Когда я приехал в эту страну, я долго не мог сказать «Гутен таг». Я был ведь тогда совсем молодой. Моложе, чем моя сестричка сейчас. Тогда ее вообще даже не было. Хотя, сейчас я считаю, что она была всегда.
А начиналось все с того, что когда я впервые вышел во двор, соседка с балкона мне сказала «Гутен таг». А потом ее муж это повторил. И другие соседи тоже дружно «затакали». И на улице все прохожие мне сообщали про «Гутен таг». А мама требовала, чтобы я всем отвечал. Глупо. Зачем мне повторять то, что я давно уже знаю. И маму я тоже не понимаю. Сначала она мне говорит, чтобы я два раза не повторял свои глупые вопросы, а сама уже десять лет по утрам повторяет мне одно и тоже: - Нож в правой, а вилку в левой! И я уже боюсь спросить ее - «А ложку, в какой?».
Потом я начал ходить в детский садик. Меня туда дед отводил и забирал. Каждое утро мы проходили мимо одного окна, из которого выглядывал дядя и очень громко кашлял. Дедушка его жалел и говорил что у него рак. Я всегда боялся проходить мимо его окошка. Я боялся, что он может большого рака выплюнуть.
Но однажды, когда мы опаздывали в садик, и этот дядя уже откашлялся, он очень добро улыбнулся и сказал мне «Гутен таг». И я тоже самое ответил.
С этого все и началось… - Дедушка,- сказал я, конечно же по-русски, а этот дядя очень добрый.
Впереди нас шел толстый дядя с маленькой собачкой. Она была очень длинной, а лапки у нее были очень короткие. Животиком она цеплялась за каждый камешек, о которые я тоже всегда спотыкался. Дед сказал, что это такая порода «Такса». А я считаю, что правильное название этой породы не такса, а таска, потому что тот дядя тащил ее все время на поводке. Просто, дед старый и многое уже путает.
Когда этот дядя услышал, что я говорю по- русски, он развернулся и стал что-то со злостью кричать в нашу сторону. Я понял только одно слово – «окопанты». - Какие мы окопанты, - подумал я. Мы ведь не играемся в войну и не сидим в окопах. А дед подошел к нему вплотную, и тут я впервые услышал, как мой дед умеет ругаться по- немецки. Он громко говорил такие ругательства, о которых потом я даже в садике не слышал. Там ведь в первую очередь дети учатся ругаться. А дед кричал: - Энтшульдиген! Партицип цвай! Хофлихкайт!
И еще: - Хохдойч! Кайне заксиш!
Толстый дядя сильно растерялся. А я боялся, что его таска покусает моего деда. Но она, видно, была в обиде на своего хозяина и только еще больше присела и пописала на тротуар. А мы с дедом пошли в садик. Там я и научился правильно ругаться. Только доказывать я вам этого не буду, чтобы не портить вас.
Потом я уехал с мамой в другой город, но я каждое лето приезжал в гости к дедушке и бабушке. В этот раз я приехал на зимние каникулы. И мы опять идем с дедом по этой же улице. Только из соседского окошка выглядывает другой дядя, а того хорошего уже нет.
- Он давно уже уехал далеко-далеко,- говорит печально дед и я его понимаю.
А впереди я вижу того толстого дядю. Только он стал еще толще и собака у него другая. Такой большой серый пес с темными пятнами. Дог называется. На этом доге жилетка с рекламой:
«Я всегда готов». И я ужу понимаю, что к чему. То есть, этот толстый зарабатывает на своем доге. А сам из-за большого живота уже не готов ни к чему.
И тут же этот дог усаживается посреди тротуара и вываливает огромную кучу, из которой пар идет.
Я, конечно, вспомнил, как он тогда ругался и хотел сказать ему все, что я в детском садике выучил и в школе тоже. Но дед меня предупредил, мол мы культурные люди и должны делать все очень вежливо. Я понял, подошел к этому дяде и сказал: «Энтшульдиген зи мир битте. Браухен зи филляхт айнен бойтель?». Протянул ему целлофановый пакетик, показал на кучу и попросил его убрать. Этот толстяк так растерялся, что даже сказал «Данке».
-Битте, - ответил я, мит фройндлихен грюсен,- как учил меня дед. А от себя все-таки добавил «Бананен копф, аршлох» и еще кое-что другое, о чем вам знать еще рано.
Дед говорит, что этот дядя, когда с ним встречается говорит теперь по- русски: «Здравствуйте».
Он, наверное, уже откуда-то услышал, что моя младшая сестричка ходит на каратэ и одной рукой разбивает уже четыре дощечки. У нее есть черный пояс и она, когда приедет, может грозно закричать «КИЯ!» и нанести двойной удар и толстяку и его собаке.
Правда, я заметил, что и у толстяка есть теперь два черных пояса-ремня, которые он соединяет вместе, чтобы поддерживать свои брюки.
А мой дед говорит, что из собак всех пород ему больше всех нравятся дворняжки. Они никогда не гадят на тротуаре. Их жизнь научила многому. Они очень умные. И если такую дворняжку пожалеть и взять к себе в дом – это будет самый верный и преданный друг.