Она молча и как-то тяжело прошла к столу, села на стул и безучастно посмотрела
на капитана.
- Я пришёл за ответом,- сказал он.
Дина продолжала молчать.
- Ну, не ломайся, дорогая. Чего ты боишься? Ты же не девочка, чтоб тебя
уговаривать.
Дина, наконец-то, обрела способность говорить и рассуждать:
- Я вас ненавижу, - прошептала она. - Неужели вы не понимаете, до чего низок
ваш поступок? Ваше предложение чернит вас в моих глазах. Вы сейчас не достойны
звания офицера,- уже громче произнесла женщина.
- Тише, тише. Это тебе не кафедра философии. Не надо мне читать лекцию на
тему "Мораль".
- Да нет, вам стоит прочитать лекцию не только на тему "Мораль", но и на
тему "Что такое любовь и легкомысленное вступление в интимные отношения".
Лазейкин поморщился:
- Дина Львовна, в другой раз ты прочтёшь мне любую лекцию на своё усмотрение,
а сейчас скажи "да" или "нет".
- Вашей любовницей никогда, ни при каких обстоятельствах, я не буду. Прошу
вас, уйдите.
- Хорошо. Тогда взгляни вот на этот бланк, - он протянул ей бумагу. - Скажи,
чья эта подпись?
Дина пробежала глазами бланк и побледнела. В нём указывалась растрата ценных
материалов на сумму 10 тысяч рублей, за её подписью.
- Вчера ты мне подписала таких бланков десять штук, а теперь подсчитай, на
какую сумму твоим отделом сделана растрата.
Не дожидаясь ответа, Лазейкин продолжил:
- Растрата сделана на сумму 100 тысяч рублей. Военный трибунал приговорит
тебя, как заведующую, к расстрелу. Вот теперь, дорогая, вникай в суть дела. Растрата есть, но может и не быть. Всё зависит от тебя.
Широко раскрытые синие глаза потрясённо и растерянно смотрели на Лазейкина,
у того даже мурашки пробежали по спине и в то же время, он испытал дикое удовольствие от закручивания дела.
Шантаж удался. И он с наслаждением ждал, что вот сейчас она кинется к нему,
зарыдает и будет умолять пощадить её.
Но Дина глухо сказала:
- Для чего эта комедия? Неужели вы таким способом решили заполучить моё
расположение к вам, мою любовь? Я ещё никогда не видела таких жутких и подлых
мужчин. Вы не стесняетесь способов заполучить желаемое, но по вашему не будет.
- Если ты думаешь, что выкрутишься из этой истории, то зря лелеешь такую
мечту. Ты сама подписала себе приговор и тебя расстреляют. Мне жаль твою молодую
жизнь. Подумай. Чего ты ломаешься? Муж тебе изменяет у всех на виду. У нас об этом
только и говорят. А тебе, чёрт возьми, предлагают всё: деньги, подарки, все сто
удовольствий. Хочешь, закатимся куда-нибудь: хоть в город, хоть на юг мотанём, к
морю. Вот увидишь, будет интересно и прекрасно. Тебе понравится...
- Мне вас очень жаль,- в её глазах блестели слёзы. Она гордо вскинула
голову: - Вы никогда, видно, не любили по-настоящему, поэтому и не понимаете моих
отказов. Любовь прекрасна во взаимных чувствах, а я к вам ничего не питаю, даже
презрения.
Дина грустно-печально смотрела на Лазейкина. В её взгляде не было ни злости,
ни ненависти, ни насмешки.
Именно эти глаза, вот этот блестящий взгляд, с россыпью мелких сверкающих
звёздочек в синих глазах, тёплый, женский взгляд не давал покоя Лазейкину, звал
к себе и манил куда-то. Эти глаза очаровывали капитана и заставляли мечтать по-своему о них и разжигал в душе огонь страсти.
Он никогда не встречал такой совершенной красоты в совокупности со всеми
женскими достоинствами, потому-то он метался и искал способы обладания ею.
Распущенный в своих поступках и чувствах, он не мог понять, что таких женщин
надо не принуждать или шантажировать, их нужно покорять постепенно и исключительно
чистыми, нравственными поступками, искренностью и добротой.
Дина устало закрыла глаза. Чаша мучений переполнена. Выхода не было и она его
уже не искала.
Лазейкин снова спросил:
- Так "да" или "нет"?
Женщина взглянула на капитана и неожиданно глаза её зажглись решимостью и
странным мерцающим огнём.
- Вы очень хотите встретиться со мной вне работы?- спросила она.
- Конечно! Иначе я не сидел бы здесь.
- Ну, что ж... Приходите завтра вечером, часам к восьми, ко мне домой,
только...- она пристально посмотрела на него.
Лазейкин усмехнулся:
- Захватить бутылочку коньяка?- радостно подсказал он.
- Нет, не угадали. Возьмите все эти бланки и... букет цветов.
- Вот это разговор,- Лазейкин с облегчением вздохнул. Он обрадовался такой
развязке. Тогда до завтра, Диночка,- и он довольный одержанной победой над
упрямой женщиной, быстро вышел из кабинета.
&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&
Виктор поднялся в шесть утра. Привёл себя в порядок и молчком, надев пиджак,
направился к двери.
- Витя,- окликнула его жена. Он поморщился, но остановился и посмотрел на Дину.
Она стояла перед ним в ночной сорочке, с босыми ногами. Чёрная, толстая коса
на груди. Решительный взгляд. Синие глаза смотрели с прохладной грустью. Виктора,
впервые за последние дни размолвки, поразил этот взгляд, сердце тонкой иглой
пронзила боль. Он молча смотрел на неё, а она ему сказала:
- Витя, я никогда тебя ни о чём не просила в последние месяцы, поэтому, умоляю тебя, исполни то, что я сейчас попрошу.
Дина переступила ногами. Пол был прохладный. Напряжение в их взаимоотношениях
настолько подорвало нервную систему женщины, что её сейчас бил озноб. Она перевела
дух и снова заговорила:
- Витя, пожалуйста, приди сегодня домой в восемь вечера и... принеси мне букет
цветов.
Муж удивился такой необычной просьбе, что-то хмыкнул и вышел. Он даже не
вспомнил про сегодняшний их юбилей. Дина кинулась в кровать и горько заплакала.
Проплакав какое-то время, она поднялась с постели и занялась делами.
В девять утра пришла её мать. Она увидела растерянные глаза дочери, мятущиеся
движения, но ничего не спросила, потому что знала, Дина не любила, когда ей лезли
в душу. Видно, с мужем поссорились. Но что не бывает в семье? Вздохнув, она забрала внука и ушла.
Оставшись одна в доме, Дина заметалась. Потом затопила баню. Вымылась. Одела
розовое шёлковое платье. Расчесала чистые волосы, заплела косу и уложила её
гирляндой. Завязала на шее длинный шарфик из того же материала, что и платье.
Достала розовую сорочку Виктора и повесила её на спинку стула. Из шкатулки взяла
янтарные серьги и запонки, подержала их в ладошках и положила на стол. Оглядела
комнату и неожиданно её взгляд остановился на приёмнике. Она подошла и включила его. Дом наполнился печальными звуками вальса-фантазии Глинки. Дина слушала с
широко-открытыми глазами. Музыка то замирала, то всплескивала вверх, тревожа
чувства и манила, звала её в неведомую даль, бередила раненую душу.
Занималось воскресное утро. Женщина не спеша направилась к лесу. По пути она
нарвала синие васильки и стала плести венок, а закончив, одела его. Тонкий, длинный шарфик развевался лёгким, порывистым, но тёплым ветром.
Она шла не торопясь. Лес, едва тронутый красками начальной осени, слегка
кружил голову своим пьянящим ароматом разнотравья, ветви деревьев склонялись перед Диной, нашёптывая ей прощальные слова.
Птицы стаями восседали на высоких деревьях, собираясь в дальнюю дорогу.
Неожиданно раздался жалобный крик кукушки, птицы дождя. Отрывистые, дрожащие звуки заполнили лес. Дина уже ни о чём не стала спрашивать её и та долгое время ещё
тревожила лесную жизнь печальными криками.