Женька вошел в дом. Старушка сидела на табурете, положив руки на колени, и молча смотрела на него, будто решила, что он пришел с целью расправы, и вот так смиренно принимала свою судьбу.
– Матушка, я вам покушать принес. Совсем забыл сказать, мне сынок ваш такое поручение дал.
– Сынок, Святослав?
– Он, а кто ж еще?
– А ты не шутишь?
– А что мне шутить, давайте лучше чайку попьем! Чайник у вас есть?
– А вон, чтоб ему не быть-то.
Женька налил воды, поставил чайник на газ, осмотрелся. Кухня, где они находились, чистенькая, кругом порядок. Полотенца, висевшие на разноцветных крючках, имели непривычный сероватый оттенок, но были тщательно выглажены, прямые и ровные от утюга.
– У вас тут хорошо, уютно.
– А что ж, я хозяйка справная. Вот силов только не хватает прибить да подкрасить, а раньше я все могла и за мужика, и за бабу. Муж-то мой в пятьдесят третьем помер, аккурат вместе со Сталиным, в марте. Я с сыночком одна осталась, да свекор со мной старенький. Хороший был дедушка, не вредный, добрый. Дуже я его любила, блюла. Я ему, хворому, и булёна с курочкой и кашки манной, как сыночку, все самое вкусное, сабе не дозволяла, а им подносила.
– А что ты принес-то, сынок? – старушка посеменила к сумкам с неподдельным интересом, – денег-то у меня нету, одарить тебя. Пензию уж и не знаю, когда таперича принесут.
– О чем вы, какие деньги, это от сыночка, от Святослава. Тут курочка, яички, маслице, молочко. Вот булочка, хлебушек, мед, сгущенка, творожок, яблочки, с рынка. Вот рис, манка, чай. Кофе не принес, наверное, нельзя вам по каким-нибудь показаниям, – Женька неожиданно, под стать хозяйке, принялся называть продукты в уменьшительной форме.
– Да что ж ты творишь, такое богатство, из коммерческого, либо? Какие деньги потратил! Я сколько это исты буду? Оно пропадет, холодильник-то все, не морозит!
Она трогала продукты, и время от времени промокала глаза носовым платочком, пряча его в карман фартука: «Господи, спасибо табе!». Она гладила и тут же крестила баночки, кульки и пакеты.
– Поправим холодильник! Как зовут то вас по имени отчеству?
– Так Таисия Лексеевна я. Баба Тая.
– Ну, так вот, Таисия Алексеевна, сейчас чаю попьем, потом займусь дверью.
– Ты мне булочку отломи, мягкая какая и пахнет, да не мажь маслом, она и так лучше пирожного, а маслице в кашку положим.
Старушка аккуратно ломала булочку маленькими кусочками и понемногу отправляла в рот. Долго старательно жевала тем, что там у нее еще осталось. Женька заварил чай:
– Может, молочка вам в чай налить?
– Не треба, не англицкие мы лорды.
– О! – Женька усмехнулся, – какие познания! Вы пейте, пейте, кушайте, не стесняйтесь, это все ваше.
Женька налил чай и себе, но ничего есть не стал, было жалко тратить продукты, так уж она им обрадовалась.
Дверь перекосилась и закоченела в этом состоянии. Он прямо не знал, что с ней делать. Пришлось снять с петель, положить на табуреты и подравнивать, где-то отпилить, где-то прибивать фанерные куски. Внешне некрасиво вышло. Женька расстроился. В ящике для инструментов он нашел складной металлический метр.
Тщательно, несколько раз, замерил проем, он тоже оказался косым. Вот почему дверь не закрывалась! Ну не менять же весь сруб теперь. Одно тянет другое. Провозившись часа два в сенцах, Женька все-таки установил полотно, проверил, как двигается щеколда, вколотил новый пробой для навесного замка.
– Таисия Алексеевна, принимай работу, – он вошел из сеней на кухню и поразился. Все изменилось!
Таисия Алексеевна в нарядной юбке и яркой кофте хлопотала у плиты. В помещении витал потрясающий запах. Лампа под потолком зажжена, кухня от этого стала больше, светлее и праздничнее. Женька заметил множество вязаных салфеток, стол в центре комнаты накрыт красной скатертью в белую клетку.
– Сейчас, сынок, обедать будем. Я супчик сварила с курочкой.
– Вот это да, Таисия Алексеевна, какая вы молодец, не откажусь от супчика, я человек холостой, некому меня супчиком кормить. Чудесно пахнет! Вы настоящая умелица!
– С маслицем и курочкой состряпает и дурочка! Ешь, сынок, как кликать тебя, добрый человек?
– Женькой меня зовут.
– Садись, Женя, садись, работничек!
Они стали обедать. Женька с удовольствием ел суп. Правда, как вкусно, только мамы так умеют варить супчики и бабушки…
Баба Тая, принимая Женькину работу, так уж его хвалила, все посмотрела, пощупала, погладила, нет ли шероховатостей. Ему даже неудобно было: «Надо ей дверь нормальную заказать. Сначала дверную коробку выровнять, потом дверь привезти».
– Таисия Алексеевна, а телефона у вас, наверное, нет?
– Да есть телефон, только отключили его за неуплату.
– А документы, квитанции дайте посмотреть! Ну, вы не так много просрочили.
– Я исправно платила, ждала, что сынок мне позвонит из Америки, обещал он. А тут пензию три месяца не выплачивали, я и бросила. Може, он и звонил, а я вот сплоховала!
– А как же вы жили без пенсии?
– Да плохо, сынок, жила, немного деньжат было спрятано, и то все на оплату квитанций пошли. Сама на хлебе, да вот супчик с картошечкой и лучком варила. Лето ж было. Я огород не сажала, так, чевой-то кинула, оно выросло. Да ягоды вот поспели. Саморода красная, черная, я ее меняла у соседей на картоху. Да соседи добрые, их там полная семья с детишками. Они всю землю засаживают, да я им половину своей земли на посадку отдала. Они меня урожаем угощали, вместо платы. Даже на зиму мешок картохи в погреб снесли. И лук и морковка есть.
– Ну, хорошо, что картошка есть на зиму. Про холодильник не беспокойтесь, я мастера приведу, мы починим.
– Да чего, сынок, чинить его, скоро зима, и так холодно будет, а что мне в нем хранить. Картоха да морковка, они и в погребе полежат.
– Нет, починим, молочко, масло – чтобы все под рукой было. Что ж вы в подпол каждый раз будете лазить. И телефон надо подключить. Для сыночка, если что, скорую вызвать, или мне позвонить. Ну, тогда, Таисия Алексеевна, давайте прощаться, я продукты в погреб отнесу, они там пока побудут, ночью уже холодно, все сохранится. А завтра я приеду обязательно. И еще хотел спросить, чудно разговариваете, откуда вы родом?
– Я с Евстратовки, там и хохлы, и русские, перемешали все слова, да своих добавили. Вот и получилось что-то никому не понятное. Я ж стараюсь. По молодости совсем переучилась, вроде, а сейчас вот опять энти словечки у меня полезли.
– Все хорошо, Таисия Алексеевна, мы оказались с вами земляками, в одной области родились, я пошел, запирайте свою дверь.
– Дай бог тебе здоровья, хлопец, – прошептала тихо-тихо баба Тая, запирая дверь, – а сыночка-то маво Мишенькой кличут, проверяла я тебя.
Еще не стемнело, но Женька заметил, что в соседнем доме, куда он утром не смог попасть, в окнах горит свет. «Дай попробую, может, получится, вроде день начал исправляться».
Женька с опаской, вдруг собака какая выскочит, зашел во двор. Этот дом казался намного крепче, чем сруб бабы Таи, и был заглублен внутрь участка. Перед входом разбит небольшой сад и цветник.
Женька нажал на звонок. Открыла девочка лет двенадцати, вежливо поздоровалась и пригласила войти. Вся веранда оказалась устелена знакомыми ему с детства половичками. Правда, они были не такие красивые, как вытворяла его мама, довольно блеклые, однотонные, но Женька очень уважал этот труд и сразу разулся. В комнате находилась мама девочки, она гладила, рядом на табуретке возвышалась приличная кучка сложенного постельного белья. Увидев гостя, женщина отключила утюг и доброжелательно спросила:
– Здравствуйте! Вы к мужу?
Женька побоялся напрямую говорить о соседях, памятуя горький опыт общения с бабой Таей, он решил сначала объяснить кто он такой, а потом уж спрашивать.
– Я работаю в строительном тресте…
Хозяйка в испуге прижала руки к груди:
– Сносить будете?
– Почему сносить? А-а, это вы про свой дом? Нет, нет, не волнуйтесь, я по-другому поводу, хотел о соседях ваших спросить, о Вульфах. Я сам архитектор по образованию. Меня зовут Бархин Евгений Леонидович, работаю заместителем начальника строительного треста. Вот пишу научную работу, собираю сведения об иностранных архитекторах, которые трудились на территории Советского Союза перед войной. Вы можете мне чем-то помочь, рассказать о них? Иногда самый малозначительный факт играет большую роль.
– Да вам, наверное, лучше с мамой поговорить, она скоро придет, вышла в сад ненадолго.
– Знаете, в том доме сейчас девушка живет, приятная такая, может, родственница, она, вероятно, вам больше расскажет.
– Ну, с девушкой я тоже поговорю, естественно.
– Да вот же она, в саду сейчас.
Женька подошел и выглянул в окно. Территория усадьбы Вульфов просматривалась не слишком хорошо, но в обзор как раз попал небольшой кусочек площадки перед домом. На нем Марша подметала сухие листья. «Наверное, готовится к торжественному ужину с со своим красавчиком», – подумал Женька, неотрывно наблюдая за Маршей. А та как раз закончила работу и села на деревянный чурбачок. На руки к ней тут же забрался кот, долго гнездился, пытался «поцеловать», а она отстранялась в сторону, да так, что чуть не свалилась со своего импровизированного табурета. Наконец кот улегся, Марша закопала ему под живот руки и застыла, немного, скукожившись, наклонив голову набок, провожая взглядом путь солнца глубоко на запад. Как-то уж очень одиноко смотрелась она в этот момент.
– Ой, а у нас гости!
– Здравствуйте, извините за вторжение, я Бархин Евгений, архитектор, интересуюсь соседями Вульфами, пишу научную работу, я вот вашей дочери рассказал уже о своих проблемах.
– Знаете, а давайте попьем чайку. Я варение принесла из погреба, Лидочка с глажкой закончила, отдохнет с нами, посидит, может, вспомним сообща. Я пока даже представить не могу, что именно вас интересует.
– Я от чая не откажусь, только подскажите, как к вам обращаться?
– Я – Клавдия Дмитриевна, всю жизнь проработала учителем истории, сейчас на пенсии, а вот Лидочка, Лидия Ивановна. Преподает физику в той же школе. Когда мы приехали в этот город, Вульфы как раз отделывали свой дом, мы жили тут неподалеку, в общежитии, я еще школьницей была. Генрих Вульф – какой-то важный архитектор, его пригласили строить железнодорожный техникум или училище, это здание за время войны разрушено полностью. Но я хорошо помню, оно находилось недалеко от вокзала, там сейчас сквер.
Потом моему отцу разрешили на соседнем участке строиться, он служил инженером на заводе, очень уважаемый человек. Заводская бригада возводила наш дом. Раньше тут все по-другому было. В этом районе стояли только частные одноэтажные постройки, уже потом город разросся, центр почти к нашей улице сместился, все из-за парка. Совершенно очевидно, что нас скоро отсюда попросят. Пришли новые времена.
Мои родители с Вульфами не сказать, дружили, но знались. Вульфы были приятные, порядочные люди. Генрих ходил в таком длинном светлом плаще и шляпе с полями, запомнился добрым и веселым. У них рос мальчик, Николенька. Такой хорошенький, кудрявый. Дядя Генрих очень его любил, все время с ним за ручку ходил гулять. Разговаривал с сыном только на немецком. В этом и причина была, что они мало с кем общались. Генрих плохо на русском говорил, но понимал довольно хорошо. Его супруга, Елена, очень красивая женщина, служила при нем переводчицей. Сама она из Сибири, там с ним и познакомилась, когда он приехал в Магнитогорск работать с целой группой специалистов. Не уверена, может, я путаю, рассказываю отрывочные детские воспоминания, то, что от родителей слышала и поняла из их разговоров. Да, еще знаю, эти камни для отделки дома и кровельную черепицу им привезли из Европы, возможно, из самой Германии, где как раз наладили производство такой плитки.
Красивая, правда! Мне очень нравится, всю жизнь любуюсь соседским домом. Знаете, я ведь у них была в гостях. Там невероятно хорошо и удобно, у нас не принято так строить. Архитектор сам спроектировал дом для своей семьи. Только потом все плохо закончилось. Году в тридцать седьмом или тридцать восьмом Генриха Вульфа забрали в Москву, сначала ходили слухи о его отправке в Германию, потом, что арестован НКВД и ему инкриминировали работу на Германскую разведку. Больше он не вернулся.
К сожалению, я не знаю, что в действительности с ним произошло. Елена страшно тяжело все это переживала. Да и окружение стало относиться к ней с подозрением, она тоже попала в немилость, и знание немецкого языка тут сыграло не в ее пользу.
Елена нигде не могла устроиться на работу по специальности. В школу учителем, ее, естественно, не брали. Мальчика не удавалось определить в детсад. Она где-то полы мыла по вечерам, Коленька с ней ходил хвостиком, пока маленьким был, а потом война. Что творилось, просто не описать, линия фронта по этим местам проходила.
Они не уезжали, всю войну тут прожили, а мы были в эвакуации. Когда вернулись, дом наш сильно пострадал. А их вообще нетронутым остался. Пошли слухи, что это шпионы, поэтому их дом не разбомбили. Они замкнулись, мало общались с людьми. Коленька славный мальчик вырос, на отца похожий, высокий, худенький, улыбчивый, как Генрих. Он прекрасно рисовал, ходил в художественную школу. Я его часто с этюдником видела на улицах: стоит, рисует, ни на кого внимания не обращает, но изображал не природу, а только дома.
Потом поехал в Москву, учиться на архитектора. Елена одна осталась Она тосковала без него, очень любила, гордилась. И Коленька, только какие праздники, каникулы, сразу домой, к ней. Долго она не протянула такой жизни, заболела, потом похоронили ее. Как уж сынок убивался, это просто вспоминать страшно! Дом несколько лет пустовал, Коленька приезжал раз в год, в отпуск, обязательно к нам заходил, поздороваться. Только про его жизнь в это время я не знаю, где он жил, работал, не могу сказать. Потом, в 60-е годы, он вернулся и занялся строительством флигеля. Возводили быстро, наверное, были у него какие-то планы, построили, а он вскорости опять уехал. Приезжал потом сколько-то раз в год, жил по нескольку дней.
Я в один из таких визитов разговаривала с ним, он поделился, что пытался узнать об отце, делал запрос, ему вернули вроде какие-то личные письма, они были распечатаны, все конверты в черных штампах. Николай сказал, что их перехватывали, отец о них даже не знал. Письма из-за границы якобы являлись свидетельством о его связи с иностранной разведкой. Коля сказал, что после посещения КГБ он до сих пор не может понять, как ему удалось получить высшее образование в столичном ВУЗе. Говорил, они недоглядели, видно. Хотя при поступлении он заполнял анкету, где, ничего не скрывая, писал про родителей, ну конечно, об отце сообщил, что он архитектор, а не враг народа.
Несколько лет назад Николай вернулся и поселился здесь, жил замкнуто. Редко были у него гости. Приезжали откуда-то, всегда с дорожными сумками. Он, вроде, писал книгу или учебник, вот нашел уединенный уголок для работы. Я его часто видела в саду. Он вон на той площадке в кресле складном сидел, размышлял, курил. Умер неожиданно, он ведь не старым был. Говорят, тромб оторвался. Мне его очень жалко. И его, и всю семью.
Женька подошел к окну, взглянул в сад, площадка перед домом Вульфов опустела и освещалась светом из оконного проема кухни.
– Я даже не знаю, как вас благодарить, вы мне дали ценнейшую информацию. Я вам оставлю свой номер телефона, на всякий пожарный, может, моя помощь будет нужна, да мало ли что в жизни случается.
Женька нашел свою машину около дома бабы Таи, свет у нее не горел, наверное, старушка уже легла спать. Женька подумал, что завтра обязательно позвонит Марше, все расскажет о Вульфах. И ни слова о личном.
Продолжение (глава 20): http://www.proza.ru/2013/05/15/1853