Молодой да ранний, но уже известный юморист Аркадий Клемов, в далеких по стране гастролях, сокрушился сердцем. Никого из обслуживающей команды не обидел. Устроителей не обобрал. Билеты были раскуплены заранее, обещался аншлаг, поэтому причитающуюся сумму за не исполненные выступления получил вперед и сполна. Выгоревшие афиши с его физиономией, несмотря на скученность и конкуренцию у досуговых центров, долго оставались нетронутыми.
Корифея озорного жанра не побили, не оскорбили, не обстреляли куриными яйцами. Зрители просто не пришли. Из города в город залы наполнялись тревогой, пустотой и сизым дымом от продюсерских сигарет за кулисами. Сначала мучился недоумением, пробовал ругаться с местной администрацией, отказывался продолжить творческую поездку, потом сдался, уныло моноложил у микрофона. Один только раз, где-то между Карагандой и Таганрогом появилась девочка в коротком, фиалковом платье, сандалиях на босу ногу и мелом в руке. Под картавый речитатив разлиновала жутко скрипучий пол, начала играть в классики. Артист обрадовался, попытался четче, резче выговаривать фразы. Она обернулась, плюнула выступающему на ботинки, попятилась к задним рядам, толкнула дверь и растаяла в запахах близкой степи, наполнявших гулкие, летние улицы провинциалья на которых торговали живой рыбой. Коты охотились за подрагивавшими жабрами и хвостами, гопота на корточках лузгала «семочки», задирала ленивых мужиков с пивом, в парках курили мамаши, толкали перед собой коляски, напирали голодные птицы, путали ядра подсолнечника с асфальтовой крошкой, со стороны трассы доносилась разноголосица оранжевых спецовок... Никому не хотелось преть в душном, полутемном помещении, слушать срамные анекдоты, когда на воздухе жизнь текла любопытнее и живее, чем пылко состряпанная, искусственная быличка из уст профессионального рассказчика.
По приезду домой на Кутузовский Проспект Аркадий закрылся на все замки, оборвал связь с внешним миром, разделся догола, чтобы никакая оболочка из тканей и красителей не мешала дышать телу, а голове крепко мыслить, остался наедине с проверенной подругой «Macallan», наподдавшись меланхолии и рефлексии. На втором часу питейного одиночества к ним присоединился телевизор, поставленный по забывчивости на таймер, призывая в клуб трусить популярностью. С экрана кривлялась родственная душа, обряженная в штаны с болтающейся до колен мотней, точно сходил по большому, майку-борцовку с надписью «Fuck off!» и рыжий, тесный пиджак с рукавами по локоть. В такого тычут пальцами, смеются: подстреленный! Но формат передачи комедийный, развлекательный, так сказать, к народу ближе. Клемов — вчерашний, гибкий и юный, ловко высмеивает шутовской наряд (нужно быть в тренде), уральскую наивную дремучесть. Доводит до кипения, подогретых коктейлями и «коксом» сериальных див, скандальных телеведущих, знаменитых актрисулек второго плана, содержанок, их папиков, бывших спортсменов и приближенных всех мастей к этой, на первый взгляд, разношерстной, а на второй — инкубаторной компании. Будто сделаны по одному лекалу, клеймены одним брендом. Глумится, импровизирует, стебется над ними Аркадий.
Уговорили, подставили коллеги на сольные концерты по московским клубам; хватит за нашу студенческую КВНшную полу держаться, вырос из коротких брючин! Продали очкастому пузатею. Тот запретил кропать тексты, нанял редакторов и статистов-аплодисментщиков. В пределах столицы справлялся. Глубже — потерпел крах. Самонадеянно отправили за границу, на выселки. Там суровые трактористы занимаются делом. Сеют и жнут. Им не до хиханек. Фальшь на сцене принимают за моторный стук. Он же давно не работал самостоятельно. Заучивал наизусть, повторял попкой, бубнил по бумажке, не вникая в суть. Кто-то же потратился на разукрашенные кусочки картона с крупной надписью у левого края «КОНТРОЛЬ»?!
Махнул крайнюю рюмку, скривился, нащупал пульт, выключил звук. Прочь проклятые вопросы! Гораздо приятнее оттрамплинить в прошлое, благо, СМИ позволяли, посмотреть на самого себя со стороны — удачливого, сообразительного, талантливого.
Скоро у шефа появится резон урезать гонорар, скоро чес по культурным очагам Подмосковья, где еще ждут преданные, сопливые поклонники-подростки, снисходительно терпят генитальные шутки.
Пока живут на свете хохмачи, дура-публика млеет от их острот, зубоскальство конвертируется в рубли, неудачи героя временны, он никогда не останется без работы.