1
Наташа вбежала в автобус и заняла переднее место. За ней вошел Серёжа и встал неподалеку, пропуская пассажиров. Салон заполнился, двери закрылись, водитель объявил, что автобус едет до конечного пункта без остановок.
- Одуванчик, иди сюда, что ты там стоишь как отшельник! – улыбнулась Наташа, когда автобус тронулся.
Серёжа подошел, взял Наташу за руку:
- А вдруг она здесь?
- Кто? Баба Зоя?
- Да.
- Нет ее, я на остановке смотрела. А потом, она говорила, что в Ашан* зайдет.
- Ну, что теперь будет, она расскажет твоему отцу?
- Обязательно.
- А что рассказывать? Когда она к нам подошла, мы спокойно сидели: пили, ели.
- Угу: пили, ели, она наверняка за нами наблюдала, там везде стекло, за десять км все видно.
- А мы еще на красном диванчике…
- Угу, у самого входа…
- А может она даже сидела где-то в кафешке.
- Точно! Точно, она где-то рядом сидела и на нас смотрела! Как же я сразу не сообразила. Она ведь кофеманка. Ну-у-у теперь точно, блин, взбучки не избежать.
- Боишься? – улыбнулся Серёжа.
- Да нет, просто пару дней назад он мне подарил айпедик, а я… а я…
- А ты целуешься с красивым мальчиком? – засмеялся Серёжа.
- Ой! Это ты что ли красивый мальчик? - улыбнулась Наташа.
- А разве нет?
- Воображуйка, вот ты кто. Иди сюда.
С этими словами Наташа наклонила голову Серёжи, и их губы соединись.
- Я уже все фотки закачала в айпедик, - сказала Наташа после продолжительного поцелуя. - Хочешь посмотреть?
- Конечно!
Она достала планшетник из сумки, включила его, и открыла папку с фотографиями.
- А это где мы, что-то не помню? – спросил Серёжа, когда на экране появилось очередное изображение.
- Это в парке, первого мая, когда познакомились.
- Мы познакомились тридцатого апреля.
- Ну, правильно, тридцатого познакомились, а первого пошли гулять в парк Гагарина.
- Слушай, тут у меня такая морда, как у мартышки.
- Не морда, а мордочка - моя милая, любимая мордочка.
- Ой! Твоя милая, любимая мордочка, - засмеялся Серёжа и вновь поцеловал свою подружку.
- Кто это, слева от твоего отца? – произнес он, когда Наташа перелистнула фотографию.
- Эта Людмила Александровна, они с папкой вместе работают, - вздохнула она.
- А где они находятся? В халатиках, в чепчиках, даже у этого мужика маска надета.
- Да прошла какая-то необыкновенная операция, и вот решили запечалиться.
- А эта твоя мама?
- Да, - снова тяжело вздохнула Наташа.
- Красивая.
- Папка ее очень любил. Когда она умерла, он чуть с ума не сошел, каждый день на кладбище ездил – баба Зоя рассказывала.
- Ты ее помнишь?
- Чуть-чуть. Я тогда совсем маленькая была. Помню, как она со мной гуляла, как укладывала спать. Еще помню, как они с папкой танцевали – наверно какой-то праздник был.
- Ты на нее очень похожа.
- Знаю. Папка об этом все время говорит.
Серёжа вздохнул, обнял Наташу, поцеловал ее в макушку, и после небольшой паузы сменил тему разговора:
- Слушай! Я совсем забыл сказать. Я вчера на комп новый плеер закачал, для прослушивания интернет-радио. Так через него можно не только слушать музыку, но и записывать ее, да еще этот плеер сам автоматом делит эту запись на треки. Я несколько треков скинул на мобильник. Хочешь послушать?
- Давай, - немного грустным голосом произнесла Наташа.
Сережа вынул из кармана телефон, воткнул в него штекер, вставил один наушник в ухо Наташи, другой себе и включил музыку.
- Регги?
- Ага!
- Обожаю регги!
- Я тоже.
- Солнце, море, пальмы, - задумчиво проговорила Наташа.
- Ага: Майами, Карибы, Гавайи.
- Ты заметил, в Икее часто включают регги.
- Еще бы!
- А индийская музыка там есть? На этом плеере.
- Конечно! Там всякая музыка: и индийская и арабская, джаз, рок. Много электроники: хаос, гараж, транс. Нужно тебе этот плеер поставить.
Тем временем автобус сделал последний поворот и остановился. Наташа спрятала айпэд, Сережа свернул наушники, и они окунулись в сентябрьский теплый вечер.
- Почему у тебя такие холодные руки? – спросила Наташа, когда они миновали толпу.
- Это нервы, - глубоко вздохнул Серёжа, пряча руки в карманы.
- Нервы?
- Да, нервы. У этого сегодня получка, напьется, устроит скандал.
- Может, ко мне? Переночуешь – я с папкой поговорю.
- Ты что, с ума сошла! Хочешь, чтоб он тебе Варфоломеевскую ночь устроил? - усмехнулся Серёжа. – А потом дома у меня мама, я за нее боюсь.
2
Серёжа проводил Наташу и приблизился к своему дому, когда увидел на скамеечке пьяного отчима. Сердце сильно забилось. На лбу выступил холодный пот. Ноги налились свинцом, стало тяжело идти. Захотелось назад, к Наташе, в сказку. Но он глубоко вздохнул, подошел к подъезду.
- Сергей, подь сюда! - услышал Серёжа голос Ивана Ивановича.
Он сделал вид, что не заметил оклик, и стал доставать ключи от домофона. Оклик повторился в более злой тональности:
- Сергей, подь сюда! Я сказал!
Серёжа, чтобы не усугублять конфликт, подошел.
- Что?
- Ты где был?
- В Икею за продуктами ездил, мама просила.
- Давай дневник.
- Он на дне ранца, дома дам.
- Я тебе сказал, сюда дневник! – повысил голос отчим.
- Не-е-ет, дома… пойдемте домой.
- Я что тебе, ублюдок сивый, говорю! – отчим внезапно выпрямил руку и схватил Серёжу за джемпер около шеи, - я говорю, дай дневник, меня не колышит, где он у тебя, хоть в жопе! Если я сказал дай, значит ты должный дать! Понял?! Нет, ты понял меня?! А?!
Иван Иванович стал тянуть Серёжу к себе, Серёжа не выдержал нагрузки, упал на колени. Отчим прижал его голову к своей ноге и начал давить ее другой рукой.
- Или ты, сука обоссанная, берешь пример со своей матери-шлюхи? - закричал отчим,. - Да я тебя, тварь, придушу! Ты меня понял?! А?! Если ты еще раз разинешь свою пасть на меня, я тебя раздавлю как поганую гниду! Ты меня понял?! Нет, ты мне скажи, ты меня понял?! А?!
Тут раздался голос:
- Что здесь происходит?
Иван Иванович медленно, как в дурмане, поднял голову. Перед ним стоял: среднего роста мужчина, лет за пятьдесят, в дорогом черным костюме, на белом фоне рубашки виднелся кремового цвета галстук.
- Я спрашиваю, что здесь происходит, зачем вы мучаете ребенка? – повторил вопрос мужчина.
- Эта мой сын, я его воспитываю. - заявил Иван Иванович.
Тем временем, Серёжа вырвался из ослабевших рук отчима, отбежал на противоположный край площадки и стал приводить себя в порядок. Потеря добычи, окончательно взбесила Ивана Ивановича, и он заорал:
- Тебе что, козел, больше всех надо?! Или ты хочешь, чтоб я натянул твою интеллигентную морду на жопу?! А?! - Иван Иванович начал приподниматься.
В этот момент у ног мужчины вырос доберман, он беззвучно, как бы нехотя показал клыки. Отчим упал обратно на скамейку.
- Сука, убери Цербера! Убери пса! Убери собаку, падаль! – начал вопить отчим. - Или все тут сдохнете!
С этими словами Иван Иванович полез в карман. Доберман принял стойку для прыжка, и злобно зарычал. Отчим замер.
- Не советую руку вынимать из кармана, собака может броситься, - спокойно сказал мужчина, взглянул на Серёжу и пошел по тротуару вдоль дома.
Сережа бессознательно, не желая расставаться с защитой, последовал за ним. Мужчина миновал пару подъездов, потом сел на удобную скамейку. Сережа остановился неподалеку.
- Иди сюда, малыш, познакомимся, - позвал мужчина.
Сережа подошел.
- Кирилл Владимирович, - протянул ладонь мужчина.
- Сергей, - сказал Сережа, подавая руку.
- Садись, поговорим.
Серёжа сел.
- Он действительно твой отец? - спросил мужчина после паузы.
- Отчим.
- Что хотел?
- Дневник просил, а он на дне сумки, да еще там у меня продукты.
- Он тебя бьет?
- Нет, это в первый раз, - у Серёжи дрогнул голос.
Кирилл Владимирович вздохнул и слегка приобнял Серёжу. От такой неожиданный нежности ему нестерпимо захотелось заплакать, он прикусил нижнюю губу и начал считать. Через несколько минут слезы отступили. Тогда Серёжа сказал:
- Надоело! Надоело все! Мы с мамой выгоняли его – не уходит: мы закроем дверь, а он в нее бомбит, мы вызываем милицию, она приезжает через три часа, заберет его, а он через двадцать минут опять у двери стоит, рубильник выключит, телефонный кабель перережет и горящие спички в замочную скважину бросает – урод. А мама работает в две смены, приходит домой поздно, а он выключает свет в подъезде и стоит где-то в углу. Он даже несколько раз ко мне в школу приходил, - горло Серёжи вновь сдавил спазм. Он замолчал.
Кирилл Владимирович протянул белый, душистый платок.
- А продукты из Икеи? – немного погодя спросил Кирилл Владимирович.
- Да. А вы откуда знаете?
- Я тебя видел в автобусе, полчаса назад, - улыбнулся мужчина. – Представляешь, мы с другом возвращались из Тольятти на его машине, ну и решили заехать в Икею – закупиться и заодно перекусить – ужасно проголодались. А тут вызывают его обратно, случилось какое-то чепе. И остался я на бобах. В кармане двадцать рублей, в руках сумки… сто лет в автобусах не ездил. А там такая прелесть…
Сережа покраснел.
- Как твою прекрасную леди звать?
- Наташа.
- Красивая девочка.
- Да, красивая, - счастливо улыбнулся Серёжа.
- Тунис, ко мне! – Кирилл Владимирович негромко позвал собаку.
Через полминуты доберман сидел у ног хозяина и с любопытством смотрел на Серёжу.
- А можно его погладить?
- Гладь.
Серёжа осторожно протянул руку. Пес вытянул шею, подставляя голову под ладонь. Сережа засмеялся.
- Он у нас обожает детей, - улыбнулся Кирилл Владимирович.
В этот момент молодая женщина в бледно-желтом свитере и черных джинсах, шедшая мимо, остановилась и испугано воскликнула:
- Серёжа, сынок, а ты что тут делаешь?!
Сережа подбежал к женщине и стал жаловаться:
- Этого сегодня вообще переклинило, схватил меня, начал издеваться, порвал джемпер! А Кирилл Владимирович, - он при этом кивнул в сторону скамейки, - мне помог.
Кирилл Владимирович подошел к женщине:
- К сожалению, это правда. Я гулял с собакой… а тут вот такая история.
Женщина поставила тяжелые сумки на асфальт:
- Он сегодня получил зарплату. Обещал не пить, но…
Возникла пауза.
- Извините, как вас звать? – спросил Кирилл Владимирович.
- Елена.
- Позвольте, Елена, проводить вас до квартиры?
- Проводите, - грустно произнесла женщина.
Кирилл Владимирович взял сумку, Серёжа - другую, и они пошли к подъезду.
3
- Дочка, это ты?! – услышала Наташа голос отца, когда вошла домой.
- Конечно я, папка, а кто еще!
Юрий Андреевич показался в коридоре:
- Представляешь, я сегодня так замотался, что хлеб забыл купить. Хотел уже звонить тебе, так тут позвонила баба Зоя, она как раз была в Ашане. Так я думал, что это она, со своими ключами…
Наташа прикусила нижнюю губку, разделась, поцеловала отца и убежала в свою комнату, откуда крикнула:
- А что у нас на ужин – пап?!
- Брокколи с язычком приготовил, хочешь?!
- Конечно!
- А к чаю наполеон купил.
- О, класс, обожаю!
***
- Мне нужно с тобой серьезно поговорить, - сказал Юрий Андреевич, когда Наташа допила чай.
- Да, пап, - Наташа опустила голову.
- Я сегодня после работы включил компьютер – нужно было проверить почту, и случайно зашел в журнал истории посещений. Ты знаешь, что я там увидел?
Наташа побагровела.
- Честно говоря, я был в шоке. В твои годы, интересоваться регулоном**. В чем дело, Наташ?
- Это не я, пап.
- А кто еще?
- Это Любка, пап.
- А при чем тут Любка? Не понимаю.
- У них комп завис, а ее матери срочно нужно было узнать об этих таблетках. И вот Любка пришла ко мне.
- Она одна приходила?
- Да.
- То есть, ты хочешь сказать, матери Любы понадобилась информация об этих таблетках, и она послала дочь к тебе?
- Так сказала Любка, пап.
- Гм…
- Я говорю правду, пап.
- Я понимаю, что ты хочешь убедить меня в правдивости этой истории, но выходит это у тебя плохо. Не находишь?
Наташа молчала.
- Ну, хорошо, - после паузы вздохнул отец, - предположим, что это так.
- Это так, пап.
- Ну, ты не можешь поручиться на все сто за свою подружку. Ведь так?
- Да, так, - чуть слышно сказала Наташа.
- Вот видишь, - произнес Юрий Андреевич. – А теперь расскажи, что ты делала в Икее, и, вообще, какого черта тебя туда понесло, ведь это так далеко - а у тебя уроки, дочка?
- У меня сегодня только литра.
- Только литра… А бассейн, у тебя сегодня должен быть бассейн.
- Бассейн отменили – Ирина звонила.
- И поэтому ты решила поехать в Икею?
- Я помогала покупать продукты Одуванчику, - Наташа запнулась, - то есть Серёже.
- А что было потом?
- А потом мы зашли в кафешку, попить кофе с пончиками. Там у Одуванчика - карта постоянного посетителя на бесплатное кофе.
- Ну и?..
- Ну и там нас увидела баба Зоя.
- Еще нечего не хочешь сказать? - после короткой паузы спросил отец.
- Мы любим друг друга, пап, - все так же тихо произнесла Наташа.
- И этим ты хочешь оправдать свое поведение? Нет, Наташ, ты, вообще, где видела, чтоб люди вели себя так в общественных местах: чтоб они сидели друг у друга на коленях, целовались по полчаса? Ты что, дочка, вообще с ума сошла? Ведь тебе тринадцать лет.
- Мне через две недели четырнадцать, пап.
- Ну, что из этого, ты что, думаешь, если тебе через две недели исполнится четырнадцать, так ты можешь делать все, что угодно? - в голосе отца появились нотки раздражения. – А потом, если вы так себя ведете на людях, тогда чем занимаетесь наедине?
- Ничем.
- То есть?..
- Он добрый, пап, он любит меня, он этого не хочет, - Наташа вновь покраснела.
- А при чем тут он, Наташ? Сейчас речь идет о тебе. Ты - девочка, в будущем – женщина, мать, а это значит, что на тебе лежит в первую очередь основная ответственность за твои отношения с мальчиками. Ты меня понимаешь, дочка?
- Да, пап.
- Конечно, я понимаю, тебе нравится этот мальчик. Ну встречайся, кто возражает. Приводи его к нам в гости, ходи к ему, гуляйте, дружите, но делайте все это в рамках вашего возраста, зачем форсировать события, - Юрий Андреевич помолчал, протянул руку и изменившимся голосом сказал. - Дай лапку.
Наташа подала ладонь. Отец укрыл ее другой рукой, и произнес:
- Я знаю, любовь самое прекрасное чувство, которое есть у человека, и я очень рад, что оно посетило тебя. Но у всего в этом мире существует две стороны, одна приятная, другая не очень, и у любви, к сожалению, тоже. И я хочу, чтобы ты столкнулась с этой второй стороной, как можно позже, а для этого тебе нужно слушать не только свое сердечко, но и почаще вспоминать мои слова. Не обижайся дочка, не надо. Хорошо?
- Да, пап.
- А с твоим Ромео мне нужно познакомиться поближе, - беря пустые бокалы, сказал отец, - давай, на днях пригласи его к нам. Я куплю торт, приготовлю пасту. Посидим, поговорим, а потом поедем в Парк Хаус*** на 3D.
- Ой! Давай, пап, послезавтра Одуванчика к нам пригласим? Послезавтра как раз начнется новым мультик.
- Нет, в субботу я не могу, - после небольшого колебания проговорил отец, - в субботу после обеда я дежурю в больнице.
- Но ты же в воскресенье дежурил, - с недоумением сказала Наташа.
- Да, и в субботу тоже – меня попросили.
- Кто? Людмила Александровна?! Ты все врешь, папка! – со слезами воскликнула Наташа и убежала в свою комнату.
Юрий Андреевич перестал мыть посуду и, снимая фартук, заругался:
- Вот черт, что за день сегодня проклятый.
Затем он вышел на лоджию. Закрыл за собой дверь, открыл окно. Закурил. Через несколько минут прошел в комнату к Наташе. Сел на диванчик, развернул крутящееся кресло с дочерью. Взял ее за руку, потянул к себе. Она послушно пересела на колени отца, обняла его шею, положила голову на плечо. Юрий Андреевич начал гладить ее длинные густые черные волосы:
- Прости меня, прости дочка, я хотел как лучше. Завтра у матери Людмилы Александровны день рождения, и она нас пригласила.
- Ты ее любишь? - тихо спросила Наташа, поворачивая голову к уху отца.
- Она мне очень нравится.
- А как же мама?
- Маму я любил, - вздохнул Юрий Андреевич, - но она умерла, а мы вот живем. Ты взрослеешь, я старею. И мне хочется, чтобы рядом был человек, который меня любит, обо мне заботится.
- А я разве не люблю тебя, папка?
- Наташ, ты безусловно любишь меня, - улыбнулся отец. – Но ты моя дочка, а я хочу еще кого-то другого. Ведь человек так устроен, что для него противоестественно жить одному, ему нужна пара. Когда ты была маленькая, я занимался с тобой, мне было некогда думать о женщинах. И воспоминания о маме были яркими. А теперь ты выросла, у тебя даже начали появляться мальчики, и я хочу подумать о себе, понимаешь?
Наташа молчала.
- Вот смотри, - продолжал отец, - у тебя есть я – ведь так?
- Да.
- В то же время у тебя появился твой… как ты его называешь?
- Одуванчик.
- Правильно, Одуванчик. И тебе нужны мы оба - ведь так?
- Угу.
- Вот видишь, и мне тоже хочется, чтоб помимо тебя у меня был еще кто-то, с кем я смог бы поделиться своими бедами, радостями, рассказать о своих планах. А Одуванчика позовем в воскресение, где-то часиков в двенадцать. Подкрепимся и съездим в кино, а потом, может, еще куда-то поедем. Еще куда хочешь?
- На американские горки.
- На американские горки? Ну хорошо, поедем, значит, на американские горки.
- А ты пасту будешь готовить с креветками?
- Конечно, с креветками.
- Значит, мне в субботу их надо купить?
- Да. И, пожалуй, разделать их тоже нужно, а то утром с ними долго возиться. Думаю, не успею.
- Хорошо, папка, - Наташа подняла голову и поцеловала отца.
4
- А что дальше было? – на следующий день спросила Наташа.
- Ну, ничего не было, донес сумку до двери и ушел, даже в квартиру не стал заходить – куда-то торопился, - чуть разочарованным голосом проговорил Сережа. - Правда, визитку мне дал, сказал, чтобы звонил, не стеснялся.
- А этот где был?
- Не знаю, куда-то слинял, ночью пришел. А утром, козел, зашел ко мне и взял телефон.
- Мобильник?
- Ага, я его на столе оставил. Да это все ровно его подарок, только руки жжет. Жаль только, что все наши фотки там. Теперь будет на тебя свои пьяные зенки пялить. Да еще я номер Кирилла Владимировича вчера туда занес.
Серёжа сел на скамейку, притянул Наташу к себе на колени.
- Ты хочешь ему позвонить? - спросила Наташа, обнимая Сережу.
- Да, мама будет сегодня этому вещи собирать. И я хочу попросить Кирилла Владимировича, чтобы он вечером зашел к нам
- А визитка где?
- Дома, в столе забыл.
- Ну, давай пойдем, возьмем, и ты через мой позвонишь.
- Ага! а если он опять там. Мама запретила до ее прихода у дома появляться.
- Он что, не работает?
- Он когда пьет - бросает.
- А как же потом?
- Иногда выгоняют, иногда прощают. Говорят, первоклассный сварщик, - тяжело вздохнул Сережа. - Да, ерунда, мама придет, и я позвоню, или, может, мы его здесь встретим, часто он здесь со своей собакой гуляет.
- Не вздыхай так, не надо, все будет хорошо, - нежно сказала Наташа, положив голову на плечо Сережи. Серёжа зарылся лицом в ее волосы.
- Как тут у тебя душисто, спокойно, уютно. Хочу превратиться в песчинку и вечно жить здесь, - тихо произнес Сережа, потом помолчал, повернул голову, опять глубоко вздохнул и, набирая злость, заговорил: – Опостылело мне все. Не могу видеть этого урода, его черные усики, его масляные глазки. Меня бесит его манера поучать. Утром, блин, из под стола выползает, а вечером учить лезет. Гад. Тварь. Сволочь.
- Тихо-тихо-тихо, мой милый, тихо, мой цветочек, успокойся, мой воробушек, - сказала Наташа, взяла лицо Сережи в свои ладони и стала покрывать его поцелуями.
Серёжа затих, опрокинулся на спинку скамейки, через минуту его лицо озарила блаженная улыбка:
- На-та-ша-а-а. Мое Солнышко. Моя Ласточка. Ненаглядная моя девочка.
В этот момент послышалось предупредительное покашливание. Наташа соскочила с колен Сережи, села рядом, ее лицо залила алая краска. Сережа тоже покраснел.
- Здравствуйте, ребята.
- Здравствуйте, Кирилл Владимирович, - вставая, сказал Сережа и подал руку, – вот моя Наташа, познакомьтесь.
Наташа поднялась. Кирилл Владимирович с любопытством взглянул на нее, взял ее тонкую ручку, прикоснулся к ней своими губами. От этой церемонии она вновь покраснела.
- Можно, я с вами несколько минут посижу, не прогоните? – улыбнулся Кирилл Владимирович.
- Конечно, не прогоним! Садитесь, пожалуйста, - поспешно сказал Сережа. – Я сам хотел вам звонить.
- Да, а разве что-то случилось?
- Нет, нечего, - медленно произнес Сережа, - просто сегодня мама будет собирать вещи отчиму, и я хотел попросить вас зайти вечером к нам.
Кирилл Владимирович взглянул на наручные часы, поправил ошейник подошедшему псу и после небольшого молчания со вздохом сказал:
- Мне ужасно неприятно, Сереж, но я не могу, у меня через три часа самолет, я лечу в Москву по делам.
- М-м-м, - произнес упавшим голосом Сережа, откинулся на спинку скамейки и опустил голову.
Наташа взяла его руку. Повисла пауза, после которой Кирилл Владимирович немного наигранным голосом сказал:
- А давай сделаем вот что.
- Что? – Сережа взглянул на собеседника.
- Я в понедельник возвращусь, ты мне звонишь где-то утром, рассказываешь, что происходит у тебя дома, потом мы встречаемся – можно даже здесь, и думаем над этой проблемой. У меня есть очень хорошие знакомые в милиции, и я думаю, что этот вопрос мы решим, - если конечно, твоя мама не будет против.
- Нет-нет, мама не будет против, мама будет только за, она сама хотела, чтоб нам кто-то помог, - с запалом проговорил Сережа.
- Дядя Ваня украл у него телефон, - пожаловалась Наташа.
- Дядя Ваня?.. телефон?.. – не понял Кирилл Владимирович.
- Да, он утром зашел ко мне в комнату, когда я спал, и взял мобильник.
- Тогда мы сделаем вот что, Наташа, - задумчиво произнес Кирилл Владимирович, вынимая из кармана зеленую карточку. – Как я понимаю, вы учитесь в одной школе?
- Да, в одном классе.
- Даже так – отлично. Тогда вот тебе моя визитка, когда Сережа в понедельник придет в школу, пусть позвонит мне, - хорошо?
- Хорошо, - произнесла Наташа, рассматривая глянцевую картонку.
В этот момент сидящий рядом доберман вытянул шею и мокром носом прикоснулся к визитке.
- Ой! – испугалась Наташа.
- Не бойся, он не кусается, - улыбнулся Сережа и начал гладить собаку.
Наташа тоже осторожно дотронулась до шерсти пса.
- А он с кем остается? – чуть погодя спросила она.
- Будет один – бедный. Друга попросил, он обещал приходить.
- Вы один живете?
- Да, жена умерла, сын уехал.
- У Наташи тоже мама умерла, - заметил Сережа.
- Значит мы братья по несчастью, - грустно усмехнулся Кирилл Владимирович.
- А вы недавно в наш район переехали? - продолжала интересоваться Наташа.
- Да нет, двадцать лет живу здесь, а вот собака у меня недавно.
- Купили? – спросил Сережа.
- Нет, у сына взял. Он уехал в Германию, пса девать некуда было, так вот теперь мы вдвоем живем.
- Почему он его с собой не забрал? - посмотрела на мужчину Наташа.
- Ему не до него было. У него жена, двое детишек, - до сих пор у друзей ютятся.
- Он что, навсегда туда уехал?
- Не знаю, - вздохнул Кирилл Владимирович, - вроде, хочет навсегда. Ему очень хорошую работу предложили в одном научном центре.
- Он у вас кто?
- Программист.
- Класс! – с восхищением воскликнул Сережа.
- А почему вы с ним не уехали? – после паузы произнесла Наташа.
- Я, Наташ, - старое дерево, - улыбнулся Кирилл Владимирович, - а старым деревьям вредна, как известно, новая почва. Что я буду делать там, языка как следует не знаю, работу хорошую в моем возрасте тоже не найдешь. А тут у меня все: и друзья, и любимая профессия, и воспоминания. Так что, буду ездить в гости.
Мужчина встал:
- Ну, ладно ребята нам пора - время не ждет.
Сережа с Наташей тоже поднялись.
- И извини меня, что все так вышло, что я не могу сегодня выполнить твою просьбу.
- Ну, что вы, я же понимаю, вздохнул Сережа.
- Ты, самое главное, не волнуйся, малыш - все будет хорошо. И в понедельник обязательно позвони.
- Позвоню.
Кирилл Владимирович попрощался с Сережей, вновь поцеловал руку Наташе, пристегнул поводок к ошейнику добермана и быстро пошел по аллее к выходу из парка.
5
Сережа поднялся на свой этаж, открыл входную дверь и сразу услышал мат отчима и сдержанный голос матери. Он разделся и, подавляя первое желание укрыться в своей комнате, пошел на кухню – в эпицентр конфликта. Но мать вышла в прихожую:
- А, сынок, ты уже пришел? Я мясо отбиваю, скоро будем кушать, иди пока к себе, посиди.
- А этот?! – с возмущением воскликнул Сережа.
- Дядя Ваня сейчас уйдет, - успокойся, иди, посиди.
Сережа вошел в свою комнату. Вынул учебники из ранца, сел на диван, включил музыкальный центр, взял наушники. Ему хотелось погрузиться в мир музыки, чтобы вновь не втянуться во всепоглощающую воронку злобы, которую вызывал у него пьяный голос Ивана Ивановича. Но он боялся потерять контроль над ситуацией и не услышать криков матери о помощи. Поэтому после некоторого колебания Сережа отложил наушники, вздохнул, переключил центр на колонки, приглушил звук, подошел к окну. Несколько минут наблюдал за игрой двух дворняжек. Потом сел за стол, взял учебник, открыл нужный параграф. Стал читать, но слова теряли смысл. Крики на кухне усилились. Сердце сильно забилось, рубашка начала вбирать пот.
В такие минуты Сережа как никогда ненавидел Ивана Ивановича, в особенности его бесили те грязные слова, которыми он обзывал мать. Ему хотелось выскочить на кухню, заступиться за ее: убить, растерзать, уничтожить отчима – превратить его в прах. Но в то же время где-то в глубине души, в самых темных ее уголках, кто-то гнусный усмехался и говорил: «не хотела жить одна - тогда получай, получай, получай». У Серёжи так же было еще одно чувство, которого он стыдился. Это чувство было схоже с тем ощущением, которое испытывает стоящий на берегу и собирающийся броситься в бушующее море человек, когда все его существо восстает против безрассудного шага и, чтобы не длить нестерпимого ожидания, он ни секунды не медля идет, бежит, несется в бурлящую стихию. Так точно и Сережа хотел, чтоб одна из этих ссор закончилась, в конце концов, какой-то трагедией, смертью. И ему было абсолютно все равно, чья это будет смерть: его ли, отчима, или даже матери, лишь бы навсегда избавиться от нестерпимого ожидания чего-то ужасного, лишь бы навсегда покончить с этой пыткой.
На кухне в этот момент пришли в движение стулья, начала падать посуда, послышались тихий жалобный голос матери и громкий торжествующий мат Ивана Ивановича. Раздался глухой удар в стену, началась какая-то возня.
Сережа выбежал. На кухне полулежала на полу мать, ее голова была опрокинута на сидение стула, на ее теле как коршун сидел отчим, его руки были сцеплены на горле матери. Сережа с ужасом воскликнул «мама!», схватил лежащий на краю стола молоток для отбивания мяса и несколько раз изо во всей силы ударил по черной, маленькой, такой ненавистной голове. Иван Иванович замер, его руки ослабели, он хотел поднять голову на Сережу, но упал на мать. На полу стала растекаться большая лужа крови.
6
На следующий день Сережа возвращался домой из суда, его отпустили под подписку о невыезде. Серёже еще никогда не доводилось ночевать в обезьяннике. Поэтому в голове царил сумбур, его немного знобило, тело ныло от нар. Ему хотелось закрыться в своей комнате, укутаться с головой одеялом и так лежать день, два, три.
Думал ли он о вчерашнем? Да, безусловно. Жалел ли? Нет! Напротив, у него было такое ощущение, что распахнули толстые, тяжелые гардины, и в комнату хлынул утренний солнечный свет, преображая все вокруг. Ему казалось, что вот, только теперь, начнется какая-то новая, необыкновенная жизнь, со своими веселыми праздниками и беззаботным смехом. А тот ужасный страх, который все время ютился в его душе и который не давал покоя ни днем, ни ночью, ни в самые светлые минуты его жизни, остался там, в той темной комнате, дверь в которую навсегда закрылась.
Но как же так, думал он, ведь он еще вчера был жив: шел по этому тротуару, смотрел на эти деревья, вдыхал этот воздух, а сегодня его нет. И я его убил. И во мне никакого сожаления. Разве так бывает? Разве после этого можно радоваться жизни? Ведь я убил человека. Может я какой-то ненормальный, какой-то урод, а может я вообще какой-то маньяк – и мне нельзя дружить с Наташей?
- Привет! - услышал Сережа, открывая дверь подъезда. Он обернулся. Рядом стояла Наташа. Она обвила его шею, поцеловала в тонкие, нежные губы:
- Что случилось, почему тебя не было в школе?
Серёжа ее отстранил и, пряча глаза, тихо произнес:
- Пойдем домой, там все расскажу.
Такой ответ удивил ее, но она не стала дальше расспрашивать. Они поднялись в квартиру, прошли на кухню, там все было убрано, на столе лежал мобильник.
- А-а-а, он тебе вернул? – проговорила она, беря трубку.
Сережа молчал.
- Ты что молчишь?
- Я убил его, - тихо сказал он.
- Кого убил? Мобильник? - Наташа с растерянной улыбкой нажала несколько кнопок на телефоне, - да вроде нет, работает.
- Я его убил, Наташ, - еще тише повторил Сережа, сползая по стене на корточки.
- Ты его убил?! – с ужасом воскликнула она.
- Да. Ну, вчера, как я и думал, началась буча, он стал на маму нападать, вернее, ее душить, я выскочил, схватил молоток, он здесь лежал, - он кивнул на стол, - и…
На кухне наступила тишина. Наташа опустила голову. Сережа молчал, потом пару раз шмыгнул носом, и дрогнувшим голосом продолжил:
- Тебе нельзя со мной встречаться, я какой-то не такой, я ни капли не жалею о случившемся, я наверно маньяк, меня скоро посадят, тебе нужно меня бросить.
Наташа подошла к нему, прижала к себе его белокурую волнистую голову и с жалостью сказала:
- Ты что такое говоришь, бедный мой Серёжа, как я могу тебя бросить, ведь я тебя люблю.
Минуту назад Сережа не собирался говорить о своих чувствах никому, тем более Наташе, он и сам себе в них признавался с большим трудом - это вышло само собой, автоматом. И когда теперь он услышал вместо слов осуждения и испуга слова сострадания, и сказал их самый любимый человек на свете, - то все шлюзы, которые сдерживали накопившиеся за последние восемнадцать часов эмоции, открылись, и он громко, безутешно зарыдал.
7
В понедельник Сережа в школу также не пришел - он должен был явиться к следователю. Наташа знала это, и не очень переживала. Но она почувствовала какое-то изменение в окружающих: одноклассники беспрестанно бросали на ее свои любопытные взгляды, подруги избегали любых разговоров по поводу Сережи, учителя тоже чаще чем всегда смотрели на нее. Наташа не выдержала и на очередной перемене подошла к подруге, которая стояла у окна в коридоре.
- Ты знаешь, что сегодня случилось? - спросила она.
- А что сегодня случилось? – безразлично произнесла Люба, не отрывая глаз от дисплея мобильника.
- На меня блин, как на чумную все смотрят.
- На тебе новое платье, вот и смотрят, – помолчав сказала подруга.
- Да этому платью сто лет.
- Да-а-а? Первый раз вижу.
- Учителя тоже что-то пялятся.
- Ну, учителя тоже люди, им тоже нравятся красивые вещи.
Наташа сделала паузу, затем вновь спросила:
- Ну, ты ничего не знаешь?
Люба молчала.
- Ты что молчишь?! – воскликнула Наташа.
Подруга вздохнула, спрятала телефон, повернулась к стеклу и тихо ответила:
- Ёжик сказал, что Сережа убил отца.
- Отца?! - возмутилась Наташа.
- Ну, или отчима, какая разница. Алка вчера звонила, она с Ёжиком дружит.
- А он откуда знает?
- Да у него отец - мент, в нашем районе работает, в пятницу он как раз дежурил, - сказала Люба и минуту спустя спросила: - А он его чем – бутылкой?
- Отвянь, - огрызнулась Наташа.
Она вошла в класс, села за парту и задумалась. Ей стало ясно, что к Сереже теперь такое отношение, что ходить в школу он не может. Но она не знала, как это ему сообщить. Рассказать, что в классе уже все всё знают, она боялась, поговорить отдельно с его матерью ей было неловко. Правда можно рассказать все отцу и попросить его содействия, но Наташа внезапно вспомнила, что вчера на вопрос отца, что случилось, почему Сережа не придет, она сказала, что у него умер отчим. Она соврала! Первый раз соврала своему папке! Притом она сделала это так хладнокровно, так умело, без малейших колебаний, как будто она это делала тысячу раз. Ей стало ужасно стыдно. Но что ей нужно было делать? Сказать всю правду? Сказать, что ее добрый, нежный Одуванчик убил отчима – убил человека? И что потом? Что на это сказал бы отец? Наверняка ему это бы не понравилось. Наверняка после этого у него сложилось бы негативное мнение о Сереже. А если он обо всем этом узнает сам? А если ему кто-то позвонит, или бабе Зое станет об этом известно, и она все ему скажет? И что тогда? Тогда больше отец никогда не будет ей верить? А таблетки?.. От всех этих мыслей голова у Наташи разболелась, лицо начало гореть.
- Сомова, что с тобой? - услышала Наташа. Она подняла глаза, перед ней стояла учительница.
- Я спрашиваю, что с тобой, почему у тебя лицо такое красное?
- Голова очень болит, Тамара Семеновна, - тихо произнесла Наташа.
- Иди в медпункт, пусть там тебе измерят давление, на уроки можешь не приходить, - сказала учительница.
Наташа собрала учебники, вышла из класса и направилась к медпункту. Но двери там были закрыты, она села на кушетку, которая стояла рядом, продолжая искать ответ.
Может, обратиться к Кириллу Владимировичу? сегодня как раз понедельник, он ждет звонка Сережи, и будет вполне уместно, если я все ему расскажу.
Она достала из сумки мобильник, нашла его телефон, набрала номер. Через несколько гудков в трубке послышался тихий, немного усталый голос:
- Да.
- Здравствуйте, Кирилл Владимирович, эта Наташа.
- Наташа? Какая Наташа?
- Помните, нас Сережа в пятницу в парке познакомил?
- Ах, да, Наташа! – повеселел голос, - извини, пожалуйста, запамятовал. Ну, где Сережа? Почему он не звонит?
- Он не может.
- Почему?
Наташа вздохнула.
- Он разве не в школе?
- Нет, Кирилл Владимирович, он не в школе.
- А где он?
- Он, он, - повторила она, но не нашла что дальше сказать и замолчала.
- Он здоров? – встревожился голос.
- Да, он здоров. Но я хочу с вами встретиться.
- Хорошо, Наташ, - помолчав, вздохнул Кирилл Владимирович, - в полпятого в парке тебя устроит?
- Конечно, - обрадовалась Наташа.
8
- Мда-а-а, не думал, что все это так произойдет, - тяжело вздохнул Кирилл Владимирович, когда услышал историю прошедших трех дней, помолчал и добавил: - Хотя, Сереже было плохо, это было видно.
- Да, он постоянно жаловался на дядю Ваню, - подтвердила Наташа.
- Дела наши, враги наши, - еще раз вздохнул Кирилл Владимирович и после раздумья проговорил: – Конечно, ты безусловно права, Сережа не может больше учиться в этой школе.
- В этой школе? – округлила глаза она.
- Ну ты же понимаешь, что эта история забудется очень не скоро, а Серёже нужно учиться, ему нельзя сидеть дома, а потом ребята наверняка расскажут все это своим родителям, могут и с этой стороны возникнуть проблемы. Так что, однозначно ему нужно менять школу. И, пожалуй, район проживания тоже не мешало бы сменить.
- Он что, будет жить в другом месте? – вновь испугалась Наташа.
- Возможно, - проговорил Кирилл Владимирович, потом улыбнулся, - не бойся так малыш, ничего страшного не произойдет, просто твой Сережа будет жить на несколько остановок дальше от тебя. Я думаю, что это на ваших отношениях не должно сказаться, но мы зато ему здоровье сохраним.
Наташа опустила голову, потом спросила:
- А что, они должны будут меняться?
- Ну-у-у, зачем обязательно меняться, - нерешительно проговорил он, - у меня есть квартира около Шипки****, от сына осталась. Предложу, если согласятся - пусть живут, а потом посмотрим.
Кирилл Владимирович поднялся, подозвал собаку и минуту спустя сказал:
- Значит так, Наташ, я сейчас, иду к ним. Посмотрю обстановку, поговорю с Сережей, если смогу - то объясню ситуацию Елене, - как ее по отчеству?
- Фёдоровна.
- Да, Елене Фёдоровне. А ты иди домой, все расскажи своему папе, ничего страшного по-моему, не будет, он должен тебя понять, ведь ошибки совершаем мы все, ничего ужасного в этом нет, главное, вовремя в этом признаться. А вечером мы созвонимся – твой телефон у меня есть.
- Спасибо Кирилл Владимирович, - вставая со скамейки, вздохнула Наташа.
9
- Ах, да, совсем забыл, тебе дядя Толя шоколад из Греции привез, - воскликнул Юрий Андреевич, когда Наташа начала пить чай.
- О, класс! – притворно обрадовалась она. – Ну, как они отдохнули?
- Отлично, купались, загорали, на Афон ездили.
- А Кешка как?
- В восторге, загорел как негр, - проговорил отец, доставая из холодильника длинную зеленую упаковку. – Они, кстати, к нам в субботу придут: покажут фотки и видео, расскажут про страну.
- М-м-м, - безразлично произнесла Наташа.
Юрий Андреевич посмотрел на дочь большими, тёмными глазами.
- Ну, как Сережа? – спросил он, вынимая из коробки несколько шоколадок.
Наташа отпустила голову:
- Я тебе соврала, папка.
- Что? Когда ты мне соврала?
- Вчера, когда я тебе сказала, что у Одуванчика умер отчим.
- А разве он не умер?
- Он, он, он не совсем умер.
Наташа вдруг поняла, что она не сможет сказать правду, ее язык просто отказывался произносить эти слова. Голова у нее вновь разболелась, к лицу прилила кровь. она оперлась о стол.
- Что с тобой, дочка? – встревожился отец.
- Голова ужасно болит, - виновато улыбнулась она.
Юрий Андреевич подошел к дочери, взял привычным движением запястье левый руки, с минуту стоял молча, затем прикоснулся губами к ее высокому лбу.
- Ты вся горишь! – с испугом воскликнул отец.
Он взял дочь на руки, отнес ее в комнату, где принялся над ней хлопотать. Через полчаса она уже спала. А еще через час заиграла мелодия мобильного звонка. Юрий Андреевич быстро вошел в комнату к Наташе, взял со стола телефон, включил абонента, вышел на кухню:
- Алло?
- Здравствуйте, это отец Наташи? – спросил мужской голос.
- Да, а вы кто?
- Я Кирилл Владимирович. Наташа вам ничего обо мне не говорила?
- Нет, Наташа ничего о вас не говорила. А по какому вопросу вы звоните?
- Извините, как ваше имя-отчество?
- Юрий Андреевич.
- Понимаете, Юрий Андреевич, - помедлил голос, - у мальчика Наташи, Сережи, возникли очень серьезные проблемы, и она попросила меня помочь ему.
- А моя дочь откуда вас знает?
- Нас познакомил Сережа, - сказал Кирилл Владимирович и после паузы с усмешкой добавил: – Наверно, мои слова звучат довольно странно и вызывают у вас еще больше вопросов, чем ответов, поэтому мне хотелось бы с вами встретиться.
- И все-таки, почему вы звоните моей дочери в восемь часов вечера? - беря пустой бокал, спросил отец.
- Я как раз это и хочу объяснить при встрече.
- А по телефону это никак нельзя объяснить? – в голосе Юрия Андреевича появилось раздражение.
- Нет, по телефону это не объяснишь, вздохнул Кирилл Владимирович. – Вы сможете подойти через пятнадцать минут на остановку у центрального входа в парк?
- Хорошо, ждите, - после некоторого колебания сказал отец.
- Со мной будет собака, - произнес голос и отключился.
Юрий Андреевич положил мобильник на стол. Прошелся несколько раз по своей комнате, зашел к дочери, поцеловал ее безмятежное личико, поправил одеяло, оделся и вышел.
10
- Во-о-о-т та-а-ак и история, - протянул Юрий Андреевич когда услышал, что произошло с Сережей, затем спросил: – А что ему грозит?
- Не знаю точно, я еще не связывался с адвокатом, но, по-моему, на условное можно рассчитывать, - глубоко вздохнул Кирилл Владимирович, потом медленно подбирая слова сказал: – Я вас, Юрий Андреевич, пригласил сюда не только затем, чтобы рассказать все это - мне хотелось вас попросить.
- Попросить? – насторожился Юрий Андреевич.
- Понимаете, сейчас Сереже очень плохо, и еще одного стресса он может просто не выдержать. А вы - отец Наташи, вы наверно теперь будете против их дружбы.
- Наверно? Почему наверно? Я безусловно буду против. А вы что, хотите использовать мою дочь в качестве спасательного круга?
- Нет, я не хочу использовать Наташу, как вы выразились, в качестве спасательного круга, - произнес Кирилл Владимирович. - Но я хочу попросить, чтобы вы не вторгались в их отношения, чтобы вы постарались не замечать этой трагедии.
- Не замечать? То есть, как не замечать? Вы что такое говорите? – с раздражением сказал отец. - Ведь он убил человека, ведь он убийца, и я должен не замечать этого?
- Я хочу напомнить вам, что он защищал свою мать.
- Угу, с молотком в руках.
- Молоток он схватил в состоянии аффекта, я вам это говорил, - спокойно произнес Кирилл Владимирович.
- А если он еще что-нибудь схватит в состоянии аффекта? Нет, вы вообще уверены в его адекватности, или что в его мозгах ничего не произошло после этого преступления?
- Я как раз хочу, чтобы с ним ничего не произошло, поэтому я вас и пригласил.
Юрий Андреевич закурил новую сигарету, встал, подошел к Кириллу Владимировичу и сдерживая эмоции сказал:
- Послушайте, я не герой. Я не хочу никого спасать, В особенности такой ценой, ценой своей дочери. Она - самое дорогое, что у меня осталось на этом свете, и я не желаю подвергать ее жизнь ни малейшей опасности. Повторяю, ни малейшей, а еще я не хочу, чтобы она была причастна ко всему этому, чтобы ее имя склоняли.
Кирилл Владимирович помолчал, потом спросил:
- А как вы собираетесь сообщить ей, что теперь им нельзя дружить? Как я понимаю, Наташа не ответила на мой звонок не просто так?
Юрий Андреевич отошел в противоположный конец остановки, сделал глубокую затяжку, потом, как бы убеждая самого себя, сказал:
- Дочь меня любит, мы дружим. Я могу внушить, что ей больше нельзя встречаться с ним. В крайнем случае, я ее увезу.
- Куда? К бабушке в Херсон? – усмехнулся Кирилл Владимирович.- Вы забываете, ваша дочь уже выросла, и чтобы внушить ей чего-либо, нужны довольно весомые аргументы.
- Я найду весомые аргументы, - с некоторым колебанием отозвался отец.
Возникла пауза, Кирилл Владимирович погладил сидящую возле него собаку, поправил ее висящие уши, посмотрел застежку на поводке и со вздохом проговорил:
- Конечно, я вас, Юрий Андреевич, не осуждаю, вы любите вашу дочь, боитесь за нее – это понятно. А еще вы наверняка хотите, чтобы она стала умным, добрым, любящим человеком. Наверное, для этого вы прилагаете все усилия: ходите вместе с ней на добрые фильмы, говорите правильные слова о милосердии и сострадании. Но дети по преимуществу не слушают наши слова, они смотрят на наши поступки. И представьте, что будет, если Наташа вас послушает и бросит человека, которого она любит.
- Гм, любит.
- Да, я согласен с вами. Детская любовь недолговечна, и через месяц они, возможно, расстанутся, а через год она, может, вообще забудет его. Но я думаю, ваша дочь очень нескоро забудет, что она бросила в самую трудную минуту человека, с которым у нее были романтические отношения. И бросила она его не потому, что они поссорились, и не потому, что она к нему охладела, а потому, что вы так захотели, ее отец, ее самый близкий человек. Теперь подумайте, что произойдет с Наташей, если с Сережей в действительности что-то случится - ведь она вам этого никогда не простит. Поэтому еще раз прошу вас, не совершайте ошибку. А по поводу адекватности Серёжи, так он на днях начнет ходить к очень хорошему детскому психологу - я буду вас информировать.
Кирилл Владимирович подобрал поводок, попрощался и начал переходить дорогу.
11
- Какой сегодня жаркий день, - идя по алее, сказала Наташа.
- Точно такой день был год назад, - вздохнул Сережа, - помнишь?
- Угу, я еще помню, как нас дядя Кира на той вон скамейке засек, - она кивнула налево.
- Ты тогда так быстро с меня спрыгнула, как кузнечик, - после паузы произнес он.
- Я думала, что это папка.
- Папка? Ты вроде говорила, что он никогда сюда не заходит?
- Ну-у-у я испугалась, - растянула слова Наташа.
Сережа поцеловал ее душистые волосы и после короткого молчания сказал:
- Мы сегодня с мамой ездили на кладбище.
- К нему?
- Ага, ведь я не хоронил его – отсиделся у себя в комнате и в течение года не разу не был у него, а сегодня почему-то потянуло и маму жалко стало, - вновь вздохнул он. - Там так спокойно, так тихо, много деревьев, почти как здесь, только людей очень мало и собаки не бегают.
- Ты его вспоминаешь?
- Почти нет, мама плачет, а я нет, он как-то очень быстро от меня отошел, как будто его никогда и не было. Только снится часто: орет, бегает за мамой, проснешься - сердце выскакивает, подушка в поту, полночи потом не можешь заснуть.
- Ты об этом говорил психологу?
- Да. Говорит, что со временем пройдет, – это долгий процесс.
Сережа подобрал сломанную ветку и начал обрывать с нее листья.
- Ты знаешь, о чем я еще хотел сказать? – через минуту задумчиво спросил он.
- О чем?
- Я еще никогда это тебе не говорил, а сейчас вдруг захотелось, - Сережа опять помолчал, затем проговорил: – Мир до тебя мне казался таким холодным, таким неуютным. В школе - вечные проблемы, домой идти не хотелось, друзей тоже не было, как-то не сходился…
- А мама?
- Мама работала, а потом этот все нервы ей вымотал – не до меня было. Он ведь с первых дней пил. Помню, как-то напился, мама его выгнала, а он к нам на второй этаж на лоджию залез, все стекла перебил, скалолаз…
Наташа остановилась, обняла Сережу и целуя прошептала:
- Ну, что ты опять начинаешь, его уже с нами нет, он уже далеко, не вспоминай, пожалуйста, не надо, успокойся.
Сережа отступил к скамейке, взял Наташу на колени и после долгого поцелуя продолжил:
- А в этом году я почувствовал столько заботы, столько поддержки. Ты, твой отец, дядя Кира – все так много уделяли мне внимания, я был так счастлив, наверно, так нельзя говорить, но это правда, - вздохнул Сережа. - И мама тоже изменилась. Мы стали больше времени проводить вместе, ходить в кино, в театр, представь, мы даже начали по вечерам читать стихи.
- Ты что, любишь стихи?
- Очень, - смущено произнес он.
- Почему ты это никогда мне не говорил?
- Стеснялся.
- Что тут стесняться? Глупышка. Мама моя тоже очень любила стихи, папка их много знает.
- Он тебе их читает?
- Раньше перед сном читал, было классно, - грустно сказала Наташа, - а теперь я ложусь поздно, когда он уже спит, а днем никогда не получается. Правда, этим летом на море Блока читал – было здорово.
- Давай, я буду тебе перед сном по скайпу читать?
- По скайпу?
- Ага.
- Давай, – улыбнулась она, потом спросила: – А ты на свадьбу наденешь серый костюм?
- Да.
- И розовый галстук?
- Почему розовый? У меня еще есть черный и синий – дядя Кира купил.
- Ну-у-у, Одуванчик, надень, пожалуйста, розовый, он больше идет к твоим белокурым волосикам.
- К моим волосикам? – улыбнулся он.
- То есть, к моим милым, любимым волосикам, - засмеялась Наташа и принялась нежно целовать Сережу.
- А ты будешь в голубом платье? – немного погодя спросил Сережа.
- Да. Тебе оно нравится?
- Очень.
- И папке очень…
- И будем самой красивой парой в ЗАГСе.
- Это точно, только жаль, что свадьба не у нас, - вздохнула она.
- Да, жаль, - произнес он и тоже глубоко вздохнул.
- Вы в ЗАГС приедете вместе с дядей Кирой? – после паузы опять поинтересовалась Наташа.
- Ага – на его машине. Мы еще должны заехать в парикмахерскую, мама хочет прическу поправить, - сказал он, и через некоторое молчание проговорил. – А Людмила Александровна после свадьбы будет жить у вас?
- Не знаю – наверно, - тяжело вздохнула Наташа, и положила голову на плечо Сережи.
*Ашан и Икеа образуют один корпус, он находится в 24 км от Самары.
**Противозачаточные таблетки.
***Торговый развлекательный центр.
****Кинотеатр.
Автор выражает благодарность Stylist за корректуру текста.