Шурша осенней листвой и мурлыча себе под нос привязавшуюся песенку "…я б имел трёх жён", дежурный по отдельному зенитно-ракетному дивизиону неторопливо шёл по узкой дорожке вдоль плаца. Октябрьский тёплый вечер, жена отправлена к родителям, настроение прекрасное, вот только армия надоела и служить не хочется.
Кто же знал, что с офицера "стружку снимают" гораздо побольше, чем с курсанта? Что «заграница» обернётся не только "марками" и пивом, но и постоянными тревогами, нарядами, непрерывной службой и боевыми дежурствами? Все школьные друзья "балду гоняют", пристроившись благодаря родителям после институтов в тёпленькие местечки. А он, как последний дурак, погнался за красивой формой и после школы дёрнул же его чёрт поступить в Киевское зенитно-ракетное...
И мысли о сладкой «гражданке», и мурлыкание песенки прервал подбежавший солдат.
-Товарищ старший лейтенант, там на КПП немец какой-то дежурного просит позвать!
На КПП под фонарём нетерпеливо переминался с ноги на ногу мужчина в шляпе.
-Гутен абенд, камрад!
-Здрафстфуйте, герр официр!
-Ну рассказывай, чего там у тебя? Вас ист лос?
-Гросс проблем, герр официр! Майне наме ист Курт…
Разговор продолжался на ломаном немецко-русском языке. Служа в Германии, все быстро успевали нахвататься разговорных навыков. Выяснилось, что проблема-то не у немца, а как раз у наших.
-Руссиш зольдат…водка тринкен…шляфен майне хауз!!! Дружба-фройндшафт, нихт полицай, нихт командатур! Герр официр фарен унд зольдат цурюк! – старший лейтенант примерно улавливал, что ему рассказывает немец.
-Камрад, ты мне тут не тараторь по своему. Ферштейн-ферштейн. Молодец, гут, дружба-фройндшафт, нахрен нам проблемы? Я, я, сейчас фарен! «Урал» дежурный возьму и поедем!
-Урал нихт, Урал гросс ауто! Майне штрассе ист кляйн! Ихь хабе ауто. Трабант, фарен, битте!-немец махнул рукой в сторону своего автомобиля.
Ситуация была вполне банальной. Солдатик смотался в самоволку, употребил водочку и припёрся к немцу в дом, где и уснул сладким сном. Конечно же, части проблемы с полицией и комендатурой не нужны, потом голова будет болеть не у больших начальников, а у взводных. Значит, солдата надо срочно забирать и разбираться самому.
-Алло! Представляться надо, товарищ прапорщик! Вот так-то. Короче, помощник, я через часок вернусь, тут вроде «самоход» у нас объявился!
Старший лейтенант положил трубку.
-Ну, камрад, поехали, шнель-шнель!
-Я, я, бистро-бистро!
Скрючившись в три погибели, дежурный втиснулся в тесный салон «Трабанта». До окраины маленького городка ехать пришлось совсем недолго. В конце узкой улочки ярко светились окна коттеджа.
-Давай показывай, камрад, где тут мой руссиш солдат?
-Ком, герр официр, ком!
Немец услужливо распахнул входную дверь.
-Битте, битте!
-Нихрена не понял..Так где солдат-то?
Взгляду старшего лейтенанта предстал накрытый стол, с водкой и закусками. Приветливо улыбаясь, на него смотрели две красивые блондинки. Одна постарше, вторая помоложе, лет двадцать пяти. В их глазах, словно в зеркалах, отражался бравый советский офицер. Форма с иголочки, красная повязка на рукаве, портупея с кобурой, «хромачи» до блеска, под два метра ростом и косая сажень в плечах.
-Дас ист майне фрау Хельга унд майне тохтер Эльза!
-А нахрена мне твоя жена с дочкой? Камрад, ты мне руссиш солдат давай!
Оказалось, что немец вполне прилично говорит по-русски, хотя и с акцентом и без правил грамматики. Диалог продолжался.
- Мойё имя есть Курт. А как зовут герр официр?
-Вася меня зовут. И что дальше?
-Садитьесь, герр Васья! Вы меня прощать. У меня есть проблем. Мой фатер билль война, панцер, «Тигр». Фатер нихт наци, нихт Эс Эс. Воеваль Курская дуга. Руссишь Тэ-трицатьчетире шиссен, Тигр капут, мой фатер плен. Руссишь зольдат хотеть мой фатер стрелять, руссишь герр официр сказал-«Найн, нихт Эс Эс, плен!» . Унд фатер плен, восьемь лет Сибирь арбайт.
-Да нахрен мне твой папа сдался, Курт?
-Момент, битте, герр Васья! Фатер из Сибирь возвращатся домой. Всьё хорошо. Но мой фатер всегда хотель пить водка брундершафт дома в гости с руссиш официр. Все руссиш официр всегда говорить «Ньет, замполит, нельзя» и не приходить гости. Фатер мне говорить -« Курт, когда я умирать, ты пить брундершафт водка руссиш официр! Руссиш официр давать мне жить!»
Курт ловко открыл бутылку и наполнил рюмки.
-Нет никакой зольдат, герр Васья! Курт вас обмануть. Я хочу пить с герр Васья брундершафт, как говорить мой фатер!
«От ста грамм не убудет, что ж не выпить» -сама собой мелькнула успокаивающая мысль.
-Ну ладно, Курт, папу обижать нельзя! Давай выпьем. Только…это...ты налей-то не двадцать грамм, возьми бокал нормальный! Ну лей, лей, краёв что ль не видишь! И с брундершафтом - нихт, найн. Я с мужиками не целуюсь!
Выпили, закусили. Дамочки весело болтали «о своём», то и дело стреляя глазками на стройного «герра официра Васью». Курт тоже что-то вновь начал лопотать про дружбу-фройндшафт и своего фатера. А русская открытая душа Васи тем временем потихоньку начинала требовать продолжения банкета.
-Курт, наливай! Давай за родителей выпьем! За твой фатер тринкен, ферштейн?
-Я, я! Ферштеен!
Выпили и по второй. Потом и по третьей. Курт пьянел прямо на глазах, и из-за стола потихоньку перебрался в кресло, где и задремал. «Герр официр Васья» остался наедине с дамами. Улыбаясь, старшая из них, Хельга, придвинувшись к Васе и полуобняв его за шею, что-то пыталась объяснить ему, протягивая рюмку.
-Майне мути хотеть пить с Васья брудершафт! – вмешалась дочка.
-Ну так это мы завсегда готовы! С такой женщиной, да не побрундершафтиться!
Поцелуй был долгим и страстным. Хельга томно расслабилась. Рука Васи автоматически скользнула ниже талии симпатичной немки. За происходящим с завистью и вожделением следила Эльза.
- Я тоже хотеть пить с тобой брундершафт! – и смело протянула рюмку Васе, прижавшись к нему и обещающе теребя пуговицы на Васином кителе.
Поцелуи немок были сладкими, манящими и страстными. Курт по-прежнему похрапывал в кресле. Разошедшаяся троица пила и целовалась, уже не обращая на него внимания. Потом перешли в какую-то другую комнату, где в полумраке Вася стал ещё более раскованным и, целуя одну, понимал что форму с него в это время снимает другая…
Пробуждение было ужасным. Раскалывалась голова. Стоящий рядом с разворошенной кроватью Курт протянул Василию бокал с пивом.
-Герр Васья, тринкен унд фарен! Слюжба, слюжба, ехать бистро-бистро!
«Вот мля встрял… съездил, мля, за солдатиком… Где пистолет?!»-пробилась мысль сквозь угар похмелья.
Портупея, кобура и пистолет заботливо лежали на стуле. Форма висела на вешалке. Даже «хромачи» были вычищены до блеска.
-До свидания, герр Васья! Ты есть мой хороший камарад! Дружба-фройндшафт!
«Трабант» Курта лихо развернулся у КПП.
Василия никто не искал, подъёма ещё не было, день воскресный, командир не пришёл. Служба шла своим чередом, головная боль прошла, осталась сладкая усталость во всём теле и обрывки пикантнейших воспоминаний нечаянного ночного приключения.
Прошла неделя.
-Товарищ старший лейтенант, вас там немец какой-то на КПП спрашивает! - подбежал к Василию посыльный.
На КПП Василия ждал старый знакомый Курт.
-Здравствуй, Васья! Надо говорить. Комм! – показал рукой на сквер.
Присев на лавочку, Курт протянул Васе конверт.
-Смотреть, битте!
Фотографий было много. И на всех был Василий. За столом с рюмкой между двух немок, Целующийся с одной, целующийся с другой, потом в постели –и с одной, и со второй, и с двумя, и разных «непотребных» видах и позициях…
-Васья, ты служить Германия ещё три года. Ты получать семсот марк каждый месяц. Теперь каждый месяц ты отдавать мне половина, триста пятьдесят марк. Ты уезжать Союз, я отдавать тебе негативен унд фото и никому не говорить. Ты не отдавать мне половина – я отдавать фото твой командир, твой политотдел и твой КэГэБэ. И ты иметь гросс проблем. Ферштеен?
-Ах ты сука, фашист недобитый!
Удар в челюсть отшвырнул Курта в кусты.
-Да мне похрен, тварь, посылай куда хочешь! – и пара хороших ударов ногой заставила Курта взвыть от страшной боли.
И завертелась карающая машина воспитания. Курт сдержал свои слова, и конверты с фото оказались и у командира бригады, и у начальника политотдела, и у «особиста». Василия полоскали во всех инстанциях, словно помойную тряпку, ещё при этом и выкручивая. Он «запил горькую» и уже готовился в лучшем случае быть откомандированным из ГСВГ, как говорится, «в 24 часа», а в худшем - быть уволенным из армии. Хотя увольнение его не пугало, а скорее радовало. Впереди светила сладкая долгожданная «гражданка».
Прошло ещё пару недель, и в дивизион прибыла совместная делегация. Вместе с комбригом и его заместителями приехали какие-то большие немецкие чины из полиции. Лица и комбрига, и его сопровождающих были кислыми донельзя. Немцы, напротив, выглядели радостно. На построении дивизиона Василия вызвали из строя и немецкий офицер, распинаясь в словах благодарности, вручил Василию какую-то медаль и конверт с деньгами – от имени немецкой народной полиции. Сказать, что Василий был в шоке – означает ничего не сказать…
-Что ты пристал ко мне, Семён Петрович! Ну что я могу сделать с этим негодяем? Ты сам во всей этой хрени виноват! Куда я его теперь выгоню? Из какой нахрен армии? В какой нахрен Союз?
Комбриг, наливаясь краской, высказывал наболевшее своему начальнику политотдела.
-Твоя тупая идея была этого немца как свидетеля опросить! Говорил я тебе, нахрен он нам не нужен! Так ты всё на своём стоял, подробностей тебе захотелось, видите ли! Ты что, не знал, что мы немцев не можем сами допрашивать? Что это только через комендатуру и их полицаев делается?
Начальник политотдела, покраснев, понурил голову.
- А «особист» мне рассказал, что полицаи, когда услышали эту историю, сразу начали орать – «Дас ист нихт «пострадаффши», дас ист гросс шантаж!» Ты знаешь, сколько он наших на этот крючок с женой и дочкой подцепил? Со скольких человек он каждый месяц марки стриг? Пятьдесят шесть человек! И из них одиннадцать - ТВОИ и МОИ подчинённые! Медаль, говоришь, зря дали? Хрен там, а не медаль. Орден ему дали, ОРДЕН! Хер бы с ним, что «в бронзе»! За что? Полицаи говорят, за оказание помощи в поимке крайне опасного преступника! Во как! Нам с тобой, старым пердунам, такое и не снилось!
И, выдохнув, добавил:
– Да и девки такие нам скоро только сниться будут…