- Привет, Лёшка-Поварёшка!
Алекс усмехнулся беззвучно, про себя. Каждый раз этот сладкий шок, мягкий удар в солнечное сплетение, ласковое тепло в груди.
Пальцы привычно легли на клавиатуру, пробежали по буквам:
- Привет, Солнечный Заяц!
На экране появилась милая картинка: ушастый заяц с розовым носом и незабудковыми глазками; замелькали сердечки.
- Как дела, моя хорошая Поварёшка?
Значит, сегодня он будет Поварёшкой. Каких только имен для него не изобретали: Лёшка-картошка, сороконожка-неотложка-сумасшедший немножка... Сам он смог придумать только одно, зато верное. Его любимый и был именно таким, солнечным и милым.
Светлый, радость...
Заяц появился в алексовом резмеренном одиночестве и превратил монотонную жизнь в ожидание. Он стал фокусом каждой мечты, смыслом любого желания. Только с ним Алекс мог говорить часами, о книгах и фильмах, о детских страхах, предчувствиях, забавных мелочах. Говорить, торопясь и перебивая, забывая о знаках препинания, путаясь в буквах, волнуясь. Они заканчивали фразы друг друга и часто говорили об одном и том же, одновременно, не сговариваясь. Они казались Алексу деревьями, растущими из одного корня.
Как это получилось? Как можно испытывать такие чувства к человеку, с которым никогда не виделся, к имени на экране, к словам, черным букашкам на белом поле? К зайке на картинке? Алекс не задумывался над такими вещами. Его сердце пропускало удар всякий раз, когда подмигивал ему с экрана веселый заяц, а сердце не обманешь. И сердцу не нужно все раскладывать по полочкам пыльной логики, доводы рассудка ему до одного места.
И все же, все же. Иногда, не слишком часто, тошнотой к горлу подкатывала такая тоска...
- Ничего дела, так себе. Cкучаю.
- Так тебе и надо. Где ты пропадал вчера вечером. Ждал тебя и ждал.
Знакомые слова, знакомая, немного детская интонация.
- Зайка. Послушай, что скажу. Чего мы боимся? Я знаю тебя, люблю тебя, узнаю из тысячи, как бы ты ни выглядел. Послушай...
- Лёша, леший ты... Не надо. Говорили же.
- Нет, послушай. Ты говорил много раз, что тебе все равно как я выгляжу, сколько мне лет, толстый я или худой. Мне тоже все равно. Ведь это ты. Ты, моя радость, мой заяц. Может быть мой единственный шанс на счастье, после всего этого дерьма. И что же, этот шанс - к чертям собачьим, только из-за трусости? Из-за того, что боимся встретиться?
Алекс наощупь достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой. Вот оно, слово, которое ни один из них еще не произносил: встретиться. Они ходили вокруг да около, сплетали паутину невероятностей, выдумок и шарад, но никогда не говорили вот так, прямо: встретиться. Теперь слово наконец, прозвучало, и его не вернешь.
- Лёша, подумай. У каждого из нас своя жизнь. Зачем нам рисковать? Разве тебе плохо со мной?
- Мне плохо без тебя, малыш. Мне очень плохо без тебя. Я хочу тебя видеть. Хочу обнять тебя, прижать. Любить... Понимаешь?
Солнечный Заяц понимал, конечно. Он должен был знать, как одно слово, верное, вовремя сказанное, проходит ладонью по коже. Он и сам не раз говорил такие слова, и неоднажды их слышал.
- Ты говорил, что любишь меня, Зайка. Докажи мне это. Дай мне тебя увидеть, обнять. Ну? Можешь ты это сделать, для меня?
- Лёшка, ну увидимся, а дальше что? Ведь прежнего не будет. Романтика, поэзия, она ведь не выдерживает проверки жизнью...
- На хрен поэзию! Любовь - выдерживает! Все выдерживает, и грязные носки, и окурки в блюдцах, болезни, неудачи, все выдерживает!.. Если только это любовь, а не игра, не развлечение от нечего делать.
Сердце застучало торопливо, дождем по крыше, пять ударов, десять. Замер экран. Не дождавшись ответа Алекс продолжил:
- Ну? Что молчишь, Зая? Мы с тобой живем в одном городе, ходим по одним улицам. Может это ты утром подрезал меня на кольцевой? Или мы завтракали в одном кафе, к примеру? Ну, что мы как дети малые? Мы же взрослые мужики! Какого хрена?
Пауза вышла долгой, тягучей. Наконец появился ответ, и не ответ даже, а так, отзыв:
- Зачем, Алекс? Зачем все разрушать, ломать? Не жалко?
Жалко - не жалко, разве в этом дело? Когда дерет глотку горький дым и нечем дышать, и душит обида, на себя самого, на эту гребаную жизнь, на весну, что никак не придет...
Алекс застучал по клавишам торопливо, бросая короткие фразы туда, в мечту, в эфир. Он знал - стоит дать себе время, и он не осмелится, сотрет написанное, отступит.
- Значит так, Игорь, поигрались и хватит.
Я хочу тебя увидеть.
Если тебя это не устраивает, не трудись отвечать.
Я пойму.
Мне надоел этот эмоциональный онанизм. Я хочу нормального общения. Нормального, понимаешь? Лицом к лицу.
Все, решение за тобой.
Как надумаешь, дай мне знать. Не надумаешь - удачи тебе.
Все так же торопливо он закрыл почту. Не знать, не видеть. Не читать ответа, слов упрека, оправдания. Пустых слов-погремушек.
Откинулся на неудобную спинку, поглядел, как сигаретный дым поднимается к потолку.
Что-то странное случилось с комнатой, неуловимая, но существенная перемена. Как будто выключили свет. И все предметы остались на прежних местах, и облика не изменили, но что-то ушло, погасло. Растворилось в молчании, непроницаемом, как серая стена.
Алекс вышел на балкон. Сумерки ложились на город и зажигали в окнах огни, где дышала, готовила ужин, светилась заботой и уютом чужая жизнь.
Вот бы поднять глаза, шагая по дорожке к подъезду, а там - свет и тепло, и его ждут тоже.
Но нет. За его окнами всегда темно.
Алекс умел владеть собой. Он не проверил почту ни ночью, ни следующим утром, лишь после работы, поздно вечером снова сел за монитор. Почтовый ящик оказался пустым. Пустой мир замер в темноте.
Алекс не представлял, что делать с этим странным миром, но твердо знал одно: он не напишет первым. Что бы ни случилось. Тоска приходила все чаще и однажды осталась, впиталась в обивку кресел, сажей осела на окнах, и стало понятно, что ничего и не случится. Просто придется научиться жить без света. Алекс знал, что сможет. Вот только зачем?..
Ответ пришел на третий день, когда Алекс, уже ничего не ожидая, с тупым упорством нажимал на кнопку "Проверить". Письмо было коротким:
- Хорошо.
Сигарета зажглась не сразу. Красный огонек заплясал в полутьме. Главное было не сорваться на визг, не запричитать на радостях.
- Завтра в семь, возле вокзала, под часами. Сможешь?
- Смогу.
- Спасибо. Буду ждать.
- До встречи.
Игорь снова остановился перед зеркалом в прихожей. Оттуда глядел на него незнакомец. Не слишком высокий, не очень юный, обыкновенный человек. Тысячи таких, ничем не примечательных, обычных. Светлые волосы уже редеют над висками, надо было постричься короче, но уже поздно. Вот собирался же утром, и не успел. Ничего не успел. И в спортзал собирался записаться, чтоб к пляжному сезону, чтоб десять кило скинуть как минимум. Брюки мятые. Переодеться что ли? Нет, поздно уже, все поздно, ничего не успел. И ничего уже не изменить, ни брюшко над поясом чуть тесноватых брюк, ни залысины, ни все эти гребаные годы, которые прошли непонятно как, неизвестно зачем..
"Давай, пошел", - скомандовал он себе. Алекс пунктуален. Педант, он не простит опоздания, это ему не понравится.
Не понравится. Не...
Услилия воли хватило на то, чтобы пройти три шага до двери и прижаться лбом к прохладной обивке. Пальцы скользнули по гладкой поверхности, легли на ручку замка и нашли ее незнакомой. Пугающе незнакомой. Непреодолимо.
Алекс вышел из метро, неторопливо зашагал вдоль ограды сквера. Мобильник в кармане услужливо пискнул, напоминая о встрече через пять минут. Времени было вполне достаточно. Вот, сейчас он завернет за угол, пересечет вокзальную площадь, и там, под часами, увидит его...
Кого?
Алекс потер переносицу. Нос ему сломали еще в юности, он сросся неправильно, остался шрам и плохая привычка, выдающая волнение. Так кого же он увидит, там, под часами, мужчину, подростка, соседа по даче? Он увидит чужого. Может быть симпатичного, остроумного, привлекательного, но несомненно чужого, ничего общего не имеющего с его Солнечным Зайкой.
И более того, через пять минут, нет, уже меньше, Зайки не станет. Нигде, никогда, что бы ни случилось, его уже не будет.
На углу Алекс остановился. Снова напомнил о себе мобильник: время. Алекс достал пачку, щелчком выбил из нее сигарету.
Слишком громко тикали настенные часы, слишком ярко светилось открытое окно почты, пустое. Алекс поднимал руки, касался пальцами клавиш, не решаясь начать письмо, не зная как. В самом деле, как объяснить свое внезапное малодушие? При этом не обидив. Ведь если его Зайка приходил, ждал под часами, стоял, вглядываясь в лица прохожих... Как объяснить, что это была не трусость, не желание унизить, не равнодушие? Куда-то подевались давно знакомые слова нежности, вдруг ставшие неловкими и неумными, а откуда же взяться всему умному и правильному, если сам себе не хозяин...
Новое письмо!
Указатель мышки дергается, не попадает в разметку..
- Привет, Лёшка-Матрёшка!
И нет на свете ничего прекраснее смешного ушастого зайца с розовым носом и незабудковыми глазами. Кто сказал, что это пошло - летящие веером сердечки? Разве это игра воображения, если в мире стало снова светло и сердце пропустило удар?
- Ну, здравствуй, мой Солнечный Заяц! Здравствуй, любимый!