Абрикосова разбудил шум, доносившийся с лестничной площадки. Прислушавшись, он разобрал в общей какофонии звуков детский плач, резкие мужские голоса и женские завывания. Абрикосов бросил взгляд на часы - намазанные фосфором стрелки (подарок товарища из Коминтерна) показывали двадцать минут третьего. Осторожно ступая босыми ногами, Абрикосов подошел к окну, широко распахнутому по случаю жаркой августовской ночи, и боязливо выглянул во двор. Большая машина с работающим двигателем разгоняла мощными фарами вязкую мглу. Шофер опустил окошко , и струйка сигаретного дыма, извиваясь подобно змее, медленно выползала в душную московскую ночь.
Абрикосов отпрянул от окна, сердце тревожно забилось. На площадке было только две квартиры: его собственная и командарма Жевлакова - значит пришли за Жевлаковым. Сам Семен Пантелеевич в этом доме появился недавно, квартира, в которой он сейчас проживал, раньше тоже принадлежала какому-то командиру. Семен Пантелеевич мысленно отметил это «тоже», подумав, что и Жевлаковы надолго в этом доме не задержатся.
Постепенно Абрикосов успокаивался: время сейчас такое, очень много врагов просочилось в ряды Красной армии, и первоочередная задача органов вычистить поганой метлой вражью поросль, особенно в период, когда реакционные силы во всем мире начинают снова поднимать голову, строя всевозможные козни против молодого советского государства. Вдруг Абрикосова словно подбросило, как же он мог забыть, что две недели назад ему довелось побывать на дне рождения соседа-командарма.
Все получилось неожиданно. Он как раз готовился к выездной партийной конференции, когда в дверь его квартиры позвонили. Поначалу Абрикосов решил не открывать, но звонок раздавался снова и снова, неведомый посетитель был явно уверен в присутствии хозяина. Мысленно кляня назойливого гостя, и про себя удивляясь, кто-бы это мог быть, Семен Пантелеевич направился к двери, открыв которую увидел молодую эффектную женщину, приходившуюся командарму Жевлакову супругой.
- Семен Пантелеевич, извините мою настойчивость, - обратилась она к Абрикосову, сопроводив свои слова обворожительной улыбкой, - у Жоры сегодня именины, мы вас ждем.
Абрикосов испытал некоторое смущение и, честно говоря, был просто удивлен, никаких дружеских отношений он с соседями не поддерживал, ограничиваясь общепринятыми нормами приличия. Семен Пантелеевич был вообще скуповат в общении с людьми, поэтому приглашение к легендарному командарму вызвало у него удивление, хотя признаться немало польстило собственному я.
- Видите ли, я несколько занят, - довольно бестактно промямлил он.
Но женщина, нисколько не обидевшись на его слова, только рассмеялась.
- Работа - работой, но и отдохнуть иногда не повредит, в общем, ждем вас к восьми. И смотрите без отговорок, товарищ Жевлаков отговорок не потерпит, - и еще раз рассмеявшись, она упорхнула, оставив Абрикосова в состоянии полнейшей растерянности.
И он пришел, согласился старый осел, видишь ли, потрафило его самолюбию, что такие люди его - скромного пропагандиста к себе на именины приглашают. Абрикосов вмиг припомнил, каким потрепанным воробьем он ощутил себя среди вальяжной разодетой публики, наполнивший квартиру командарма. Вся обстановка чем-то наполнила ему великосветский раут по случаю приезда царственной особы: красивые разодетые женщины, холенные и подтянутые красные командиры, элегантные мужчины в безукоризненных костюмах, должно быть сотрудники дипломатического корпуса или представители творческой интеллигенции. Абрикосов чувствовал себя маленьким и чужим в этой роскошной толпе уверенных в себе людей. Вспомнились ему и сомнительные высказывания по поводу намечающегося сближения с Германией, и более чем сомнительный анекдот. При воспоминании об анекдоте лоб Абрикосова покрылся холодной испариной. После такого анекдота ему следовало немедленно покинуть квартиру, а он, боже мой, он даже улыбнулся. Господи, а если кто-то видел его улыбку. Да нет, наверняка кто-нибудь да видел, не мог не увидеть. Время сейчас такое, время всеобщей внимательности, период повышенной наблюдательности, как говаривал Левка Семин, только где он сейчас этот Левка?!
- Гражданин, Абрикосов, а давно ли вы любите подобные анекдоты, - раздался в голове у Семена Пантелеевича строгий голос - ИХ ГОЛОС!
Что-то скользкое и холодное схватило Абрикосова за грудь. Сердце нарушило свой привычный ритм, а потом забилось с удвоенной силой, словно стремилось нагнать упущенное время. Теперь все тело Абрикосова била дрожь, пот заливал глаза.
Что делать, что делать, как предотвратить катастрофу. Если ее вообще можно предотвратить. А если там узнают о сводном братце, который бежал в девятнадцатом в Париж. Абрикосов застонал. Ему было страшно, очень страшно. И главная причина этого страха заключалась в том, что никогда нельзя было предугадать, что же им действительно известно.
Писать, писать без малейшего промедления. Покаяться - в этом единственная надежда на спасение. Там тоже люди работают, они поймут, разберутся. Он же свой! Абсолютно свой! Неверными шагами Семен Пантелеевич направился к рабочему столу, взял чистый лист бумага и аккуратным четким почерком вывел первые слова:
" Считаю своим долгом довести до вашего сведения ..."
Закончив писать, Абрикосов откинулся на спинке стула и тяжело вздохнул. Он чувствовал себя усталым и постаревшим. Посидев так минут, пять, Семен Пантелеевич достал конверт и, подписав адрес, оставил письмо на секретере, затем направился в спальню. Взяв в руки томик произведений Ленина, он намеревался почитать перед сном, но через несколько минут книга выпала из обессилевших рук ...
Абрикосов открыл глаза. Красивый женский голос разливался по квартире. Абрикосов сел на кровати и запахнув полы халаты, позвал:
- Груня, это ты?
Через пару минут в комнату вошла полная розовощёкая женщина средних лет с приятным открытым лицом, излучавшим доброту и простодушие. - Что-то вы сегодня припозднились, Семен Пантелеевич, - Груша широко улыбнулась. Вот и сосед вас не дождался. Сказал, чтобы не будила, и ушел.
- Сосед, какой сосед, - у Абрикосова пересохло в горле.
- Как какой ? - Груня искренне удивилась. Командир наш, который напротив живет, ну у него еще жена красавица, вот фамилию его никак не могу вспомнить, запамятовала.
- А как же,- начал было Абрикосов, но вовремя замолчал. А зачем он приходил?
- Так извиниться хотел, мол, ночью за ним из штаба присылали, так вот сильно они шумели. Очень он уж переживал, что вас могли побеспокоить.
Абрикосову опять стало плохо, он с трудом поднялся и прошел в кабинет.
- Конверт, - заорал Семен Пантелеевич, - Груня, где конверт?!
- Да что вы так всполошились, - Груня огорченно всплеснула руками. Никуда ваш конверт не делся. Я как раз на почту собиралась, ну а командир, Жевлаков, уф, вспомнила, наконец, письмо увидел и говорит, что нечего мне ноги зря утруждать, он все равно мимо едет, так что он сам ваше письмецо и отправит.
Абрикосов молча сел на стул. Груня еще что-то продолжала говорить, но он ее уже не слышал. Почему - то вспомнилось давно прошедшее лето, когда они с братом в последний раз гостили у деда в имении, и сладкий аромат сирени привычно разливался в воздухе, и девки пели что - то пронзительно грустное, и они были так наивны, так наивны …
Через пять дней Жевлакова взяли ...