Лицо Изиара было испещрено морщинами, а чётки, в которые была вплетена алая лента с платья девушки, постоянно бегали в узловатых пальцах его. С этой ленточкой он носил в себе её душу...
Она уже давно потеряла свой цвет, и только в глазах Инквизитора была навечно окрашенной в цвет крови, только в его глазах она вечно напоминала инквизитору об Ариадне, девушку, которую он возлюбил, и которую приговорил к смерти.
Кастаир был готов к ночному ритуалу, ритуалу, к которому он шёл все эти годы, быть может, последнему ритуалу в его жизни. Сколько человек были лишены жизни, чтобы Корвин смог получить силу, которая ему была нужна для этого ритуала, сколько страданий он причинял своей плоти, чтобы развить свой дух, чтобы выдрессировать силу своей мысли, воли и духа.
Много безумных лет минуло с тех пор, как он сжёг тело своей невесты, казнённой инквизиторами. Сколько проклятий он посылал тогда им, но ни одно не могло достать того молодого инквизитора с длинными черными волосами...
Поначалу он думал, что потерял смысл своей жизни, но потом ему пришла в голову столь безумная мысль, что лучше бы он отбросил её сразу, как только она посетила его...
Кастаир решил вернуть в этот мир Ариадну.
Мольбы, обращённые к Господу, не были услышаны, и тогда Корвин обратился к тёмным богам и тёмным ритуалам. Изучая на теории и практике различные ритуалы, Корвин медленно, но верно шёл к своей цели. Месть инквизитору стояла для него на втором месте, и он знал, что его жертвы не пройдут мимо Изиара, инквизитор обязательно поймет эти знаки и придёт за ним, а здесь его будут ждать Смерть и её верный Кастаир.
Спустя два десятилетия практик Кастаир собрал воедино разбросанные по разным закоулкам сознаний и миров части своего ритуала.
Беспокойный дух Ариадны во сне множество раз пытался отговорить безумного практика от задуманного, ведь в этом действе приручались такие силы, над которыми не дано властвовать человеку. И все эти силы Корвин носил в себе, держал в себе тысячи взрывов ядерных бомб, сковывая их аскезой и собственной волей.
Иногда воспоминания не давали покоя Кастаиру. Эти воспоминания были истёрты годами, омыты его слезами, сожжены его болью и ненавистью, но они по прежнему давили изнутри его черепной коробки. А когда эти воспоминания желают напомнить о себе, Кастаир невольно сжимает кулаки от боли и взгляд его пустеет: он переносится в тот мир, где Ариадна ещё жива, где в тёмную ночь возле летнего костра в лесу он пел ей под звучание струн лютни. Он пел о том, как это пламя, жадно облизывавшее поленья, породило прекрасную Ариадну, как эти звёзды, что просматривались сквозь кроны деревьев, подарили Ариадне блеск в её глазах, как стройные деревья под своей сенью приютили её, как ветер вторил её тёплому ночному шепоту среди высоких трав... Там, в этом мире Кастаир мог всё так же обнимать Ариадну. Её улыбка светила ему во Тьме, её руки поддерживали его неспокойную душу, а её голос внушал надежду и спокойствие.
Теперь ничего этого не было, и Кастаир был один.
Когда он возвращался из своих воспоминаний в этот омерзительный мёртвый мир, его держала лишь одна мысль - мысль о том, что он вернёт любимой жизнь, а Инквизитору подарит Смерть...
Впрочем, Смерть была бы для Изиара лишь избавлением, Кастаир собирался подарить ему наслаждение вечного и мучительного Умирания. Чтобы тот переживал тот миг мучительной смерти тысячи, десятки тысяч лет подряд.
Инквизитор заслуживал этого.
Изиара встретили в северной резиденции ордена почтительно и торжественно. Здесь Магистр Инквизитор прочитал одухотворённую подготовительную проповедь среди братьев Альтаирона, но мысли его были заняты совершенно другим. Он думал о предстоящей ночи.
Уже вечерело, и Магистр раздал последние указания перед операцией. Основные силы были направлены в разные точки города, чтобы выжечь очаги нечестивцев, но сам Изиар взял на себя Кастаира. Было известно лишь место, где обитает еретик, но ничего не было известно о том, где он собирается провести Вальпургиеву ночь. В любом случае, инквизитор собирался сначала наведаться в само обиталище Кастаира, быть может, там он и обретёт колдуна, а если тот окажется в другом месте, то Изиар воспользуется подсказками и следами, которые, скорее всего будут в доме Корвина.
Помолившись перед наступавшей ночью, и заручившись поддержкой Его, Изиар взял с собой лишь двоих Выжигателей и направился навстречу Судьбе.
Магистр решил пройтись по улицам города пешком: он не любил автомобили.
Был вечер. Небо, затянутое грозовыми тучами, не являло взору Изиара ни одной звезды, а свет луны не мог пробиться сквозь пелену Несущих дождь. Всё вокруг предвещало скорую грозу - в воздухе висело предвкушение влаги, и атмосфера открывала свои просторы запаху озона. Клинок под широким плащом инквизитора внушал спокойствие, а кинжал в рукаве его холодил своей сталью бледную кожу. Улицы были темны и немноголюдны, а те люди, что иногда проходили мимо Изиара и двоих Выжигателей, несущих своё оружие в рюкзаках за спиной, слишком спешили домой, чтобы обратить внимание на инквизиторов. Голова Изиара была занята, совершенно далёкими от предстоящего действа, философскими размышлениями:
" ...А ведь так было всегда: люди либо слишком спешат, либо слишком невнимательны, чтобы замечать мелочи, которые не могут не выдавать меня и моих спутников. Как ни странно, но люди вообще не видят то, во что не верят...
Инквизиция была давно упразднена, по мнению их, и если бы даже кто-нибудь увидел массовое сожжение, то эти "кто-нибудь" приняли бы эту казнь за какое-то весьма зрелищное представление или банальный теракт, но не поверили в то, что инквизиция ещё жива. Ведь, по их убеждениям, её не более не существует.
Интересно, если бы удалось убедить людей в том, что нет кислорода, они бы задохнулись?
А если бы удалось уверить их в том, что света нет, то они стали бы слепыми и блуждали во тьме?..".
Мысли его прервал начинающийся дождь. Первая капля маленьким молотом упала на мостовую и разбилась о неё на тысячи маленьких осколков...
"...Множество форм я сменил, пока не обрел свободу.
Я был острием меча - поистине это было;
Я был дождевою каплей, и был я звездным лучом..."
-"Мабино;гион, Cad Goddeu".
Кастаир, укутавшись в плащ, шёл быстрой походкой на окраину города, в точку, которую он выбрал для ритуала. Она находилась неподалёку от того места, где казнили Ариадну и это было не случайно: то место всё ещё несло в себе энергетику Ариадны двух состояний: бесплотного и в физическую, перед самой смертью. Это место запомнило всё, что происходило тогда. И сейчас Кастаир заберет эту память себе, чтобы воскресить в себе мысли и ощущения Ариадны в тот момент. Душа её была всё это время привязана к самому Кастаиру - перед сожжением Кастаир срезал прядь с головы девушки и вложил в амулет, висящий у него на шее.
Благодаря этому фрагменту, который изначально задумывался просто как память о возлюбленной, Корвин сможет вернуть не только дух, но и плоть.
Он вобрал в себя несколько десятков сознаний жертв, что убил когда-то во имя своей цели, он подчинил эти сознания и заставил думать его мыслями, заставил обрести их Веру, что послужит проектором воспоминаний об Ариадне, проектором частицы души её, которую Кастаир держал в себе все эти годы, в реальное пространство. Даже ночь эта была выбрана не случайно. В последние часы своего торжества темные боги особенно благосклонны и сильны, а помимо тех сил, что вобрал в себя Кастаир, он собирался испросить поддержки у Высших.
Наконец, Кастаир пришёл к тому месту, что он присмотрел и тщательно подготовил уже давно – заброшенная стоянка для автомобилей посреди старого квартала в городе, скрытая со всех сторон трёхэтажными многоквартирниками, в которых давно никто не жил. Дома эти были испещрены различными граффити, окна были уже давным-давно выбиты, а на крышах кое-где проглядывали деревца. Идеальное и открытое место для проведения ритуала, подготовка к которому заняла двадцать лет.
Дверь в квартиру Кастаира была открыта, словно Изиара здесь уже ждали. Инквизитор зажал в руке рукоять кинжала и дал знак Выжигателям, чтобы те расчехлялись. С кинжалом в одной руке и чётками в другой Магистр вошёл в обиталище колдуна. В первой комнате стоял пустой стол, служивший некогда жертвенником – от него шла темная энергия, инквизитор даже поморщился. Стены, пол и потолок следующей комнаты были выкрашены в темно-фиолетовый цвет. Она была совершенно пуста, и только на полу лежал сложенный вчетверо листок бумаги. Изиар поднял его с пола. На листке был кусочек карты города. Инквизитор узнал район, где когда-то расположился он с двумя братьями-обвинителями, и где он казнил еретиков много лет назад. Листок бумаги был опущен во внутренний карман плаща. Выжигатели отправились на поиски богомерзких предметов в остальных двух комнатах квартиры. Кроме алтаря в квартире больше не было ничего. Изиар жестом приказал сжечь его и покинул квартиру колдуна под шипение огнеметов.
Кастаир вынул из сумки небольшой примус, установил его посреди стоянки, прямо на асфальте, затем достал банку с красной жидкостью и кисть – надо было начертать вокруг примуса параллели притяжения. Проведя все линии алой краской, смешанной с кровью последней жертвы и кровью самого практика, Кастаир достал из той же сумки маленькую баночку со странными фиолетовым порошком. Шепча древние тексты из алхимии и некромагии, он бросил щепотку порошка в пламя примуса, которое возгорелось, казалось, само собой, когда Корвин закончил чертить геометрические фигуры и символы. Пламя вспыхнуло, зашипело и стало мерцать фиолетовым пламенем. Кастаир вынул из сумки последнее – кхукри, и взрезал им свою кожу на предплечье. Кровь вылилась прямо в пламя, огненным столпом выросло на несколько метров и тут же вернулось к своему нормальному размеру.
Не останавливаясь, Кастаир начитывал свои страшные мантры, голос его преобразился и стал ужасно низким, а вокруг заклубились пары, в которых можно было распознать человеческие силуэты. Все они раньше были душами убитых, но теперь они – десятки его копий, бесплотных копий, которых он выпустил из себя в это пламя вместе с кровью. И каждый из них сел на асфальт, и каждый вторил его голосу.
На небе разразилась страшная гроза! Молнии взрезали тёмную плоть небес, выпуская из под кожи туч тонны дождя, чтобы обрушить его на землю.
Под звуки грома, при свете молний, покрытый ночным дождём хор рычащих демонических голосов изрыгал воистину ужасающие слова. Казалось, что над местом, где Кастаир проводил ритуал, собрались все тучи, казалось, что только над ним громыхало небо, казалось, что только его обнимает ливень.
Колдун замолчал, его проекции замолчали вместе с ним, а рядом стояла прозрачная, но видимая душа Ариадны. Она с сожалением смотрела на своего возлюбленного, в глазах её отражались все молнии мира, вся грусть вселенной, и в то же время они вмещали в себя всю её Любовь.
Колдун снял с шеи амулет, раскрыл его и достал огненно-рыжую прядь горячо любимых волос. Произнеся три завершающих, фатальных, потрясающих своей силой, слов, он бросил в огонь примуса прядь… И выпустил силу, которую копил все эти годы наружу.
Корвина опрокинуло на землю, все демоны, его копии, что окружали Кастаира, растворились, а изо лба его в небо устремился лучи фиолетового света. Луч был виден несколько секунд, а потом колдуна вжало в асфальт и раздался мощный хлопок, как при взрыве гранаты. Если бы стёкла в домах, которые стояли поблизости, не были выбиты ранее, они бы просто лопнули от взрывной волны, что породили силы, вырвавшиеся на свободу из под гнёта…
Вся стоянка была словно обожжена, дождь смывал фиолетовую пыль, а в самом центре, вместо примуса стояла Ариадна.
Увидев фиолетовый луч издалека, Изиар с Выжигателями поспешил вперед. По городу точечно прокатывалась волна поджогов – это работали братья Альтариона.
Изиар не представлял, что он может там увидеть, и даже не пытался гадать, ведь в любом случае, всё, что там есть будет предано огню. Вот уже показались заброшенные дома. Волосы Изиара намокли и прилипли к лицу, ливень нещадно поливал уставшую землю. Магистр Инквизитор уже бежал, зажав клинок в одной руке и заветныё чётки в другой.
Молнии подгоняли его, а гром, как глас Создателя внушал уверенность. Инквизитор и выжигатели нырнули в проем между домами. Вот и стоянка.
Кастаир смотрел в эти родные, любимые и такие далёкие глаза.
-Как же я скучал по тебе все эти годы.- он протянул руку и коснулся мокрыми, дрожащими пальцами, обессиленный, её лица.
Девушка, невероятным образом вернувшаяся в мир живых, была одета в то самое ультрамариновое платье с алыми лентами. Только одной не хватало. Она была мокрой насквозь, но глаза её, такие же прекрасные, светлые и голубые, как много лет назад дарили Корвину грусть и давно потерянную любовь.
Вот она.
Живая.
Рядом.
Инквизитор словно окаменел, когда увидел Её. В его глазах помутилось, и он облокотился на эфес меча, чтобы не упасть. Она. Жива. Слёзы покатились по лицу его, Изиар выронил свой меч и пошатываясь пошёл к центру стоянки. Выжигатели, держа наготове огнемёты следовали за ним. Когда Кастаир увидел эту процессию, его лицо даже не изменилось. Теперь он был покоен. Его Леди жива. Корвин поцеловал её и пошёл навстречу инквизитору, держа в руке кхукри и улыбаясь. В руках у Изиара были только чётки, он судорожно перебирал их окоченевшими от холодного ливня, пальцами и пошатываясь шёл к Ариадне…
Казалось, Магистр не видит двигающегося к нему Кастаира, шаг которого плавно переходил в бег. Колдун, который был уже на расстоянии одного прыжка от Изиара, размахнулся кхукри и хотел, было всадить его в голову инквизитору, но тот подставил под удар руку с чётками. Как ни странно, но вязь старых чёток сдержала удар ножом, но всё равно порвалась, вместе с алой лентой, вплетенной в них…
Затертые косточки чёток вместе с дождём падали на выжженный асфальт. В этот миг время словно остановилось – Ариадна, бегущая к инквизитору и оккультисту застыла в полушаге, огонь, начинающий вырываться из огнеметов Выжигателей бездвижно завис в воздухе, и даже капли дождя были парализованы, и не в силах достичь желаемой земли...
Изиар, который почему-то мог двигаться, достал кинжал из рукава и всадил его в самое сердце обездвиженного Кастаира, затем наклонился, бережно собрал в ладонь застывшие в воздухе косточки чёток и снял их с ленты, которая вновь стала ярко-красной. Зажимая в руке ленту, и отодвигая рукой капли дождя, висевшие в воздухе, он подошёл к Ариадне, вложил ей в ладонь алую ленту и коснулся её губ, на которых застыли капли дождя, своими губами. Улыбаясь, инквизитор погладил мокрые огненные волосы девушки и вернулся к Кастаиру. В этот момент время снова пошло своим чередом: косточки рассыпались градом по асфальту, дождь продолжил свою симфонию перезвуков, огонь с шипением опалил Кастаира, который медленно стал оседать на землю…
-Alloquitur mortem.- произнёс Корвин, воздел руки к небу, и яркая вспышка озарила пространство. В воздухе долго висела золотистая пыль, прежде чем её прибило к асфальту дождём. На площадке, пустой площадке была одна лишь Ариадна. В руках её алела лента, а в глазах поселились слёзы.
Город пылал в священном пламени, которое был не в силах потушить даже тяжёлый и непрерывный ливень…
Вальпургиева ночь, Великая ночь умирала под оранжевым рассветом.
Haar