Алексеич

               
 "Сделай так просто, как возможно, но не проще этого." А.Эйнштейн
               
...Утро.
   Медленно пью кофе и смотрю в окно.
   За окном на лавочке сосед Алексеич, в прошлом майор, начальник угро, вся пенсионерская жизнь которого теперь сосредоточена исключительно на футболе.
   Вот он вертит головой во все стороны, ищет с кем бы обсудить вчерашний матч, где "наши" позорно продули вчистую.
   Право, как мало человеку нужно -- поговорить с кем-то, чтобы в очередной раз удостовериться что живой. Таким людям необходим факт общения, а не его содержание.
   Смотрю и думаю, а ведь моя жизнь, в сущности, такая же мелкая возня под солнцем с той лишь разницей, что я об этом знаю, а мой Алексеич нет.
   Невежество -- счастье.
   И сила.
   А что не мелко, что значимо?
   Что исполнено великого окончательного смысла?
   Быть очередным диктатором, вождём-народоводителем, богом?
   Гением, героем, святым?
   В чём смысл величия? 
   В масштабе дел в некой вечно относительной системе ценностей? 
   Может всё просто -- боги творят миры, а мы их обживаем в назначенных нам ролях в не нами придуманной пьесе.
   Каждый занят своим и рутина так или иначе скорпионом вползает в любой вид деятельности.
   Игры или драмы.
   Тогда, по какому праву я выстраиваю иерархию между мной и алексеичами?
   Вспоминаю Ницше:"Люди, стремящиеся к величию, суть по обыкновению злые люди: таков их единственный способ выносить самих себя."
   Думаю, закусив губу, сглатываю слюну смысла с привкусом кофе, смотрю на экран окна с вертлявым Алексеевичем в главной роли...
   Банально, но, как не крути, во всём существует соблазн относительности. 
   Только, что-то возомнишь железобетонно надёжным, ан нет, тут же грызёт собакой сомнение.
   И эта относительность как падение в "чёрную дыру" в глубинах которой не за что уцепиться, чтобы замедлить падение.
   В этом случае может спасти только иллюзия, что это свободное падение ничем не отличается от полёта.
   И как следствие возникает мысль -- чем выше скорость падения, тем реальней ощущение невесомости -- "невыносимой лёгкости бытия".
   С какого-то момента начинаешь понимать всю относительность чувства полёта или падения, поскольку дна у этой бездны всё равно нет, а есть только невесомость к которой надо привыкнуть, отрицая врождённое чувство гравитации как победу над иллюзией бездны.
   Однако, сколько не обманывай себя, пока жив, в плотных слоях этой дурной относительности ты рано или поздно сгораешь до огарка несуществования.
   И в этом великая надежда -- надежда на крах любого цинизма.
   Ведь цинизм в конечном остатке лишь смиренный такт метафизического пафоса. Боязнь вспугнуть надежду на вечное.
   Истины нет.
   Вернее, она существует как настойчивая интерпретация своего отсутствия.
   Есть лишь чувство истины, а не она сама.
   Все мы так или иначе запрограммированны на это чувство с рождения.
   В этом случае напрашивается незамысловатый тезис -- "чувство - сила".
   Мышление это всего лишь обобщающее чувство и не более.
   Наверняка каким нибудь "великим" жёванная мысль...
   Кстати, по-моему, Алексеич никуда не падает.
   Его пространство не имеет свойств, оно безвекторно.
   Алексеич полон энтузиазма.
   Он там, где он есть.
   Он памятник своему существованию отлитому из свинцовой очевидности.
   Никакие "чёрные дыры" ему не страшны.
   Во-первых, он о них и не подозревает, в его мире их просто нет, а во-вторых, он уцепился намертво за свой футбол и падение ему по-любому не грозит.
   Хм... А чем я лучше?
   Вот уцепился за корягу "философии жизни" и держусь, исполненный пафоса метафизического падения.
   Держусь, утешая себя тем, что я знаю, о том, что я знаю, о том, что я знаю...что ничего не знаю.
   Я падаю в это головокружительное незнание, пережив бессмертный афоризм Сократа как свой собственный.
   Теперь такое чувство, что Сократ у меня что-то украл...
   Так когда-то на заре своих наивных размышлений о себе и мире, в котором я чувствовал себя упавшим с Луны, мне на глаза попался афоризм Л.Пиранделло, поразивший моё воображение своей монументальностью -- "Вселенная это усилие, но ради чего?".
   Вначале оно было для меня лишь красивым, дышащим вечностью, выражением, которое я порой не к месту вворачивал в застольных беседах, чтобы блеснуть эрудицией.
   Со временем эта словесная позолота мне самому наскучила,  я стал стесняться громкой фразы.
   Одёжка была явно с чужого плеча...
   Теперь, когда моя лысая голова вызрела под лучами настольной лампы над грудой прочитанных книг до своих мыслей, вроде -- "порядок это уставший от свободы хаос и мир результат этой усталости." --, вопрос о том, ради чего собственно вселенная так судорожно напрягается, стал моим сокровенным вопросом на который у меня имеется дюжина гипотетических ответов.
   Я дожил до собственных афоризмов, которые стали дорожными указателями на просёлочной дороге моего личного бытия...         
   Ну вот, Алексеич таки нашел свободные уши.
   Ему внемлют.
   Он выразительно рубит воздух руками, что-то доказывает, пыхтящей дымом сигарет, стайке ротозеев, отчаянно матерится и энергично пинает воображаемый мяч, выражая накопившуюся досаду на несовершенство бытия...
   Теперь мяч на моей половине поля и я в глубокой задумчивости, чем ему возразить.