Уже ночь. Весна. Галикарнасс.
Хозяйственные постройки. Деревянная мельница.
То, за что я заплатила так и не сделано. Не осталось ни одного нормального мужика, кому можно заплатить, и знать, что об этом не надо беспокоится.
Крупный, бородатый мужик, стоит передо мной, и что-то спьяну бормочет. С кем теперь приходится иметь дело.
Я в бессилии разворачиваюсь и иду к дому. Гуси стайкой пересекают мне дорогу. Толстые белые попы, вперевалочку, подрагивая хвостиками, спешат, вырывая друг у друга из желтых клювов свою добычу. Это не нильские гуси, а белые толстые, неспешные.
Ну, я поддала одному ногой, для ускорения, и поспешила к двери в дом, она со скругленным верхом, деревянная, обитая медными пластинами. Никак не могу открыть дверь ключом. Понятно, уже все спать легли, все заперли. Одно не понятно, как мне то в дом попасть.
Я отхожу от двери. Подошла к дереву, что растет около забора-стены. Раньше бы я залезла, а сейчас… тяжеловата стала, да и не солидно. Никакой реакции на мои крики. Попробовала кидать камни – никакого ответа. Попробуем другим путем.
Зайдя за угол, и пройдя под аркой, спустившись по ступенькам, я оказываюсь на узкой улочке между домами. Дорога мощенная, по ширине только повозка пройдет, так, что бы колесами не попасть в канавки, по обе стороны дороги, а около домов небольшие островки травки. Дома 2-3 этажные, между ними узкие мостики и переходы, что бы жители лишний раз не утруждали себя спуском на землю, что бы попасть к соседям. Толстые деревья стоят у заборов. Ну конечно, окошко на заднем дворе горит. Выругавшись хорошенько, я все же добилась, что бы мне открыли.
Я зашла на свой дворик. Нянька выскочила мне открывать в нижней тунике, прикрыв гиматионом плечи. Рот разевает, того и гляди челюсть сведет. Растрепанная, заспанная. А я, сиротинушка, в свой дом попасть не могу. Высказав все, что я о ней думаю, я, завернув за дерево, скрылась в собственном доме. Выложив в чашу деньги, полученные сегодня за уроки, я пошла к себе, на II этаж. Меня значит сегодня дома не ждали, надеялись, что я заночую у этих ханжей и их тупого ребенка. Придушить бы его, что бы потом не мучился, и дело с концом. Зачем таких неполноценных плодить.
Пройдя по глиняной лестнице, я оказалась в просторной комнате. В части, где ложе для еды и столик, чисто, не накрыто. Хотя на что накрывать, я сейчас мало получаю за уроки. Пройдя мимо кровати для сна, я скинула на диван верхнее платье, оставшись в одной тунике села на подоконник. Взяв кубок с вареньем, с плотными сладкими ягодами, я принялась размышлять о своих действиях на дальнейшее. Высунувшись в окно, я отчетливо вежливо, и достаточно громко, попросила, что бы заткнули своих кошек. Прибежала нянька, давай быстрее на меня вязаные “носки“ натягивать, видите ли, я простужена, кашляю. А держать меня на улице - это я здорова. Взяв из узкого двустворчатого шкафа тряпичную книгу, я пошла ложится в кровать, под одеяло. Кровать высокая, с деревянными резными ножками, небольшой подушкой – ко сну не располагала.
Перед глазами вставал Агафокл, сын Лисимаха , македонские варвары! Мало того, что дом отца моего отобрали, так он еще на мне женится предлагает, он на себя давно смотрелся? При мидийцах и то жилось легче. Конечно, Артабаз убил отца, но челядь хоть работала. А при македонцах, кто разбежался, кто в армию подался за легкой наживой . А я, сиротинушка, теперь себе на хлеб зарабатывать должна – преподавать. Что же делать? Вроде бы, слышала, что македонцы обязаны платить, если что-то берут. А тут дом отобрали, а где деньги?
Сон совершенно не шел. Встав с кровати, села на диван, достала свитки. А мы сейчас разберемся, а мы сейчас напишем. Может, что и сдвинется. Надо написать Приаму , царю Александру , Гефестиону , Пердикке , и этому, как жреца то их зовут… Эригию . Кто нибудь да ответит, кто нибудь сиротинушке и поможет. А что делать? Завтра эти доносы на Агафокла, со своими людьми и пошлю.