Мертвец в старом доме

(Из повести Долина серых королей Глава 1 Мертвец в старом доме).

Снег шёл весь день. Снег покрыл косматые макушки деревьев, снег засыпал дороги и тропинки. Он лежал на ледяной корке ручья, он падал на ветки, ровнял с землёй глубокие овраги. Белое лицо неба надвинулось на землю и сыпало крупными хлопьями точно лебединым пухом. После полудня поднялся ветер и закружил снежную пургу. Зима ещё только началась и не успела освоиться как следует: сугробы не доставали и до колен, а мороза и вовсе не было, но ветер нёс холод, выстуживающий тепло ещё вернее.
Дана брела сквозь снежную путаницу уже почти не чувствуя ног и рук. Она сбилась со счёта, сколько раз падала и снова поднималась, чтобы продолжить теряющий смысл путь. А ночь приближалась.
«Мне суждено умереть здесь, – думала молодая женщина равнодушно, как не о себе, – замёрзнуть в лесу. Весной, быть может, кто-то найдёт мой обезображенный разложением труп, но никто уже не узнает, что это я. Что ж, может, такая судьба лучше. Раскаиваться, во всяком случае, поздно».
Дана остановилась, провела рукой по глазам – снег на её ресницах уже заледенел. Она ничего не видела вокруг, и сама не понимала, каким чудом в ней всё ещё теплится надежда; хотелось лечь в снег и отдохнуть хоть немного, но останавливаться было нельзя: пока она шла, откуда-то брались силы. А снег всё не прекращался, и ветер только усиливался. Давным-давно уже потерялась в лесу её лошадь, оказавшаяся умнее (она сбросила хозяйку). Дане казалось, что прошло уже много часов, но сознание, как видно, играло с ней, ведь она не смогла бы идти так долго.
Неожиданно впереди из белых сумерек возникло нечто большое, чёрное, скрипевшее от ветра как корабль на море. Дана почти упёрлась в стену дома, прежде чем разглядела его в полутьме. В памяти всплыли рассказы о том, как люди, бывало, замерзали в двух шагах от крыльца, и запоздалый ужас окатил холодной волной. Глубоко вдохнув, женщина побрела вдоль стены, пока не наткнулась на дверь. Она опёрлась о перила, но те оказались совершенно прогнившими и проломились, так что Дана упала в снег. Впрочем, близость жилья придала ей сил, она поднялась по ступенькам и толкнула дверь, поддавшуюся неожиданно легко. В сенях Дана на ощупь нашла вторую дверь, и сразу попала в узкий коридор; слева в нескольких шагах впереди выделялось светлое пятно, там была комната, оказавшаяся совсем не намного светлее, но глаза уже начали привыкать, и Дана получила возможность осмотреться. Похоже, что дом хозяева покинули уже очень давно: по всему полу валялся мусор, обломки дерева и даже горки земли, просыпавшейся через дыры в проломившейся крыши. Посередине в полу был очаг. Дана скинула свой мешок, достала трут, кремень и кресало, затем собрала доски и принялась разводить огонь. Пришлось повозиться: окоченевшие пальцы не слушались, а замёрзшее дерево никак не хотело загораться, но, наконец, живое пламя огня заплясало по доскам и осветило комнату. Тогда Дана вытащила на свет маленький котелок и на негнущихся ногах доковыляла до коридора. Зачерпнув из сугроба снега, она вернулась и утвердила котелок на решётке над очагом. Потом стащила сапоги, поставила рядом, чтобы просохли, а из мешка извлекла завёрнутые в тряпку хлеб, сало, вяленое мясо и крупу. Через некоторое время над котелком начал подниматься аппетитный аромат, а Дану начала бить крупная дрожь – это выходил из неё холод, убоявшийся жара костерка.
– Не так уж и много надо для счастья. – пробормотала женщина, с удовольствием дуя на полную ложку каши.
– Не могу не согласиться. – послышалось в ответ.
– Кто здесь? – Дана подскочила, прижав руки к груди и вглядываясь в темноту.
– Только не пугайтесь, я вовсе ничего дурного не думал. – уверил её голос. Он доносился с противоположного конца комнаты. Там возле стены Дана разглядела человека, который сидел, заложив руки за голову и надвинув на глаза чудную широкополую шляпу.
– Я не хотел вас пугать, просто подумал, что раз вы заговорили, то обратились ко мне, ведь здесь больше никого нет.
– Я разговаривала сама с собой, – ответила Дана, – я не знала, что вы здесь.
– Вот как? В таком случае, прошу прощения, что встрял в вашу беседу.
– Ничего страшного. – поспешно заверила Дана. Любезный ответ получился машинально. – Я не знала, что здесь кто-то есть. – повторила она, немного осмелев. – Если вы и вправду ничего не замышляете, то не будите возражать, если я останусь?
– О, ни сколько! – заверил её невидимый собеседник. – Я, как и вы, пережидаю здесь пургу. Уверяю: под крышей сего дома с вами ничего не случится.
– Благодарю.
Дана снова села возле огня. Не то, чтобы она совсем успокоилась, но кем бы ни был незнакомец, он, по-видимому, был достаточно мирным и сидел тихо, даже не подавая признаков жизни, а Дана слишком устала, да и голод брал своё, поэтому она перенесла всё своё внимание на котелок с кашей. Котелок опустел больше чем на половину, прежде чем она вспомнила о вежливости и устыдилась.
– Может быть, вы хотите присоединиться к трапезе? – спросила она у темноты.
– Благодарю, я не голоден. – учтиво ответил человек. – Но спасибо за приглашение.
Дана мысленно пожала плечами, доела кашу и стала готовиться ко сну. Её настораживало соседство неизвестного, но не на столько, чтобы уходить из дома на верную смерть.  Женщина завернулась в плащ как в одеяло, подтянула мешок под голову и скоро уснула.

Её разбудил шум шагов. Тело, несколько дней терзаемое непрекращающимся страхом, проснулось раньше сознания, Дана села рывком, откинув плащ, и только потом поняла, что не спит. Какие-то люди вошли в дом, шумно переговариваясь, громыхая сапогами и ругаясь впотьмах. Дана успела только вскочить на ноги, когда в комнату вошли четверо, по виду – настоящие разбойники: лохматые нечёсаные бороды закрывали лица, из-за поясов торчали топорики, глаза смотрели хищно, недобро.
– Гля, ребят, да тут у нас курочка пригрелась! – осклабился рыжебородый рябой мужик, скидывая с плеча ружье.
– А я её знаю, – сказал второй, в заячьем тулупе, – Жадана жена, я её в Вятице часто видел.
– А хороша! – подхватил третий, улыбаясь щербатым ртом.
Дана бросила беглый взгляд вокруг в поисках хоть чего-нибудь, что могло сгодиться как оружие.
– Господа...
Женщина удивлённо взглянула на своего случайного соседа: признаться, она успела забыть о нём, а разбойники его и вовсе не заметили.
– Господа, не могли бы вы оставить свои желания при себе? – продолжал тот. – Дело в том, что я пообещал этой очаровательной барышне, что под крышей сего дома с ней не случится ничего дурного...
– Закрой пасть, убогий. – лениво произнёс рябой, поднял ружье и выстрелил. Человек пошатнулся и упал. По полу начало растекаться тёмное пятно.
Дана даже не закричала. Она просто смотрела на лежавшего человека, только теперь разглядев его лицо, очень бледное, с голубыми нитями вен под глазами, с «породистым» носом, прямыми линиями бровей... Лицо человека было спокойно. Ей хотелось закричать на разбойников: «зачем вы убили его?» Безобидный сумасшедший, никого не трогавший, разве заслужил он смерть? Но к ней шагнул рыжий, и все мысли её существа обратились в мысли загнанного зверька, который думает лишь о спасении, но не о том, что его окружает.
– Чего вылупилась? Гордая, да?! – Рыжий наотмашь, не сильно, ударил женщину по лицу. Дана упала, вскрикнув, но ей случалось терпеть оплеухи и посерьёзнее. Тогда она не могла ответить: если от тебя зависит не только твоя судьба, сто раз подумаешь, прежде чем взбунтоваться, но сейчас... Рука женщины легла на доску, приготовленную для растопки, она сжала пальцы, повернулась и, не вставая, с размаху ударила склонившегося над ней разбойника. Удар пришёлся мерзавцу по лицу, прогнившее дерево рассыпалось в щепки, впившиеся ему в кожу, в глаза, и разбойник завопил, завертевшись на месте.
– Ах ты тварь!
Его приятели, опешившие в первую минуту, быстро опомнились и подскочили к женщине. Дана сжалась, привычно закрыв голову и грудь, когда её начали бить ногами. Она успела получить несколько ударов, как вдруг разбойники остановились, услышав за спиной страшный звук: глухое, гортанное рычание. Они оглянулись, думая увидеть волка, но перед ними, полусогнувшись, стоял человек и скалил зубы.
– Я ж тебя подстрелил... – прошептал рябой, пятясь назад.
– Это не человек...
– Забирай девчонку, только не трогай нас! – выкрикнул один из разбойников, пытаясь ухватить женщину за руку и подпихнуть вперёд, и не сводить глаз с восставшего. Мертвец раздвинул красные губы; волосы падали ему на лицо, закрывая глаза. Он нагнулся, достав рукой до пола, и тихо-тихо засмеялся так, что у людей зашевелились волосы. Легендами о восставших мертвецах пугали друг друга взрослые, детям о подобном даже не рассказывали, но все эти истории объединяло одно: их передавали из третьих уст, тот, кто их рассказывал, никогда не был непосредственным их свидетелем –   всех свидетелей съедали в конце истории.
Восставший прыгнул, схватил стоявшего ближе всех рыжего за правую руку, и дёрнул на себя, оторвав руку по самое плечо вместе с суставом. Тот мгновение ошалело таращился на оставшуюся культю, а потом завопил и упал. Мертвец ринулся к попытавшемуся улизнуть щербатому, свалил на пол и двумя движениями сломал ему ноги, потом скакнул к третьему, ударил его в живот, проткнув насквозь; разбойник завалился на бок и задёргался, пуская ртом кровь и одной рукой нелепо пытаясь затолкать вываливающиеся внутренности. Четвертого восставший догнал возле двери, схватил сзади за волосы и с силой приложил о стену, так что тот сразу обмяк точно мешок с трухой. Рябой и щербатый продолжали вопить. Мертвец подтянул к себе пытавшегося отползти рыжего и методично его потрошил, пока человек не затих, тогда он подошёл к щербатому. Разбойник смотрел на него безумными глазами, открыв перекошенный рот, но от страха не мог выдавить ни звука. Мертвец взял его за горло и сдавил. Через несколько секунд человек затих и сник, вывалив наружу язык. Последний разбойник ещё шевелился в луже собственной крови и потрохов, секунду или две восставший разглядывал его, склонив голову набок, словно диковинное насекомое, затем нагнулся и свернул ему шею. В доме установилась тишина.
Дана всё так же сидела возле костра, поджав ноги и прижав ко рту побелевшие пальцы. Мертвец медленно повернул к ней голову, лёгким движением откинул со лба волосы, мазнув окровавленными пальцами по белой коже.
– Прошу вас, успокойтесь. – произнёс он, не предпринимая попыток приблизиться. – Лучше всего закройте ненадолго глаза, станет полегче.
Дана не ответила и не пошевелилась. Мертвец вздохнул.
– Мне не к чему хитрить, я могу убить вас и так, без уловок. Вам просто нужно успокоиться.
Заставить себя закрыть глаза Дана не смогла, но она отвернулась и стала смотреть в стену. Через несколько минут женщина и вправду почувствовала себя лучше, и к ней вернулась способность трезво мыслить. Дана хотела обернуться, но услышала предостерегающий голос:
– Пока что не стоит.
– Что вы делаете? – спросила Дана, удивившись, что собственный голос ей повиновался.
– Ничего особенного. Не оборачивайтесь.
Послышались какие-то шорохи, потом на время всё стихло, но через пару минут снова раздался шорох, точно что-то волокли по полу.
– Всё, можете повернуться.
Дана подняла голову: трупов в комнате больше не было, остались только кровавые разводы, протянувшиеся до самой двери. Человек (да человек ли?) быстро утёр рот рукавом плаща и отошёл назад к стене.
– Кто вы такой? – спросила Дана.
– Немёртвый*. – Человек скосил на женщину лукаво прищуренный глаз.
– Я думала, это только байки.


*(Немёртвый (здесь) – оживший мертвец, нечто вроде вурдалака. Его пища – живые люди. Он не боится света, но предпочитает ночное время.)

Немёртвый улыбнулся, как бы желая показать, что он – яркое подтверждение обратного.
– А вы хорошо сохраняете самообладание, – похвалил он, –  не подняли крик, не попытались сбежать. – Немёртвый кивнул на дверь.
– А был смысл?
– Никакого. – мотнул головой тот. – Но паникующие люди редко руководствуются логикой. Хотя у вас, видимо, разум всё же верховодит над чувствами.
Дана не ответила и стала смотреть себе под ноги, чтобы не видеть кровь на полу. Во рту стоял мерзкий металлический привкус (первый разбойник разбил ей губы).
– Это было чересчур жестоко. – произнесла она наконец. – Это и в самом деле было необходимо?
– Убивать их? – уточнил немёртвый. – Да. Вы знаете, скольких они убили до вас? Вот и я не знаю, но ведь это не важно. Подобные им не должны жить, и если вам не жаль себя, пожалейте хоть их будущие жертвы.
– Я вовсе не хотела... – начала Дана.
– Знаю. – перебил немёртвый. – Далеко не все способны на обдуманное убийство, и, уж конечно, на сознательную жестокость. Я действовал за Вас, вопреки вашему желанию или нежеланию. Не пытайтесь винить себя.
– Я и не думала. – сказала Дана.
Немёртвый расхохотался.
– Ах, люди-люди! – воскликнул он весело. – Все ваши мысли у Вас на лице: Вам стало стыдно, когда Вы подумали, что, быть может, Вас удовлетворила их мучительная смерть. Вы испугались, что, желая им такой смерти, не смогли бы убить их так сами, то есть, ничего не сделав, всё же переложили на меня ответственность за Ваши мысли и желания. Но повторюсь, что это не так. Я убил бы их всё равно.
Мертвец вернулся в свой угол и снова улёгся, как ни в чем не бывало, прислонившись к стене и заложив руки за голову.
– Убийство всегда убийство. – упрямо произнесла Дана. – Но Вы правы: если бы всякий человек знал, что рано или поздно за ним придёт подобный Вам... Вот был бы мир...
Её собеседник рассмеялся в темноте сухим смехом, похожим на шелест бобовых стручков.
– Вот это замечательно! – воскликнул он. – Хотя люди всё равно очень надеялись бы, что их как-нибудь минует жуткая участь, и продолжали творить свои «чёрные» дела. Уж таков человек по своей природе: он любит обижать других людей, любит убивать их и мучить, обирать и сбрасывать ближних своих на самое дно, но когда подобные фокусы проделывают с ним самим, он голосит о несправедливости. О, вот сейчас вы думаете: «Кто бы говорил! Все судят других по себе», но я основываюсь на наблюдениях, а мне за мою жизнь посчастливилось повстречать столько народа и стать свидетелем стольких примеров человеческой сущности, что я давно уже не обманываюсь.
– Может быть, вам просто удобно считать всех людей чудовищами? – предположила Дана.
– Потому что я сам чудовище во плоти? Может быть. – легко согласился немёртвый. – Но я всё же утверждаю, что ради личных интересов человек идёт на что угодно, и всякий, кто имеет возможность попирать ближнего своего, рано или поздно этой возможностью воспользуется.
– Многие поступают так же. – возразила Дана. – Например эти разбойники, но их пример не значит, что абсолютно все люди таковы.
– Если бы вы могли сами защититься, разве вы не убили бы этих разбойников?
– Это совсем другое!
- Я так не думаю. - покачал головой немёртвый. - Каждый, кто способен защищаться, - защищается. Что вы делаете здесь? - спросил он. - По собственной воли Вы вряд бы ли оказались в разбойничьем притоне. Вас гонят только потому, что Вы позволили себя гнать. Но оставим этот спор, – махнул рукой немёртвый, – всё равно он ни к чему не приведёт. Сейчас Вам нужно выспаться. А на рассвете уходите: не известно, кого ещё привлечёт этот старый дом.
Дана не стала настаивать на продолжении спора, в конце концов, в спорах ещё никогда не рождалась истина, в большинстве случаев цель спора состоит только в том, чтобы утвердить своё мнение, которое вовсе не обязательно истинно. А истин на свете столько же, сколько мнений, так стоит ли сотрясать воздух из пустого тщеславия?
Уснула она быстро, а проснулась по привычке перед рассветом, и сразу поняла, что в комнате осталась одна. О давешнем происшествии напоминали лишь тёмные смазанные пятна на полу и два вещевых мешка возле двери. Судя по толстой корке грязи, они принадлежали разбойникам. Недолго поколебавшись, Дана развязала стянутые веревкой горловины. К её радости, в одном мешке обнаружились большой каравай хлеба, несколько прошлогодних головок чеснока, крупа, копчёная рыба и маленький мешочек с  двадцатью серебряными монетами – суммой не такой уж и маленькой. Во втором лежала одежда, определённо не принадлежавшая убитым. Среди вороха женских и мужских платьев, Дана смогла подобрать несколько вещей, которые пришлись ей почти впору: прямы шерстяные штаны, холщовая рубашка с вышивкой по вороту и подолу, и безрукавка. Талию она обмотала вдвое сложенным широким кожаным поясом со множеством кармашков и железных вставок, судя по виду, не дешёвым. Ещё отыскалась короткая бурка из толстого сукна, но слишком большая, и белый овчинный кожух до колен с широкими рукавами и воротником, отороченными куньим мехом. Кожух, между прочим, точно не мог принадлежать людину , скорее купцу или богатому крестьянину.
Кем же были люди, носившие эти платья? Умерли ли они вместе, или были случайными жертвами, поодиночке попавшимися бандитам в лесу, и не сумевшие защититься? Сейчас, при воспоминании о вчерашней расправе над разбойниками, Дана на миг почувствовала нечто вроде мрачного удовольствия: ужас, который они испытали перед смертью, хотя бы отчасти искупил ужас и боль, которые они приносили своим жертвам при жизни.
Носить с собой чужую одежду, и уж тем более пытаться её продать, она бы не рискнула, но Дана уже убедилась, что путешествовать в одиночку женщине не безопасно, да и мужчине вопросов при случае станут задавать гораздо меньше. И, кроме всего прочего, шерстяные штаны и тёплый кожух были не в пример теплее и удобнее, чем её накидка, на подол которой налипал снег, смерзавшийся в сосульки. В мешке также нашлись и высокие сапоги почти новые и добротно сшитые, но слишком маленького размера – должно быть, поэтому разбойники и засунули их в мешок вместе с украденным платьем. Теперь она выглядела совсем как обычный молодой парень из зажиточной семьи. Правда, оставалось ещё куда-то спрятать волосы – длинные косы не помещались под шапку. Тогда Дана спрятала их под ворот кожуха, а шапку сдвинула на затылок. Получилось не плохо, но, только если так и ходить, не снимая ни шапку ни свитку. И тут женщина заметила то, чего не увидела раньше: рядом с дверью из стены торчал нож: охотничий, с широким лезвием и простой костяной рукояткой, совсем неплохой, на сколько она могла судить. Дана готова была поклясться, что ещё вчера никакого ножа здесь не было. Потом она догадалась: скорее всего, он принадлежал кому-то из разбойников, а воткнуть его в стену, так, чтобы попался ей на глаза, мог только её вчерашний знакомец.
Дана выдернула нож и по очереди срезала обе косы, затем раздула огонь и положила их в костёр. Свернувшись гадюками, косы шипели, пока не сгорели и не превратились в чёрные комья. После этого Дана тщательно разметала угли по комнате, смешав их с мусором и землёй, нож сунула за широкий ремень, за спину забросила мешок и вышла на свет. За ночь погода разительно переменилась: небо очистилось, ветер стих, и в лесу стояла тишина почти умиротворяющая. Дана полной грудью вдохнула холодный воздух, осмотрелась. Снегопад засыпал все следы, значит, немёртвый ушёл ещё ночью, в метель, однако он оставил ей ещё один подарок, сложив из обломков перил стрелку. Маленький указатель приободрил женщину сильнее, чем смогла бы сотня утешительных слов. Дана поглубже натянула на уши шапку и зашагала в лес. Через недолгое время она вышла на дорогу, идти стало гораздо легче, и женщина прибавила шаг. Меньше всего ей хотелось снова заночевать в лесу.