До конца рабочего дня сорок минут. Жарко. Ведущий конструктор Балабайко взмок и присел, наконец, за стол. Он решил ещё раз спокойно перечитать письмо своей тётки, полученное утром. Весь день Балабайко дёргали туда-сюда по всяким мелким и не очень большим делам – он замещал начальника отдела, который улетел в командировку за границу. Не давали буквально вздохнуть ни минуты.
И вот, наконец, он сел в кабинете за стол, включил вентилятор и, сменив страдальческое выражение лица на мягкую полуулыбку, пробежал глазами исписанный круглым почерком листок: “Здравствуй, племяшек! У нас в Одессе пекло нещадное стоит, и даже помидоры на огороде усыхают, и море такое тёплое, как ты любишь. Приезжай! Твоя тётка по тебе стосковалась…”
Далее следовало описание тёткиной жизни, жалобы на старость и болезни и на то, что забот в хозяйстве прибавляется, а силы тают. В саду и огороде полно овощей и фруктов – надо их продавать на базаре, чтобы не погнили, а вместе с тем, хата облупилась, и кое-где ремонта просит. Балабайко пропустил все эти подробности и остановился на том, что его занимало больше всего: “… Сообщаю, что нашла тебе, голуба, кандидатуру подходящую. Здорова и красива девочка, двадцать лет от роду. И родители видные: папа - директор, а мама зубной врач, кажется. Хороша жена тебе будет. А сынок их капитаном плавает за границу. Приезжай, ибо упустишь кандидатуру. Я долго искала…”
На столе тихо застонал телефон. Балабайко не глядя снял трубку. Звонил профорг: через пять минут начнётся собрание…
- Собрание?!- удивился Балабайко. "Чёрт, совсем забыл…" - Нет, конечно, помню и приду,- он недовольно бросил трубку. "Не дадут спокойно дочитать даже. Ну их в болото! По десять заседаний в день",- он вытер платком мокрую шею. “Эта жара добьёт меня”. Вспомнил с радостью, что в понедельник первый день отпуска. Снова опустил глаза на листок: “… долго искала. Это ж как раз то, что ты хотел. Красавица южная, черноглазая. Сам увидишь…”
В кабинет вошла секретарь Верочка с красной папкой в руке:
- Евгений Борисович, вы случайно не забыли – вам ещё бумаги на подпись?..
- Случайно нет,- соврал спокойно Балабайко и взял пухлую папку. “Видишь ли, Евгений Борисович!.. Ещё недавно - просто Женя”,- он мельком взглянул на Верочку: “И что шеф в ней нашёл? Уж больно простовата. Хотя, впрочем, в свои двадцать пять выглядит недурно”.
Он перелистал бумаги в папке:
- Я подпишу это на собрании. И, вообще, Верочка, ничего случайного в жизни нет,- он с шутовской физиономией повернулся к близко стоявшей девушке. – Запомните – всё имеет свои причины. Только их нужно уметь видеть,- он значительно поднял вверх палец. Верочка радостно улыбнулась:
- Вы думаете?..
- Да, миленькая – это моя профессия – думать…
Верочка по-детски мило склонила на бок светлую головку:
- Извините, я вам нужна? – спросило доверительно - ласково.
- Нет.
- Жаль,- негромко сказала и тихо пошла к двери.
- Что?!
- Я говорю, до свидания…
- А-а-а, да-да – всего.., - Балабайко снова склонился над листком.
“Удивительно меняются отношения с переменой положения!”- подумал он. ”Стоило мне сесть в это кресло… даже временно. А, ведь, я всего на пять лет старше”,- он вздохнул. “Знаем мы эти штучки не первый день!”
Верочка чуть-чуть задержалась у двери и посмотрела долгим, обиженным взглядом на густую шевелюру Балабайко… Он не заметил этого. Он сидел, склонив голову над письмом: “… так что, Женька, приезжай, жду с нетерпением. Твоя единственная тётя”.
***
Раскалённый песок жжёт пятки, на море полный штиль, солнце блещет – до темноты в глазах. Жара… Евгений Балабайко босиком ступая по пляжу, как по сковородке, всем телом вздрагивал, когда под ногу попадал случайный камешек. Вот кромка моря. Наконец-то! Масса мокрого песка приятно прилегает к испечённым подошвам, густо вязнут ноги в набежавшей волне; гладкая песчаная поверхность, лениво слизанная морем, обваливается под ступнями ног. Вокруг люди. Много-много полуобнажённых тел…
Он прилетел в Одессу вчера, в конце дня, хотя купил билет на утро: “Рейс задержан в связи с поздним прибытием самолёта”,- так объявили в аэропорту. Измотавшись до головной боли и перестав уже потеть, Балабайко добрался, наконец, к тёткиному дому.
Из-за крепкого забора он увидел: тётка поливает помидоры на огороде. Когда скрипнула калитка, а пёс во дворе яростно взвился на цепи, она разогнула спину и, заслонившись от заходящего солнца испачканной ладонью, радостно воскликнула:
- Ох ты же мой хлопчисько - приехал, наконец-то!- и, задыхаясь, торопливо пошла по грядкам, переваливаясь, как утка, большим, полным телом. Вытерев руки о передник, она наклонила к себе голову племянника шершавыми, жёсткими ладонями и влажно облобызала его лоб и щёки. Прослезилась…
Мужа она потеряла на войне,- он погиб в подводной лодке и сейчас “спит” в городской аллее славы,- детей у неё никогда не было, поэтому Женька был для неё одновременно и племянником и сыном. Особенно после смерти сестры – его матери – пятнадцать лет назад.
Узнав, что Женька прилетел на самолёте, она страдальчески сморщила тёмное от загара лицо:
- Сколько раз тебе повторять: не летай самолётом, не летай самолётом! Мало ли чего случиться? Бережёного и бог бережёт…
Но тут она смягчилась и пожалела уставшего Женьку - гладила его, как в детстве, по головке, а потом быстро собрала ужин на стол. Женька выпил прохладного, изумительного вина из погреба – тётка сама делала вино – и навалился на курятину с салатом из свежих овощей, а потом ел “до отвала” фрукты-персики из тёткиного садика. Она ему что-то говорила, жаловалась, рассказывала о себе, но он уже воспринимал всё это через томительный сон. Услышал лишь, что его прекрасная “кандидатура” уехала вчера к родителям на дачу и вернётся только послезавтра. Как он добрался до постели – не помнит…
Проснулся утром поздно. За окном пылало жёлтое пространство солнечного света. Тётку нигде не нашёл. Заметил на кухне записку: “Женька! Ушла на базар. Скоро буду. Кушать – на столе. Твоя любящая тётя”
Быстро перекусив и взяв с собой десяток абрикос и яблок, он собрался на пляж: надо хоть чуть-чуть загореть к завтрашнему дню…
Балабайко шёл по пляжу и ощущал некоторую неловкость из-за своей кожи: цвета, как ему казалось, скисшего молока. Людей было так много, что приходилось пробираться осторожно, чтобы не задеть кого-нибудь. Ошалевшие от счастья дети могли просто свалить с ног, шумно брызгались, визжали. Стоял весёлый гомон пляжа…
Балабайко решил поехать на дальний берег – как в прошлом году – там должно быть не столь многолюдно. Он купил билет на белый катерок, курсирующий вдоль побережья…
***
Здесь действительно оказалось меньше людей, и песок был чистый, мелкий. Высоко, на обрывистом, обнажившем древние слои породы, берегу виднелись дачные постройки, утонувшие в зелени садов. Наверх вели ступени длинной деревянной лестницы.
Евгений Балабайко шёл по берегу упруго и легко, выбирая место для себя. Его взгляд частенько останавливался на загорелых, стройных девушках – их было много,- он слышал смех, невольно наблюдал за чьей-то ленивой грацией, с жадностью ловил случайный взгляд, и постепенно им овладевало смутное, безотчётное желание какой-то острой радости. Какой – он и сам не понимал, не пытаясь разобраться в этом.
Вдруг он заметил в стороне от всех девушку, лежащую на большой подстилке, спиной к солнцу. Светлые, длинные густые волосы её были собраны небрежно сзади, обнажая длинную загорелую шею. Лицо девушки почти не видно, но Женя Балабайко в воображении своём дорисовал её всю – высокую, стройную, с длинными и крепкими ногами. Он смутился и невольно прошёл дальше, чем хотелось. Сделав вид, что тщательно осматривает место вокруг, он вернулся назад, подошёл ближе, надеясь краем глаз лучше рассмотреть. Казалось ему - она спит. Но, когда Женя выбрал место, наконец, она приподняла голову и мельком осмотрелась. Он успел заметить – красивое лицо…
Лёжа на спине, он забросил руки за голову и подставил лицо солнцу, которое нежно щекотало губы. Но ему вдруг отчего-то стало грустно и даже тоскливо: “Красивая девушка,- с отчаянием подумал он. – Наверное, ждёт кого-нибудь…”
Уже три раза он ходил купаться в море, потом стоял, обсыхая на солнце, и посматривал в её сторону, а она всё ещё была одна и почему-то не купалась. Повернувшись несколько раз к солнцу то боком, то животом (он ещё подумал, что она доводит загар до золотистого оттенка), девушка поднялась и села. Обхватив руками круглые колени, она взглянула сквозь большие тёмные очки в его сторону почти равнодушно – он это почувствовал и поспешно отвёл глаза, стал внимательно изучать свои уже чуть-чуть порозовевшие конечности…
Вдруг девушка поднялась и неторопливо пошла к берегу. Балабайко невольно напрягся: она проходила мимо, совсем рядом. “А ей не больше двадцати!”- он впился взглядом в её спину, скользнув глазами по ногам. Девушка действительно была хороша - дух захватывало. “Не то, что наши бледные поганки…”- подумал он о своих сотрудницах и вспомнил Верочку...
Но девушка купаться не собиралась. Она вошла по колено в воду и стала умываться. Окропив себя водицей, она повернула обратно и ступила на песок так, словно это была театральная сцена.
Недалеко от них, в позе быка, лежал поросший шерстью - даже на плечах - мужчина. Он откровенно провожал её глазами. Девушка остановилась у своей подстилки в позе Афродиты. “Как нелегко красивой женщине живётся ”- вдруг Балабайко сочинил строку. “Но подойти к такой ещё трудней!..” – и глубоко задумался…
Пока он мучительно размышлял о своей неполноценности, “шерстяной” мужчина, погладив огромной ручищей жидкие волосы на затылке, вдруг с шумным сопением поднялся и, не отрывая глаз от девушки, пошёл прямо на неё, утопая ногами в песке.
Кровь бросилась в голову Балабайко при одной только мысли… Он, сам не сознавая, что делает, решительно шагнул к девушке… Она чуть-чуть повела тонкими бровями и, не изменив выражения лица, вопросительно-холодно уставилась на него тёмными кругами очков.
Неожиданным фальцетом Балабайко вымолвил:
- Извините… э-э-э, а почему вы не купаетесь, девушка? – и жалко, как ему показалось, улыбнулся и покраснел.
Девушка не торопилась отвечать и молча осматривала его подтянутую,- он был уверен в этом, - отличную фигуру…
Тем временем “шерстяной” мужчина проследовал мимо, метнув в лицо Балабайко тёмный взгляд. Помесив песок по широкому кругу, он вернулся на своё место и снова улёгся в позе быка.
- А вас это волнует?- мягким сопрано ответила девушка и, наконец, улыбнулась.
Балабайко, не отрывая взгляда от её губ, стал что-то сбивчиво говорить. Она сначала молча слушала, сдержанно улыбаясь, а потом, во время паузы, показала пальчиком на его белый живот и спросила:
- А вы приезжий?
- Да. Меня зовут… Станислав,- почему-то соврал Балабайко. – А вас?..
Девушка снисходительно протянула руку:
- Анжела, - её пальчики были прохладными.
В Жене Балабайко вдруг проснулось красноречие и, преодолев сухость во рту, он заговорил о том, что женская красота – это своеобразный гений, что она, сама того не замечая, рождает в мужчине,- даже, может быть, и случайно,- тот самый импульс творческой энергии, который, в конечном счёте, преобразуется в станки, машины и произведения искусств; что экономисты явно не в ладах с наукой, так как при подсчёте национального дохода не учитывают количество красивых женщин в стране…
Это явно понравилось Анжеле, и она,- особенно узнав, что её новый знакомый из столицы,- широко и искренне заулыбалась, и стала расспрашивать… Женя рассказывал о себе, небрежно обронив, что работает в должности начальника отдела…
- А вы так совсем сгорите, уважаемый начальник,- вдруг ласково перебила его девушка, прикоснувшись ладошкой к его плечу. – Больно?..
- Н-е-е,- восхищённо помотал головой Балабайко и предложил Анжеле съесть большой красивый абрикос под завистливые взгляды мужчины, лежащего всё в той же позе.
И пока она ела, он скосил глаза на её шею, возле уха, в котором блестела маленькая серёжка, и ему нестерпимо захотелось прикоснуться к ней. Он с трудом удержал себя. “Нет, случайность, всё-таки, великая вещь!”- подумал он, а потом это же сказал вслух, встретив полное одобрение своей собеседницы.
- Если бы не случайность, то я бы не встретил вас,- сквозь зубы добавил он и осторожно прикоснулся ладонью к её гладкому плечику...
- А у меня здесь дача,- вдруг обернулась Анжела.
Надкусив ещё один золотистый абрикос, напоминавший цвет её кожи, и вкусно пережёвывая его, она показала пальчиком на деревянную лесенку, ведущую вверх...
- О, у меня есть одна клёвая мысль!- восторженно сказала Анжела. – Вы посторожите мои вещи, а я сейчас вернусь, хорошо?.. Я быстро,- и она грациозно пошла к лестнице, не дожидаясь ответа…
Потом обернулась и крикнула издали:
- Станислав, если хотите, посидите на моей подстилке!..
“Станислав?.. Почему Станислав?!- удивился Балабайко – Ах, да-да!”- и он присел на подстилку, на то самое местечко, где девушка оставила свой след.
***
Прошло и пять, и пятнадцать минут, а Балабайко всё сидел, изредка оглядываясь на лестницу, и гадал: “Зачем она пошла туда, и что там делает сейчас?..” Он уже мысленно видел себя на её даче, где кроме них никого не будет, а будет только тихая музыка, прохлада и полумрак. А дальше Балабайко “наступал на горло” своей фантазии…
Вдруг неожиданно подошёл “шерстяной” мужчина и, присев на корточки, серьёзно и с особым уважением в голосе промычал:
- Молоде-ец, дорогой, мо-ло-дец!- и, похлопав огромной ладонью по колену Балабайко, ушёл обратно. Отвернувшись к морю, мужчина уселся на большой прибрежный камень и неподвижно, печально и надолго о чём-то задумался…
Плечи Евгения стали понемногу болеть, и он уже всерьёз забеспокоился, поглядывая на часы, когда вдруг сзади послышались шаги. Он обернулся и увидел Анжелу.
Она шла с великолепной улыбкой, распустив роскошные золотистые волосы по плечам, в сопровождении нескольких человек. Балабайко не успел встать и остался сидеть с недоеденным абрикосом во рту.
Анжела подошла и, раскрыв ладошку в сторону пожилых, располневших людей, бодро сказала:
- Станислав, знакомьтесь – мои родители!..
- ?!..
Балабайко поспешно вскочил, хотел что-то сказать и подавился абрикосом. Закашлялся. Лицо его побагровело и глаза выпучились.
Анжела весело засмеялась, глядя на него…
Сзади подошёл какой-то тип, с банкой пива в руке, и гулко ударил несколько раз Жене кулаком по спине, между лопаток.
- Сс-спасибо,- просипел Балабайко и утёр слёзы.
- А это мой старший брат, - вымолвила сияющая Анжела, указав пальчиком на уже полнеющего и лысеющего парня, который назвал себя Аркашей и схватил мясистой ладонью пальцы Балабайко, чуть не искрошив их.
- Очень рад,- буркнул Балабайко и, ошеломлённый, повернулся к родителям Анжелы:
- Э-э-э, Евгений, - и поспешно поправился:
- То есть, Станислав, Станислав… ха-ха-ха,- рассмеялся он и сразу вдруг понял… На его лице застыла недоверчивая полуулыбка…
- Так Евгений или Станислав?- Анжела удивлённо подняла ниточки бровей, сняв тёмные очки.
- Станислав, Станислав!- поспешно подтвердил ещё раз Балабайко, и неожиданно для себя выпалил:
- Это жена меня так называет – Евгений. Ей так больше нравиться,- в его голове возник, почему-то, яркий образ белокурой Верочки…
Отец Анжелы, совершенно лысый и очень полный человек, сочно откашлялся и, молча насупив косматые, властные брови на вечно недовольном лице, вперевалку пошёл к воде.
Мать, не менее дородная, в рыжем парике, нагнулась и стала стряхивать что-то с большой подстилки Анжелы, где ранее сидел Балабайко. Брат Аркаша снял крышку с трёхлитровой банки и, сделав несколько добрых глотков пива, повернулся к Жене:
- На, запей, Станислав,- протянул он банку, утирая ладонью рот.
- Нет, нет, спасибо, спасибо большое,- Балабайко нагнулся и забрал свои вещи, сброшенные на песок с подстилки Анжелы её дородной матушкой. Балабайко внутренне удивился - как всё же не похожа стройная дочь на свою пожилую мамашу. “Она будет в старости такой же толстой”, - мелькнула мысль.
- Ну, мне пора,- сказал Евгений, - а то жена уже, наверное, заждалась. Она дома осталась – мы вчера поздно прилетели,- сказал он извиняющимся тоном и красноречиво покосился на свои пунцовые плечи.
Аркаша с сомнением прищурился, а потом оглянулся вопросительно на свою сестричку, которая снова одела большие тёмные очки и с невозмутимым видом смотрела на горизонт моря, где белели треугольники парусов.
Солнце беспощадно жгло плечи. Жарища…
- Ну, мне пора,- деловито повторил уже оправившийся от шока Евгений и нерешительно взглянул на Анжелу:
-Может, увидимся ещё?
Анжела натянуто улыбнулась, продолжая осматривать горизонт:
- Нет, вряд ли. У меня мало времени…
Балабайко повернулся кругом и пошёл вдоль берега к причалу белых катерков. Ему показалось, что все на пляже встали и смотрят ему в спину. Он пугливо обернулся - смотрел только “шерстяной” мужчина. Он стоял с видом победителя, широко расставив толстые ноги и, уперев кулаки в крутые бока, улыбался, сверкая на солнце золотой коронкой…
***
В тёткин дом Евгений Балабайко вернулся совершенно разбитый и больной: раскалывалась голова, плечи жгло огнём. Тётка, увидев своего племянничка, всплеснула руками…
- Господи, боже ж ты мой милосердный, где ж ты так спалился, Женька, горе моё луковое!- запричитала она и засуетилась, достала из холодильника скисшее молоко, помазала им нос, щёки и плечи несчастного племянника, ругая южное солнце на чём свет стоит. И Женька рассказал ей всё, как было. Почти всё…
Тётка, к его изумлению, не особенно и удивилась. Наморщив свой низкий, тёмный лоб со светлой полоской от платка у волос, она назидательно сказала:
- Я ж тебе сколько раз таки говорила, и каждый же-ж год: избегай случайных встреч, сынок, избегай. Не-ет, не слухаешь ты свою тётю,- она засучила рукава и стала сердито мыть свои белые, повыше локтей, руки. – И вот те здрасте – что мы имеем…
Женька не выдержал и стал спорить:
- Случайностей не бывает, тётя!- кричал он, брызгая на скатерть капли кислого молока. – Всё имеет свои причины. Всё! Абсолютно всё! Только эти причины надо ещё уметь распознать. Да!.. Распознать! – и он вдруг вспомнил, что уже говорил эти слова три дня назад милой Верочке и, почему-то, сразу успокоился…
Тётка гневно обернулась к нему всем своим большим телом:
- Так я тебя не пойму – ты-таки думаешь жениться, или-таки нет?!
Женька виновато опустил глаза:
- Да, нно-о ты же так и не рассказала мне толком: кто она, что, как зовут и какое образование…
Тётка самодовольно ухмыльнулась:
- Ты не веришь своей родной тёте, - укоризненно покачала головой. – Вот подожди до завтра, узнаешь всё на месте. Это ж тебе не случайная встреча!- съязвила она и заторопилась на огород укрывать помидоры: издалека по небу прокатился гром, и в открытое окно повеяло приятной свежестью – приближался дождь…
Густой и хлёсткий ливень обрушился без предупреждения. Мощные порывы ветра с шипением согнули в дугу высокие кипарисы. Мимо раскрытого окна в потоке дорожной пыли пролетела испуганная курица, неуклюже хлопая крыльями. Евгений Балабайко лёг на диван и положил на лоб мокрое полотенце. Там, под полотенцем, творилось примерно то же, что и на улице, где всё смешалось и быстро потемнело… “Как бы не получить удар”,- подумал Евгений и тихо застонал…
Поздним вечером всё кончилось: ветер, дождь и, как ни странно, головная боль. Только кожа на плечах и на лице горела, тело бросало то в жар, то в холод и перед глазами плавали темные круги… С крыши тихо капала вода…
“Зачем я здесь?”- грустно думал Балабайко, лёжа на диване. “Случайно родился, случайно женюсь… и - случайно умру. И, вообще, в чём смысл моей случайной жизни на Земле?..”
Пытаясь так решить вопрос о смысле жизни, Балабайко не заметил, как уснул. Ему снилась Верочка…
***
Утром его разбудила тётка. Когда он умывался, лицо его болело, но уже не было таким пунцовым, как вчера. Тётка принарядилась и что-то весело мурлыкала себе под нос. Евгений Балабайко был не в духе.
После завтрака он смягчился и уступил, в конце концов, тёткиным уговорам: они пошли смотреть “кандидатуру”. Чем ближе они подходили к большому двухэтажному каменному особняку, на который с восхищением указала тётка, тем беспокойнее билось сердце Балабайко: “Что там за сюрприз приготовила тётушка?”- тяжело вздыхал он.
Тётка вошла первой в массивную, с металлическим звуком, калитку ворот, ведущих в широкий двор. За ней вошёл и Женька. Двор был увит диким виноградником и плющом. Бетонная дорожка вела к большой веранде, где сидели хозяева дома. Евгений поднял глаза и вдруг увидел в глубине веранды сидящего к нему спиной полного, совершенно лысого мужчину, который держал в коротких толстых пальцах широко развёрнутую газету. Рядом склонилась над тарелкой дымящегося супа располневшая дама, которая, увидев входящих, повернулась, застыв с поднятой ложкой возле рта.
Балабайко остолбенел и, не двигаясь с места, следил как тётушка, радостно и приветливо взмахнув рукой, бодро и вперевалочку направилась к мраморным ступеням широкой лестницы, на которой сидела стройная девушка в тёмных очках, поглаживая пальчиками между ушей тихо ворчащего крупного пса…
Евгений, будто подчиняясь неведомой силе, попятился и стремглав выскочил на улицу - чуть не упал, наткнувшись на калитку. Не оглядываясь и задыхаясь от непонятной досады на себя, он почти бегом вернулся к тёткиному дому, быстро скользнул в комнату и собрал свои вещи в сумку.
Выходя из дома, он вдруг остановился и вернулся обратно. Взял листок бумаги и написал записку, оставив её на кухонном столе рядом с большой вазой, полной персиков и абрикос. Взяв напоследок крупный тёткин персик, он быстро вышел из дома, сел на скрипучий трамвай и поехал в аэропорт...
***
Тётка вернулась домой через полчаса - в полной растерянности. Она нашла на столе записку от Женьки и с упавшим лицом стала читать её вслух: “Дорогая моя тётушка. Я должен уехать срочно. Меня вызвала на работу моя секретарша. Я случайно забыл сделать одно очень важное для меня дело. Спасибо тебе за всё и прости меня за огорчения. Всегда твой племянник - Женька…”