27 апреля
Даже посреди смущения и растерянности, посеянных пропагандой, люди, соприкасавшиеся лично с Григорием Ефимовичем, не могли не отдать должное его удивительным качествам. Вот что писал, к примеру, писатель и филосов Василий Розанов:
«От него „тяга“?!! Влиявшая на непоколебимого и учёного архимандрита?!.. На эту изящную, светящуюся талантом женщину?!! Какое-то „светопреставление“... Что-то, чего нельзя вообразить, допустить... И что — есть!! Воочию!!
Совсем позднее мне пришлось выслушать два рассказа „третьих лиц“, и не увлечённых, и не вовлечённых.
Разговор — о каком-то вопросе церкви, о каком-то моменте в жизни текущей церкви — был в квартире о. архимандрита: и мы все, я и другие присутствующие, были удивлены, что о. архимандрит, всегда такой определённый и резкий в суждениях, был на этот раз как будто чем-то связан... Разговор продолжался, как вдруг занавеска отодвинулась и из-за неё вышел этот Странник, резко перебивая всех нас: „Пустое вы говорите, пустое и не то...“
Нужно было видеть, что произошло с о. архимандритом: с момента, как вошёл „Странник“, очевидно слушавший всё из-за занавески, его — не было. „Нет о. архимандрита“. Он весь поблёк, принизился и исчез. Вошёл в комнату дух, „духовная особа“ такой значительности, около которой резкий и властительный о. архимандрит исчез и отказывался иметь какие-нибудь „свои мысли“, „свои мнения“, быть „своим лицом“, — и мог только повторять то, что „Он сказал“... Вспомнишь пифагорийское „Сам изрёк“, „Учитель сказал“. ...Но и без шуток и „примеров“ — тут было что-то параллельное, одинаковое в силе; было что-то, проливающее свет на само пифагорейство... Была страшная личная скованность, личная зависимость одного человека от другого.
И в этой-то неисповедимой зависимости — всё дело...»
Розанов, однако, не умел разглядеть за этой внешней духовной силой, которая его так поразила и постоянно влекла, чистоту сердца Григория Распутина.