Спасибо, уважаемый Эдгарт, за обстоятельный ответ. Я согласен, что образ – это база, основа, фундамент мысли, и «думающий человек никогда не теряет связи с образной моделью». Но у предмета есть еще стороны, качества, которые «построены на фундаменте», но которые никак не изобразишь. Они и раскрывают сущность отношения вещей. Вот два образа: дождь и человек с зонтиком, причинной связи Вы здесь не обнаружите. Вот ребенок и взрослый человек: это образы, предметы в пространстве, но ни времени, ни роста, ни развития здесь нет. Еще образы: человек с топором, стройматериалы, дом в лесах – предметы, друг к другу «равнодушные», расположенные в пространстве. А где цель, средства и результат? Их не увидишь. Интересна Ваша мысль, которая должна продемонстрировать, что образ – все, а понятие – ничто: «Не случайно структуры мозга, ответственные за вербальное оформление информации занимают ничтожную часть объема мозга, вся остальная часть работает над образом, формируемым на базе каналов получения информации из окружающего мира». Но это можно объяснить: эта «вся остальная часть» собирает черновой материал, который предстоит обработать. Брюшная полость по своему объему больше головы, но это не значит, что она важнее головы в человеческом организме. Природу можно понять: главную «деталь» для жизни она стремится уменьшить и спрятать. И в общественной жизни ученый люд, думающая часть народа, составляет меньшинство.
Субъект и объект, материя и сознание, возможность и действительность, сущность и явление, субстанция и акциденция, необходимость и случайность, свобода, равенство, братство, принуждение, голод, сытость, безопасность, любовь, счастье, красота, вера, справедливость, добро, зло и т.д. – самые важные понятия жизни не представляются, не изображаются, их можно только примитивно проиллюстрировать. И в детском мышлении присутствуют понятия – простые, неглубокие, школа развивает их, наполняет содержанием. Всякое образование расширяет знания и углубляет его, приближает к истине. Процесс познания у глухих и слепых осложняется бедностью базы образов, на которую Вы указали, и, соответственно, трудностью формирования абстрактных понятий, это не может не отразиться на эффективности их развития.
В процессе познания все начинается с образов, мы их накапливаем, сопоставляем, ставим вопросы. Сначала эти: «Что?», «Где?», «Когда?». А потом: «Как?», «Куда?», «Почему?», «Для чего?» – И тут уже без понятия не обойтись. Его функция подобна функции цемента, только связывает оно в единый «комплекс» не песок, камни, арматуру и воду, оно связывает и ставит в определенные отношения накопленные образы. Процесс познания я сравнил бы и с работой золотоискателя: можно много перевернуть пустой породы, но не найти и крупинки драгоценного металла. Здесь, говорят, нужно найти золотую жилу, чтобы напасть на золотой самородок. Истина, заключенная в формулу или в строгую логическую систему, напоминает золотой самородок. Я говорю: напоминает, потому что истина далеко не всегда статична, но чаще текуча, изменчива, постоянно в пути.
Лев Толстой писал, создавал образы. Его надо читать и понимать. А если человек читает и ничего не понимает? То смысла в чтении нет. То, что пишет ученый, надо понимать. Порой он использует образы, но лишь для иллюстрации, чтобы облегчить понимание. Да, понимание – более тяжелая работа, чем представление, чем т.н. образное (неглубокое) мышление. Многие берутся за Гегеля – и тут же откладывают его в сторону: орешек не по зубам. О мышлении Вы говорите, что это «вербальный треп». – Это, с Вашей стороны, крайность, заблуждение, непонимание сути процесса мышления. Но не сразу Москва строилась! Успехов Вам! Суббота, 27 апреля 2013 года