Почти каждую ночь Жанна просыпалась задолго до подъёма и лежала в темноте с открытыми глазами, вслушиваясь в сонное дыхание девочек. Ей неудобно было спать на этой кровати с продавленной сеткой, и она подолгу ворочалась по вечерам, прежде чем заснуть. Девочку так и подмывало бросить матрац на пол и растянуться на нём, как дома, но это было строго запрещено. Старшая по комнате строго следила за порядком , и даже ночью могла специально встать, чтобы проверить, все ли спят, не нарушается ли режим! Она заставляла девочек без конца убирать на своих полках, подметать и мыть комнату, сметать пыль и паутину. Жанне не нравилась Ханифа, как звали старшую. Родом из Абхазии, она была помешана на чистоте и порядке. Всегда аккуратная, без единого пятнышка на одежде, Ханифа того же требовала и от других. Её землячка, Аиза, безропотно подчинялась приказам и ходила за старшей тенью. Ира и Галя не обращали внимания на старшую, да та их особо и не цепляла – девочки тоже были очень чистоплотные. Но вот Шура... Жанна с улыбкой прислушалась к сопению на соседней кровати. Шура Смирнова вечно ходила растрёпанной, с непонятного происхождения пятнами на платье; её кровать никогда не была застелена аккуратно, а книжки и тетрадки вечно терялись. Шура тогда переворачивала всё вверх дном в поисках пропажи, а Ханифа ходила следом и нудно выговаривала девочке по поводу её неряшливости. Та только отмахивалась от старшей, как от надоедливой мухи. Шура очень нравилась Жанне – весёлая хохотушка, добрая и приветливая девочка, с которой так хотелось подружиться! С Шурой, казалось, дружил весь детский дом; в комнату то и дело заглядывали девочки и спрашивали Смирнову. Её можно было встретить то с одной, то с другой, весело смеющейся или что-то шепчущей с таинственным видом. Воспитатели и нянечки тоже любили эту обаятельную девочку и часто прощали ей мелкие проступки. А между тем судьба Шуры была не менее трагична, чем у других девочек. Перед самой победой, в конце апреля сорок пятого, на её отца пришла похоронка. Мама Шуры не выдержала удара и повесилась на глазах девочки. Шура не помнила этого, ей было всего два, но всё знала и очень переживала по этому поводу, хоть и старалась не показывать вида...
Остальные соседки по комнате не произвели на Жанну особого впечатления. Аиза Дзадзуа, казалась тихой и забитой, с невзрачной внешностью и мелкими чертами лица. Никто не знал, как она попала сюда, а сама девочка никогда об этом не рассказывала. ,
Ира Грибкова отличалась высоким ростом и пышными русыми волосами, предметом зависти многих девчонок. Девочка была до ужаса любопытна и всюду совала свой нос. От неё невозможно было что либо утаить- неведомым образом она узнавала самую секретную тайну и разносила по всему детдому. Ещё Ира любила сочинять про себя всякие истории, особенно про своих родителей. То у неё отец – советский генерал, а мама – известная артистка, и они скоро приедут за ней. В другой раз оказывалось, что отец, лётчик, погиб, а бедная мама никак не может её найти, но когда-нибудь обязательно найдёт и заберёт отсюда. Но все знали, что Иру в возрасте двух лет нашли спящей на куче тряпья на вокзале в Баку, и при ней была только метрика с именем и датой рождения.
Галя Туровцева была полноватой и медлительной, с сонным веснушчатым лицом. Говорила мало, растягивая слова, и при этом никогда не смотрела в глаза собеседнику, словно стыдилась чего-то. Ни с кем не дружила, не откровенничала, в общих разговорах о том, о сём перед сном никогда не участвовала. Жанна поражалась, что, не смотря на кажущуюся леность и сонливость, Галя всегда везде успевала и училась на одни пятёрки. О родителях девочки никто ничего не знал. Рассказывали, что Галю в младенческом возрасте подкинули в больницу, откуда она попала в дом ребёнка, а уж потом в Шушу.
Ханифа Джомния была самой старшей в комнате, ей уже было одиннадцать. Кроме маниакальной страсти к чистоте она отличалась редким занудством. Невысокая, с мальчишеской стрижкой, с вечно поджатыми губами и серьёзными карими глазами девочка казалась намного старше своего возраста. Её вечное брюзжание действовало всем на нервы, но никто не спорил и не ругался с ней, так как Ханифа сразу бежала жаловаться воспитателям. Вот никто её и не любил, но слушались – старшая по комнате, как - никак, а в детском доме с этим было строго, за непослушание наказывали. Родители Ханифы погибли на войне, и родственники отдали девочку в детдом...
Жанна понемногу привыкла к своей новой жизни. Поначалу было трудно рано вставать и рано ложиться. Казалось смешным чуть ли не строем ходить в столовую и на занятия. Учиться, играть, заниматься, гулять, кушать, спать – всё вместе с остальными воспитанницами, на глазах воспитателей и нянечек. Редко удавалось побыть одной, всегда кто-нибудь крутился рядом. Вот и Соня поначалу ни на шаг не отходила от Жанны, но потом у неё появились подружки, и девочка уже не так часто искала общества сестры.
Больше всего Жанну удручало то, что и здесь она постоянно ходила голодная. На завтрак обычно давали кашу-размазню, тонюсенький кусок хлеба и стакан сладкого чая. Конечно, это было куда лучше маминой тюри или салата из травы, но всё-таки очень и очень мало. На обед был суп, обычно из капусты, кусок хлеба и компот. Ужин же ничем не отличался от завтрака. Девочки частенько не ели хлеб, оставляли на потом, на перекус, как говорила Шура. Очень скоро Жанна узнала, что хлеб в детдоме являлся главной разменной монетой. Им подкупали отличниц. Чтобы помогли решить задачку или написать сочинение. Слабые отдавали свой хлеб более сильным, что служило хорошей защитой от обидчиков. Те, кто хлеб не любил, меняли его на стакан чая или компота. А ещё хлеб воровали. Друг у друга, у дежурных по столовой во время раздачи... Однажды Жанна не сала на завтрак есть хлеб, взяла его в школу. На уроке математики её вызвали к доске решать задачу. Вернувшись на место, девочка вдруг заметила, что её ранец открыт. Почувствовав неладное, Жанна заглянула в него и увидела, что жалкого куска хлеба уже нет. Девочке стало так обидно! Лучше бы она его за завтраком съела!
Школа Жанне нравилась. В широких, светлых коридорах, в просторных классах девочек из детского дома уже невозможно было отличить от других учениц: они становились школьницами, как все. Жанна в школе чувствовала себя намного лучше, чем в детдоме. Здесь всё было почти как в прежней школе, дома: такие же парты, такие же доски с мелом, плакаты и картины на стенах; так же дребезжал звонок. Девочка часто закрывала глаза и представляла, что она в прежней школе, и что сейчас, после звонка, пойдёт домой, по пыльной дороге меж необъятных степей. А там капризничает Серёжка, без умолку болтает Соня, читает что-то Славка... И мама, любимая, милая мама, с ласковой улыбкой и такими тёплыми руками... Но увы, все они остались далеко позади, в прошлом. Мамы больше нет. Славка остался жить у тёти Вари, чтобы осенью пойти учиться в ремесленное училище, Серёжку забрал в Москву его отец. Осталась маленькая Соня, и она сейчас была для Жанны самым близким и родным человеком на свете...