Лодочки
Спросонья, я почувствовала запах свежеиспеченного хлеба. Открыла глаза, и мой взгляд уперся в беленый потолок. Он был так близко, что можно было дотянуться до него рукой. Ни сестры, ни бабушки рядом не было. Резко повернувшись, посмотрела вниз. В горнице никого. Прислушалась. Из сарая, примыкавшего к хате, было слышно довольное чавканье свиньи и кудахтанье кур. Из палисадника доносился размеренный скрип качели и заунывное мычание сестры Танюхи. Через маленькое оконце, завешенное цветастой занавеской, пробивались рассеянные солнечные лучи, падающие на длинный деревянный стол. На нем красовались пышные, круглые буханки хлеба, накрытые льняным полотенцем. В животе радостно заурчало. Спрыгнув с печки на лавку, а потом на холодный земельный пол и натянув на себя ситцевое платьице, я выбежала в сенцы и распахнула дверь. По глазам ударил яркий солнечный свет.
- Людка, проснулась? – услышала веселый голос бабы Феклуши.
- Иды умойся, да утрешнего молочка попьешь.
Нехотя ополоснув лицо ледяной водой, из колодезного ведра, быстро нырнула под навес. Бабушка, придерживая марлю, налила прямо из ведра в железную кружку молоко. Отрезала огромную горбушку от новой буханки. Доставая ложкой из глиняного кувшина мягкое сливочное масло, намазала толстым слоем на хлеб, протянула мне. Аккуратно сгребла со стола все крошки, закинула их себе в рот.
- Ну, завтракай, та смотри крошки не разбрасывай. Знаешь-то, как хлебушек тяжело достается – сказала она, ласково погладив меня по голове.
Семь лет спустя.
Рассматривая вычурный восточный орнамент на коврике, висевшем возле моей кровати и водя по узорам пальцем, я улыбалась.
Сегодня мама купила мне туфли–лодочки, цвета гортензии, на маленькой, крошечной шпильке. Держа коробку в руках, будто сокровище я шла из магазина с высоко поднятой головой, не обращая внимания на соседских мальчишек, зовущих поиграть с ними в прятки.
- Это ничего, что мне пятнадцать, в этих туфельках я буду выглядеть совсем взрослой - шептала я уверено.
Была у меня мечта - записаться в школу бальных танцев. Но для этого нужны были туфельки на каблучке.Нельзя же танцевать в старых парусиновых тапочках. Почти каждый день я бегала с подружками в ближайший магазин, полюбоваться на модельную обувь. Самая дешевая пара стоила двадцать пять рублей. Мамина зарплата была всего сорок в месяц и конечно она не могла выделить такую огромную сумму на покупку туфель.
Чтобы заработать эти деньги, я решила летом, в колхозе, разгружать машины с зерном.
- Людка вставай – услышала я шепот бабы Феклуши, уже шесть часов на работу пора.
Сонная, осторожно, чтобы не разбудить сестру Танюху, я слезла с печи, натянула на себя трикотажный костюм, сверху ситцевое платье, повязала на голову белую косынку.
- Тише, малого не разбуди, прошептала она, сунув мне в руки узелок с бутылкой молока и краюхой хлеба.
Оглянувшись на люльку, где спал, раскинув ручонки маленький Толик, мы тихонечко вышли во двор.
Бабушка провела меня до калитки, держа за руль старенький велосипед. Вскочив на него, я помахала рукой, все сильнее и сильнее нажимая на педали.
Деревня уже проснулась. Хозяйки, подоив коров и выгнав за ворота, провожали тянувшееся по улице стадо. Управлялись по хозяйству, громыхая ведрами, зазывали домашнюю птицу к кормушкам. В сараях хрюкали поросята, визжали голодные свиньи. Лаяли, виляя хвостами собаки, откуда-то издалека доносился крик зазевавшегося петуха. Было прохладно, но солнышко уже пробивалось сквозь редкие облака, лаская теплом лицо и руки.
С центральной улицы дорога сворачивала в поле, где колосилась высокая рожь. Справа среди развесистых деревьев затаилось маленькое кладбище, обнесенное железной оградкой с аккуратно прибранными могилками. Дорога тянулась дальше в поле и упиралась в ток.
На площадке перед конторкой, покрашенной в ярко красный цвет, было много народу. Учетчица Даша, маленькая щуплая девушка, выкрикивая фамилии, раздавала наряды на работу. Я подъехала к кучке подростков стоявших под березами. Это была бригада по разгрузке зерна. Платили нам по 4 копейки за тонну. По очереди мы выезжали на поле к комбайну, чтобы распределять насыпанное зерно в кузове машины. Оставшиеся на току ребята, помогали взрослым забрасывать пшеницу на сеялки. Другие вениками и лопатами подгребали зерно, формируя ровные гурты, тянущиеся до самого края площадки. Подъезжали груженные зерном машины, забираясь в кузов и орудуя деревянными лопатами и жестяными совками, мы сгружали пшеницу в огромные кучи перед сеялками.
В полдень свободные от разгрузки шли обедать. Тут же недалеко в тени деревьев располагался пищеблок - высокая печь с широкой чугунной плитой и закопченной трубой, сложенная из самана, которую топили высохшими коровьими кизяками и длинный деревянный стол с лавками. Стряпухи подносили каждому миску наваристого борща с большим куском мяса. Хлеб и молоко мы приносили с собой.
Пообедав, дожидаясь с поля свои машины, мы заваливались где-нибудь в тени деревьев на высокую пахнувшую пылью траву и засыпали, измученные жарой и усталостью.
Поздно вечером, забравшись на самую верхушку гурта мы зарывались в зерно по шею, прячась от надоедливых комаров и ночной прохлады. Лежа смотрели в темное небо, разглядывая сияющие звезды.
Далеко за полночь, с трудом крутя педали бабушкиного велосипеда, я возвращалась домой. Наскоро помывшись в приготовленном на веранде жестяном тазу с уже остывшей водой, потихоньку, не зажигая света, влезала на печь, ложилась рядом с сестрой и мгновенно засыпала.
В конце лета я привезла домой первую в своей жизни зарплату. Целых тридцать два рубля пятнадцать копеек.
Мама выключила свет. Повернувшись на левый бок, я мечтательно смотрела в окно на качающиеся ветви клена с пожелтевшими листьями, сквозь которые пробивался робкий свет от фонарного столба. - И как все хорошо, получается – рассуждала я. Двадцать пять стоят лодочки. Три рубля мне нужно на первый взнос в школу и маме еще пять осталось.
Закрыв глаза, я представила себя в бальном платье, своего партнера в черном строгом костюме. Под звуки оркестра, мы кружились в ритме вальса. Но все это я видела уже во сне.