Рассказ написан в соавторстве.
http://proza.ru/avtor/silvermew
Когда Лика свернула с шоссе на узкую извилистую дорогу, что вела к посёлку, скорость наша упала почти до пешеходной. Асфальт здесь был старый, он вспучился и пошёл трещинами, сквозь которые пробивалась трава. Далеко впереди виднелись крыши приземистых местных домиков, а за ними разливалось мягкое голубое сияние над озёрной водой.
Одна из сосен лежала почти поперёк дороги, пришлось объезжать по обочине. Высохшее дерево, казалось, изо всех сил тянуло к машине сухие ветки, не доставая каких-то сантиметров. Когда джип подпрыгнул на ухабе, одна ветка всё-таки задела борт машины. Лика поморщилась.
– Я потом вернусь, распилю её и уберу с дороги, – сказал я.
– Мы ещё даже дом не видели, – сказала Лика. – Боюсь, работы у тебя будет полно.
Казалось, недовольство висело над её головой плотным тёмным облаком. Недоставало только неоновой мигающей надписи: "мне здесь не нравится".
– У нас хватит денег и времени, чтобы починить всё, что пришло в негодность за последние несколько лет, – ответил я. – Дом хороший, он заслуживает того, чтобы вернуть его к жизни.
– Мне здесь не нравится. Мы могли бы его продать его таким, как сейчас. Ты сам сказал: денег у нас хватит. Потеряли бы немного, что с того? Зато поехали бы отдыхать в Европу!
– Европа была в прошлый раз, – заметил я мирно. – Никуда не денется и в следующем году. Зато здесь так спокойно и уютно. Только мы с тобой – и больше никого. Может быть, у нас наконец получится… ну, ты понимаешь.
– Ты хочешь сказать, только мы с тобой, – язвительно сказала Лика, – и бригада рабочих с молотками и пилами, чтобы отремонтировать эту развалюху? Отличная компания для того, чтобы завести ребёнка, ничего не скажешь. Или ты сам собрался латать крышу и чинить крыльцо?
– Ты просто не в духе.
– Да. Потому что мне здесь не нравится.
Все наши разговоры сводились к этому. Злополучный домик на озере стал собственностью Лики пять лет назад, когда умер её отец – и пять лет подряд моя жена отказывалась приехать сюда, даже на несколько дней. Она говорила, что ненавидит скучные деревенские будни. Что этот дом она терпеть не могла с самого детства – тогда здесь жила какая-то её родственница, бабушка или тётка, и родители каждое лето отправляли к ней Лику, чтобы ребёнок дышал свежим воздухом, ел натуральные продукты и поправлял здоровье. Последнее такое лето Лика провела здесь, когда ей было уже семнадцать лет, и, по её словам, наотдыхалась в этой глуши на всю оставшуюся жизнь.
Уговорить её на эту поездку я смог под предлогом того, что обветшавший дом надо отремонтировать перед продажей. Лика предлагала нанять для этого строителей, предлагала мне поехать одному, оставив её дома, раз уж я не хочу отпускать её одну на курорт.
Но, в конце концов, я её всё-таки уговорил.
***
Дом пострадал меньше, чем мы боялись. Крыша не текла, окна сохранились в целости, разве что, стены потемнели от времени. Лика немного повеселела, поняв, что ремонт не затянется надолго.
Оставив её разбирать вещи, я спустился к озеру.
У берега вода была прозрачной, песчаное дно казалось голубовато-серым. Стайка мелкой рыбы испуганно ушла в глубину, испугавшись моей тени. У деревянных мостков плескались волны. Одна свая, сгнившая, упала на дно и лежала там, опутанная водорослями.
Я опустил руку в воду. Холодная, как лёд.
Лодочный сарайчик, стоявший тут же, у мостков, оказался не заперт. Я заглянул внутрь. Там была старая лодка с зачехлёнными вёслами, аккуратно укутанная в брезент. Когда я стянул его, в воздух поднялись клубы пыли.
– Игорь? Что ты тут делаешь? – Лика заглянула в сарай.
– Думал, не прокатиться ли нам на лодке.
– Ты с ума сошёл, – сказала жена. – Она стоит тут чёрт знает сколько времени. Днище наверняка прохудилось.
Носком туфли она пнула борт лодочки. Подгнившее дерево затрещало.
Я наклонился осмотреть лодку поближе – и, должно быть, слишком глубоко вдохнул спёртый, пыльный воздух. В нос ударил запах плесени. Голова закружилась.
– Эй? Что с тобой? – голос жены отдалился, и даже солнечный свет потускнел, словно день на мгновение сменился сумеречным вечером.
– Игорь? Эй, ты в порядке? – Лика с тревогой потрясла меня за плечо – Пыли наглотался? Пойдём отсюда, пожалуйста.
– Ты права, – согласился я, опираясь на её руку, чтобы не упасть.
Держась за руки, мы вышли из сарая. Глаза слезились то ли от пыли, то ли от яркого, резкого дневного света.
***
— Вам чего надо? — скучно спросила продавщица.
Судя по всему, в здешних краях такое обращение сходило за вежливость. А не нравится — езжай, колеси лишние два часа по местным ухабам, ищи другой магазинчик.
Я оглядел полки, на которых пыльные консервы соседствовали со вчерашним хлебом, и от души порадовался, что Лика осталась дома, отдыхать с дороги.
– Вот эту, – я наугад ткнул пальцем в жестяную банку. С этикетки мне ухмылялась нарисованная рыбья морда с глазами навыкате. – И ещё макароны…
Я вообразил себе выражение лица жены при виде макарон с рыбными консервами на ужин, и на мгновение мне захотелось сесть в машину и рвануть обратно в город.
– Хлеб брать будете?
– Буду, – сказал я обречённо.
– …Вполне съедобно, – сказала Лика с удивлением. – Обалдеть. Не зря говорят, что лучше повара – мужчины. Жаль, что ты так редко готовишь, милый.
Я почувствовал гордость. На самом деле, Лика несколько преувеличила, сказав, что я готовлю редко. Я вообще никогда не готовил, не считая бутербродов и пельменей. Даже те же макароны в нашей семье варила жена.
Но, вернувшись из лавки, я обнаружил жену крепко спящей на веранде, завернувшись в спальник – и не стал будить. Во-первых, было просто жалко, а во-вторых, пока она спала, меня, по крайней мере, никто не пилил. Так что ужин я соорудил сам, заменив отсутствующий опыт кулинарным вдохновением. Результат меня, честно говоря, удивил даже больше, чем Лику. Никогда бы не подумал, что из таких простых продуктов можно получить настолько пристойное блюдо.
Лика заметно повеселела.
– За нас, – предложил я, разливая вино. Его мы, к счастью, привезли с собой, так что за качество я был спокоен. Бокалы нашлись в доме: пузатые, тёмного стекла, на тонких ножках.
– За нас, – согласилась Лика.
Бокалы зазвенели, я глотнул вина – и на миг увидел, как дом выглядел пятнадцать лет назад, чисто прибранный и ухоженный, с ткаными половиками и уютной люстрой. Увидел жену в её семнадцать, почти такую же, как сейчас, но без её вечной ехидной гримасы, с сияющими глазами, и волосы она тогда носила длиннее, чем теперь…
Настроение было отличное.
***
…Холодно. Темно. Сквозь толщу воды пробивается слабый, мерцающий свет. Я слишком далеко от поверхности. Надо двигаться, надо плыть туда, к свету, я хорошо плаваю, в институте я дважды занимал первые места на соревнованиях. Вынырнуть не составит труда.
Вот только руки не слушаются. Я пытаюсь загребать воду, но не могу пошевелиться. Мне бы хватило пары движений – но почему-то я не могу вспомнить, как их сделать.
…Ноги! Я совсем забыл про ноги. Кажется, ноги тоже отнялись, но у меня всё же получается оттолкнуться, сначала слабо, а потом мощнее. Если как следует работать ногами, можно выплыть. Рывок, ещё один…
Бесполезно.
Чем судорожнее я отталкиваюсь, тем сильнее непреодолимая сила тянет меня в глубину. Свет надо мной тускнеет. Я тону. Уходу на дно.
Я успеваю подумать о Лике.
И просыпаюсь.
Хватая ртом воздух, я открыл глаза. Нашарил рукой Лику, мирно спящую рядом. Жена во сне недовольно дёрнула плечом. Я встал с кровати, накинул на себя что попало под руку, и вышел на веранду. Ничего себе, сон. Горло до сих пор дышало трудно, каждый глоток воздуха приходилось усилием воли проталкивать внутрь. Знобило, зубы стучали так, словно я действительно только что вынырнул из ледяной глубины. В такие минуты поневоле жалеешь, что не куришь: процесс вдыхания-выдыхания дыма здорово успокаивает.
Собственно, а почему бы нет? Забрался в машину и достал из бардачка Ликину пачку и зажигалку. Курить я пробовал до сих пор только раз, в шестом классе. Тогда ощущения были премерзкие. А сейчас ничего. Приятно. Воздух вокруг, казалось, потеплел, я наконец-то перестал трястись. Кошмарный сон отступил и померк.
***
– Здравствуйте, хозяева! Молочка свеженького не хотите?
Я был один. Лика уехала встречать заказанный грузовичок с досками, краской и прочими нужными для ремонта вещами, водитель которого отказался плутать по местным дорогам без проводника.
Тётка с трехлитровой банкой, в которой плескалось густое, чуть желтоватое молоко, стояла у калитки, зазывно улыбаясь и разглядывая меня во все глаза.
– Мне Галина сказала, у домика-то хозяева объявились, оно и правильно, давно пора. Вы на всё лето к нам?
– Там видно будет, – туманно ответил я. Откровенничать с любопытной соседкой не хотелось.
– Молочко-то возьмёте?
Я махнул рукой:
– Возьму. А яйца у вас найдутся? Или, может, зелень какая. А то в магазине тут ничего не купишь, а огорода у нас нет.
Она расцвела. Через пять минут я был по самую макушку завален мелкими пупырчатыми огурцами, пахучими пучками укропа, рыжей, как Ликина шевелюра, морковью и прочими дарами местной земли. Заодно послушал местные сплетни – лет за пять, не меньше, как я прикинул.
– А что, тёть Глаш, – вставил я, когда поток льющейся на меня информации немного иссяк, – озеро тут у вас глубокое? Никто не тонул?
Она замахала руками, как ветряная мельница:
– Да что ты такое говоришь. Вода глубокая, конечно, но спокойная, омутов нет, отродясь никто не тонул, купайтесь на здоровье.
Противное беспокойство, всё ещё шевелившееся после сна, оставило окончательно.
– А вы-то сами с женой, кто будете? Чем занимаетесь? – вдоволь наговорившись сама, соседка пожелала расспросить меня.
Я набрал в грудь воздуха, чтобы сказать ей, и внезапно запнулся. Очевидный ответ вдруг выпал из памяти, на несколько мучительно долгих секунд я чувствовал себя так, словно завис в пустоте, беспомощный и растерянный, понятия не имея, что происходит.
Я не знал, кто я. Напрочь забыл. Это было страшно, куда страшнее, чем ночной кошмар – потому что случилось наяву.
Соседка, не заметив повисшей паузы, с интересом ждала ответа.
– Б-бизнесмен, – выговорил я наконец. Я вспомнил. Выдохнул с облегчением, словно вынырнул из омута – которых здесь, по словам тётки Глафиры, нет – на поверхность.
***
Наверное, впервые после того, как мы сюда приехали, мне сделалось по-настоящему неуютно, и я готов был согласиться с Ликиным «мне здесь не нравится». Странный приступ амнезии тревожил меня, объяснений я не находил. Кроме одного: у меня не всё в порядке с головой. Это объяснение пугало меня до дрожи.
…Когда-то у меня была родственница – то ли троюродная племянница моей бабушки, то ли ещё какая вода на киселе, я не помнил, да это и не важно. Я был с ней неплохо знаком. Она была тихой, улыбчивой женщиной, лет сорока на вид. Жила с родителями, её старались не оставлять одну, потому что она была до чрезвычайности рассеянной и, выйдя погулять, могла забыть дорогу домой. В быту с ней не было особых проблем, люди, общавшиеся с ней, считали её милейшей особой. По поводу её феноменальной забывчивости родственники рассказывали друг другу забавные истории. А потом, однажды, проснувшись утром, она зарезала обоих своих ещё спящих родителей кухонным ножом. Никто знает, что творилось у неё в голове. Но с тех пор в моей семье я ни разу не слышал шуток о сумасшедших.
Говорят, подобные вещи могут передаваться по наследству.
Вернулась Лика, благополучно отконвоировав грузовичок к дому, мы с водителем сложили привезённое в лодочный сарайчик. Я разобрал крыльцо, заменил пару подгнивших досок свежими. Лика приготовила ужин, заявив, что хочет превзойти мой вчерашний шедевр. Всё это время я старался выбросить из головы тревожные мысли. Получалось плохо. Отвратительно, я бы сказал, получалось. Радовало только то, что жена, кажется, пришла в прекрасное расположение духа, перестала нервничать и дуться и вовсю наслаждалась отдыхом – собственно, для того я и затеял эту поездку.
***
– Да… Да!
В комнате темно. За окном дышит, плещется озеро. Кровать слишком громко скрипит, но кому какое дело, здесь только мы, здесь ведь не город, соседей не побеспокоишь. Я с трудом могу различить силуэт Лики в темноте, но то, что я вижу, так прекрасно, что у меня перехватывает дыхание.
– Да… ещё…
Я делаю то, что она просит – ещё, и ещё, кровать ходит ходуном, словно это лодка на озере, я чувствую тепло её дыхания, мне хорошо, кажется, мне никогда не было так хорошо.
– Да… Игорь…
Кто такой Игорь?
***
Лика расстелила на траве полотенце и устроилась загорать. Я сидел на веранде и размечал обои, решая, чем оклеить кухню, а чем – спальню. Одновременно я лениво размышлял о том, отчего мы совсем не купаемся. Даже и сейчас Лика предпочла остаться в саду, не стала спускаться к озеру. Забавно, я-то думал, что нам придётся выгонять друг друга из воды – когда мы ездили на море, так и случалось, плавать мы с Ликой любили оба.
Но только не здесь. Здешнее озеро Лику не манило совершенно, она решительно избегала даже приближаться к воде. Да и мне после давешнего ночного кошмара достаточно было только взглянуть на колышущуюся поверхность озера, как по спине пробегал озноб.
Второй приступ, накрывший меня в спальне, когда я внезапно забыл собственное имя, вызвал уже не тревогу – панику. Один раз можно было списать на случайность но только не два.
Я мысленно пообещал себе: как только приедем в город, я пройду все мыслимые тесты, запишусь на приём к психиатру и вообще, займусь собственным душевным здоровьем. Возможно, стоило бросить чёртов ремонт и уехать прямо сейчас. Но я не мог. Мне было слишком важно то, что происходило с Ликой. Она оттаяла, выбросила из головы мрачные мысли, успокоилась да и вообще – выглядела на все сто, я давно не видел жену такой красавицей. А вчерашняя ночь, если бы не приступ, была бы просто невероятной. Уезжать мне очень не хотелось.
Возможно, странных приступов больше не повторится.
Я посмотрел на Лику, лежащую на покрывале. Никакого купальника на ней не было, да и к чему он здесь, в безлюдье. Разве что, соседка заглянет, но от калитки то место, где устроилась Лика, не видно, его закрывают разросшиеся кусты. Я понял, что верчу в руках карандаш, которым делал пометки на обоях.
Ещё раз глянул на изящный изгиб Ликиной спины, и провёл первую линию.
– …Это что? – спросила жена.
– Твой портрет. С натуры, – ответил я.
На обратной, белой стороне обойного листа я изобразил лежащую на спине Лику. Обнажённую, само собой.
– Выброси, – сказала она холодно и резко.
– Почему это? Здорово же получилось!
Получилось и впрямь неплохо. Особенно для человека, который не умел рисовать. Плавный силуэт, рассыпавшиеся волосы. Честное слово, мне нравилось.
– Выброси, – раздельно проговорила Лика. – Я тебя прошу. Мне не нравится.
– Ладно-ладно. Ты только не волнуйся.
Я скатал злосчастный лист в трубу и затолкал в мешок для мусора. Было досадно. Жаль отлично начавшегося дня, теперь, судя по всему, испорченного, Лика явно разозлилась не на шутку. Жаль неплохого портрета. Внезапно я почувствовал раздражение: ну чего, спрашивается, Лика так завелась? Я нагнулся, достал из мешка портрет и развернул его. Лика лежала, безмятежно улыбаясь, удивительно красивая. Я поднял глаза: настоящая, живая Лика, яростно сверкнув глазами и поджав губы, с грохотом хлопнула дверью, так, что полетела штукатурка. Судя по всему, на повторение вчерашней ночи сегодня рассчитывать не приходится… И, как обычно, я останусь виноват.
Я рванул рисунок, разодрав его пополам, потом ещё раз. В глазах потемнело от злости – до сего дня я думал, что это художественное преувеличение, но свет действительно померк.
Когда я очнулся, веранду усеивали мелкие обрывки бумаги. Сердце стучало с безумной скоростью. Ярость схлынула, меня словно окатило ледяной озёрной водой.
То, что со мной происходило, не поддавалось контролю. Я больше не мог за себя ручаться.
***
Обрывки я собрал и запихал-таки обратно в мешок, хотя пришлось поползать на коленях. И с Ликой помирился довольно быстро. Хорошо, она не видела, как я, с перекошенным от злости лицом, рвал её портрет.
И ночью всё получилось замечательно. Не так волшебно, как в прошлый раз, но гораздо, гораздо лучше, чем в нашей городской квартире, где было слишком много шума, компьютеров, телевизоров, телефонов и куда я возвращался с работы слишком поздно.
Вечером я поднимался в спальню, собираясь с самого утра уехать отсюда, и сразу по приезду лечь в больницу на обследования.
Сейчас, под ярким утренним солнцем, проблема не казалось уже столь острой. Приступ ярости пугал, конечно. Но… Не подождёт ли город ещё хоть пару дней?
Я должен был с кем-то посоветоваться. И взялся за телефон.
– Добрый вечер, Виктор Алексеевич…
– Здравствуйте, Игорь. Как у вас дела?
– Отлично, – соврал я. Мне кажется, у нас могло получиться. Скажите, когда можно будет сделать точный тест на беременность?
– Не вижу смысла торопиться, – отозвался наш с Ликой врач. – Вернётесь из отпуска, запишитесь на консультацию…
Я внезапно перестал его слышать. В голове как будто вспыхнули слова, которые мы только что произнесли, я и он. Тест на беременность. Консультация. «Я записалась на консультацию…» – откуда-то издалека произнёс голос Лики.
– Она сделала аборт, – говорю я, неожиданно сам для себя, но отчего-то полностью уверенный в своих словах. – Она ведь его сделала, да?
– Значит, она вам рассказала, – произнёс Виктор Алексеевич. – Что ж, это к лучшему.
– Да, – подтверждаю я, – Разумеется, она мне рассказала.
– Я рад. Собственно, я давно советовал перестать скрывать от вас. Стало быть, я могу быть откровенным. Шансов завести ребёнка у вас практически нет.
– Понятно, – сказал я.
Ничего мне не было понятно. Абсолютно ничего. Кроме того, что я, кажется, схожу с ума.
***
Лика сидела в саду и читала. Я подошёл, сел рядом. Она улыбнулась:
– Соскучился?
– Лика, – сказал я. – Ты сделала аборт. Поэтому у тебя теперь не может быть детей. Ты всё время мне врала.
Улыбку стёрло с её лица, словно мокрой тряпкой.
– Я… – проговорила она. – Я…
– Именно ты, – кивнул я. – Со мной, скорее всего, всё в порядке. А ты мне врала. Я так хотел, чтобы у нас с тобой был ребёнок...
И тогда это произошло снова. Моя последняя фраза словно нажала какой-то рычаг в моей голове, я услышал эхо непроизнесённых слов «а что мне было делать… ты бы не простил».
– А что мне было делать, – со злостью и слезами в голосе сказала Лика. – Ты бы меня не простил, если узнал. Ты же всегда такой трепетный, такой правильный.
– Ты убила ребёнка.
– Да, конечно! – выкрикнула она.
«у меня не было выбора…»
– У меня не было выбора!
– Ты убила нашего ребёнка, – шепчу я.
На секунду Ликино лицо перестаёт вообще что-либо выражать. Становится бессмысленным, как у куклы. Я сжимаю руку в кулак, чувствуя, как кровь пульсирует в пальцах, ощущая, как изнутри поднимется тёмная ярость, представляя, как бью по этому кукольному личику со стеклянными, ничего не выражающими глазами
И изо всех сил ударил кулаком по стволу яблони. И ещё раз ударил. И ещё.
***
Я очнулся. Прошло, наверное, всего несколько минут. Костяшки пальцев разбиты в кровь – по яблоне я колотил, как безумный.
Лики рядом не было. Должно быть, убежала в дом. Лучше бы, конечно, уехала – но машина стояла на подъездной дорожке. Я встал и на плохо гнущихся, будто деревянных ногах побрёл в лодочный сарайчик. Там, среди инструментов, я видел старую верёвку.
Теперь было очевидно: я сошёл с ума, как та моя дальняя родственница. Я стал опасен для людей – и, прежде всего, для Лики. Значит, у меня остался только один выход.
Я нашёл верёвку там, где и ожидал. Перекинул её через балку под потолком, закрепил конец. Завязал петлю.
Лика, я тебя люблю.. любил. Прощай.
Верёвка впивается в горло. Я хриплю, задыхаюсь. Свет меркнет. Лика…
– …Денис! – зовёт Лика.
Я смотрю на неё. Длинные волосы связаны в хвост. Лицо сияет. Лучшая девушка мира. Моя девушка. В её руке – бутылка пива. Не для неё: ей сейчас нельзя. Для меня.
– Что, готово уже? – спрашивает она, заглядывая мне через плечо. – Ты обещал, это будет мой лучший портрет.
– Погоди, осталось ещё немного, – говорю я. – Портрет будет чудесный, можешь не сомневаться. Но не лучший. Лучший я напишу через год. На нём вы будете вдвоём.
Я наклоняюсь и глажу Лику по животу.
– Договорились, – улыбается Лика. – Держи. Выпей за нас.
Она протягивает мне бутылку.
– За нас, – я делаю большой глоток.
Мне не хватает воздуха. На шею будто набросили удавку.
– Лика, мне трудно дышать, – я падаю на колени, пальцы царапают неструганные доски пола в лодочном домике. – Я не знаю, что...
Она ничего не делает. Просто стоит и смотрит. И я понимаю.
– Что… Ты…
- Денис, прости, – говорит она. – Если бы отец узнал про беременность, он бы меня убил – что мне было делать! Мне оставался только аборт. А ты бы мне этого не простил. У меня не было выбора.
Её лицо расплывается и исчезает. Темнота.
На мгновение я прихожу в себя в кромешной ледяной мгле. Далеко наверху колышется поверхность воды. Чёртово озеро.
Не сдаваться. Я выплыву.
Не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Что со мной?
Я извиваюсь в воде, верчу головой и вижу верёвку. Чувствую, что связан по рукам и ногам. Конец верёвки тает внизу, в темной глубине. Привязанный груз утягивает меня на дно. Отличный план, Лика. Опоить какой-то отравой, завезти на лодке на середину озера и утопить, привязав камень. Выходит, я навсегда останусь в этом озере. Приезжего художника никто не станет искать – местные просто решат, что я смылся, чтобы не платить за комнату.
Я дёргаюсь и извиваюсь, силясь ослабить натяжение. Бесполезно. Узлы не поддаются.
Лика постаралась на совесть. Покойся с миром, Дениска…
Лика… Как ты могла…
Чувство горечи и злости переполняет меня.
Я тону.
***
…Открываю глаза.
Вижу перед собой грязные, плохо струганные доски пола.
Я медленно встаю, мне приходится опереться о стену, чтобы не упасть.
Я всё ещё в лодочном домике. В ярких солнечных лучах, пробивающихся сквозь щели в стенах, танцуют пылинки. Где-то рядом, над озером, кричит чайка.
Я живой. Господи, я живой!
Значит, не было барахтанья со связанными руками на дне озера. Не было блуждания в мрачном безвременье без смысла и надежды. Это всего лишь сон.
Нет. Не сон. У меня на шее удавка.
Вот и лодка, брезент с неё снят, значит, Лика и впрямь собралась утопить меня в озере.
Зачем же она ушла? Понятно, зачем – здесь не оказалось подходящего груза. Не подумала, что я так быстро очнусь от той дряни, которую она мне подмешала в пиво.
Я встаю. Голова кружится, горло саднит. Что же за гадость была в пиве. Тело не слушается, к каждой руке и ноге будто привязали по тяжёлой гире. Костяшки пальцев разбиты в кровь –; должно быть, в агонии я бил кулаками по полу. Всё это сейчас не важно. Я снимаю с полки ящик с инструментами. Достаю топорик с короткой рукояткой. Такой подойдёт.
Лика убила нашего ребёнка. И собирается убить меня. Скоро она вернётся, чтобы завершить начатое.
Я готов её встретить.