***

Я снова в этом доме. Шум и гам сменились еле слышимым перезвоном музыки ветра, котелки и кастрюли исчезли, появились пирожки, запахи трав не пропали, но уступили место корице. И лишь поленья все еще горят и трещат в печи.
Жара обхватывает и душит, не давая сосредоточиться ни на чем, губы жадно разыскивают в раскаленном воздухе хоть каплю свежести, в глазах все рябит и расплывается, лишь прохладный напиток спасает от этого ада. Стоит сделать один глоток, и ты начинаешь жить. Ты чувствуешь легкую кислинку на губах и языке, прохлада обволакивает засохшее горло, растворяет жару и усталость. К еде я не притрагиваюсь. Слишком жарко…
Я с надеждой смотрю в окно… Закат! Скоро будет легче. Раскаленный металл медленно расплывается по небу, испепеляя деревья на горизонте, превращая их в пепел и тени.
Она сидит на лавке, напевая какую-то непонятную мне песню. Она говорит на языке ветров, беседует с дождем, перешептывается с травами… Она поет для всего мира и не поет ни для кого.

Она редко говорит, а если и говорит, то сказки или небывалые истории. Поет тоже не часто, но я всегда замираю, слушая ее. Тихий голос взлетает, подхваченный ветром, шелестит и, достигая меня, растворяется. Кажется, я  могу дотронутся до неведомого призрака песен. Стоит закрыть глаза… Жара сменяется прохладой, мягко подступающей волной моря, прикосновением ветра.
 Я отдаюсь этой песне, позволяю забрать меня, обнять, завлечь. Песня затихает. Я жадно хватаю руками ее призрак, но липкий фантом проскальзывает сквозь пальцы, оставляя запах сладости, которым приманивают в магазин детишек.
-Попался,- шепчет ее голос.
Дыхание огненное. Оно обжигает сильнее палящего солнца, и я вздрагиваю. Никогда не привыкну.
Холодные пальцы тут же касаются места ожога. Я прикусываю губу. Мое разгоряченное тело отторгает ее пальцы, отчего ухо кажется лишним, чужим, пришитым по ошибке.
К этому тоже невозможно привыкнуть.
Она смотрит мне в глаза. Веснушки полчищем бледных мошек разбрелись по ее лицу и шее. Их всегда было много, но теперь это армия, и с каждым днем появляются свежие точки-новобранцы. Копна бледно-рыжих волос, спутанных в бесформенный клубок, наскоро перевязана светлой лентой. Глаза, окаймленные почти незаметными рыжими ресничками, завораживают глубоким цветом луговых трав.
-Жара отбирает мою добычу. Ты почти съеден ею…
Я отвожу взгляд. Тысяча пучков и венков разных трав, котелки, ложки, амулеты и мешочки с пряностями  загромождают стены, на нашесте враждебно восседает сова, на лавке мурлычет черная кошка. Я видел тут много животных, но…  ни одного человека.
-Не скрывается ли твоя молчаливость в недостатке собеседников?- тихо шепчу я.
В меня летит град звонкого смеха. Кажется, что все: стены, травы, котелки, ложки и даже кошка с совой - смеется в такт хозяйке.
-Я не видел тут ни одного человека!- вскакиваю я, но тут же падаю обратно на стул.
От жары кружится голова. Даже кричать глупо, а уж вскакивать… Я чувствую, как пылают от стыда мои щеки.
Огонь в камине враждебно трещит, запахи опутывают. Я уже не вижу ни трав, ни стен, ни хозяйки. Все превратилось в желтовато-рыжее пятно, полыхающее в глазах. Мне страшно. Я вожу руками по воздуху, пытаюсь выбраться, но лишь еще больше путаюсь в этом тумане.
Спасает ледяная вода. Хозяйка не промедлила, плеснув в меня чем-то из стакана.
-Не смей падать в обморок мне тут!
Она обхватывает мою руку и бежит куда-то. Я прикрываю глаза. Мир все еще  расплывчат, и я никак не могу сосредоточиться. Лучше не видеть. По руке пробегает дрожь. Девушка касается едва-едва, но даже легкое прикосновение леденит. Кажется, что на руке образовался  иней, но одергивать руку я не решаюсь. Спугни эту тень доверия и нежности, и она раствориться в воздухе.
На выходе из дома она останавливается, я открываю глаза. Алые краски заката плывут передо мной, подобно буйным волнам. Спустившись, я тут же закрываю глаза. Темнота медленно настигает мои глаза. Мои стопы ощущают каждую извилистую рану на обжигающе горячей земле. Каждая травинка зацепляет мои ноги, вытягивается с  шагами, словно просит помощи, но отступает. Можно было обуться. Можно, но я не захотел. Хочется быть ближе к ней, к той, что сейчас идет впереди меня, пачкая свои бледные худые ножки в пыли. Корни норовят кинутся под ноги, я спотыкаюсь о них, качаюсь, прыгаю, но держусь на ногах. Мягкие травы сменяются острой осокой, но даже это не печалит. Хорошо ходить босым! Даже по колючим травам. Мы идем долго. Я чувствую, как луг сменяется тропой, затем поле  и снова тропинка, более узкая и извилистая. Движения прерывается резко.
-Все!-  кричит девушка, отпуская мою руку.
Передо мной вырастает поляна. Ярко-зеленая трава застыла на безветрии, ромашки и васильки тянут свои тоненькие лепестки к небу. Звонкий ручей пробегает сквозь всю поляну, звонко журча и переливаясь.
Девушка падает на траву, тянет руку к ручью и замирает так, глядя в небо.
Пробую воду. Сладкая…и ледяная.
-Друзей нет? Мальчик, ты не видишь элементарного,- тонкая рука поднимается и застывает на фоне догорающего неба. Цветастая бабочка тут же находит в ней место для отдыха.
-Они такие милые… Только ты не хочешь принять их.
-Ты о бабочках?- усмехаюсь я.
-Не только.
-Хочешь сказать, твои друзья- зверьки?- смех подступает к горлу, но я пытаюсь сдержать его.
-Отчего нет?
Смех сменяется жалостью. Неужели нет других друзей?
-Они безмолвны?- я ложусь рядом. Трава слегка покалывает, но вскоре я привыкаю.
Цветы обволакивают сладким запахом, журчание успокаивает. Я прикрываю глаза.
-Не лгут,- тут же шепчет нежный голос.
-Но и правду не говорят.
-Если не хочешь слышать человека, то и он будет бессловесен. Нем всякий, кто не услышан. 
Я молчу.  Мне нечего сказать. Она тихо дышит где-то рядом. Слушает кого-то, кого мне не дано услышать. Поет кому-то, но я никогда не пойму, кому. Я глух. Я слеп…  Я всегда слышал, но никогда не слушал. А, может, стоило?