Покоритель Парижа

Яков Элькинсон
                Литературно-мифологическая повесть


                ДВОРЦОВЫЙ ЗАГОВОР

   Российский император Николай I вызвал в свой кабинет гвардейского офицера Дантеса. После обмена приветствиями он пригласил последнего к столу, на котором стояла бутылка шампанского, бокалы и блюдо с фруктами.
   Возникший тут же слуга разлил вино по рюмкам и удалился.
   - Попробуйте! – сказал Николай Павлович.
   - Благодарствую. Какое чудесное вино! – восхитился Дантес.
   Выдержав паузу, государь доверительно произнес:
    - Я пригласил вас с тем, чтобы вы оказали мне содействие в одном деликатном деле…  Мне очень нравится жена Пушкина Натали. Мне известно, что вы тоже имеете на нее некоторые виды…  Но при всем моем преимуществе, у вас больше шансов на успех, чем у меня.
   - Ваше Величество, я не смею даже мысленно сравниваться в Вами.
   - Ваша скромность делает Вам честь, Дантес! Но когда я говорю о собственных затруднениях, то имею ввиду мою обремененность государственными делами и, разумеется, семейными обязанностями. Вы же человек свободный…  И я прошу внушить Натали необходимость проявлять по отношении к моей особе не только благосклонность, но и более нежные чувства. Вы меня поняли?
   - Ваше желание для меня закон.
   - Я понимаю, что мое деликатное поручение может повредить вашим собственным намерениям. Но мы станем не соперниками, а союзниками. И вполне можем стать равноправными обладателями этой прелестной женщины. Разумеется, при условии, что вы постараетесь использовать все ваши природные данные.
   - Ваше величество, я буду очень стараться.
   - Дантес, я знал, что полностью могу на вас рассчитывать. Поэтому я так откровенен с вами.
   - Я высоко ценю это доверие, Ваше Величество.
   - Но, дорогой Дантес, в исполнении задуманного существует серьезная помеха. И этой помехой является пресловутый Пушкин. От страшно ревнив.. Поэтому от принуждает ее чаще рожать детей. По некоторым сведениям Натали оказалась в настоящее время в положении.
   - Ваше Величество, этот Пушкин не по чину владеет таким сокровищем, как Натали.
   Дантес впервые высказал вслух свои соображения на сей счет:
   - Кто он такой, чтобы вести себя вызывающе? Нищий поэтишко! Представляете, Ваше Величество, он дважды перезаложил бриллианты Натали в Московском ломбарде.
   - Это же надо так опуститься! – возмутился государь. И механически наполнил вином обе рюмки.
   Они молча осушили их
   - Вот что, дорогой Дантес, я решил отправить Пушкина в Париж с посланием к королю Луи . Пусть хотя бы на время не станет мозолить нам глаза.
   - Ваше величество, это замечательная идея! - воскликнул Дантес.
   И они, подобно авгурам, переглянулись понимающими взглядами.

                ЗАТЯНУВШАЯСЯ АУДИЕНЦИЯ

   Срочный вызов к императору явился для Пушкина полной неожиданностью Он ломал голову, пытаясь понять, зачем он ему понадобился. Ничего хорошего от встречи с властелином всея Руси ожидать не приходилось. Неприятно было и то, что придется напялить на себя ненавистный камер-юнкерский мундир. Ведь существовала всего лишь одна причина возведения «поэта в летах» в камер-юнкеры: желание Николая почаще видеть красавицу Натали на балах.
   Государь встретил Пушкина приветливо, чем сразу расположил поэта к своей особе.
   Предложив Пушкину присесть в  кресло напротив себя, государь осведомился о здоровье его жены.
   - Несмотря на то,  что Натали в положении, чувствует она себя превосходно. Фигура ее не изменилась, талия по-прежнему осиная. – похвалил супругу Пушкин.
   - Вы счастливый человек, Пушкин, обладая таким сокровищем как Натали!
   - Согласен, ваше величество!
   - Пожалуйста не увлекайтесь деторождением! – улыбнулся государь. – Натали  принадлежит не только вам одному. Первая красавица является национальным достоянием России. И вы не смеете прятать ее от общества.
   - Ваше величество, я и так ни в чем ей не отказываю, - поспешил заверить государя Пушкин.
   - Продолжайте в том же духе и тем самым вы заслужите всеобщее одобрение. Кстати, а чем вы порадуете нас в ближайшее время?
   - Ваше величество, муза – особа привередливая. Она посещает меня, когда ей вздумается. И в этом случае я испытываю некое озарение, именуемое вдохновением. Вот тогда под моим пером и возникают новые произведения.
   - Пушкин, я поклонник вашего таланта. В частности, мне нравятся ваши поэмы «Полтава» и «Цыгане».
   - Приятно это слышать!
   - Но, увы, Пушкин, нередко вас заносит в опасную сторону, когда вы  злословите и осуждаете существующие в стране порядки. Вы позволяете себе нападки на меня лично и мое управление государством.
   Государь изменился в лице. Он стал выражаться все строже и строже:
   - .Чего стоит хотя бы ваша возмутительная поэма «Вольность». В ней содержится осуждение государственного устройства России. Имеются нападки на меня лично: «Везде неправедная власть», «Законов гибельный позор», «Тираны мира, трепещите!», «Восстаньте, падшие рабы!». Это же прямой призыв к бунту! Разве вам мало потрясений Стеньки Разина и Емельяна Пугачева?
   - Ваше величество, позвольте решительно возразить вам. – как можно спокойнее возразил Пушкин. – Разве предосудительно воспеть свободу, предпочтя ее рабству?
   - Смотря какая свобода! – продолжал наступать государь. – Моя бабушка Екатерина Великая предупреждала: «Еще не нашелся портной, который сшил бы для России кафтан демократии!» Вольную мысль может позволить себе ну хотя бы та же Германия, Италия или Франция. Там население однородное: немцы, итальянцы, французы. А у нас народ пестрый, разноликий по национальному составу. Стоит хотя бы немного расслабить вожжи и государство моментально развалится, будто карточный домик.
   Государь никак не мог умерить свой пыл:
   - Вот почему я очень удивился, узнав о том, что однажды вы даже проявили благоразумие, не приняв участие в декабрьской смуте на Сенатской площади.
   - Ваше величество, то был особый случай!  Я уже направлялся в тот день из Михайловского в Петербург, но дорогу перебежал заяц - плохая примета! И я возвратился домой.
   - Вот видите, иногда суеверие помогает удержаться от дурных поступков! Многие осуждают деятельность графа Аракчеева. А между тем верный слуга Отечества, самоотверженно отстаивает целостность государства. В отношении вас иногда я бываю вынужден принимать ограничительные меры. И отсылая вас так отдаленно, насколько это возможно, я вызываю у вас недоброжелательство и даже возмущение.
   - Поначалу ваши «ограничительные меры» вызывали у меня раздражение и даже возмущение, – продолжал оспаривать государя Пушкин. - Но по здравому размышления я пришел к выводу, что временная опала и ссылка, оказывается, способствуют достижению успеха в моем творчестве. Преодолевая свою лень я побывал во многих краях страны. Познакомился с интересными людьми. Особенно полезной  для меня оказалась ссылка в собственное Михайловское. Как справедливо говорится в русской пословице: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».
   Наступила продолжительная пауза. После которой Пушкин испросил у государя разрешения продолжить доводы в свое оправдание. Разрешение было получено и Пушкин воспользовался им по полной программе:
   - Ваше величество, я хочу, чтобы вы знали мое истинное отношение к непокорству и бунтарству. Русский бунт по своей сущности всегда являлся бессмысленным и беспощадным. Так что мои призывы к свободе ничего общего с бунтарством и насилием не имеют. Что касается эпиграмм, то не стоит верить враждебным пасквилям. Обычно мне приписывают всякое вольное слово, любое противозаконное сочинение, остроумные вымыслы. От дурных, разумеется, я отказываюсь! Надеясь на добрую славу моего имени. А вот от хороших, признаюсь, ваше величество, и силы нет отказываться. Что касается якобы выпадов против вашей императорской особы, то я всегда искренне почитал и почитаю вас, как лучшего из нынешних европейский властителей. И в доказательство этого с вашего разрешения я прямо сейчас оглашу доселе еще нигде  не опубликованное мое стихотворение.
   Государь благосклонно кивнул головой и Пушкин, поднявшись с кресла и вытянувшись во весь свой невысокий рост, стал декламировать:
       Нет, я не льстец, когда царю
       Хвалу свободную слагаю:
       Я смело чувства выражаю,
       Языком сердца говорю.
       Его я просто полюбил:
       Он бодро, честно правит нами;
       Россию вдруг он оживил
       Войной, надеждами, трудами.
       О нет, хоть юность в нем кипит,
       Но не жесток в нем дух державный:
       Тому, кого карает явно,
       Он втайне милости творит.
       Текла в изгнаньe жизнь моя,
       Влачил я с милыми разлуку,
       Но он мне царственную руку
       Простер — и с вами снова я.
       Во мне почтил он вдохновенье,
       Освободил он мысль мою,
       И я ль, в сердечном умиленье,
       Ему хвалы не воспою?
       Я льстец! Нет, братья, льстец лукав:
       Он горе на царя накличет,
       Он из его державных прав
       Одну лишь милость ограничит.
       Он скажет: презирай народ,
       Глуши природы голос нежный,
       Он скажет: просвещенья плод —
       Разврат и некий дух мятежный!
       Беда стране, где раб и льстец
       Одни приближены к престолу,
       А небом избранный певец
       Молчит, потупя очи долу.

   Воцарилось глубокое молчание.
   - Ваше величество, изменилось ли теперь ваше мнение после услышанного?
   - Не изменилось, но очень поколебалось. Я гляжу, Пушкин, Вы большой дипломат. Убеждения, отраженные в ваших стихах, противоречат только что услышанному. Но все течет, все изменяется. Надеюсь, в лучшую сторону.
   Вам, борзописцам, проще: вы имеете дело со словами а мы, власть предержащие, имеем дело с людьми. Звание хозяина земли русской возлагает на меня огромную ответственность. Это вынуждает проявлять отцовскую строгость ко всем подданным без различий!
   - Я понимаю, легко судить о правителях со стороны, не будучи ими. Ведь сказал же поэт: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». И кто знает, не вел ли бы я себя подобно вам, да простится мне такое сравнение, ежели судьба возвысила бы на вершину власти.
   - Я рад, Пушкин, что принял оградительные меры, я невольно способствовал вашему совершенствованию. Мне известно, что вы постоянно протестовали на запрещение посещать иноземные страны.
   - Да, я мечтал побывать в Италии или во Франции.
   - По-моему, вы в какой-то мере остепенились и вас можно без опасений отпускать за границу. И я решил направить вас посланником доброй воли к французскому королю Луи-Филиппу. Я уведомил  нашего посла в Париже Карла Осиповича Поццо ди Борго о вашем предстоящем приезде. Распорядился позаботиться о всем необходимом для пребывания в столице и встречи с королем.
   Государь протянул руку к шкатулке на столе и подвинул ее к Пушкину.
   - Эту инкрустированную серебром палехскую шкатулку с секретом вручите королю вместе с моим посланием. Пускай он хранит в ней записки своих фавориток.
   Государь лукаво улыбнулся, затем добавил:
   - Вам выдадут сумму, достаточную для расходов на дорогу, на пребывание в Париже и устройство приемов, если это понадобится. Как представитель могущественной империи, вы должны произвести хорошее впечатление на жителей столицы Франции. Своим визитом вы покажете Европе, что нам нисколько не чуждо стремление к просвещению и культурному прогрессу.
   - Ваше величество. Позвольте узнать, сколько времени будет отпущено на мой вояж?
   - Думаю, будет вполне достаточно четырех недель без учета времени на дорогу. Пушкин, пусть вас не удивляет моя дотошность. Я ведь все это заранее предусмотрел до нашей встречи.
   - Ваше величество, наконец-то исполнится моя мечта. Знакомство с Европой расширит мой кругозор и вдохновит на создание новых произведений. Я вам  безмерно благодарен за этот неожиданный подарок!
   - Карету можете выбрать из моих.
   - Но у меня имеется своя карета, ваше величество.
   - Для представителя такого государства как Россия надобно явиться ко двору короля с особенным блеском. Учтите, визит к королю требует особого такта. С этим вас ознакомит российский посол.
   Государь встал, давая понять, что аудиенция закончилась.
   - Постарайтесь вести себя там достойно!
   - Ваше величество, приложу все старания.
   На прощание государь подал Пушкину руку:
   - Передайте привет вашей прелестной супруге!
   - Непременно передам! – пообещал Пушкин, ощутив облегчение в связи с окончанием визита.
   Выходя из царского дворца и очутившись на воздухе, Пушкин вдруг подумал о том, что во время только что закончившегося визита он ощущал унизительное чувство зависимости и какой-то опасности. Вроде бы, государь такой же человек, как все, но, в отличие от прочих, от него явственно исходила гнетущая, давящая сила. Потому, что за его спиной находилась огромная мощь и сила государства. Оказывается, не так-то просто выдавливать из себя раба. Он засело в генах, в жилах, в сердце – несмотря на все потуги стать свободным. Какая досада! Но через некоторое время Пушкин  стряхнул с себя это унизительное чувство и явился домой в превосходном настроении. Привет государя Натали он забыл передать.

                НАСТАВЛЕНИЯ ПУШКИНА ЖЕНЕ

   - Женка, у меня хорошая новость! – воскликнул Пушкин с порога.
   - Неужели повезло в карты? – не отрываясь от зеркала осведомилась Натали.
   - Я получил от государя вольную!
   - Пушкин, может, соизволишь объяснить, что сие значит? (Натали никогда не называла мужа по имени.)
   - А это значит, дорогая, что государь направляет меня в Париж к королю Луи-Филиппу со специальным посланием.
   - А меня возьмешь с собой, Пушкин?
   - Рад бы исполнить твое желание, милая, но я же не посол, а всего лишь частное лицо. Так что не положено мне брать с собой жену.
   - Ты и рад, конечно, что рядом не будет кому укоротить твою петушиную прыть!
   - Женка, ты же знаешь, что твое присутствие прикует внимание всех, ты затмишь меня и я не смогу успешно исполнить поручение государя.
   - А не кажется ли тебе, мой дражайший супруг, что мое присутствие лишь способствовало бы успеху твоей миссии?
   - Нет, Натали, не кажется!
   - И как это ты при свойственной тебе ревнивости оставляешь меня одну!
   - А разве я не оставлял тебя дома, когда отлучался по делам? Ты всегда вела себя осмотрительно. Надеюсь, и на этот раз все обойдется наилучшим манером. К тому же ты ждешь маленького, а в подобном состоянии надо остерегаться, как бы поездка по тряской дороге не обернулась выкидышем.
   - И сколько времени ты будешь фланировать по улицам Парижа, муженек мой ненаглядный?
   - На все про все его величество  определил чистых четыре недели, не считая дороги.
   Пушкин отвлек Натали от зеркала и усадил ее рядом с собой на канапе.
   - Мне оказана большая честь, женка! Я уполномочен представлять могущественнейшее в мире государство!
   - Пушкин, что-то раньше я не замечала за тобой государственных замашек. Откуда только все это взялось?
  - Видишь ли, пока я был только поэтом, у меня и рассуждения были соответственные.
   - Ты поедешь в своем ненавистном обмундировании?
   - Нет, Натали, к счастью государь почему-то словом не упомянул о камер-юнкерском облачении. А я умышленно не испросил разрешения оставить его дома.
   Вдруг Пушкин вскочил со своего места и нервно зашагал по комнате.
   - Женка, чтобы я расстался с тобой со спокойной душой, ты должна пообещать мне, что будешь вести себя умеренно. Ты же умненькая! Правда, в последнее время несмотря на то, что забрюхатела, ты со всеми накокетничалась. А между тем, кокетство нынче не в моде  и полагается признаком дурного тона. Но толку мало! Я заметил, а это невозможно не заметить, уж слишком бросается в глаза, что ты радуешься, что за тобой, как за сучкою бегают кобели, подняв хвост трубочкой, и вынюхивают задницу. Есть чему радоваться! Не только тебе, но и нашей общей знакомой Прасковье Петровне легко за собой приучать бегать холостых шаромыжников. Стоит только разгласить, что де я большая охотница. Вот и вся тайна дешевого успеха! Было бы корыто, а свиньи найдутся.
   Высказав все это презрительным тоном, Пушкин успокоился.
   - Ты только не обижайся на меня, женка! Я ведь добра тебе желаю. Ты еще молоденькая. Успеешь покрасоваться вдоволь, сколько душа пожелает.
   Натали тоже поднялась с канапе.
   - Пушкин, только что ты прочитал мне нравоучительную нотацию…  Я терпеливо ее выслушала. А как ты себя поведешь, будучи чрезмерно влюбчивым, среди легкодоступных парижских мамзелей? По слухам в той стране нравы довольно распущенные.
   - Натали, не надо преувеличивать! Петербуржские светские нравы, думаю,  не отличаются от парижских такой уж большой целомудренностью!
   - Пушкин, я тебя хорошо знаю. При виде новой юбки ты готов потерять голову.
   - Натали, все это в прошлом! Мне по летам не пристало приударять за красавицами. Да разве кто-нибудь из них сравнится с тобой?!
   - Однако ты даешь волю глазам и заметно оживляешься, когда тебе уделяет особое внимание смазливая девчонка.
   - На не закрывать же мне глаза при виде девиц! Глядеть гляжу, но желаниям своим воли не даю.
   И с этими словами он обнял Натали и крепко поцеловал.
   - Ты неисправим, Пушкин! – воскликнула Натали.

                В  ДОРОГЕ

   Пушкин с вечера подготовился к дороге, уложив  чемоданы.
   Будить Натали и детей он не стал. С ними он попрощался еще в вечера. Окинул напоследок взглядом свой кабинет и после того, как старая служанка перекрестила его крестным знамением, вышел во двор, где его ждал кучер Евгений Онегин и цыган Алеко, устроившийся на запятках.
   Фамилию и имя Евгения Онегина Пушкин приметил в Опочке. Они настолько приглянулось ему, что он даже озаглавил так свой новый стихотворный роман, сочинение которого растянулось на годы.
   Погода стояла чудесная. И когда выехали из Петербургского предместья в чистое поле Пушкин вдохнул прохладный воздух всей грудью.
   -«Свобода, свобода!» - стучало сердце.  И пусть эта свобода не была завоевана на баррикадах, а дарована по прихоти властелина, да к тому же ограничена несколькими неделями – ощущение было восхитительное.
   Пушкин стал напевать веселую народную песню. Похоже, сейчас к нему вернулось благословенное лицейское время, когда он жадно хватал жизнь обеими руками. Никаких забот, никаких неприятностей. Рифмы сами собой пенились тогда на его устах. Впереди открывалась вечность. Не существовало смерти. Лишь уверенность в своем бессмертии и радость бурлили в душе. И любовь была ко всему – к небесам, к волнующимся на ветру деревьям, к солнцу, слепящему глаза. И волнующие поцелуи юных актрис за театральными кулисами. Казалось, этот праздник жизни никогда не закончится.
   Воздух свободы опьянял Пушкина. Подобное ощущение он еще никогда прежде не испытывал. К тому же предстоящая встреча с Парижем возбуждала его необычайно. Как было бы замечательно, если в эти минуты рядом с ним оказались друзья! Одной бутылкой шампанского тут не обошлось бы. Но, увы, «одних уж нет, а те далече, как Сади некогда сказал».
   Настроение Пушкина прихотливо менялось, как менялись пейзажи за окошком мчащейся по дороге кареты. Его размышления внезапно приобрели философский оттенок. Как все-таки схожа с дорогой жизнь человеческая. И будто сами собой стали слагаться рифмованные строчки:
          Хоть тяжело подчас в ней бремя,
          Телега на ходу легка;
          Ямщик лихой, седое время,
          Везет, не слезет с облучка.

          С утра садимся мы в телегу;
          Мы рады голову сломать
          И, презирая лень и негу,
          Кричим: пошёл, ****а мать!

          Но в полдень нет уж той отваги;
          Порастрясло нас; нам страшней
          И косогоры и овраги;
          Кричим: полегче, дуралей!

          Катит по-прежнему телега;
          Под вечер мы привыкли к ней
          И дремля едем до ночлега,
          А время гонит лошадей.
   
   Пушкин невольно подумал, что  ведь докучливый цензор наверняка вычеркнет два непечатных слова. И заменит их многоточием. Уж так повелось – стесняться народной речи. А все потому, что в непечатной лексике почему-то усматривают лишь указание на половые признаки. Тогда как запрещенные слова употребляются именно для придания текстам хлесткости и выразительности. О чем свидетельствует дерзкая поэма Баркова «Лука». Русский язык, освобожденный от стыдливых условностей, предстает в ней во всей своей мощи и звучности. Как выиграла бы, наверное, его «Гаврилиада», если в ней широко использовалась бы нецензурная лексика! Но куда там! Литературные снобы подняли бы невероятную шумиху. И от поэмы стались бы одни лишь троеточия вместо слов.
   А как покалечили российские переводчики шекспировские драмы! Ревнители надуманно литературной целомудренности старательно заменили шекспировские «непристойные» выражения вялыми, немощными фразами. Это все равно как если бы в приготовленные на кухне блюда не добавляли для вкуса соль или перец. Или вместо заурядного текста вроде «господин Иванов высморкался» сказать: «господин Иванов облегчил орган дыхания носовым платком».
   Добравшись до постоялого двора, Пушкин прежде всего распорядился принести ему чернила и гусиное перо. И лишь после того, как записал сочиненное в карете стихотворение, он позавтракал. Онегин и Алеко тоже что-то поели. Они задали лошадям  овса, напоили водой.
   И снова дорога. Когда подъезжали к Смоленску, карету остановили два мужика, вооруженные настоящими кистенями.
   - Барин, разбойники! – закричал Онегин.
   Пушкин выскочил из кареты с двумя пистолетами  в руках. Мгновенно оценив обстановку, он выстрелил поверх голов грабителей. Второй выстрел прозвучал им вдогонку.
   - Ловко вы их пугнули, барин! – одобрительно произнес Онегин. – Ишь до чего обнаглели! Средь бела дня-то!
   Пушкин вернулся в карету. Онегин сел на козлы и стеганул кнутом лошадей. Алеко пристроился на облучке.
   Больше на дорогах не случалось происшествий, но в они Париже прибыли измотанными от усталости.

                ЗДРАВСТВУЙ, ЕВРОПА!

   Российский посол во Франции Карл Осипович Поццо ди Борго встретил Пушкина сдержанно. Чиновники обладают особым чутьем на то, в каком статусе находятся гости из России. Он знал, что государь не слишком-то жалует опального поэта. И все же он с присущей ему дотошностью выполнил все, что было необходимо для устройства Пушкина, его слуг и, конечно же, лошадей.
   Посол ознакомил Пушкина с расположением комнат в особняке и о назначении каждой из них. Были комнаты для Пушкина и его слуг. Посол ввел Пушкина в курс дел. Сегодняшний день он может использовать для обустройства и ознакомления с Парижем. А вот завтра во второй половине дня назначена аудиенция у короля. По указанию государя он, как посол, договорился об этом заранее с официальными лицами.
   Подкрепившись, Пушкин постарался отоспаться. Лишь после этого он в карете проехался по улицам Парижа. Вокруг царило оживление. По тротуарам сновали дамы в кокетливых шляпках с зонтиками от солнца. Мужчины были облачены в черные костюмы, на головах черные шляпы.
   Высекая из мостовой искры подкованными копытами, по брусчатке проносились конные экипажи. Картинно гарцевали на породистых лошадях молодые щеголи. Весь этот поток устремлялся через Елисейские поля.

   Нельзя было не заметить многочисленных кафе с расставлеными возле них прямо на тротуарах столиками, за которыми завсегдатаи попивали кофе. Пушкин остановил карету возле одного из кафе.
   За столиком напротив него оказалась молоденькая девушка, наслаждавшаяся мороженым. Рядом восседала пожилая дама. Возможно, мать или дуэнья. На вид очень строгая и чопорная.
   Пушкин заказал чашку кофе. Нескольких беглых взглядов Пушкина оказалось достаточно, чтобы девушка приветливо заулыбалась ему будто старому знакомому. Он учтиво осведомился, приезжая ли она или постоянная жительница Парижа. Девушка, не жеманясь, охотно ответила, что она родилась в этом прекрасном городе.
   Пушкин сказал, что он всего лишь недавно приехал сюда и не успел как следует ознакомиться с городскими достопримечательностями, но у него все впереди.
   Спутнице девушки явно не понравилось непринужденное общение своей подопечной с незнакомым смуглым господином и она постаралась увести девушку подальше от греха. Уходя, девушка несколько раз оглянулась и Пушкин галантно взмахнул ей рукой.
   Вернувшись после прогулки в посольство, Пушкин дал себе немного отдохнуть. Затем он осведомился об адресе господина Беранже. По замыслу Пушкина он желал познакомиться с прославленным коллегой в первую очередь.
   К счастью, Беранже  оказался дома, и когда Пушкин представился ему, тот очень  обрадовался и немедленно пригласил к столу с бутылкой дорогого французского вина.
   Завязалась беседа, в которой они обменялись сведениями о своих творческих и жизненных судьбах.
   Пьер Жан де Беранже, таково его полное имя, был широко известен в России. Но Пушкину все равно было интересно узнать о нем более подробно.
   То, что детство Беранже выпало на годы французской революции, особенно взволновало Пушкина. О таком совпадении он мог только мечтать.
   Пушкин с большим сочувствием отнесся к рассказам Беранже о пребывании в тюрьмах, к которым он был приговорен судами за крамольные сочинения. В них поэт остроумно и едко осуждал религиозный клерикализм, тупость и жестокость власть предержащих.
   В свою очередь Пушкин рассказал о преследованиях его со стороны императоров за восславление свободы. В тюрьмах как Бернаже он не сидел – наказания ограничивались ссылками.
  - За свободу! – поднял тост Беранже.
  - За свободу! – поддержал его Пушкин.
   Они все больше и больше нравились друг другу. За родство душ! За искренность и  душевность! За тождество идеалов! За жизнерадостность. За остроумие!
   Говорили, конечно же и о женщинах. Об их непредсказуемости. О любви вообще.
   Одной бутылки вина не хватило. Хозяин дома откупорил еще одну. Разговаривать с Беранже Пушкину было так же приятно и легко, как со своим московским другом Нащокиным.
   - Пьер, я предлагаю объявить нас побратимами.
   - Замечательная идея! Я согласен стать твоим названным братом.
   - Выпьем за братство! – воскликнул Пушкин.
   И они чокнулись бокалами.
   Хотя было выпито немало, пьяными они не были – уж слишком хорошо было вино.
   -Друг мой, в России переведены с французского многие твои стихи. Особенную популярность у русской читающей публики приобрело твое стихотворение «Нищая» о несчастливой судьбе бывшей актрисы. Наши чувствительные дамы пролили над этим стихотворением море слез. А известный  русский композитор Алябьев сочинил на это стихотворение замечательный романс. Он настолько понравился певцам, что очень часто исполняется в концертах. Друг мой, я хочу услышать это преркрасное стихотворение в твоем исполнении, любопытно, как оно звучит на французском языке.
   Пьер поднялся со стула, принял соответствующую позу и стал громко декламировать.
          Зима, метель, и в крупных хлопьях
          При сильном ветре снег валит.
          У входа в храм, одна, в отрепьях,
          Старушка нищая стоит…
          И милостыни ожидая,
          Она все тут с клюкой своей,
          И летом, и зимой, слепая!..
          Подайте ж милостыню ей!

          Сказать ли вам, старушка эта
          Как двадцать лет тому жила!
          Она была мечтой поэта,
          И слава ей венок плела.
          Когда она на сцене пела,
          Париж в восторге был от ней.
          Она соперниц не имела…
          Подайте ж милостыню ей!

          Бывало, после представленья
          Ей от толпы проезда нет.
          И молодежь от восхищенья
          Гремела «браво» ей вослед.
          Вельможи случая искали
          Попасть в число её гостей;
          Талант и ум в ней уважали.
          Подайте ж милостыню ей!

          В то время торжества и счастья
          У ней был дом; не дом – дворец,
          И в этом доме сладострастья
          Томились тысячи сердец.
          Какими пышными хвалами
          Кадил ей круг её гостей –
          При счастье все дружатся с нами.
          Подайте ж милостыню ей!

          Святая воля провиденья…
          Артистка сделалась больна,
          Лишилась голоса и зренья
          И бродит по миру одна.
          Бывало, бедный не боится
          Прийти за милостыней к ней,
          Она ж у вас просить стыдиться…
          Подайте ж милостыню ей!

          Ах, кто с такою добротою
          В несчастье ближним помогал,
          Как эта нищая с клюкою,
          Когда амур её ласкал.
          Она все в жизни потеряла!..
          О! Чтобы в старости своей
          Она на промысл не роптала,
          Подайте ж милостыню ей!

   Когда Беранже закончил, Пушкин сказал:
   - Знаешь, Пьер, русский перевод достоин оригинала. Превосходная работа!
   - Ну что же, я рад! – ответил Беранже. – Значит, мне повезло.
   Беседа друзей затянулась до полуночи. Они спохватились лишь после того, как стрелки стенных часов соединились на цифре двенадцать.
   Беранже проводил Пушкина до кареты, стоявшей во дворе. На прощание они троекратно расцеловались по русскому обычаю.
   Возвратившись в посольство и оказавшись в своей комнате, Пушкин лег спать лишь после того, как составил письмо Натали, чтобы на следующий день отправить  его почтой в Россию.
   «Здравствуй, женка! Будучи верным своему обещанию, присылаю тебе отчет о первых впечатлениях. Париж действительно «стоит мессы». Но я не собираюсь следовать примеру россиян, расточающих непомерную хвалу сией европейской столице, после пребывания в ней. Архитектура замечательная, особенно старинных дворцов. Тем не менее, град Петра
превосходит Париж своей классической гармоничностью и своими архитектурными ансамблями. Что касается здешней публики, то, в отличие от нашей родной, она более жизнерадостна и весела, более раскована. Бросается в глаза жадное стремление к наслаждениям и всяким плотским утехам. Без учета нищих, мрачные лица редко можно узреть. Особо красивых женщин не заметил. Так что тебе не о чем беспокоиться.
   Напоследок, женка, советую несколько умерить свое кокетство, не проявлять особую прыть на балах, чтобы, не дай Бог, не допустить выкидыша. Еще раз повторю: гуляй, но не загуливайся! Передавай привет твоим сестрицам!
   Крепко тебя целую! До скорой встречи!»   

                ТАЛАНТЛИВЫЙ  ПРОПОВЕДНИК

   На следующий день, позавтракав, Пушкин нанес визит другой французской знаменитости – Франсуа Рене де Шатобриану – писателю и дипломату. К революции Шатобриан отнесся отрицательно, выступив на стороне королевских войск. Может быть, в этом поступке сказалось его дворянское происхождение. Шатобриан стал страстным проповедником христианства. Он считает, «что из всех существовавших религий христианская – самая поэтичная, самая человечная, самая благоприятная свободе, искусствам и наукам». По мнению Шатобриана современный мир обязан этой религии буквально всем: от больниц для бедных до храмов, воздвигнутых Микеланджело и украшенных Рафаэлем. Шатобриан был также глубоко убежден, что эта религия покровительствует гению, очищает вкус, развивает благородные страсти, дает мыслям силу, сообщает писателям прекрасные формы, а художникам – совершенные образцы.
   Все это Шатобриан горячо высказал Пушкину во время их встречи.
   Внимательно выслушав Шатобриана, Пушкин сказал:
   - О ваших убеждениях я узнал еще у себя в России. Я всегда с уважением относился и отношусь к мнению других людей, даже если я их не разделяю. Как поэт я высоко ценю ваши поистине поэтическое отношение к христианству. Мне очень понравился ваш трактат «Гений христианства». Но позвольте оспорить ваши доводы. Надеюсь, что вы не обидитесь на меня за это.
   - Дорогой мой Пушкин! Я тоже, как и вы, отношусь с уважением к приверженцам других мнений. И буду рад, если мне удастся в течение нашей непродолжительной беседы хотя бы отчасти привлечь вас на мою сторону…  Но я не был бы французом, если бы не предложил вас продегустировать вместе со мной отличное шабли.
   Вино действительно оказалось  отменным. И подружившиеся поэты затеяли интереснейшую дискуссию. При этом темперамент обоих проявился во всем его роскошестве.
   Пушкин просил объяснить ему, почему когда, по свидетельству апостолов, страдания Иисуса достигли высшей точки, он, как обычный человека, воскликнул: «Боже, почему ты оставил меня?». Ибо кажется, что богоподобное существо не должно бы произносить такие слова.
   И что побудило Иисуса  придти за благословением к Иоанну Крестителю.
   И что чудо беспорочного зачатия девы Марии противостоит наказу Господа Адаму и Еве: «Плодитесь и размножайтесь!»
   - Что вы возразите по этому поводу, Франсуа? – горячился Пушкин.
   - Я вам отвечу словами одного очень неглупого моего знакомого: «У верующего нет вопросов, тогда как у неверующего нет ответов».
   - Франсуа, но ведь это всего лишь удачная отговорка! В вашем трактате «Гений христианства» вы утверждаете, что это самая человечная религия. А средневековая инквизиция? А кровавые крестовые походы с их многочисленными жертвами?
   - Пушкин, любые учения можно извратить рассуждениями до абсурда.
   - Но при всем притом уж слишком много пролито крови верующими! – огорченно произнес Пушкин.
   -К сожалению, это правда! – признал Шатобриан.
   Они осушили еще по бокалу.
   - Знаете, Франсуа, как бы ни разнились наши взгляды, ваше творчество и деятельность вызывают у меня не только  уважение, но и восхищение.
Вы сочиняли повести и романы, были дипломатом, но кроме этого вы еще и талантливый проповедник. И если бы я оставался во Франции длительное время, вам удалось бы обратить меня в свою веру. Я теперь четко представляю, в чем именно заключалась сила христианских апостолов.
   Случайно взглянув на часы, Пушкин спохватился:
   - Франсуа, я так увлекся полемикой с вами, что едва не забыл о предстоящем официальном визите к королю.
   - Когда вы успели об этом договориться, Пушкин?
   - За меня договорился российский посол. Возможно, мы еще с вами встретимся, если будет на то ваша воля.
   - Что касается меня, то я бы с удовольствие повторил бы встречу в вами – вы прекрасный собеседник.
   - Франсуа, от всей души благодарю вас за проявленное ко мне внимание и всего вам доброго!
   На этом они и расстались.

                ВИЗИТ  К  КОРОЛЮ  ФРАНЦИИ

   Когда Пушкин появился перед послом, то получил вполне серьезные замечания:
   - Господин Пушкин, разве можно быть таким легкомысленным? До встречи с королем остаются буквально считанные минуты, а вы где-то прогуливаетесь.
   - Уважаемый Карл Осипович, я не прогуливался, как вы изволили выражаться, а встречался с известным деятелем культуры Франции де Шатобрианом.
   - Выяснять отношения будем в другое время, а сейчас прошу немедленно в карету!
   По дороге ко дворцу Карл Осипович продолжал негодовать:
   - Я вас очень прошу, господин Пушкин, вести себя при встрече с королем соответствующим образом. Ведь я отвечаю за вас перед государем!
   - Ради государя и ради вас, драгоценнейший Карл Осипович, я постараюсь умерить свой африканский характер.
   - Надеюсь на ваше благоразумие, господин Пушкин! Визит к королю – это дело большой государственной важности.
   - Но мы же не везем с собой меморандум об объявлении войны. Всего лишь несколько приветственных слов и сувенир в виде скромной шкатулки.
   - Все равно, от того, как мы будем приняты королем, зависят отношения между двумя государствами и вы обязаны, в связи с этим, преисполниться высшей степенью ответственности!
   Волнения Карла Осиповича оказались напраcны. Они с «легкомысленным»   Пушкиным не только не опоздали, а, напротив, ждали выхода короля лишних полчаса.
   В просторный зал с зеркальными стенами и высокими до потолка окнами собралось много народа: придворные, послы разных стран, почетные гости. Мужчины был облачены в строгие черные костюмы. А женщины блистали бриллиантами и золотыми  украшениями. На хорах тихо играл симфонический оркестр. Приглушенно звучали людские голоса.
   Ожидание длилось довольно долго. Наконец церемониймейстер громко объявил:
   - Его величество король Франции Луи-Филипп Первый!
   Оркестр грянул гимн. Двое слуг в средневековом одеянии распахнули золоченую дверь и показался король в парадном мундире с орденами. Под руку он вел молодую красивую женщину в белом платье с длинным шлейфом, концы которого поддерживала пара светловолосых мальчиков-пажей.
   Король уселся на троне, а королева – рядом с ним в кресле.
   России была оказана особая честь – церемониймейстер назвал ее делегацию первой в числе тех, кого примет король. В состав, громко именуемый делегацией, входило всего лишь два человека. Посол России Поццо ди Борго почтительно вручил Луи-Филиппу конфиденциальное послание императора Николая. Затем представил Пушкина. А Пушкин сумел сопроводить преподнесение палехской шкатулки королю в весьма остроумных выражениях, что восполнило малую значимость вручаемого сувенира.
   Король посчитал необходимым произнести несколько слов благодарности за  этот «замечательный сувенир».
  Король понравился Пушкину, а Пушкин, в свою очередь, понравился королю. Луи-Филипп оказался веселым, симпатичным человеком демократического склада.
   После того, как толпа иноземных послов исчерпалась, король подозвал к себе Пушкина, усадил его слева от себя и счел нужным произнести лестную похвалу его остроумию, находчивости и отличному французскому произношению.
   - Этих достоинств вполне было бы достаточно для пожалования вам министерского портфеля в нашем правительстве, - заключил свою тираду король.
   - Что касается меня, то, несмотря на мою глубокий патриотизм, я бы, вероятно, принял это лестное предложение, ваше величество!
   - Я в этом почти уверен, - внушительно произнес Филипп, - То, что сообщают посетители вашей страны о вопиющих беззакониях и деспотизме – приводит меня в ужас.
   - Ваше величество, так называемые свидетели узрели в России только недостатки, которых немало и в других странах, но не увидели никаких достоинств. Я сквитался со всеми этими недоброжелателями в своей гневной статье «Клеветникам России».
   - Вы можете, месье, прислать мне этот материал. Я обязательно прочитал бы его.
   Луи-Филипп и Пушкин могли обмениваться мнениями в длительных паузах для передышки, которые позволяли себе музыканты.
   Король был в прекрасном настроении и пригласил Пушкина  остаться на обед и сопровождать его при посещении оперного театра. В тот вечер давали «Севильского цирюльника» итальянского композитора Россини.
   Сидя за пиршественным столом рядом с Луи-Филиппом Пушкин на своем личном опыте убедился в заслуженности французской кухней мировой славы. Включая традиционные устрицы.
   Во время обеда Пушкина познакомили с владелицей одного  из знаменитейших салонов Франции герцогиней де Розан. Она просила непременно посетить ее заведение, сообщив при этом время и адрес. Госпожа де Розан изъявила желание быть приглашенной на танец первой, но Пушкин извинился перед ней за то, что не сможет исполнить ее желание,  поскольку в дороге он повредил себе ногу. На самом деле Пушкин не танцевал даже с Натали, стесняясь своего маленького роста. Рядом с высокой партнершей он сильно проигрывал.
   Появление короля в своей ложе вызвало среди театральной публики живой интерес. В этот раз он удвоился в связи с присутствием гостя из России.
   После потрясений, связанных с революцией и наполеоновскими войнами, прибавившими славу Франции, но опустошивших государственную казну, во Франции воцарилось стремление к красивой жизни, развлечениям, к удовлетворению чувственных наслаждений. Это отразилось на пышных нарядах и их драгоценных украшениях дам, в партере театра, в модных фраках мужчин.
   Пушкин заметил несколько красавиц, нацелившихся на него лорнетами, и ощутил знакомое ему по Петербургу волнение, сходное с возбуждением охотника в разгаре сезона.
   Пушкин был знаком с творчеством итальянского композитора Россини. Но возможность слушать волшебную музыку, исполняемую под управлением самого маэстро, казалась невероятным событием.

                ИМПЕРАТОРСКИЙ БАЛ

   Дня через три после отъезда Пушкина  в Петербурге императором был устроен бал. Среди приглашенных была и Натали. Она забыла о наставлениях мужа и кокетничала напропалую. Государь уделял ей особое внимание. Дантесу пришлось довольствоваться ролью второстепенного поклонника. Но его это вполне устраивало: он-то хорошо знал, кому Натали отдает предпочтение. Столичные щеголи оказались обойденными. Им доставались редкие возможности пригласить Натали на танец. Но роптать они не посмели.
   Однажды Пушкин сказал Натали, что кокетство – это ее главное оружие. И использовать его надобно очень осторожно. Но как можно ограничивать себя в удовольствии? Натали буквально упивалась своей властью. Она была истинной королевой бала.
   Гремела танцевальная музыка. За вальсами следовали мазурка, а после нее – котильон. Яркое освещение, громкая музыка действовали возбуждающе. Ввиду того, что государь находился в прекрасном настроении, это передалось всем действующим лицам бального праздника. Императрица благосклонно взирала на расшалившегося Николая. Мужчины всегда остаются мужчинами!
   Во время антрактов слуги в ливреях разносили прохладительные напитки, мороженое и шоколадные конфеты. И хотя напитки были безалкогольные, голова Натали кружилась, словно от вина. О том, что она беременна, никто даже не догадывался – ее осиная талия была безупречна.
   Внезапное исчезновение государя и Натали, конечно же, не осталось незамеченным. Достаточно было взглянуть на изменившийся цвет лица императрицы. Между тем, музыканты продолжали играть. И танцевальные мелодии следовали одна за другой, словно волны морского прибоя.
   Дантес не подал и виду в связи с удалением государя и Натали. Он должен был уступать дорогу его величеству.
    Натали настолько доверяла императору, что не удивилась тому, что он привел ее из зала в эту роскошно обставленную комнату. Единственное, на что она обратила внимание, это на букет белых роз в высокой китайской вазе  с изображением синих ласточек в росписи.
   Государь усадил ее за столик красного дерева, на котором стояли бутылка шампанского и ваза с виноградными гроздьями.
   Государь не пригласил слугу, а лично откупорил бутылку. Раздался хлопок, от которого Натали вздрогнула. Пробка взлетела вверх и пенное вино государь разлил по фужерам.
   - Испугались? – ласково улыбнулся государь.
   - Я не из пугливых! - Глядя в глаза императору произнесла Натали. – У нас в роду был казацкий гетман.
   - Восхитительно! Тогда выпьем за храбрых предков и не менее храбрую внучку!
   Чокнувшись, он стал медленно пить шипучее вино. Натали последовала его примеру, но пила еще медленнее.
   Разлив шампанское еще раз, Николай заговорил. Он явно волновался и это сказалось на задрожавшей руке:
   - Вы сегодня необычайно прелестны, Натали! Как вам удается быть такой неотразимой и желанной?
   - Ваше величество, поверьте, я не прилагаю никаких усилий. Все получается само собой!
   - Дитя мое, мало того, что вы прелестны, вы еще и умны!
   - Мой муж Пушкин так не считает.
   - Он что, не признает ваше божественное совершенство?
   - Еще как признает! Он даже посвятил мне стихотворение, назвав меня мадонной.
   - Будь я поэтом, то сочинил бы в вашу честь не один, а тысячу стихов.
   - А насчет ума я не припомню, чтобы прозвучала похвала с его стороны.
   - Да, не умеет он ценить свое сокровище!
   - Нет, ваше величество, он меня любит и уважает.
   - Но оставим в стороне эту особу! Давайте лучше выпьем за вас  этот волшебный напиток.
   Она послушно исполнила его предложение.
   - Вы такая чудесная, что хочется говорить только о вас…  С вами так приятно танцевать. Вы не танцуете – вы порхаете, как мотылек.
   - Ой, у меня закружилась голова! - вдруг произнесла Натали.
   - Это замечательно! Теперь вы отнесетесь ко мне лучше обычного.
   - Ваше величество, разве я плохо отношусь к вам?
   - Не называй меня «величество», зови меня Николаем!
   - Я так не могу, вы – государь!
   - В сравнении с вами я – Николай, не государь, а подданный царицы красоты. Я хочу, чтобы ты подарила мне свою любовь.
   - Разве я и так не люблю вас?
   - Мне этого мало. Я хочу, чтобы ты доказала это своим поступком.
   С этими словами он неожиданно привлек Натали к себе, лихорадочно покрыл ее лицо, шею, оголенные плечи поцелуями, а затем уложил на диван.
   Вдруг Натали схватилась за свой бок.
   - Что там еще? – недовольно произнес государь.
   - Ой, ой! – простонала Натали.
   - Объяснитесь, пожалуйста! – еще более строго произнес государь.
   - Приступ! Больно как!
   - Нашла время! – с досадой произнес Николай.
   Он дернул за шнурок колокольчика и явившемуся камердинеру приказал позвать Дантеса. Тот явился немедленно. Еще не зная о случившемся, он  уже злорадствовал.
   - Немедленно отвезите ее домой! Позовите повитуху и кто еще понадобится.
   - Есть, ваше величество!
   - Ступайте прочь! Оба! – он не смог сдержать себя от гнева.
   Дантес ликовал втайне. Господин случай на его стороне! Недаром гвардейские сослуживцы называют его счастливчиком! Мешкать нельзя, пока фортуна благосклонна!
   
                ТРИУМФАТОР

   Утро следующего  дня Пушкин посвятил знакомству с Шарлем Огюстеном де Сент-Бёвом. Этот просветитель интересовал Пушкина прежде всего как представитель литературного романтизма. Сент-Бёв прославился как автор интересных романов, стихов и многочисленных критических литературных статей. Пушкин всецело доверял мнениям теоретиков- специалистов, отзывавшихся о Сент-Бёве как о защитнике общечеловеческих идеалов, который интересовался душевными переживаниями персонажей своих стихотворных и прозаических произведений и тяготел к психологическому анализу.
   При личном знакомстве оказалось, что де Сент-Бёв более интересен в качестве автора своих произведений, нежели как собеседник. В этом отношении он проигрывал Беранже и Шатобриану. Вот почему Пушкин постарался долго не задерживаться у него в гостях.
   Пришлось больше времени уделить прогулкам по Парижу.
   Явившись вечером в салон герцогини де Розан, Пушкин попросил ее, чтобы на встречу с ним явились только женщины. Присутствие мужчин только стеснит его. Мадам де Розан заверила Пушкина, что мужчин больше интересует карточная игра, чем лекции. И обещала поговорить с теми , кто будет возражать, чтобы они все же присоединились к игрокам.
   Когда пришедшие с женами мужчины уединились в соседнюю комнату, герцогиня распорядилась, чтобы слушательницы уселись на стульях в кружок, а сама вместе с ведущей русской графиней Вильегорской устроилась за круглым столиком.
   Де Розан сообщила слушательницам, что выступит известный русский поэт Алексадр Пушкин. А вести вечер будет графиня Вильегорская. Предоставив ей слово, де Розан присоединилась к остальным.
   Графиня Вильегорская тоже была краткой:
   - Во Франции имя Александра Сергеевича Пушкин мало известно. Так что после того, как он выступи, можно будет задавать ему вопросы на любую тему.
    После чего она предоставила слово Пушкину.
   - Милые дамы, здравствуйте! Прежде всего я должен поблагодарить герцогиню де Розан за приглашение. Ваш салон считается одним из интереснейших во Франции. Здесь обсуждаются самые животрепещущие вопросы общественной жизни. Не буду распространяться об этом, все это вы сами хорошо знаете. А начну я со своей родословной. Мой дедушка по материнской линии был экзотической личностью. Сын эфиопского князька Ибрагима был украден турками, а затем продан за бутылку рома русскому посланнику в Константинополе. Посланник подарил малыша Петру Первому. Он крестил малыша в церкви и нарек его Абрамом Петровичем Ганнибалом. Петр полюбил Ганнибала, а Ганнибал - Петра. Он спал в его столярной мастерской и сопровождал его во всех походах. Когда юноше исполнилось семнадцать лет, Петр отправил его в Париж обучаться военному делу. Абрам преуспел не только в учебе, но и в обольщении женщин. Все дамы желали видеть у себя царского арапа и ловили его наперехват. Он, в свою очередь, не пропускал ни одного бала, ни одного праздника. На молодого негра смотрели как на чудо.
   Я так подробно остановился на Ганнибале потому, что его искусство обольщения передалось и мне по наследству.
   Эти слова Пушкина вызвали веселое оживление в аудитории.
   - По отцовской линии тоже немало интересного. Вот откуда произошла звонкая фамилия Пушкин. Мои предки прославились своими воспетыми подвигами, преданным служением Отечеству. Я посвятил себя служению стихосложению. Этот род занятий принес мне больше хлопот и неприятностей, чем достатка. Женился я, будучи в летах, на красавице. И вполне убедился в правоте и мудрости одной русской пословицы: «Красивую жену часто на пиры зовут, а мужу ее и дома похмелье». Но я не отрекаюсь ни от занятия стихотворством, ни от жены. Вот все, что я хотел вам сообщить.
   Вильегорская предложила женщинам задавать Пушкину вопросы, если токовые будут. Охотниц задавать вопросы оказалось более, чем достаточно. Многие женщины подняли вверх руки, словно школьницы в учебном заведении.
   - София, задавайте вопрос.
   - Господин Пушкин, я хочу узнать, не помешала ли вам женитьба в творчестве. Меня это интересует вот почему. Римского поэта Петрарку спросили, почему он не женился на воспетой им в поэмах Лауре. «Если бы я женился, - отвечал поэт. – Мне не о чем было бы писать».
   - При всем уважении к Петрарке я не могу с ним согласиться. Женитьба не только не помешала моему творчеству, а, напротив, вдохновила меня на покорение новых поэтических высот.
   - Сюзанна, пожалуйста! – объявила Вильегорская.
   - Возможно, мой вопрос будет вам неприятен, месье Пушкин. Но я все-таки хочу узнать, почему Россия не признает своего поражения в войне с Наполеоном Бонапартом? Ведь он даже столицу России Москву захватил.
   - Уважаемая госпожа Сюзанна! Вы, как многие другие, глубоко ошибаетесь. Столицей России является Петербург, а не Москва. И в конце концов царь Александр подписал договор о мире ни в Москве, ни в Петербурге, а в Париже! После того, как Наполеон бежал без оглядки из России. Я ответил злопыхателям своим стихотворением «Клеветникам России». Вот несколько строчек:
          И ненавидите вы нас...
          За что ж? ответствуйте: за то ли,
          Что на развалинах пылающей Москвы
          Мы не признали наглой воли
          Того, под кем дрожали вы?

   - Вам помог Генерал Мороз!
   - Вот еще одна расхожая небылица. Русские такие же люди, как солдаты Наполеона. На морозе хоть десять шуб одень, все равно терпеть приходится. Не так ли, Сюзанна?
   - Госпожа Ираида, пожалуйста, задайте ваш вопрос, - объявила Вильегорская.
   - Господин Пушкин, только не обижайтесь, почему среди просвещенных стран Европы одна лишь Россия не расстается с крепостным правом?
   - Уважаемая госпожа Ираида, в беседе со мной император Николай сообщил, что в скором времени издаст манифест об отмене крепостного права.
   - Дай-то Бог! – промолвила Ираида.
   Де Розан что-то шепнула на ухо Вильегорской и та обратилась к собравшимся со следующими словами:
   - Уважаемые дамы! Я хочу от имени госпожи де Розан и от вашего имени поблагодарить Александра Сергеевича Пушкина за интересное выступление. Он доказал, что является не только прекрасным поэтом, поверьте мне, но и превосходным рассказчиком. Особо хочу обратить ваше внимание на его безупречный французский. В устах Пушкина французский язык звучал музыкально. Вы согласны со мной?
   - У господина Пушкина очень нежный голос. Вы настоящий Орфей! – воскликнула какая-то женщина.
   - О, первая жертва обаяния русского поэта! – улыбаясь сказала Вильегорская.
   - Слава победителю Парижа!
   В это время из соседней комнаты стали выходить мужчины.
   - Что тут у вас происходит? – спросил седовласый мужчина.
   - Выбираем покорителя Парижа.
   - И кто же это триумфатор?
   - Пушкин!
   - Он настоящий Орфей!
   - Наверное, он иллюзионист! И за такое короткое время!
   - Это помешательство!
   Пушкин решил прекратить спор. Он попросил тишины.
   - Дамы и господа! Я хочу вас немного развлечь. Для этого мне нужно позвать сюда музыкантов.
      В гостиной появились Онегин и Алеко. Онегин был в красной рубахе. Он держал в руках балалайку. Алеко был облачен в зеленую рубаху  в белую крапинку.
   - Эти люди простого звания. Но очень талантливы. Земля российская изобилует талантами. Вот этот мужичок, - Пушкин указал на Онегина. – Его зовут Евгением Онегиным. Он музыкант от Бога. Самоучка, овладевший балалайкой. Сейчас вы сможете убедиться, какой это замечательный виртуоз. Второго зовут Алеко. Он цыган и мастерски исполняет цыганские народные песни.
   Онегину дали стул. Алеко встал рядом.
   - Дамы и господа! Сейчас Онегин исполнит для вас мелодии разнообразных русских песен.
   Пушкин взмахнул рукой и произошло чудо: простая балалайка в руках Онегина превратилась в волшебный инструмент, которому были подвластны любые сложные пассажи.
   Музыкант был вознагражден дружными аплодисментами.
   - А теперь эти два добрых молодца исполнят для вас цыганские романсы.
   Алеко завоевал симпатии слушателей после исполнения первого же романса. Его голос с характерной для цыган сердечной надрывностью очаровал присутствующих. Понравились все песни, но особый успех выпал на романс «Очи черные».
   Женщины попросили Пушкина, чтобы он перевел на французский язык название романса. Он предупредил, что из этого ничего  хорошего не получится. И действительно, он не смог подобрать французское слово для неподдающихся «очей». При переводе очарование испарялось
 Импровизированный концерт понравился всему обществу. И все находились под большим впечатлением от  него.

                ТРИУМФАЛЬНОЕ ШЕСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

   Парижане по-свойски называют свой город большой деревней. И, как это свойственно деревням, слухи здесь распространяются с молниеносной быстротой. Поэтому молва об увлекательном рассказчике Пушкине, которого восторженные поклонницы нарекли Орфеем, заинтриговала многих парижанок. Одной из них явилась хозяйка знаменитого салона маркиза д’Эспер. Она связалась с Пушкиным и договорилась о его участии во встрече с ее гостями. Пушкин охотно отозвался на это лестное приглашение. Но, как было у него заведено, дневное время он посвящал посещению музеев, художественных выставок, знакомству с выдающимися деятелями культуры.
   Свое согласие на встречу Пушкин увязал с одним обязательным условием. А именно, что на встречу должны придти одни лишь незамужние женщины, чтобы избежать недоразумений с ревностью. Он де при мужчинах будет чувствовать себя скованно.
   Мадам д’Эспер отнеслась с пониманием к просьбе Пушкина и поставленное им условие было выполнено неукоснительно.
   На этот раз обошлись без ведущей. Имея некоторый опыт, с учетом предыдущей встречи, Пушкин взял инициативу в свои руки. Окинув взглядом собравшихся, он повел рассказ о своих предках, о своем творчестве, о светских нравах. О своей женитьбе он умолчал, посчитав, что вызовет некоторую неловкость. По крайней мере, неопределенность в данных обстоятельствах Пушкин считал более предпочтительной.
   Пушкин был в ударе, что случалось с ним при непосредственном общении с женщинами. Остроумные замечания Пушкина сопровождались одобрительными аплодисментами. Его приятный голос, его прекрасное владение французским буквально очаровали женское общество. Многие молодые женщины влюбились в Пушкина. В особенности после того, как он словесно нарисовал обобщенный портрет женщины: красивой, умной, неотразимой и желанной, а главное – загадочной и непредсказуемой.
   - Я должен признаться, что был не в состоянии противостоять женским
чарам, - произнес Пушкин доверительно. – Это неизбежно было связано с душевными переживаниями и даже со страданиями, которые я стараюсь отразить в своих стихах. Я бы сравнил это с рождение жемчуга. Морская песчинка, попадая в раковину, вызывает боль и, чтобы эту боль успокоить, песчинка обволакивается неким веществом, которое и превращается в жемчужину.
   Эти слова Пушкина были вознаграждены громкими аплодисментами.
   Была одна очень веская причина, почему Пушкин из двух предлагаемых салонов  избрал именно салон мадам д’Эспер. По словам друзей – а он успел обзавестись ими с первых же дней пребывания в Париже – в этом салоне, в отличие от других, допускалась раблезианская распущенность, что было ближе Пушкину, чем показная чопорность и снобизм.
   Некая Жозефина поинтересовалась под одобрительный смех зала, долго ли времени он пробудет во Франции. Пушкин ответил, что в его распоряжении, согласно решению государя, осталось всего-навсего нгедели две.
   Расшалившаяся Жозефина продолжала:
   - Господин Пушкин, насколько я знаю, с вами хотели бы встретиться многие ваши поклонницы.
   Снова послышался смех.
   - Я еще не закончила! – продолжала Жозефина, нисколько не смутившись. – Многие из нас и я, в том числе, хотели бы пообщаться в вами в интимной обстановке. Если, конечно, вы не возражаете.
   Пушкин улыбнулся, но промолчал.
   - И вот что я предлагаю. Пусть это не покажется вам чем-то неприличным. Давайте на билетиках напишем всего лишь семь номеров. И смешаем их с двадцатью пустыми. Пустим по кругу. А те, кто вытащит билетик с номером, договорятся с нашим гостем и он запишет адреса и время.
   Шутка приобретала реальное воплощение.
   - Это безнравственно! – возмутилась одна из присутствующих. - Я больше не могу оставаться в этом вертепе! Ноги моей здесь больше не будет!
   Высказав все это, несколько женщин покинули зал.
   Мадам д’Эспер хранила олимпийское спокойствие.
   Дальше все произошло быстро и четко. Дамскую шляпку пустили по кругу. Те, кому выпали пустые билетики, молча покидали зал. Обладательницы же номеров сообщали свои адреса и время. А Пушкин, стараясь сохранить  серьезный вид, записывал данные в свой блокнот.
   Затея с жеребьевкой и слова Жозефины  о желании многих «пообщаться в  в неофициальной обстановке» облетели весь Париж. Общество раскололось на «согласных» и «несогласных». Первых было больше, чем вторых. Все это сопровождалось шуточками. Кто-то даже сочинил анекдот.
   Посол России отправил в Петербург донесение о «возмутителе спокойствия Пушкине», о его аморальных поступках. О посещении Пушкиным музеев и картинных галерей, о его беседах с выдающимися деятелями французской культуры Поццо ди Борго не упомянул и словом.

                ДУЭЛЬ

   Затеянная с легкой руки Жозефины «лотерея» работала. Ее участницы не держали в секрете своих любовных похождений. И вскоре весь город узнал о великолепных мужских достоинствах Пушкина. Эти истории вполне могли бы пополнить новеллы «Декамерона» Боккаччо. И  слава Казановы перешла к Пушкину. Так что те из женщин, кто не принял участия в лотерее,  втайне пожалели об этом.
   Все шло «по расписанию» на протяжении нескольких дней, пока не случилось непредвиденное. Давнишний любовник Жозефины Гастон Пуатье,  находившийся целый год в ссоре с ней, почему-то вздумал навестить свою подругу. Застав Жозефину в объятиях Пушкина, он учинил скандал. Пушкин оставил бывших любовников наедине выяснять свои отношения, а сам поспешно ретировался.
   Обуреваемый жаждой мщения Гастон устроил скандал в оперном театре, где шла трагедия Шекспира «Отелло». В присутствии многочисленных свидетелей он обозвал Пушкина «черномазым». Реакция последовала незамедлительно: Пушкин швырнул в лицо оскорбителя перчатку.
   Парижские газеты смаковали эту новость со столичным размахом. Быстро нашлось и оружие, и секунданты. На извинения, если бы они и последовали, попросту не оставалось времени.
   Надо сказать, Гастон был робкого десятка. К тому же он плохо владел пистолетами. А по слухам было известно, что Пушкин меткий стрелок. Гастон испугался смертельно. Он валялся в ногах Жозефины, умоляя ее упросить Пушкина выстрелить в воздух, когда он это сделает первым.
   Жозефине удалось отыскать Пушкина и свою просьбу к нему она подкрепила дополнительным интимным свиданием. Согласие Пушкина было дано с большой неохотой.
   Дуэль состоялась в Венсенском лесу. Не дойдя до роковой черты, Гастон Пуатье выстрелил дрожащей рукой в воздух.
     Пушкин нарочито медленно прицеливался, чтобы унизить обидчика и тот от страха свалился в обморок. Только после этого Пушкин выстрелил в воздух.
   Надо ли говорить, что после этой дуэли слава Пушкина поднялась в Париже до небес. Только о нем и говорили. Она стал героем дня. Переведенный на французский сборник его стихов, о котором до этого никто не ведал, был буквально сметен с прилавков книжных магазинов.
   А посол России Поццо ди Борго в тот же день отправил в Россию депешу о скандальной дуэли. С намерением опередить Пушкина.

                ВОЗВРАЩЕНИЕ

   Когда карета въехала в предместье Парижа, Пушкин крикнул ездовому:
   - Остановись, Онегин!
   Пушкин вышел из кареты.
   - Барин, что стряслось?
   - Надобно попрощаться с Парижем! Больше мы сюда никогда не вернемся!
   - Пошто так? – зевая, спросил Онегин.
   - Не судьба, Онегин, не судьба! Отвели душеньку – и баста!
   Онегин перекрестился и глубоко вздохнул.
   - Что, немало зазноб тут оставил? – спросил Пушкин сочувственно.
   - Кое-что перепало.
   На глазах у Пушкина выступили слезы.
   - Что пройдет, то будет мило!
   - Ваша  правда, барин!
   Онегин взгромоздился на козлы, а Пушкин постоял немного в задумчивости, глядя на  дорогу, затем поднялся в карету, приказав Онегину ехать помедленнее.
   Усевшись поудобнее, Пушкин закрыл глаза и предался невеселым размышлениям. Вспомнил строки из своего давнего стихотворения:
          Снова тучи в тишине
          Собралися надо мною
          Рок завистливой судьбою
          Угрожает снова мне.

   Собственно, тяжелые предчувствия одолевали Пушкина и до поездки в Париж. Просто они лишь на время оставили его в покое. В Париже он ощутил глоток свободы…  Вспомнил проказы молодости.
   Впереди его ожидали  сплошные неприятности. Кошмарный по своим размерам карточный долг висел над ним, словно топор гильотины. И не предвиделось каких-либо реальных возможностей погасить этот долг. Главы стихотворной поэмы «Евгений Онегин» были распроданы авансом. Деньги, которые по просьбе Натали дважды ссужал в долг ее брат, хватало только чтобы на время свести концы с концами.
   Коварный Дантес намеревался жениться на Катерине, чтобы войти в дом Пушкина. И он не мог помешать ему в этом. Бедная Натали, она влюбилась в Дантеса и не имела житейского опыта, чтобы противостоять напору наглеца.
   Плохо и то, что сам государь увлекся Натали. Она как-то призналась, что государь просил не задергивать шторы в ее спальне, чтобы он мог мельком увидеть ее. Он, как офицеришка, ухлестывает за Натали. Об этом Пушкин пожаловался своему другу Нащокину.
   Обстановку осложняло ко всему прочему то, что Пушкин влюбился в Александру – старшую сестру Натали. Свеженького захотелось, что ли? Это вылилось в интимную связь. А ведь как он умолял Натали не поселять в доме двух своих сестер! Он знал, что это добром не кончится. Натали заупрямилась и настояла на своем. Видите ли, ей жалко было сестриц, которых тиранила маменька.
   В Петербурге уже поползли слухи о назревающих событиях и Пушкин удивлялся самому себе, своему поведению. Будучи писателем, он рассматривал эту драму как бы со стороны, словно речь шла не о нем, а о ком-то постороннем.
   О, он хорошо сознавал двусмысленность своего положения! В настоящее время он как бы поменялся ролями с Дантесом. И если этот гвардейский офицер добьется своего, то он, Пушкин, станет рогоносцем. Ведь это он восклицал в своей «Вакхической песне»:
          Да здравствуют нежные девы
          И юные жены, любившие нас!
   А в поэме «Десятая заповедь» признавался в своем бессилии противостоять сексуальным соблазнам в отношении замужних женщин:
          Добра чужого не желать
          Ты, боже, мне повелеваешь;
          Но меру сил моих ты знаешь —
          Мне ль нежным чувством управлять?
          Обидеть друга не желаю,
          И не хочу его села,
          Не нужно мне его вола,
          На всё спокойно я взираю:
          Ни дом его, ни скот, ни раб,
          Не лестна мне вся благостыня.
          Но ежели его рабыня,
          Прелестна... Господи! я слаб!
          И ежели его подруга
          Мила, как ангел во плоти, —
          О боже праведный! прости
          Мне зависть ко блаженству друга.
          Кто сердцем мог повелевать?
          Кто раб усилий бесполезных?
          Как можно не любить любезных?
          Как райских благ не пожелать?
          Смотрю, томлюся и вздыхаю,
          Но строгий долг умею чтить,
          Страшусь желаньям сердца льстить,
          Молчу... и втайне я страдаю.

   - Да, - продолжал размышлять Пушкин. – незавидна роль мужей! Симпатии общества, увы, на стороне любовников. Так что, если это случится, то защищать свою честь придется не на шутовской, а на всамделишной дуэли. Как жаль, что помешала женщина! А то влепил бы пулю в лоб этому заносчивому Гастону.
   Слишком он запутался. И, наверное, дуэль была бы выходом из создавшегося положения. Вот ведь до чего дожил!
   Итак. Он возвращается в Россию! В страну, где все еще продолжает существовать крепостное право. Где в почете не борцы за свободу, а соглядатаи вроде Бенкендорфа. Страну, где за всем бдит третье отделение с его всевидящим оком и всеслышащим ухом. Ведь даже в его семейную постель посмели сунуть свой грязный нос служащие этого зловещего органа – несколько раз вскрывали его письма к Натали…
   Его невеселые размышления прервал окрик возницы:
   - Барин, дальше ехать нельзя!
   - В чем дело, Онегин?
   - Заяц перебежал дорогу!
   - Ну, и что?
   - Вы же сами говорили, это - плохая примета.
   - Теперь это не имеет значения. Возвращаться не можем. Нас здесь никто не ждет. И дома для меня нет пристанища. Так что, погоняй лошадей!
   И карета медленно тронулась в путь

              *******
   
   То, что император не торопился с назначением Пушкину аудиенции после возвращения того из Парижа, было вполне предсказуемо. Уж слишком много шума вызвала нелепая дуэль с неким Гастоном. И, конечно же, не только она. Куда более неприятная новость ожидала великого поэта со стороны противоборствующей стороны. Лишь по прошествии многих лет стало известно о том, что Дантес был любовником барона Геккерна. Именно последний, в качестве участника заговора, посоветовал Дантесу жениться на Екатерине - сестре Натали. Таким образом, Дантес получил и возможность встречаться с Натали, и доступ к семейным секретам. Именно Геккерн организовал интимную встречу Дантеса с Натали на квартире ее подруги Идалии Полетики, которая с некоторых пор испытывала непримиримую вражду к Пушкину. Цель у заговорщиков была одна – спровоцировать общественный скандал и принудить Пушкина к дуэли с Дантесом. Врагами Пушкина были тщательно продуманы все детали операции, которая обеспечила бы Дантесу благоприятный исход опасной авантюры.
   Все, что происходило  вокруг обложенного со всех сторон Пушкина в те дни, сам он воспринимал как-то отстраненно. Будто вся эта грязная история касалась не его самого, а кого-то другого, какого-то постороннего человека. Какой потрясающий сюжет!
   В ожидании возвращающейся с прогулки Натали Пушкин нервно расхаживал по гостиной. Настала пора серьезно объясниться с ней.
   Как только Натали явилась, Пушкин без всяких предисловий обрушился на нее с обвинениями:
   - Моя дорогая, вся столица сутками напролет судачит о твоем свидании с Дантесом на квартире этой сводни Полетики!
   Натали растерялась.
   - Ну, что ты молчишь?
   Натали испугалась не на шутку и начала что-то лепетать.
   - Объясни мне, пожалуйста, как ты, замужняя женщина, могла согласиться на тайное свидание?
   - Это ужасно! Не иначе - бес попутал… Дантес угрожал покончить с собой, ежели я откажу ему в этом.
   - И ты поверил этому офицеришке? Да он же трясется за свою жизнь, будто Кащей за свое злато!
   - Клянусь, между нами нечего не было! Я очень прямо заявила, чтобы он не требовал отныне ничего от моего сердца, ибо я не принадлежу себе и могу быть счастлива только в исполнении долга. Ты веришь мне, Пушкин?
   - Я-то верю, но светское общество – ни за что! Вот тому веские доказательства!
   И Пушкин схватил со стола свернутый в трубку глянцевый бумажный лист.
   - Вот, только что с почты принесли это пасквиль.
   Пушкин срывающимся голосом прочел текст «Диплома Рогоносца».   Закончив читать этот пасквиль, Пушкин в бешенстве произнес:
   - Вот чем обернулось, Натали, твое легкомыслие!
   Натали рухнула на колени перед Пушкиным и заголосила:
   - Пушкин, прости меня дурру несусветную! Прости!
   - Встань, Натали! – успокоившись, произнес Пушкин и усадил жену в кресло. – Ты ни в чем не виновата.
   Но Натали не слышала этих слов, она впала в обморок.
   Пушкин вызвал прислугу и с помощью английской нюхательной соли вскоре удалось привести Натали в сознание.
   Пушкин ни на шаг не отходил от Натали. Гладя ее по голове, словно маленького ребенка, он старался ее утешить:
   - Прелесть моя, мы прожили с тобой много лет в любви и согласии. У нас славные дети. Провидение было к нам весьма благосклонно, грех жаловаться. Будем ему благодарны за это.
   Помолчав, Пушкин продолжал:
   Ненавидящий меня барон Геккерн и те, кто стоят за его спиной, добились поставленной цели. Чтобы защитить свою честь, я вынужден уду вызвать Дантеса на дуэль. И ежели благоволившая мне фортуна на сей раз отвернется от меня… Будет рассуждать здраво. Ты еще совсем молода у тебя жизнь впереди. После двух лет вдовства выйдешь замуж за порядочного человека.
   - Нет, Нет, Пушкин! Ты будешь жить! Ты должен жить!
   Закрыв лицо руками, Натали зарыдала.
   - У тебя добрая душа, Натали. Затмение нашло на тебя. С кем не бывает. Тебя надо отдохнуть. Иди, приляг. Я тут много чего наговорил сгоряча… Прости, ради Бога! Подвел арапский  характер.
   Пушкин проводил Натали в ее спальню, а сам закрылся в своем кабинете и принялся составлять текст вызова Дантеса на дуэль.
   Он рвал экземпляр за экземпляром, показ не остановился на окончательном варианте.
   Вложив бумажный лист в конверт и запечатав его сургучом, Пушкин вызвал дворецкого и  строго распорядился незамедлительно доставить конверт адресату.
   По свидетельству близких, в то роковое утро Пушкин вел себя совершенно спокойно. Не спеша позавтракав, он также не спеша собрался в дорогу. И на место дуэли – Черную Речку – он приехал со своим секундантом Данзасом в назначенное время.
   Выйдя из кареты и ощутив не щеке припозднившуюся снежинку, тотчас растаявшую, Пушкин со светлой грустинкой вспомнил почти забывшийся эпизод молодости, когда, выбежав на крылечко при январском морозце, был осчастливлен жарким девичьим поцелуем.
   На лесной поляне застыла тишина, лишь изредка нарушаемая еле слышным шорохом сорвавшейся с хвойной ветки комком снега. Небо было затянуто серой пеленой и все вокруг было залито спокойным ровным светом.
   Секунданты соперников занимались исполнением своих обязанностей. Явно руководствуясь гуманными  соображениями, они договорились заполнить патроны лишь половинным количеством пороха в расчете на то, что тогда исход дуэли не будет смертельным. Это в конечном счете сыграло на руку лишь одному Дантесу. Это выяснилось лишь по прошествии многих лет.
   … Разведенные в разные стороны дуэлянты застыли в ожидании.
Пушкина, окинувшего пристальным взглядом нарядившегося в парадную гвардейскую форму  Дантеса, вдруг пронзила ужасная догадка о злодейском заговоре. Уж слишком все происходящее смахивало скорее на заранее продуманно злодейское убийство. Ну не мог барон Геккерн рисковать жизнью своего названного сына! А что в этом случае можно было предпринять? Ну, хотя бы, надеть на Дантеса железную кольчугу, которую не пробила бы пуля. А еще Дантеса могла защитить массивная медная пряжка на поясном ремне. Ведь всем была известна меткость Пушкина как стрелка и то, что он, конечно же, будет целиться в середину туловища.
   Но что толку размышлять теперь об этом? Жребий брошен и от судьбы защиты нет…
   Был подан сигнал на сближение противников. Дантес первым решился  на выстрел.
   Пушкин упал в снег.
   - Выстрел за мной! – крикнул он и нажал на спусковой крючок.
   Дантес покачнулся.
   - Ура! – воскликнул Пушкин, хотя торжествовал он преждевременно: удар его пули был сильным, но не смертельным -  в правую руку Дантеса.
    - Экая досада! - запоздало подумал Пушкин, содрагаясь от боли. – Надо было целить в пах. Тогда бы этот кавалер заморский  навсегда перестал блудить!
   Константин Данзас вместе с помощником подхватили Пушкина под руки и понесли к карете.
   Пушкин то терял сознание, то приходил в себя. Его вдруг охватило полное безразличие. Буквально все потеряло свою цену и смысл. Даже то, чем он дорожил больше всего в жизни – поэзия.
   На белом снегу за Пушкиным пролег яркий кровавый след.

Кармиэль
2012-2013 г.г.