Глава 40
Когда Егор окончил чтение, часы показывали половину четвертого утра. Егор подумал, что завтра суббота, на работу идти не нужно, и он сможет выспаться.
Отложив книгу, он закрыл глаза, пытаясь уснуть, но сон не шел к нему: все мысли были о прочитанном. Егор помнил, казалось, каждую страницу, и жизнь Кондрата Федорова разворачивалась перед ним, словно он видел ее наяву. Лед ужасного одиночества сплошной стеной окружал писателя с детства. Отчим постоянно укорял его, что, если бы не он, то теперь у него рос бы замечательный мальчик – его собственный сын. Что бы Кондрат ни делал, ему не удавалось заслужить любовь отчима.
Конечно, на людях отчим проявлял, как и положено, нежность к ребенку. Но за запертыми дверями дома действительность оказывалась совсем иной. Изо дня в день отчим твердил: «Ты – порождение Сатаны, ты лодырь, бездельник… Твои успехи в школе плачевны. Твои достоинства более чем сомнительны. Твои движения неуклюжи и ты никогда не сможешь работать с кожей. И само твое существование – проклятие и позор для семьи…»
Маленький Кондрат очень скоро уразумел, что лучше бы ему было не появляться на белый свет. Он занимал в этой жизни чужое место… Однажды Кондрат принес из школы игрушку, которую подарил ему одноклассник, и… она тут же отправилась в печь, брошенная в топку рукой отчима. И больше никогда у него не было игрушек. Ему запрещали играть…
В тринадцать лет он нечаянно обронил на пол кабардинское седло, над которым работал отчим. Наказание последовало незамедлительно: он был схвачен за ухо и отведен в подвал дома, где провел в темноте и одиночестве двенадцать часов, чтобы было время как следует подумать над своим поведением. То заключение в подвале явилось первым. Вскоре Кондрата постигла еще более жестокая кара. Отчим, выйдя из себя из-за какой-то незначительной проделки мальчика, затолкал его в подвал и там запер, пригрозив, что на этот раз его пребывание в подвале будет более длительным.
Кондрат просидел в подвале целую неделю... Его мать была в больнице и не могла выручить, а отчим в тот день напился пьяным и ввязался в драку в трактире. Полиция арестовала его, посадив вместе с другими такими же скандалистами в общую камеру, где он провел семь дней. Когда его выпустили, он обнаружил, что дом его пуст. В подвале не было Кондрата…
Егор живо представил себе горестный путь писателя. Его жизнь со временем превратилась в постоянное бесконечное бегство от реальности. Лишившись того, что он любил всем сердцем, Федоров нашел убежище в мире безграничной фантазии и создавал своих героев, заполняя окружавшую его пустоту.
Творчество Федорова больше не казалось ему эффектным и головокружительным полетом гения, творца великих книг. И все его существование представлялось теперь темным отражением лабиринта одиночества, где Изгой плутал свои последние двадцать лет. Каждый обитатель зачарованного мира его книг, каждое его диковинное творение было безмолвно пролитой слезой глубоко несчастного человека…
Разбудил Егора звонок в дверь.
Зевая и почесываясь, он с трудом «попал» в тапки и прошлепал к двери.
На пороге стояла… Ольга, и лицо Егора осветилось радостной улыбкой. На миг он почувствовал себя на вершине высокой горы, но тут же смутился, увидев всё понимающую улыбку девушки. И его чувства сразу стали двойственными: с одной стороны, восхитительными, а с другой - смешными. Они опасно кружили голову и были сильнее, чем устоявшиеся привычки к скромности, сомнениям или угрызениям совести. Так всегда бывает, когда внезапно осознаешь что ты нравишься кому-то…
- Что мы так и будем стоять у порога, разглядывая друг друга? – улыбаясь, спросила Ольга.
- Ой, извини, Оль! – заторопился Егор, пропуская девушку в прихожую. – Я читал до утра, поэтому такой заторможенный.
- Да?! А я уж грешным делом подумала, что это я тебя так очаровала!
Егор запнулся, словно разволновавшийся школьника. Ольга безмятежно улыбалась… На секунду их взгляды встретились, и будто искра яркой вспышкой озарила их лица. Ольга, внезапно смутившись, сосредоточилась на стаскивании с ноги тесного сапога, и Егору пришлось помогать ей...
- Ну что, теперь мы пьем чай? - спросил Егор.
Вместо ответа Ольга дерзко улыбнулась и, глядя ему прямо в лицо, принялась неторопливо снимать одежду. У Егора глаза сделались большими как блюдца. О подобном представлении он даже и мечтать не смел. Ольгу позабавило выражение его лица… Она позволила ему полюбоваться зрелищем, вгоняя в краску, - ровно столько времени, чтобы оно не успело наскучить…
Егор медленно и несмело обнял ее одной рукой. Ольга перевела на него взгляд, полный любви. Ее губы были полуоткрыты и едва заметно подрагивали. Егор вдруг ощутил легкий трепет в желудке и услышал странный барабанный бой в ушах. Это бешено колотилось его сердце. Стыдливо и очень медленно их губы сблизились, и оба закрыли глаза. Егору почудилось, будто внутренний голос прошептал ему: «Теперь или никогда». Он предпочел выбрать «теперь» и позволил своим губам приласкать рот Ольги. Следующие десять секунд длились десять лет.
Он бережно взял девушку на руки и понес в спальню…
Позднее, когда оба почувствовали, что между ними больше не существует барьера и каждый взгляд и жест выражали слово на языке, понятном только им, молодые люди просто замерли и сидели молча, обнявшись и накрывшись пледом у балконной двери, глядя на наступающий вечер. И солнце медленно склонялось над городом, и стекла на окнах словно начали плавиться, роняя на землю янтарные и алые капли. Ветер свежел, а небо на их глазах окрасилось нежно-багряным цветом с розовыми вкраплениями облаков, которые плыли в вышине степенно, как заблудившиеся ватные овечки…
Они сидели тихо, слегка привалившись друг к другу плечами, и будь их воля, они просидели бы так до Страшного суда.
Продолжение следует -