Полтинник с небольшим – улётный возраст! Не тянет на прибрежные пляжи в положение пупком к солнцу, руки врозь. Не манит на санаторно-курортную очистку кишечника минеральными водами. Не хочется месить отечественными ногами избитые зарубежные тропы… Только на родину! Только в Сибирь! Поближе к месту обитания собственной души, поближе к чистым водам горных рек, омывающих мои сны. Как бы я ни любила свою работу, мысли об очередном отпуске меня явно заводят, как азартного игрока огни казино. Фантазирую, волнуюсь, по сто раз прикидываю наряды и финансы, выбираю время очередного «турслёта» и за год вперёд оповещаю друзей: ЕДУ! Ребята, я еду к вам!!!
19 мая, Москва
Только бы Эфиоп не вздумал ослушаться и не появился бы в аэропорту в шесть утра. Цыганская кровь. Он может выкинуть такое коленце. 30 лет не виделись… Прикатит к трапу и хлопай навстречу слипшимися ресницами, да подставляй для поцелуя вчерашний фасад лица! Я ведь внятно ему растолковала: девчонок бальзаковского возраста лучше встречать в сумерках и в тёмных очках. Засмеялся… Странный смех. Чемпион Кузбасса по лыжным гонкам, неоднократный призёр всех студенческих олимпиад, электромонтажник Саша Канаков, один из моих пяти названных братьев, смеялся иначе, охотнее…
Этот мальчик был лидером нашей команды. Бог создал его с любовью к спорту: совершенное тело и мощный дух. На дистанции он словно примагничивал взгляды болельщиков. Такого красивого бегуна я больше не видела никогда. Моего друга по кличке Эфиоп обожали все девчонки. Это он придумал мне кличку «Ирунда». Сплёл воедино моё имя и моё любимое словечко. Победы спортсменов Новокузнецкого монтажного техникума начинались с его стартов. Я менее всего влияла на общие результаты, была в команде скорее человеком для души. Тогда нас называли ребятами из физкультурного техникума с монтажным уклоном. А по большому счёту, мы были выводком под крылом тренера Дмитрия Максимовича Чебышева, в миру - Димарика. С ним строили на Чумыше спортивный лагерь, создавали свой спортивный ансамбль, для которого я едва успевала сочинять тексты песен. Я сочиняла, Эфиоп пел: «Готов поверить в чудеса, но холодны твои глаза. Я плохо сплю, но в каждом сне твои веснушки снятся мне…»
Всесоюзное распределение... Саше выпала самая ближняя карта - Новокузнецк, мне самая дальняя – Ленинград… Ребята - в армию, девчонки – замуж. Мой почтовый ящик раздувался от их толстенных писем…. Меняли адреса и фамилии, спутников жизни и ориентиры, но одно оставалось неизменным – Сибирь в крови. В отличие от меня большинство наших, где родились, там и пригодились. Все эти годы я старалась подгребать в кучу тех, кого очень любила, и все хитросплетения наших судеб выписала в своей книге. Концовку недописанного романа продиктует время, а идея его проста: с любимыми не расставайтесь! Как здорово жить, не размыкая рук с теми, кто говорит с тобой на одном языке и десять, и двадцать, и тридцать лет, не замечая твоих морщин и встряхивая тебя за плечи в минуты слабости.
...Самый яркий и талантливый из нас так резко рванул со старта, что я поняла: длинную дистанцию по имени «жизнь» мы с ним пробежим по разным дорожкам. Доносились слухи, что Эфиоп окончил институт, стал удачливым бизнесменом, а потом просто исчез. И вдруг год назад этот звонок…
Ой, кажется, идём на посадку! Мама дорогая, за бортом объявили, плюс один, и вот она я в родной Сибири - вся в белом и летнем!.. Широка страна моя родная!
21 мая, Новокузнецк
Отпуск на родине – реанимация, психоанализ и безоперационное омоложение в одном наборе. Сплю урывками по три-четыре часа. Тарелок с едой не вылизываю, а энергии и огня в глазах хоть отбавляй! Никакого доверия зеркалу: ещё неделю назад мне было пятьдесят с хвостиком, а сегодня – привет царице Клеопатре со всеми её рецептами молодости! Наша толпа с хорошо отрепетированной завистью вопит, что я моложе всех и вообще никогда такой(!) не была. (Лесть, высказанная с восторгом, между прочим, тоже стимул. Так что, льстите, люди!)
Клубимся у Танюшки Кучерявой (Кучеряши), первой красавицы нашего выпуска. Сквозь сон – театральный шёпот подруги: «Сашка, ты бы ещё в пять утра позвонил! Мы только два часа назад легли…», «Витёк, ну кому нужна твоя крутая сауна, когда мы едем к Димарику в баню?!»
Главная эмоция последних дней – Са-ша. (Всегда произносила его имя по слогам с двумя ударениями). Он объявился ночным звонком год назад, когда получил через десятые руки мой сборник. Там его имя и стихи: «Судьбу испытала повторно в июльский удушливый зной. Строптивой была и покорной, но он не остался со мной…» И словно предсказание – заключительные строчки: «А жизнь оказалась – по кругу, к истокам той первой весны. И снова надрезала руку, окрасила розовым сны». Он позвонил, чтобы сказать: «Ирунда, приезжай, а! Прошу тебя, приезжай!»
Только Эфиоп спустя столько лет мог назначить встречу на месте первого свидания. Кучеряша в такси всё время нервно переспрашивала: «А ты точно помнишь, что у памятника Маяковского? Вдруг он будет нас ждать где-нибудь в парке Металлургов?». Нет, Танечка, не в парке, а прямо у ног Владимира Владимировича Сашка орал на всю площадь: «Я знаю, город будет! Я знаю, саду цвесть, когда такие Ирки в стране советской есть…»
Маяковский на площади у горсовета нисколько не изменился – ни лысинки, ни животика… Закрылась тёмными очками, иду навстречу юности, слабеющим голосом повторяя: «Я не плачу, я не плачу, я не плачу...» Уткнулась в родное плечо, рыдаю на весь Кузбасс. Как потом врал Са-ша, аж Маяковский пустил слезу! Насчёт поэта промолчу, а вот он прослезился точно. Очнулись – наши тёмные очки лежат на асфальте рядышком.
Тридцатилетний марафон не обезвредил Эфиопа. Голливуд отдыхает! Невесомые пигалицы ему навстречу играют глазками и цыплячьими бёдрышками. Завидуют весомой мне. Идём к машине, обнимая по пути всхлипывающую Танюху, наблюдавшую сближение комет издали. Эфиоп распахивает дверцу: «Твоё место рядом со мной». На переднем сиденье его машины лежит роза для меня, на заднем – для подруги. Всё внимание цветам. Все слова пока лишние.
Я уже знаю причину затаённой боли в глазах мужчины, сидящего за рулём. Во время романтического кросса в страну любви его самым драгоценным трофеем, кубком, приподнятым над головой двумя руками, стала не я, а Наташка. Кубком, как оказалось, переходящим. Полтора года назад заехал за ней в сауну, не обратил внимания на просьбу-приказ: позвоню – заедешь. Не он застал врасплох жену и друга – они его. Что называется, удар из засады. Может, надо было, как учат на Востоке, выплеснуть боль и гнев - перевернуть топчаны, исхлестать голубчиков банным веником, вылить им на головы недопитый коньяк, ухряпать всмятку фейс бывшего друга? Ушёл, молча…
Не успел названный братишка залечить рану меж лопаток – убили любимого сына. У меня в альбоме есть снимок трёхлетнего малыша с грузовичком, прижатым к груди. Смуглый цыганёнок, отсканировавший лучшие гены отца. С детства занимался бальными танцами, работал в редакции газеты… За что убили, кто убил – наши не знают. Наши вообще почти ничего не знают, из каких пазлов сложилась жизнь капитана команды. На поверхности только два «чёрных квадрата Малевича» - нелюбовь жены и смерть сына. Смотри, гадай, угадывай, на чём замешана тягучая тоска во взгляде друга.
Каждый взгляд Саши чувствую щекой и боюсь повернуться. Вся неотреагированная боль его души непостижимым образом плавно перетекла мне под рёбра, ледяным комом сконцентрировалась в груди, перекрыла дыхание… Цветок - к лицу, вдох-выдох, вдох-выдох, как учил нас когда-то Димарик... Я не плачу! Я не плачу! Я не плачу!...
22 мая, Новокузнецк
Ищем с Кучеряшей подарок Димарику. Подружака настаивает на унылом сером пуловере с традиционными «косичками» по левому борту («Не маркий, не яркий - как раз по возрасту!») Я взрываюсь: «Да ты что! Димарику – серый? Он всего на 15 лет старше нас! Всем нам даст сто очков форы, вот увидишь!» Кучеряша с весёлым ужасом таращится на мой выбор: из груды молодёжных прикидов я выудила радостно-пёстрый (сине-бело-красный) пуловер с сочно вишнёвой рубахой и ярко голубой бейсболкой впридачу. Вот только такая одежда может быть к лицу тренеру непотопляемой сборной!
Я не ошиблась! Время оказалось бессильным против бури в пустыне по кличке «Димарик». Маленький, вёрткий, сухопарый. То же светлое лицо, та же изумительная мальчишеская улыбка – вылитый Шукшин! Для всей нашей оравы - друг, брат, Бог! Об этом с бокалом в руке сказал Са-ша. Так хорошо сказал, так проникновенно! Мы, четырнадцать душ, съехавшихся под одну крышу, в самом деле, счастливчики, потому что когда-то там, на старте, встретились с человеком, который доступно, просто, с юмором и любовью объяснил нам: никогда ни при каких обстоятельствах нельзя сходить с дистанции. Всё поправимо, пока мы живы!
Когда летела в Сибирь, думала о том, что я скажу Дмитрию Максимовичу. А пришло время говорить, не узнала своего голоса, сама душа обрела дар речи. Мы, недолюбленные дети сверхзанятых родителей, плавились в его сильных руках, как пластилин, были у него под тёплым, надежным колпаком. Веруськи, Иришки, Татьянки, девчушки, зайчата... Он награждал нас ласковыми прозвищами, помогал сдавать курсовые, утрясал проблемы с общежитием, разбирался в хитросплетениях наших первых любовных треугольников, находил нам оплачиваемую работу на время практик, но главное - учил побеждать и проигрывать. Избаловал нас отеческой заботой, заразил оптимизмом. Подражая ему, наши парни рыцарствовали, как герои средневековых романов.
Потом мы всю жизнь искали в мужьях Димарика, но только 30 лет спустя догадались сказать ему об этом. Помнили, любили, но никого не оказалось рядом, когда наш тренер почти ослеп. Жена возила его по каким-то клиникам, показывала профессорам, помогала после вынесения «приговора» адаптироваться к новой жизни с неясными очертаниями. Жена Димарика Лида рассказала нам: благодаря бывшим выпускникам нашего техникума появилась дача в два этажа с банькой, тепличкой, садом и мангалом. «Всё сделали за девять дней. Собрались 28 бывших выпускников, в две смены строили...»
Лида всегда была с нами. Работала поваром и в техникуме, и в спортивном лагере. Кормила нас, как членов правительства. Никто не знал её отчества – Лида и Лида, пухлая, красивая женщина, застенчиво выглядывающая из-за спины любимого тренера. Вот она точно была ЗА мужем, который и сейчас, едва угадывая мир боковым зрением, - полный хозяин в доме.
После баньки сидели под цветущей вишней и хохотали, вспоминая незабываемое.
Повезу домой диктофонную запись откровения Дмитрия Максимовича: «Вы сами не понимаете, ребята, какой подарок сделали мне сегодня. Вы мне жизнь продлили! Всё было не зря, если вы стали такими славными людьми. Я ведь недолго продержался в техникуме после вашего выпуска – не смог. Больше у меня таких славных, талантливых мальчишек и девчонок не было. Ваш курс до сих пор помнят все преподаватели, до чего же вы были дружны! Один сдаёт зачёт – вся команда – под дверью... Один идёт на старт - вся команда вдоль дистанции... Но главное, я вас сейчас слушаю и радуюсь: до чего же от вас теплом, юморком и любовью веет. Как хорошо с вами! Спасибо, мои родные, порадовали!»
После бани и ухи на свежем воздухе команда уснула вповалку, кто где. За столом нас четверо. Беру запоздалое интервью для моей книги. Димарик охотно рассказывает о своей семье, о любви...
- Лидка-то? Да она в меня втюрилась ещё в четвёртом классе. У меня было два красных карандаша, а у неё ни одного. Ну, я ей отдал один. И всё – она моя! Этим карандашом мне записку и нацарапала... Скажи, Лидусь, ребятам, что ты мне написала?
- Ой, да всего три слова!
- Нет, ты скажи, какие слова, чтобы ребята поняли, как ты за мной бегала!
Лида конфузится и машет рукой в сторону Димарика:
- Да, ой! Чё написала-то? Написала: «Давай с тобой дружить!» Он, Ирочка, хоть и страшненький был с виду, а такой бойкий, смышлёный и приладистый к жизни...
Максимыч находит на столе руку жены и, пожимая её, хохочет:
- Всё правильно. Я сразу смекнул, горячая будет девчонка, и на всю жизнь без ошибки приладился!
Мы покачиваемся от доброго смеха и задыхаемся от нежности друг к другу.
Кучеряша, закутанная в Сашину куртку, робко интересуется:
- Дмитрий Максимович, а мы тут ночью не замёрзнем, печка-то уже прогорела?
- Ты что, малышка! Разве петухи и куры в стайках замерзают, если там спит корова? Она же большая, тёплая, лежит себе, бока раздувает, как меха в кузне. Пока моя Лидуха с нами – не пропадём, - Димарик энергично прижимает к себе невозмутимую Лиду, вызывая у нас новый приступ смеха. Шукшинские чудики, «Печки-лавочки»!..
Са-ша вспоминает одного из наших друзей, которого мы потеряли:
- Максимыч, а Витёк Горайс был чистокровным немцем! Мы за год по несколько пар кедов истрёпывали, а у него, смотришь, одни - и в полном порядке...
- Только шнурки менял, - с ходу вставляет наш тренер, и мы снова хохочем, вспоминая педантичного Витьку с его страстью к порядку. Эфиоп едва улыбается, всё время смотрит на меня горящими, больными, глазами...
23 мая, Новокузнецк
Уже под утро, когда сон сморил и Кучеряшу, и Димарика с Лидой, за неимением свободного места в битком набитом доме, мы с Эфиопом устроились в его машине. Для каждого события в своей жизни нахожу слова, а вот передать тональность диалога с другом, моих способностей не хватит. Впрочем, диалога не было. Был монолог мужчины, скованного душевной болью настолько, что первые слова он даже не мог выговорить. Толстой уже описал душевные муки мужа Анны Карениной с его «пеле... пелестрадал». К чему повторяться?..
Глухой голос, мёртвые без эмоционального окраса слова. Жуть!!! Сначала погиб старший брат Виктор. Какой-то хлюпик налетел сзади, ударил ножом в сонную артерию. Свалить красавца-атлета только и можно было подлым ударом. Потом во время операции на сердце умерла четырёхлетняя дочь Виктора. Назвал сына в честь погибшего брата - погиб и сын. Сначала парня «подсадили» на наркотики. Узнав об этом, Эфиоп продал свою долю в прибыльном бизнесе и по совету друзей на два года увёз Витю на Байкал, на заимку какого-то корейца, который лечил травами и биоэнергетикой. Два года ежедневных тренировок, закалки, массажей, два года жёсткой, спартанской жизни без связи с внешним миром – таково было условие корейца.
Са-ша не смог описать, с какими чувствами он вернулся в Новокузнецк, плечом к плечу с возмужавшим, красивым, любящим его сыном. Сказал просто: «Я точно помню, когда вышли с Витей на перрон - было счастье…»
А горе уже поджидало на пороге дома. Тётя Маша, мать Саши, которая после каждых соревнований и походов принимала, кормила пирогами всю нашу вечно голодную команду, запаривала для нас банные веники и охлаждала в погребе квас, умерла от сердечного приступа, пока её любимые мальчики боролись с напастью. А потом эта история с сауной… Наташка, прикрывшая волосами лицо друга... «Я не верил своим глазам настолько, что стоял и смотрел на них минуты три... Тряс головой и снова смотрел. Казалось, встряхну башкой и проснусь... Так и не проснулся...»
В тот момент Са-ша ещё не знал, что есть боль покруче. Ночной город навсегда скрыл тайну гибели его сына. Парень ушёл провожать свою девчонку и не вернулся...
Когда голос Эфиопа сошёл на нет, заговорила я. (Господи, благодарю тебя за дар убеждения и красноречия!) То обнимала Эфиопа, как магнитом вытягивая на себя его тоску, то встряхивала за плечи, энергичными всплесками эмоций пробуждая в нём ответную реакцию на мои слова.
- Другой бы давно сломался, а ты такой молодец, Сашка! Ты всегда был силищей! Посмотри, некоторые наши спились, некоторых уже нет в живых. Многим эта жизнь оказалась не по плечу, а ты в замечательной форме! Тобой нельзя не восхищаться! Ты только поверь мне: и после всего, что ты пережил, ещё будет в душе радость. Она уже есть! Разве ты не рад нашей встрече? Разве ты не счастлив, видя, как мы тебя любим?! Сашка, ты же не ведОмый - ведущий в этой гонке, и всем нужен: дяде Грише, Димарику с Лидой, сыну Сан Санычу, Кучеряше и мне… Рентабельно умение прощать, прости Наташу! Не оглядывайся! Стартуй снова! Нам до финиша ещё столько всего надо успеть! Мне – книгу дописать, тебе – сына женить, самому жениться
Каждым прикосновением, каждым словом вливаю в его душу новую энергию жизни. Помогаю принять ситуацию такой, какая она есть. Подозреваю, что это был болезненный, плохо отредактированный бред, замешанный на слезах и любви, но ведь сработало! Когда я стала расписывать другу, как мы проводим отпуска, он не выдержал и засмеялся, услышав моё страстное:
- Какой ужас(!) всю жизнь прожили в России и ни разу не рыбачили в Находке!!! Там же этой рыбищи – руками лови! Берём Сан Саныча, Кучеряшу, Димарика, и едем, Са-ша!..
Утром глаза моего друга заметно искрили. Прощаясь с тренером, он лукаво подмигнул мне:
-Максимыч, ты тут потихоньку собирайся. Следующим летом едем в Находку, на рыбалку.
27 мая, Междуреченск
Друзья-новокузнечане возле Улуса сдали меня с потрохами друзьям-междуреченцам. Из «Тайоты» - в «Джип» с номерным знаком «777». Встречать приехал Серёга Подобед личной, симпатичной персоной. Ужинали в его кофейне «Ванильное небо». Где Серёга, там – «Европа плюс». Комфортно, уютно, вкусно. Какое счастье, что мы с братом и сестрой ещё в юности обменялись друзьями. С тех пор отдавать любимых людей в хорошие руки стало нашей фишкой. Нет лучшего подарка, чем хороший друг!
Нашему непроходящему интересу друг к другу завидуют дети, которые тоже общаются между собой за милую душу, встречаются в Москве, переписываются по электронке. На мой юбилей, презентацию сборника стихов и свадьбу сына прилетали вместе – новокузнечане и междуреченцы. Целыми неделями океан жизни выходил из берегов. Ещё те были турслёты: банкеты, боулинг, водохранилище, шашлыки, ежевечерний променад по Дубраве, хохот до рассвета… Наши взрослые дети в такие дни занимаются сервисным обслуживанием предков. Старый Оскол приятно впечатлил моих гостей. Разъезжались помолодевшие на 200 лет!
Вот и теперь, чувствуя теплое плечо родного брата Саши, переводя взгляд с Эфиопа на семью Подобедиков, с Макуши на Кучеряшу, чуть не повизгиваю от избытка нежности! Мой любимый тост: «За сбычу мечт!» Моя любимая песня: «Вот едем и поём, и жизнь прекрасна!..»
Народ интересуется, чем я занималась целую неделю отпуска в Москве и жадно впитывает мой вдохновенный треп. Рассказываю про свои духовные открытия в институте космоэнергетики и спецпсихологии, семинар главы йоговской линии из Индии Ачарьи Свамикала Кайласанадананды. Описываю сначала ощущение собственной узколобости, потом медитации в семь утра на траве, постижение принципиально иного отношения к жизни, и в конце - детскую радость открытия мира… Йогу – 68 лет, но он так обворожителен, весел и молод, что начинаешь верить в безграничные возможности человека.
Дарю всем по книжице, привезённой из института. Что же я одна буду дышать и упражняться и молодеть по йоговской системе, а друзья хоть пропади?! Вижу напротив горящие цыганские глаза Сашки и чувствую: готов, не сходя с места, изучать асаны и махнуть следом за мной на Тибет. Да здравствуют плоды просвещения! Господа и товарищи, как же я счастлива здесь и сейчас! Как пишет моя племяшка: «Жизнь прекрасна, дайте две, Э-Э-Х!!!»
29 мая, Междуреченск
Не понимаю я этих клещей! Почему именно меня, прибывшую на историческую родину, надо было тяпнуть в бедро, когда по тайге шляется прорва аборигенов? Обнаружилось это в три часа ночи, когда я смывала под душем эмоции дня. Заполошный звонок другу. Подобед, не успевший донести голову до подушки, командует:
- Капни на него растительным маслом. Клещ дышит попой, задохнётся и отвалится. Утром жди меня! Надо сделать прививку. Главное, чтобы с момента укуса не прошло 24 часа.
Падаю на пол, прикладываю к бедру целый колпачок масла (вдруг капля не поможет!). Как потом на прощальном банкете констатировал Серёга:
- Клещ жаждал свежей крови, а захлебнулся маслом! Она его просто утопила!
Процедуру спасения меня от энцефалита друг живописал так, что мы от смеха валялись под столом:
- С квадратными, больными от ужаса глазами пострадавшая вылетает из подъезда и несётся мимо меня к «Джипу. Стой, кричу, ты куда? «Бежим, Серёжа, пока 24 часа не прошло! Мне не нужен энцефалит, у меня ещё книга не дописана!»
Я едва успевала вставлять реплики о том, как этот артист волок меня за руку по всей больнице, сметая всех на пути, как не давал мне показать доктору Танюшке Подобед искалеченное зловредным насекомым бедро. Серёжка то и дело просовывал голову в двери и с трагичной миной вопрошал жену:
- А жить будет?.. Девушки, вам доноры не нужны?.. Покажите мне клеща, который посмел!..
Когда мне влепили укол, Серёга был просто счастлив: спас куму!
30 мая, Новокузнецк
Завтра в восемь утра улетаю домой. Успела всё, что планировала. Увожу два диска со снимками наших рек: Томи, Усы и Мрас-су, мест наших походов, родных, любимых лиц, улицы, где я выросла, могилки бабуни … Для мамы сфотографировала оставшихся в живых бывших соседей. Встретилась со всеми героями своей книги. Познакомилась с сыном Эфиопа Сан Санычем Канаковым. Мы очарованы друг другом. Золотой мальчик двадцати лет отроду. Он, как и другие дети друзей, вызвался писать мне письма. В сумке – подаренная им «неведома зверушка» с добрыми глазами. (Подобед окрестил игрушку «Конобобриком – подарочным»).
Повторили банный день на даче у Дмитрия Максимовича. Са-ша переоценил мои силы. Спел под гитару всеми забытую песню, которую я подарила ему на выпускном спортивном вечере: «Твои глаза и твои руки, казалось, мне принадлежат, но вот теперь пути-разлуки у наших ног с тобой лежат. Года печаль мою залечат. Живу тобой как в полусне, и всё надеюсь, что я встречу тебя в какой-нибудь весне…» Встретила. Всё идёт по сценарию, написанному мной тридцать лет назад.
Эфиопу с восторгом аплодируют, от меня ждут приступа оптимизма. Предчувствуя слёзы, осуществляю план «Перехват» и представляю друзьям для обсуждения отпускные перспективы на ближайшие годы. В сентябре встретимся в Туле у самой классной девчонки из нашей команды Тонечки Ивановой. Юбилей. Следующий отпуск берём в августе. Уж если не Находка, то Алтай. Там у моего брата-банкира - заимка на двадцать персон. Поход по горам, рыбалка, музей Шукшина в Стростках… Са-ша обещает лично обезвредить всех клещей Горного Алтая…
В октябре он приедет в Оскол. Дела в Москве, попутно – к нам. На последней страничке моей записной книжки - три фразы, написанные его сердцем. Велел прочесть в самолёте. Всматриваюсь в его лицо и вижу: всё идёт как надо. Мой друг будет ЖИТЬ! Счастье, между прочим, такая заразительная штука!..
Сан Саныч вместе с Димариком выкопали для меня несколько корней огоньков – изумительных таёжных цветов. Добрые люди везут из отпусков сувениры и наряды, а я – камни с берегов горных рек, кедры, огоньки и нежные записки друзей юности. Кучеряша шепчет мне: «Когда моя Наташа отвозила вчера Сан Саныча домой, он сказал, что уже по тебе скучает и не представляет, как мы будем прощаться».
Я смеюсь:
- Да запросто! Главное уходить, не оглядываясь и повторять: «Я не плачу! Я не плачу! Я не плачу!..