Евгений АФАНАСЬЕВ
КОНТРАКТ СО СМЕРТЬЮ
Рассказ-исповедь
"...Я вошел в банк в девять ноль-ноль утра, ровно за четверть суток до моей планируемой смерти. На входе нес службу молоденький, незнакомый мне охранник. При моем появлении он проворно выбросил свое хорошо сложенное тело из-за барьера и преградил мне путь. Однако несмотря на столь решительные действия, спр¬сил вежливо:
-Вы клиент банка?
Я молча вытащил из нагрудного кармана пропуск, но не дал охраннику в руки; раскрыл и сунул ему под нос. Охранник пробежал по пропуску взглядом и потерял ко мне интерес. Вернулся на свое место и уткнул свой клюв на дверь.
Я зашагал по лестнице, ведущей на второй этаж. Сегодня мне особенно не хотелось ни с кем разговаривать по пустякам. На душе было погано. Хотя дела у меня и шли очень даже успешно, я вынужден был закрыть свою фирму. Я не хотел, чтобы она со всем движимым и недвижимым имуществом, наличкой и безналичкой досталась одному подонку.
Услышав о своем увольнении, сотрудники моей фирмы какое-то время сидели молча. Они были удивлены и шокированы. Я воспользовался минутой молчания и раздал каждому по пухленькому конверту.
- Здесь ваша зарплата и выходное пособие, - сказал я. - Думаю, этих денег вам хватит, чтобы прожить безбедно как минимум полгода. За это время каждый из вас, уверен, найдет местечко получше. Поверьте, я очень сожалею, что мы расстаемся, но, думаю, вы не будете вспоминать меня худым словом... Нет, не спрашивайте почему мы расстаемся, я все равно не скажу всей правды, а обманывать вас мне не хочется. Скоро вы все сами узнаете, очень даже скоро. Даю вам четыре часа, чтобы освободить кабинеты. В полдень чтобы ни одной души не было в этом здании, вы меня поняли?..
Сотрудники (теперь уже бывшие) покинули мой кабинет. Я задержался, еще пару минут посидел в своем президентском кресле, затем стал собирать личные вещи в дипломат. Все-таки невыносимо тяжело и больно расставаться с тем, к чему привык... И вот я в банке.
Светочка, куратор моей фирмы, разве что на зуб не пробовала платежное поручение, которое я протянул ей в окошечко. Она несколько раз прочитала его, повертела в руках, снова пробежала по нему глазами, после чего уставилась на меня немигающим взглядом.
- Что-нибудь не так, Светочка? - осведомился я.
-Извините, Геннадий Михайлович, - сказала она, -вы не ошиблись? Вы действительно хотите перевести на расчетный счет детского дома один миллиард двести миллионов рублей?
-И сорок две тысячи, -добавил я. - Все верно, Светочка. А что вас, собственно, смущает? Разве я не имею права помочь бедным сиротам?
-Извините. - У девушки от смущения покраснел даже кончик носика, скорее всего от того, что она сунула его не в свое дело. Она поторопилась взять ручку и оставить на всех четырех экземплярах платежки свой автограф и поверх него поставить оттиск штампика с названием и реквизитами банка.-
-И вот еще что, Светочка, постарайтесь, чтобы деньги ушли сегодня же, - попросился и протянул ей коробку дорогих шоколадных конфет.
- Это ни к чему, - прощебетала она, но коробку тем не менее взяла. - Не волнуйтесь, я лично проконтролирую. Завтра деньги будут на расчетном счету получателя.
-Вот спасибо, - я бросил последний экземпляр платежки в дипломат и покинул здание банка.
Сережа был пунктуален, как всегда. Он здал на автобусной остановке и, как мы договорились, делал вид, что ловит "тачку". Я, конечно же, затормозил около него.
-Садись, быстро!
Он живо юркнул в салон, и я рванул свой белый "мерс" с места прежде, чем он успел захлопнуть за собой дверцу Я знал, что за мной следят, что каждое мое движение не проходит незамеченным, а мне очень не хотелось, чтобы у Сережи раньше времени начались проблемы.
-Я сделал все, как вы просили, -доложил Сережа, вытащил из папки ворох бумаг и, положив их на колени, принялся искать нужную. - Вот. Отныне ваша загородная вилла принадлежит детскому дому. Сделка материально оформлена. Вот печати, подписи. Прошу убедиться, Геннадий Михайлович.
- Отлично, - кивнул я, не обращая ровным счетом никакого внимания на листы бумаги, которые протягивал Сережа, я ему верил, как самому себе. -Думаю теперь детишкам будет где летом отдохнуть. Как ты считаешь, Сережа?
- У вас доброе сердце, Геннадий Михайлович.
- Я лишь выложил свой гражданский долг. У меня будет последняя просьба к тебе, Сережа, точнее, две. Доставь бумаги на дачу по назначению .и уезжай из этого проклятого города.
- Я еще что-нибудь могу сделать для вас?
- Ты и так здорово выручил меня, -сказал я. -Я буду просто последней неблагодарной свиньей, если продолжу тебя эксплуатировать.
Я включил правый поворот-ник, свернул с оживленной улицы во двор и поехал вдоль девятиэтажного дома. В зеркало заднего обзора я заметил, что точно такой же маневр проделала и малиновая "девятка". Я сказал:
- Сейчас я выйду. Прыгай за руль и уезжай. Машину я переоформил на твое имя, документы под пледом на заднем сиденье...
-Ноя...
Я не дал ему договорить.
- Если тебе не нужен "мерседес", можешь его разбить. Прошай
Я резко затормозил, открыл дверцу и выбрался на свежий воздух.
- Спасибо, Геннадий Мих... Что еще там говорил Сережа? Я захлопнул дверцу и пошел навстречу малиновой "девятке". Сделал несколько шагов и остановился посреди дороги. Водила "девятки" вынужден был затормозить. Он не мог наехать на меня. Ему надлежало беречь меня. Продолжая стоять посреди дороги, я нарочно медленно стал рыться в карманах, делая вид, будто ищу сигареты, а когда нашел, принялся искать зажигалку. Мой бывший "мерс" уже заезжал за угол дома. Нервы водиля "девятки", похоже, сдали, он стал сигналить, но у меня не было никакого желания освобождать ему дорогу.
Сжав фильтр сигареты зубами, я медленной походкой направился к "девятке". Из нее вывалилось двое парней, водила же продолжал сигналить. Я жестом спросил: нет ли у него огонька. В ответ водила высунул свою отвратительную физиономию в окошко и покрыл меня матом. Я не обиделся, понимая его положение. Ему очень даже скоро будут мылить шею.
-На нет и суда нет, -пробор¬мотал я больше себе под нос, щелчком отбросил сигарету в траву и только после этого, наконец, перешел на тротуар.
"Девятка" сорвалась с места. Парни, которые выгрузились из нее, расположились на скамейке у подъезда. Я прошел мимо них. Они поднялись и направились за мной. Они были либо круглыми кретинами, либо чересчур самоуверенными и наглыми, но как бы то ни было, они не скрывали, что пасут меня.
"Поиграть с ними, что ли в прятки? - подумал я. - Нужно же чем-то занять последние часы своей жизни..."
Если вам вдруг показалось, что я немного двинулся по фазе, что у меня вместо мозгов опилки, то вы наглухо пролетели. Хотя мне и сорок шесть лет, но я еще помню даже кое-что из школьной программы, могу рассказать закон Ома (из физики), доказать теорему Пифагора- это из геометрии (если кто забыл). В моей голове засела масса всякой такой ерунды. А из того, что я был женат, а сейчас холост, никаких выводов не стоит делать. Женщина вольна выбирать сама, с кем ей жить. По сыну я скучаю, не буду скрывать, но такова моя судьба. Я сам виноват в том, что семья распалась. С этими чертовыми перестройкой, ускорением и гласностью людей стали элементарно выбрасывать на улицу. Раньше я выпивал только по праздникам и тащил в дом каждую копейку, а когда попал под сокращение и, побегав несколько месяцев по предприятиям и убедившись, что мое высшее образование никому ненужно, с горя стал прикладываться к бутылочке все чаще и чаще. В итоге жене надоело круглосуточно смотреть на мою пьяную рожу и она выставила меня за порог Поначалу я был зол на нее и придумывал один за другим планы мести, однако скоро это прошло. Я понял, что люблю ее и не могу ей ничего сделать плохого. Может быть, я и сейчас ее люблю, потому как очень счастлив, что у нее сложилось все очень хорошо. Она вышла замуж за иностранца и покинула эту вонючую Россию.
Скоро не стало у меня и друзей, но я не переживал. У меня появились новые, с которыми можно было запросто выпить, которые иногда угостят и тебя и терпеливо выслушают, что творится у тебя на душе. А там не было ничего хорошего. Одна проблема ночлега чего стоила.. Когда я был пустой (в смысле без одного рубля в кармане), то приходилось ночевать в подвале, на чердаке или в скверике, если была теплая погода. Если же я был в силах осилить покупку хотя бы одной бутылки дешевого вина, я направлял свои стопы к кочегарке городской бани. Хозяином здесь был Петрович, моложавый старикашка, не тянувший на свди шестьдесят пять. Мы давили с ним винцо, он бросал мне грязную засаленную фуфайку на лавку, а сам устраивался на диванчике. Наутро он обычно хитро прищуривал левый глаз и вопрошал:
- К вечеру тебя ждать или как? Я пожимал плечами. Я не знал, подвернется мне сегодня какой калымчик или фраерочек с деньгами и смогу ли я следовательно купить пузырь.
На третьем месяце нашего знакомства Петрович обнаглел до того, что прежде чем впустить меня, спрашивал:
- "Анапку" сегодня принес или "Волжские зори"?
Как-то на этой почве мы немного повздорили и обменялись "фингалами". Однако Петрович не затаил на меня обиды Когда мы затем случайно встречались, он приглашал заходить, я обещал и тут же забывал об этой сволочи...
Настроение было паскудным, особенно по вечерам. В один из таких вечеров я придавил свой зад на синей скамейке в парке. Солнце угасало и прятлось за верхушки деревьев. Желудок требовал пищи, голова кружилась, и я невольно подумывал: а не закатиться ли мне сейчас под скамейку. Было бы неплохо, развивал я мысль, уснуть и больше никогда не просыпаться. И может быть, я так бы и поступил, если бы мне не помешал один боров. Ей-Богу, но подошедший мужчина своей комплекцией действительно напоминал это животное. В свои приблизительно пятьдесят с хвостиком он растолстел до неимоверных размеров. Его грузное тело покоилось на двух коротеньких ножках, каждая из которых, что моя задница. При ходьбе его двойной подбородок безобразно дрыгался. Губы и щеки были как у младенца, розовые и пухленькие. Он стрельнул на меня своими узенькими заплывшими глазками и мило так осведомился:
- Слушай, мужик, жить хочешь?
Признаюсь честно, я чуть не наложил в штаны. Нет, не он внушал мне страх, а пара амбалов, маячивших за его спиной.
- А-а-а... - протянул я, - а что я сделал такого?
Мужичонка-боров выдавил подобие улыбки и повторил свой вопрос.
-Жить хочешь по человечески?
Последние слова несколько успокоили меня, однако вздыхать облегченно не торопился. На всякий случай поспешил подняться- со скамейки и сд¬лать шаг назад, говоря:
-А кто нынче не хочет жить по-человечески? Все хотят... И я хочу, конечно...
Только сейчас я понял, что сказал тогда совсем не то. Ответь я по-другому, и моя бы жизнь сложилась иначе. Но в. ту минуту ни о чем другом, как о куске хлеба и стакане вина, я не думал. Мужичонка пообещал, то это и многое другое у меня будет, если я приму его предложение. Подыхать под скамейкой мне вдруг расхотелось, и я согласился принять правила его игры.
Что стало происходить в моей жизни, дальше трудно даже описать. Я будто попал в сказку. Меня доставили куда-то за пород, на шикарную дачу. Накормили (выпить, правда, дали всего сто граммов водочки), затем занялись непосредственно моею внешностью. Откуда-то появились парикмахер, портной и черт его знает еще какой специальности людишки. Они принялись меня стричь, брить, обмерять и одевать. Когда спустя время я взглянул на себя в зеркало, то испытал некоторое потрясение. Едрит твою мать! Я ли это?! Вылитый денежный мешок! Если не управляющий какого-нибудь коммерческого банка, то на директора преуспевающей фирмы я тянул - это уж точно.
-Значит, ты согласен на мои условия? - еще раз уточнил мужичонка, когда я налюбовался собой и повернулся, наконец, к нему лицом.
Слова застряли у меня в горле, я только кивнул.
Он положил на стол передо мною несколько листов бумаги с отпечатанным на них текстом.
- Значит, когда наступит час "икс", ты сделаешь то, что обязуешься? Ты отдаешь себе отчет в том, на что идешь?
- Разве мне есть из чего выбирать? - переспросил я. - Я не думаю, что для меня лучше умереть под забором от голода и холода.
С этими словами я взял из его рук авторучку и наклонился над столом, чтобы подписать лежавшие на нем бумаги. С виду это был обычный договор о приеме на работу, если не считать одного его пунктика. Ровно через год, день в день, час в час, минута в минуту, а именно 28 июня в 15.00 по Москве договор терял юридическую силу. В этот день и час я брал на себя обязательство... пустить себе пулю в лоб.
Прочитав это, я по-идиотски рассмеялся и ничего умного не придумал, как спросить:
- А если я передумаю начинять себя свинцом и захочу покончить жизнь через повешение, мне это будет дозволено сделать?
- Думаю, это не будет очень уж серьезным нарушением нашего соглашения. Значит, ты все же подписываешь?
Да, я подписывал.
Я подписал все листы и, сложив их в стопку, протянул вместе с авторучкой борову.
-Я знаю, у вас есть голова на плечах, - сказал он, перейдя на вы и пряча бумаги в дипломат. -Я неплохо изучил вашу биографию. Вы сможете приумножить мой капитал, капитал, который я выделяю в ваше полное распоряжение. Может уже месяца через два вы сможете купить себе шикарные апартаменты, тачку последней модели и съездить на Пару недель куда-нибудь погреть свое брюхо.
- Вы не боитесь, что ошибаетесь во мне? - спросил я. -Вдруг я загребу ваши денежки и исчезну в неизвестном направлении...
- Я рискую - это есть, но не очень. Вы честный человек, насколько я вас изучил, и вы всегда держали данное слово. Предупреждаю сразу, что в ваш бизнес я не буду вмешиваться, более того, я вообще не буду лезть в вашу жизнь. А что касается того, что вы сбежите, так земля-то ведь круглая.
- Вы хотите немного напугать меня? - рассмеялся я. - Это смешно! Я только что сам себе подписал смертный приговор...
Я поднялся с кресла и направился к выходу.
Один из подручных борова показал место, где мне надлежало проработать год. Особенно мне понравилось кресло, я, наверное, с полчаса вращался в нем, пока вызванный нотариус оформлял все необходимые документы на мое вступление в права владельца фирмы и удостоверял для банка мою и главного бухгалтера подписи. Наутро, сходив туда, я обнаружил, что боров отстегнул мне приличный стартовый капитал. Кроме того фирма владела ликеро-водочным заводом, сетью фирменных магазинов и на паях являлась совладельцем далеко не хилых рекламного агентства и агентства по торговле недвижимостью.
Мне бы тогда проснуться, но я этого не хотел и не смог сделать. После голодного и нищенского существования это у меня не получилось. Пункт о самоубийстве мне казался шуткой. Даже если это и правда, думал я, многие бы согласились побыть на моем месте. Однако эту мысль я гнал куда подальше. Я внушал себе, что работодатель всего лишь хочет подстегнуть меня, чтобы я сразу же без раздумий бросился в омут бизнеса, вкусил все прелести жизни и побыстрее сколотил ему капитал... И я засучил рукава, принялся задело, лишь изредка перед сном думая, что жизнь моя стала еще на одни сутки короче.
Вконец я успокоился примерно через полгода, когда узнал, что боров свалил из города в одном только ему известном направлении. До этого я, признаюсь честно, искал встречи с боровом, только все мои попытки были тщетными. Всяк, с кем я заводил разговор, едва услышав фамилию борова, замолкали как истинные революционеры. Боров был очень уж заметной и влиятельной фигурой в определенных кругах, чтобы говорить о нем вслух, понял я.
...Боров не до конца сдержал свое слово. Он объявился за неделю до истечения срока действия нашего с ним соглашения. Он вошел в мой кабинет и я не сразу узнал его. Он заметно похудел и уже не казался таким круглым. Я принялся копаться в памяти и мое выражение лица в эту минуту доставило ему явное удовольствие.
-Ах, Геннадий Михайлович, Геннадий Михайлович, - пропел он.
Только по голосу я узнал его, развел руками. Он плюхнулся в кресло, стоящее около стола, закинул ногу на ногу и уставился на меня. Мне стало неловко под его взглядом и я поспешил сказать:
- Каким ветром?!.. Мне сказали, что вас давно уже нет в городе.
- Было такое дело, - усмехнулся он. - Я приехал на ваши похороны..
28 мая 1996г.