(Статья была опубликована в русскоязычной версии газеты «Индекс ха-Эмек вэ ха-Галиль», издающейся в г. Нацрат-Илит (Верхний Назарет) 29 апреля 1998 года. Для настоящей публикации (2013 г. - год 90-летия поэта - заново отредактирована и слегка расширена).
* * *
Недавно «Индекс ха-Эмек вэ ха-Галиль» опубликовал венок сонетов Бориса Эскина, предпослав им беседу с автором, который рассказал читателям об этой интереснейшей форме стихосложения и о сонете вообще. В интервью названы корифеи русского сонета от Пушкина до Ходасевича и Вышеславского, однако, к сожалению, не упомянут Борис Чичибабин. Ничуть не ставлю этого в вину его нацрат-илитовскому тёзке и собрату: трагическая особенность биографии Чичибабина в том, что на протяжении многих десятилетий значительная часть его стихотворений оставалась под спудом цензурно-идеологических запретов, и многое из его творческого наследия не успели ещё прочесть даже знатоки поэзии, в том числе и стихотворцы. .. Но мне захотелось как-то восполнить образовавшийся пробел – по крайней мере, хотя бы для читателей данной газеты, чему и послужит предлагаемая подборка чичибабинских сонетов. Полагаю уместной такую публикацию ещё и потому, что в этом году исполнилось 75 лет со дня рождения поэта, умершего в 1994 году.
Того, что называют «венком сонетов», Чичибабин не создал. Что вовсе не снижает его заслуг в развитии русской сонетной традиции. «Венок» - своеобразная и интересная форма тематических сонетных циклов. Мне довелось однажды попробовать свои силы на этой ниве: мой венок сонетов «ХХ-й век» был опубликован в той же (названной выше) газете (см. также http://www.poezia.ru/article.php?sid=61012 – примеч. 2013 г.), поэтому то, что собираюсь сейчас сказать, не голословное утверждение: да, плетение «венка» требует большого труда, но не представляет собой какой-то сверхъестественной версификационной трудности – достаточно написать заключительный, «замковый», сонет, а затем каждую его строчку сделать первой в каждом из 14 сонетов цикла) и конечной – в каждом предыдущем из них). Более интересна, пожалуй, другая особенность венка: его подчинённость одной избранной автором теме (оригинален в этом смысле замысел Б. Эскина: каждый сонет в его «венке» посвящён какому-то из камней-самоцветов, а итоговое 14-стишие – самоцветам вообще как символам разноликой человеческой общности!). Хотелось бы также от души приветствовать выход в свет сборника «венков сонетов» израильских русскоязычных авторов.
Вместе с тем, «венок» - не единственная возможность объединять сонеты в тематические циклы, да и в целые… романы! Вспомним, что так называемая «онегинская» строфа - не что иное как разновидность сонета!.
14-стишия Бориса Чичибабина, не являясь «романами в стихах», как раз объединены в тематические циклы: «Сонеты к картинкам», «Политические сонеты», «Сонеты любимой». Все они опубликованы в книге, изданной в год его смерти: «82 сонета и 28 стихотворений о любви». 82 сонета – огромный труд! Ведь каждый раз перед автором стояла задача создания глубокого по мысли и чувству, но при этом 14-строчного – ни больше ни меньше! – стихотворения с чётким лирическим сюжетом и специальной сложной рифмовкой, да которая притом («итальянский вариант») основана на повторяющихся определённым образом созвучиях, - задача весьма головоломная.
У читателя может возникнуть законный вопрос: а для чего это нужно? Тем более, что современная, «модерновая» поэзия даёт, напротив, небывалую свободу авторам, отказываясь порой не только от рифмы и размера, но и вообще от каких-либо ладов организации речи. На это, пожалуй, можно ответить, что, во-первых, на место различных формальных средств организации поэтической речи в модернистской, новой поэзии приходят особо усложнённые метафоры и тропы, изощрённые созвучия и ритмы, другие средства усиления эмоциональности произведений. С другой стороны, художественная литература, даже и в наши дни, всегда ищет для себя различные формы организации языка и стиля. Именно на фоне развивающейся деструкции стиха вдруг непонятным образом обострился интерес и авторов, и читателей к так называемым «твёрдым формам» поэзии – особенно к сонету. Кстати, Чичибабин весьма совершенно владел и современными стихотворными ритмами, и даже верлибром – стихом, свободным от традиционного размера, а вместе с тем и «белым», т. е. нерифмованным, и современой усложнённой составной, корневой, каламбурной и всяческой иной «модерновой» рифмой – в том числе даже и такой, где ударение приходится не на первый слог от конца строки («мужские» рифмы), не на второй (рифмы «женские»), не на третий («дактилические»), - приглашаем читателей вспомнить курс литературного чтения за 5 – 6 классы, – но на ШЕСТОЙ (!) слог от конца строки:
Ты, неи’cтовая моя
мольба и ругань,
Перели’стываемая
рукою друга!
(Стихотворение «Книге»)
Так в чём же дело? Почему именно на фоне всех достижений поэтического модерна, в обстановке полного отказа, иной раз, не только от какого-либо стихоподобия, но и от всякого признака смысла и связи с действительностью, современная поэзия вдруг обратилась к такому изысканному, куртуазному и, вроде бы, безнадежно архаичному жанру, как сонет?
Поделюсь своими соображениями. На самом деле бессмысленная литература – вроде бесплотной еды или, прости Господи, платонической половой любви. Заумь в прозе, поэзии или искусстве всегда скрывает в себе стремление к новым путям обретения смысла. Так, за «Чёрным квадратом» у К. Малевича стояло стремление пробиться к истинам дизайна, поиски новых средств выразительности в графике и живописи. Формальные поиски поэтов серебряного века ввели в арсенал русской и мировой поэзии массу новых, небывалых приёмов, созвучий, метров, интонаций. Как и любое развитие, прогресс литературы связан с взаимодействием двух начал: новаций и традиций. Многие авторы намеренно хватаются за традиционные формы, чтобы сохранить главное в литературе: её душу. Для других такое обращение к «твёрдой форме» – способ «не растечься по древу», наложить на себя добровольные вериги, создать себе некие границы. ( Замечательный прозаик Сергей Довлатов, как я с изумлением узнал из одной статьи о нём, стремился к тому, чтобы в каждой фразе не было двух слов, начинающихся с одной и той же буквы!) Для Чичибабина, по моим наблюдениям, сонет был одной из лучших возможностей сочетать в одном стихотворении преимущества классического и современного стиха.
Ещё в одном из ранних его сонетов (1946 г., но, возможно, и ещё раньше) я был заворожён сложной и смелой рифмой:
Я невзлюбил традиций и нотаций,
Я полюбил трудиться и мотаться…
(Впоследствии эти строки вошли в один из его поздних сонетов)…
Мои первые стихотворные опыты рождались под его могучим влиянием, и немудрено, что я тоже стал покушаться на создание сонетов. В 1951 году, будучи освобождён из заключения по отбытии 5-летнего лагерного срока, Борис вновь стал бывать в нашей семье (усечённой гебистами, посадившими за год до того наших с сестрой и маму, и папу). Сестра чаще всего была на работе, и ещё не определившемуся на воле поэту по этой причине приходилось довольствоваться моим обществом. Я намеренно оставил на видном месте, на этажерке, свою тощенькую тетрадку со своими стихами: мне интересно было: как он к ним отнесётся? Борис наткнулся на тетрадку – и стал вслух читать из нё следующее:
АДАМОВЫ РЁБРА
(сонет)
Творя немало всякого добра,
Господь из глины вылепил Адама,
а после из адамова ребра
соорудил прекраснейшую даму.
С тех пор хлопот адамам – до хера:
из рёбер сотворённые мадамы
нам учиняют злые мелодрамы,
тревожа нас до смертного одра.
И подходя к последнему одру,
мы вспоминаем трепетных подруг,
к которым ключ от от века не подобран…
А всё же я, как истинный Адам,
чего-чего на свете не отдам
за собственные сладостные рёбра!
Прочтя эту юношескую чушь (мне только что исполнилось 20), Борис стал весело и заразительно хохотать. Конечно, я потребовал объяснений, но, глядя на него, и сам не мог удержаться от смеха. Однако и задет был немало – и спросил:: «Отчего ты смеёшься?» Он вдруг посерьёзнел и стал, по обыкновению – немного захлёбываясь в собственных словах, втолковывать мне:
– Понимаешь, сонет – форма строгая, классическая, а у тебя вдруг такие слова… И рифмы, далёкие от строгих: одру – подруг, подобран – рёбра… А вот в другом сонете: читалка – чеканка… В современной поэзии такие рифмы вообще-то допускаются, но – не в сонете же…
Однако прошло не так уж много лет, и он сам ввёл в свои новые сонеты и современные корневые и ассонансные рифмы, и сугубо просторечную лексику. Таковы, например, сонеты к картинкам, о которых – чуть подробнее.
В круг ближайших друзей Чичибабина вошёл в конце 50-х – начале 60-х годов харьковский драматический актёр Леонид Пугачёв. Ему посвящено несколько задушевных стихотворений поэта. Но ещё раньше «Лёшка» ( как запросто называли актёра друзья) положил на музыку и пел в разнообразных «богемных» компаниях замечательные «тюремные» шедевры Чичибабина: «Кончусь, останусь жив ли?..» ( о «красных помидорах») и.»Махорку» («Меняю хлеб на горькую затяжку…». Эти стихи получили в то время, во многом именно благодаря Пугачёву, довольно широкую известность, - например, их упоминает (и именно как песни) в своей нашумевшей тогда повести «Мысли и сердце» известный киевский кардиохирург Николай Амосов… Сам Пугачёв стихи не писал – единственное стихотворение, которое он, по собственному признанию, сочинил, выглядело, примерно, так:
Проходит лето
Падает снег.
Но я – советский человек!
Переживу и это!
Владея гитарой и определённым талантом мелодиста, Лёшка создал и пел множество песен на стихи и того же Бориса, и других поэтов, преимущественно харьковчан: Александра Черевченко, Аркадия Филатова, Марлены Рахлиной…
Особенно примечательна история создания чичибабинских «Сонетов к картинкам». Пугачёв был талантлив многогранно – в частности, хорошо рисовал, был замечательным мастером альфрейных работ (и даже по собственной инициативе ремонтировал квартиры своих ближайших друзей, выполняя затем, по их желанию, роспись и рисунки на стенах, - всё это совершенно бесплатно. Где-то на взлёте хрущёвской «оттепели» стал рисовать (или – гравировать на линолеуме) символические «картинки» - это о них писал Чичибабин в одном из стихотворений, обращённых к Пугачёву:
Я ревновал тебя ко всем,
кому от щедрых крыл
ты, на похмелье окосев,
картиночки дарил…
Но он дарил их и Борису, - может быть, даже охотнее, чем другим! Тем более, что нередко (если то были гравюры) тиражировал на бумаге. И вот эти-то картинки явились первым звеном в уникальном творческом явлении: ХУДОЖНИК Л.Пугачёв рождает «картинку», к ней ПОЭТ Б. Чичибабин пишет сонет, КОМПОЗИТОР-БАРД Л. Пугачёв кладёт его на музыку, АКТЁР_БАРД Л.Пугачёв поёт сонет как песню… и в зале (или в одной из частных квартир харьковской, а иногда и московской интеллигенции среди СЛУШАТЕЛЕЙ И ЗРИТЕЛЕЙ песне внимает некий безвестный бухгалтер Борис Полушин – тот же Борис Чичибабин, автор текста!
В чичибабинско-пугачёвских сонетах пульсировала, корчилась от боли, смеялась над собой, содрогалась от страшных предчувствий, плакала над утраченными иллюзиями – и всё-таки, встрепенувшись, вновь надеялась на лучшее – сама горемычная, трагическая и постыдная родина-Русь, советская страна…
Вот сонет «Паруса». На картинке (она так и называлась), если правильно помню – развевалось по ветру бельё на верёвке…И какие пронзительные слова вырвались у поэта:
…Я сны ребячьи видеть перестал
и, постепенно сердцем остывая,
стал в ту же масть, что двор и мостовая…
Сказать по-русски – крышка парусам!
Вот пьяница, застывший, с фонарём в обнимку, «Вечером, с получки» – была и такая картнка, а к ней – сонет:
Идёшь-бредёшь, а по пути – кабак:
зайдёшь – и всё продуешь до полушки!
Давно темно… Выходишь, пьяный в дым, -
и по пустому городу – один.
Под фонарями. Вечером. С получки…
А вот – «Господь Саваоф» в образе (как его рисуют русские) седобородого старика, бредёт, гоня перед собою какое-то колесо, не колесо ли Судьбы? (Сонет называется «Старик-кладовщик»…
Лирические миниатюры поэта, написанные по картинкам Пу4гачёва, первоначально назывались «Сонетами из альбома». Под таким названием пел их Лёша. У меня есть записи этих песен-сонетов, технически весьма несовершенные, но представление получить можно. Наш расточительный век оказался равнодушным ко многим созданиям современников – боюсь, что и к этим тоже… Из двух десятков вещей, вошедших в цикл «Сонеты к картинкам» (этот цикл напечатан, кроме уже названного выше сборника, в последней прижизненной книге поэта «Цветение картошки») лишь около половины – к картинкам Пугачёва, остальные (не знаю – из каких соображений, автор поместил вместе с ними под одним заголовком. Но вряд ли относится к какой-нибудь картинке, например, «Сонет с Маршаком» или, тем более, «Демон демократии», Думаю, что в книге «82 сонета…» рисунки художника А. Смирнова являются иллюстрациями к сонетам Чичибабина, а не наоборот…
Но вот что важнее: сонеты Чичибабина изобилуют и сугубо просторечными оборотами, и современного строя рифмами, что означает подлинную «абсорбцию» сонета в модернистском стихе, а поэтического модерна – в сонете. Таким образом, изысканный жанр классической поэзии, которого, по пушкинскому слову, «не презирал» и «суровый Дант», потавлен в арсенал поэтики новейшего времени. И в этом есть большая заслуга Б. Чичибабина, сделавшего очередной шаг по пути «смешения штилей», с ломоносовских ещё времён характеризующему тенденцию развития русской, да и всей мировой поэзии.
А о мировой традиции развития любовного сонета заставляет вспомнить большой (51 стихотворение) цикл «Сонетов любимой», посвящённый Чичичибабиным жене – Лиле. И здесь тоже заметна новаторская струя: в «чисто» любовные переживания вторгается политическая, гражданская «злоба дня» - да ведь так и в жизни! В лучших сонетах этого цикла даже чисто политические выпады эмоционально наполнены и художественно оправданы. Весьма органично здесь и одно из типичных для Чичибабина – человека истинно русского – осуждение юдофобии. Эта тема звучала в его стихах с юности – скажу более определённо: столь часто к ней не обращался никто из русских поэтов! Конечно же, она проявилась не только в его сонетах, но и в них тоже. Уже одно это даёт мне дополнительное основание поместить данную статью в одной из газет еврейской страны. Но, надеюсь, она будет небезразлична любителям русской поэзии в разных странах.
(После статьи в газете была напечатана обширная подборка из разных сонетных циклов Б.Чичибабина).