Поздней ночью середины марта 1960 года пассажирский поезд пересек границу и остановился в чистом поле. Я выглянул в окно и увидел нейтральную полосу, ярко освещенную с двух сторон. Позади – СССР, внизу – герб Китая – красное знамя, пять малых и одна большая звезда.
- Попросим всех пассажиров выйти из вагонов, спуститься на землю! – прокричал юркий лейтенант-пограничник. – Быстро, быстро! Пожалуйста. – И тихо пробурчал что-то по-китайски.
Вот тебе и братская страна! Нас согнали на холодную землю, покрытую легким снежком и начали самый настоящий шмон. Чего искали у “старшего брата” - неизвестно.
Лишь под утро поезд тронулся, и мы вскоре прибыли в первый маньчжурский город Муданьдзянь. В гостинице пришли в себя. Здесь все было необычно, все в драконах, в китайских шелках и вокруг чистый фарфор. Ясно было одно: мы прибыли не просто в Азию, прибыли в Китайскую Народную Республику, которая уже начала испытывать похолодание по отношению к СССР.
Однако прямо в поезде нам, группе советских журналистов, вручили красочные билеты-приглашения на празднование 60-тилетия Международного женского дня 8 марта. Тут нам еще раз напомнили: не больно-то радуйтесь, будьте бдительны, с посторонними в разговоры не вступайте, о себе никому ничего не рассказывайте, черные зонтики с собой не берите, как и резиновые калоши. Вам будут улыбаться, но...
Сегодня с высоты прожитых лет, эти нравоучения чекистов, которые сопровождали группу, кажутся не столько наивными, сколько идиотскими, но... какие времена, такие и нравы.
В Пекине нас уже ждали автобусы у главного входа. Вручили буквально каждому еще одно красочное приглашение в главное здание страны – Собрание Народных Представителей, по-нашему, в здание Верховного Совета. Однако прежде всего нас повезли на беседу в советское посольство – громадное здание в центре города, окруженное высоким железным забором.
О том, что Николай Червоненко – высококлассный дипломат, полиглот, автор многих книг о Китае, я хорошо знал. И, честно говоря, мечтал увидеть его. Ведь кому еще, как не послу говорить с журналистами, но после двух томительных часов ожидания в огромном пустом холле из неприметных боковых дверей выскочил худощавый озабоченный довольно молодой человек, не давая нам опомниться, рассмотреть его, быстро заговорил:
- Я – третий секретарь посольства! Хочу сразу предупредить: вы – журналисты, надеюсь, навыки воровать, заниматься насилием, обманом, убийствами оставили дома?
Мы возмущенно загудели, но секретарь посольства поднял руку, остановил возмущение.
- Обиделись? Все такие стерильные, а потом идут вот эти сводки, - он потряс в воздухе кипой бумаг, - хотите, прочитаю? - и начал обрушивать на наши головы страшные факты, называя место действия и фамилии сограждан. Оказывается, наши земляки в Китае зарекомендовали себя едва ли не гангстерами – грабили, воровали, насиловали и убивали. – Запомните, журналисты: где бы вы не находились, за вами всюду – глаз. Не пройдет и двух-трех часов, как мы, в посольстве, будем в курсе дела.
После такой “разъяснительной” беседы лично мне расхотелось ехать на всекитайское торжество: нам в глаза будут смотреть с ненавистью; но... протокол есть протокол, как отказаться? Из посольства, даже не дав отдохнуть после дальней дороги, нас посадили в автобус и повезли к центру китайской столицы.
МНЕ ПОЖАЛ РУКУ ТОВАРИЩ МАО
Дворец Народных Представителей расположен на главной площади столицы Китая, называется она Тяньанмынь. На его территории наверняка разместились бы три наши Красные площади. Да и само здание, построенное в азиатском стиле, с приподнятыми крышами, выглядело потрясающе.
Итак, мы очутились во дворце, насчитывающем одиннадцать залов, но этот был главным. Ровно в семь часов вечера по местному времени в зале начали медленно гаснуть звезды под куполом, изображающим поднебесье. В центре – символ Китая: одна большая и пять малых звезд. А дальше, по всему куполу, - сотни звездочек, каждая из которых излучала голубоватый небесный свет. В зале воцарилась полутьма, лишь боковые подсветки указывали дорогу к первым рядам, которые, кстати сказать, были аккуратно обтянуты алыми ленточками. Переводчик Тан Сито, с которым у меня сложились дружеские отношения на почве увлечения настольным теннисом (мы оба оказались перворазрядниками), шепнул мне на ухо: “Первые пять рядов оставлены для Членов Политбюро ЦК КПК и Членов Госсовета, а шестой ряд всегда свободен, он как бы отделяет вождей от остальных”. А мы сидели в седьмом ряду, следовательно, были ближе остальных к полубогам. Но почему-то полубоги задерживались.
Словно по сигналу, распахнулись двери с двух сторон. И в зал вошли человек тридцать. Молодые вперемежку со старыми, вожди и охранники – все были в одинаковых куртках синего цвета и таких же брюках. Вспыхнул ослепительно яркий свет. Весь зал в едином порыве вскочил на ноги со своих мест и, забыв обо всем на свете, принялся аплодировать, выкрикивать восторженные лозунги. На глазах у многих я увидел слезы счастья и умиления. А они – великие из великих, Мао, легендарный маршал Джу-Де, мэр Пекина Чен И, министр иностранных дел Чжоуэньлай и другие постояли для приличия пару минут, отвечая на народную любовь скупыми улыбками, уселись в первые ряды.
После вступительного слова трибуну предоставили, видимо, из уважения, министру здравоохранения СССР Н. Ковригиной. Едва она начала приветственную речь, как я с удивлением увидел, как внизу, по бордюру сцены, побежали светящиеся строки синхронного перевода. Это было для нас так неожиданно. Сегодня синхронным переводом никого не удивишь, но тогда... китайцы, в который раз показали миру, кто является лидером мирового прогресса. Перевод велся сразу на пяти языках. А в это время под куполом зала происходили настоящие чудеса: звезды меняли очертания, приобретая то вид серпа и молота, то кубинского флага, то корейского знака Ким Ир Сена.
После краткой официальной части начался концерт мастеров искусств китайской столицы. Каждый номер объявлялся на трех языках: китайском, русском и английском, причем объявляли номер девушки в национальных костюмах этих стран. И вот тут-то и произошел первый казус с нашей делегацией, который за время нашей месячной поездки по Китаю повторялся едва ли не ежедневно. Что же произошло? Объявляя очередной номер на русском языке, девушка-ведущая звонко, с пафосом выкрикнула: “Выступает народная артистка из провинции Гуандун товарищ Ден ***!”
Мы дружно прыснули со смеху, хорошо хоть аплодисменты зала заглушили наши голоса. К счастью, на этом все и закончилось. Позже нам, тупарям, разъяснили, что “похабное” у нас слово в Китае имеет более ста значений и является едва ли не ведущим, всегда на слуху, никого не смущает, но тогда... не могу не рассказать еще об одном похожем казусе, который едва не завершился для нас трагически.
Гостеприимные хозяева из Союза журналистов Китая достали для нас дефицитные билеты на просмотр нового цветного кинофильма “Великий поход”. Фильм этот еще не вышел на всекитайский экран, но миллиард китайцев с нетерпением ждал момента, когда сможет этот фильм увидеть. Речь шла о священном походе народно-освободительной армии Китая, о войне с Гоминданом. Итак, фильм начался. “Наши”, со штыками наперевес, отчаянно штурмовали горный перевал. На огромной высоте, над пропастью, пролегал висячий мост, который раскачивался из стороны в сторону под тяжестью солдатских сапог. Гоминдановцы со своей стороны подожгли камышовый мост, красноармейцы стали падать в пропасть, объятые пламенем, но оставшиеся в живых настойчиво двигались в сторону гоминдановских позиций.
В зале – гробовая тишина: что-то сейчас будет? Неужели “наши” погибнут, неужели не прорвутся на ту сторону? И тут крупным планом показали напряженные лица командира и комиссара НРА. Оба наблюдали за ходом боя в бинокли. Командир, видимо, хотел о чем-то спросить, произнес: “А?”. А комиссар тотчас ответил: “*** на!”
Все тридцать советских журналистов дружно заржали, едва не попадали на пол, схватившись за животы. В зале вспыхнул свет. Показ фильма приостановился. Сотни глаз повернулись в сторону балкона, где сидели мы – возмутители спокойствия. Сами того не подозревая, мы оскорбили священные чувства народа. В наш адрес посыпались угрозы. Переводчик кое-как объяснил разгневанному залу, что у отсталых русских это слово имеет совершенно иное значение. Разгневанные зрители вскоре поутихли. Едва возобновился показ фильма, нас тихонько вывели из зала во избежание расправы.
...
Однако вернемся в зал заседаний. После краткого концерта было объявлено, что во всех 11 залах начинаются красочные представления. Желающие увидят театр теней, музыкальную драму, в которой все женские роли играют мужчины, лучший в мире китайский цирк и многое другое. Тан Сито предложил мне и журналисту по имени Евгений пойти на показательные выступления сильнейших теннисистов мира, точнее пинг-понистов.
Не сразу нашли небольшой зал, мраморный пол которого был убран толстыми уйгурскими коврами, но у входа нас остановила охрана. Переводчик стал объяснять, что мы – советские журналисты, приглашенные на праздник. Один охранник куда-то удалился, вернулся с разрешением. Нас пропустили в зал, указав места в углу. Посредине зала стоял знакомый мне черный стол фирмы “стига”. Позже мы поняли, почему у дверей именно этого спортзала стояла охрана: ждали “высоких гостей”.
И так получилось, что через несколько минут в дверях появились Мао – “красное солнышко” китайского народа, и легендарный маршал Джу-Де, в сопровождении трех охранников. Мао взглянул на нас, ибо больше никого в зале не оказалось.
Вожди сели в первом ряду. Тотчас из-за кулис выскочили два китайских теннисиста – чемпионы мира и, не медля, закатили такую карусель, что мы не успевали взглядами провожать летящие со скоростью около ста километров в час мячи, одновременно демонстрировали атаку и нападение, сумасшедшие кульбиты и кувырки.
Мао сидел, словно каменное изваяние, а маршал то и дело подскакивал в кресле, аплодировал. Когда показательные выступления завершились, мы попытались первыми выскользнуть из зала, но нас остановил один из охранников, он что-то сказал переводчику. Тан Сито страшно покраснел:
- Нас просит подойти великий Мао!
Словно в полусне, чувствуя, как дрожат колени, наша троица шагнула в сторону вождей. Метрах в двух мы остановились. Мао встал, неожиданно протянул мне первому пухлую, слабую ладонь. Поздоровался и с остальными. Сказал на чистейшем русском языке:
- Всегда помните песню: “Сталин и Мао слушают нас!” Пишите о дружбе наших народов. Миром будет в конечном итоге править троица: Китай, Россия, Индия, как предсказал товарищ Карл Маркс.
- Сколь бы густы не были тучи, солнце все равно пробьет их! – добавил маршал Джу-Де.
Вожди ушли, а мы, еще толком не осознав, что произошло, стояли в оцепенении. Как случилось, что “красное солнышко” снизошло на рядовых, случайно оказавшихся в просмотровом зале журналистов? Первым пришел в себя Тан Сито.
- Пошли следом! Теперь охрана знает нас, не прогонит!
И действительно, наша счастливая троица прошла вслед за вождями за кулисы театра китайской музыкальной драмы. Вождей тотчас окружили артисты, едва успевшие смыть грим. Беседа началась за кулисами, а завершилась на улице. К Мао и Джу-Де присоединился главный китайский дипломат Чжоуэньлай.
Нам было чему дивиться: пять или шесть черных машин медленно катили вдоль улицы, а вожди Китайской Народной Республики на ходу, без обсуждений и дебатов творили законы. Прибавляли заслуженным артистам зарплату, распоряжались квартирами в новом микрорайоне-спутнике, словом, щедро одаривали обалдевших от счастья актеров.
Не берусь судить, чем это было вызвано: то ли у полубогов в этот вечер было хорошее настроение, то ли они в присутствии советских журналистов демонстрировали первые демократические проявления, но так было, а из песни, как известно, слов не выкинешь...
Когда мы рассказывали об этом своим коллегам, естественно, никто нам не поверил, но мы целую неделю не мыли руки, показывая любопытным ладони, которые пожал нам великий Мао...