Горе луковое

Жанна Титова
   Синим  июньским утром 1964 года мы с моим соседом Мишкой Миллиончиковым не поделили в песочнице чужой  детский железный совок с деревянной ручкой.


Совок был  черный, блестящий,  почти новый. Он был "ничейный", а потому желанный до исступления.

-Я старше тебя! – кричал  десятилетний Мишка, отпихивая меня с середины песочницы к бортику, -  мне  совок нужнее! Я буду копать траншею для наших против немцев!

-   И мне совок нужнее! – защищалась я, - потому что я буду лепить пироги!

- Иди отсюда! -  Мишка  выхватил у меня совок,  пнул меня  посильнее, и  я  вместе с ведром и формочками   вывалилась  из песочницы на зеленую мягкую траву.

-  Дурак, - сказала я, поднимаясь с травы, -  мой  папа  моряк. Он знаешь какой сильный. И высокий – до неба! Он сегодня придет с работы и так тебе наподдаст, что  ты убежишь навсегда из нашего двора!

-Ха! – засмеялся Мишка, -  а мой папа - алкоголик.  Он сегодня придет пьяный с работы и  так наподдаст твоему папе, что тот сразу упадет в лужу! Моего папу весь двор боится! Он всех победит! Так что передай своему папе, чтобы спрятался поскорее куда-нибудь и не высовывался!

   Я  задумалась. Мишкин довод меня  насторожил. Потому что я  не понаслышке знала, что  представляет собой  пьяный дядя Леня Миллиончиков, мишкин отец.  И должна была признаться, что не видела картины  более страшной и завораживающей.  И вот почему.

Каждый вечер ,  примерно к семи часам,  вся наша детвора собиралась в кустах боярышника. Наши сердца колотились от страха,  мы во все глаза смотрели на дорогу и ждали дядю Леню.

Наконец, он появлялся в конце аллеи – огромный, грязный, орущий, иногда –  с разбитым в кровь лицом. Моя душа уходила в пятки от ужаса и восторга.

Дядя Леня  шел тяжело и неточно,  как раненый  медведь.  Его мотало из стороны в сторону,  он  рычал, плевался,  налетал на деревья, рвал на себе рубаху. Иногда он падал руками вперед,  секунду-другую лежал без движения лицом вниз. Но затем мычал, поднимался на четвереньки, хватаясь растопыренными пальцами за воздух  и   с проклятиями и рычанием полз  дальше, отплевываясь кровавой пыльной пеной.

Затем  дядя Леня с  неимоверным усилием  карабкался по ступеням крыльца к своему подъезду, поворачивался  ко всему  двору  лицом.  И тут начиналось самое интересное.

- Гады! – дущераздирающе орал дядя Леня, -  Вы все – гады!!! Дряни! Проститутки!  Сволочи!  Вы меня все осуждаете! Я знаю – осуждаете! Вы думаете, я палач?!  Я не палач! Я приказы выполнял, поняли? Это усатое пугало -  палач, а не я, честный офицер Миллиончиков! Я  просто служил своему народу! И не имел права обсуждать приказы!   Слышите, твари?! Слышите?!

Потом дядя Леня  кое-как добирался до лифта, с грохотом захлопывал  его железную  дверь, а через пять минут весь двор оглашался леденящими душу короткими воплями избиваемой  тети Нины – Мишкиной мамы. А частенько и  высокими криками  самого Мишки,  если несчастный пацаненок не успевал убежать  из дома до прихода отца.

* * *


Наутро  дядя Леня выходил из подъезда под руку с женой.

Супруги чинно шли на работу.

 Дядя Леня  был аккуратно причесан, надушен «Шипром»,  скромен, все синяки и царапины были тщательно припудрены.

Тетя Нина смотрела  на мужа сверху вниз с нежностью и обожанием. Она была выше супруга на голову и тяжелее килограммов на тридцать.  Этот факт  только усиливал ее безграничную и чистую любовь к мужу.

* * *

  -Пап, - начала я дома серьезный разговор с отцом, - вот ты моряк. Ты сильный мужчина?

-Да пока не жалуюсь, - усмехнулся мой 29-летний папа, подмигивая маме.

-   И я не жалуюсь! – обрадовалась я, -  а ты… пьяных не боишься?

- А чего их бояться? -  удивился папа. Мама внимательно  посмотрела на  нас.

-Ну как тебе сказать. А вот если…пьяный на тебя драться полезет – он тебя не победит?

-Нет, конечно, - улыбнулся папа, - он же пьяный, значит – слабый. Я его  одни пальцем ткну – он и упадет.

Я засмеялась от радости.  У меня просто камень с души свалился.

- А почему ты спросила об этом, дочка? – поинтересовался папа.

- А я сегодня с  Мишкой Миллиончиковым подралась. Он  сказал, что его отец, когда пьяный,  тебя запросто победит!

- Ах, этот… - помрачнел папа, -  ну знамо дело. Победитель. Напобеждался, гаденыш.  Ему  голову оторвать мало. Но сначала сердце надо  вырвать живьем.

- Что ты такое говоришь! –  сказала мама, -  у человека и так  вся жизнь изуродована. Вся судьба исковеркана. И не по своей вине, между прочим.

-Да  ладно! – воскликнул папа, - не по своей вине! А по чьей же, скажи на милость?!

-Подожди, пап!-  вспомнила я  ,  -  а усатое пугало -  это чучело  огородное  или  кто?

-Родители замолчали. Обернулись ко мне. Переглянулись.

- Где ты это слышала, дочка? – осторожно спросила мама

- А дядя Леня сегодня  плакал  и кричал во дворе, что усатое пугало  - это палач!  Так пугало – это чучело? Или злой волшебник?

-   Ага,  волшебник,  - зло сказал папа, - Дед Мороз. Столько  подарочков принес,  что до сих пор разгребаем! И еще сто лет не разгребем!

- Не смей так говорить! – звонко воскликнула мама. Ее  молодой голос звенел от обиды. -  Он ничего не знал! Это все творилось за его спиной! А страна встала из руин благодаря ему! Цены каждый день понижались, крабы с икрой на прилавках горами  громоздились!

- Ты соображаешь,  - сказал папа, сузив глаза, -  что ты говоришь? А сколько из-за этих крабов он людей  невинных положил – напомнить? Твоего дядю, моего дядю – список продолжать?

- Давай   не ругаться , - попросила мама, - я тебя очень прошу.

Папа махнул рукой и ушел в комнату смотреть телевизор.

А я, уже  засыпая,  тихонько хихикала, пытаясь представить, как Дед Мороз, топорща белые усы, пытается положить спать  каких-то незнакомых мне взрослых дядей.

* * * 

  Однажды вечером папа пришел за мной в детский сад  в незнакомом настроении.  Он был чем-то расстроен. Он не метнулся, как обычно, мне навстречу, не раскрыл радостно объятья для моего восторженного прыжка к нему на руки.

Он погладил меня по голове и поцеловал в лоб.  Но его  рука была  твердой,  губы – холодными.  Он  жестко смотрел перед собой.  Ему было не до меня.

Если бы я была взрослой, я бы  сказала: расскажи мне, что случилось, папочка.  Папа рассказал бы, а я бы  выслушала, а потом нашла бы для отца  слова утешения и ободрения.

Но мне было только 4 года. Я не понимала, что произошло и почему папа сегодня меня не любит.

Дети в таких случаях начинают искать  свою вину в неприятностях  взрослых. Я, чувствуя себя виноватой в папиной печали,   забежала вперед, стала заглядывать в его глаза, начала что-то заискивающе лепетать. 

«Помолчи, - попросил папа, - и не путайся под ногами."

Я опустила голову, глаза мои наполнились слезами. Мне было очень плохо и невыносимо тоскливо. Я чувствовала себя  ненужной, отверженной   и одинокой.

                * * *

  Когда мы приехали домой,  уже стемнело.

Мамы дома не  было.

«Вот, пожалуйста, - сказал папа в никуда, - восемь часов, а она  шатается где-то!»

«Папулечка, - напомнила я, - мама  не шатается!  Она сегодня в институте  зачет сдает!»

«Знаю я эти зачеты, - проворчал папа, разогревая мне картофельное пюре с котлетой, - игрульки эти….»

Тут раздались знакомые  позывные  передачи «Спокойной ночи, малыши!»

Я прыгнула к телевизору:  там тетя Валя  приглашала всех малышей посмотреть  кукольную сказку « Приключение Чиполлино».  Конечно, я уже  понимала, что   куклы не умеют  сами говорить, смеяться и танцевать. Что это актеры их надевают на руку , прячутся под  тети-валиным столом и говорят  за кукол смешными голосами. 

Но мне этот факт ничуть  не мешал с интересом  смотреть сказку и сопереживать героям.

Сначала все шло неплохо.  Всевозможные овощи пели, смеялись, ссорились и мирились  над ширмой, успевая при этом  общаться с тетей Валей.   Но потом  сюжет вдруг резко изменился.  Синьор-Помидор, пропев какую-то угрожающую арию в адрес Чиполлино,   схватил его за луковую макушку и…. с силой дернув вверх, оторвал луковые перья! Мы с Чипполино заорали одновременно так, что, наверное, перепугали  половину дома.

-Ты чего кричишь? -  спросил  прибежавший из кухни испуганный папа.

-Папочка!  - я, заливаясь слезами, тыкала указательным пальцем в экран, - папочка, миленький, синьор-помидор Чиполлине лук на голове оторвал! Ему же больно, папа! Он плачет, слышишь?

- Да замолчи ты, - зло сказал папа, -   отрастет  у него лук заново. И потом, это же все  понарошку.  Это куклы.  А куклам не бывает больно. Они не живые.

- Нет,   живые! – прорыдала я , -  он по-настоящему плачет, видишь?

-Давай-ка   спасть уже  ложись, - сказал папа, - поздно уже.

И стал помогать мне раздеваться.

-  Я не хочу спать! – продолжала рыдать я, сотрясаясь всем телом, - я не буду спать! Мне жалко Чипполину!

И вдруг произошло страшное.

Папа несильно замахнулся и несильно хлестнул меня моими же снятыми колготками. Хлестнул не больно, но я оцепенела от ужаса.

- Замолчи, дрянь! – закричал папа, замахиваясь на меня снова, -  я же тебе сказал, что отрастет этот чертов лук у твоего чертового Чипполино!»

Я,   перестав плакать, закрылась от папы ладошками.

Папа вдруг очнулся, посмотрел на меня беспомощно -  его лицо  стало  белым, искаженным от боли.

«Доченька…» - тихо сказал  он и протянул ко мне руки.

В это время  раздался веселый  звонок в дверь. Это вернулась из института мама.

Папа кинулся  в прихожую.

-А я сдала зачет на пятерку! – радостно объявила мама, целуя меня, - вот, посмотрите зачетку! Доча, а ты чего  заплаканная?!

-  А  мне, мамочка,  Чипполину жалко стало, - ответила я, - ему синьор Помидор весь лук на голове выдрал. Но я уже не плачу. И вообще мне пора спать. Спокойной ночи, папулечка и мамулечка!

Папа подхватил меня на руки и понес в маленькую комнату, обцеловывая с головы до ног. Уже засыпая, я услышала его шепот: «Прости меня, доченька!»

• * *

На следующее утро папа,  проводив маму на работу,  стал кормить меня завтраком. Сам сел напротив и  сказал:

- Я  должен перед тобой извиниться за вчерашнее.

-Ты уже извинился, пап, - ответила я набитым ртом, - я тебя  прощаю.

- Нет!  Я должен  тебе объяснить, из-за чего я сорвался. А ты должна выслушать и понять.

- Мы в детский сад опоздаем, - заметила я.

-Ничего, я быстро, - сказал папа , - дело в том, что у меня неприятности на работе. Ты понимаешь, доченька, я разработал  и идею, и концепцию ее воплощения,  отнес все это в отдел наладки (папа работал инженером на заводе «САМ») . И знаешь, что потом  случилось?

-Что? –  напряглась   я.

- Киванский с Росляковым украли мою идею! Заимствовали, так сказать!  Я работал над ней, не покладая рук! А они не моргнув глазом, просто уничтожили мой труд! И выпихнули меня вон! Понимаешь?

- Да, - сказала я,  вспомнив, как меня выпихнул из песочницы Мишка Миллиончиков , чтобы завладеть чужим  имуществом -  я понимаю. А как они уничтожили твой труд?

- А вот смотри, -  оживился папа, пододвигая к себе листок белой бумаги и рисуя на нем овал, - вот это наш завод. А вот это -  папа  быстро начеркал  забавные стрелочки в разные стороны от овала, –  вот это его подразделения. Вот эта структура и вот эта структура. Вот здесь – папа нарисовал еще один овал -  сидит Росляков.  Вот здесь, под ним – Киванский.

- Под стулом? – удивилась я.

- Почти, - кивнул папа. Потом  на секунду замолчал, отхлебывая чай из большого стакана в серебряном подстаканнике. И   стал дальше рисовать на листе кружочки, овалы и стрелочки :  - вот здесь мои наладчики, тут вот снабженцы, тут такелажники, о них забудь…. Я тебе о другом хотел сказать.   Киванский меня, видишь ли,  в принципе не удивил. Гнилой он  малый,  ненадежный. Но вот от Рослякова  я никак не ожидал подобного предательства. И ведь теперь он, понимаешь, пойдет  кланяться к Гаярову!

- К дяде Ринату? – обрадовалась я, услышав знакомую фамилию.

- Да, именно к дяде Ринату, - вздохнул папа, - вот же пригрел на груди змею… Ну ничего. Вот помяни мое слово, доченька – пнет он  Рослякова под зад коленом!

Я захохотала.

Папа странно посмотрел на меня,  смутился  и спросил: - Что ты хочешь? Ну, что бы ты хотела от меня получить в знак моего извинения перед тобой?

- А у тебя денег на что хватит? – поинтересовалась я.

-На все, что ты попросишь! – пообещал папа.

-Ну тогда куклу Женю, - быстро сказала я, -   Большую. С длинными косами. И в  настоящем  капроновом платье.

-Женю? – задумался папа.

-Ну да, - объяснила я, - мне просто песня одна нравится.Вот эта: «стоит средь лесов деревенька! Жила там когда-то давненько – девчонка по имени Женька….»

- Да-да, - закивал папа, -  чудесная песня. «Высокие травы косила. Мальчишечье имя носила…» Конечно, будет тебе, дочка, кукла Женя с косами и  в настоящем капроновом платье.

И повез меня в детский сад.

* * *

Вечером я, уже одетая,  как обычно  ждала папу на банкетке в раздевалке.

Но он  в этот раз  сильно задерживался. 

Уже забрали всех детей, а папы все не  было. Воспитательница  Ольга Александровна  сидела рядом со мной и нетерпеливо поглядывала на часы.

- У вас в доме телефон у кого – нибудь есть? – наконец спросила она.

-Ни у кого нету, - сказала я, - только автомат висит в подъезде.

И тут дверь распахнулась и на пороге появился запыхавшийся папа с огромной красной коробкой в руках, перевязанной белой двойной лентой.

-Извините меня, Ольга, - сказал папа, тяжело дыша, -  я очень виноват перед вами. Но я   дочке  искал подарок. Пол-Москвы объездил, пока нашел.  Вот… - папа положил коробку на банкетку, потянул за ленту, снял крышку.

В коробке, под тончайшим слоем папиросной бумаги,  с закрытыми глазами лежала огромная, с меня ростом, кукла в белом капроновом платьем с розовым атласным  бантом по подолу. Такие же банты были в  темных косах куклы,  уложенных «корзиночкой».

-Это мне? – не поверила я.

-А кому же, - сказал папа, - только тебе.  Она твоя.  Ее зовут Женя. Вот, видишь надпись?

И точно: на ярлыке на платье куклы было напечатано: "КУКЛА ЖЕНЯ. Цена 7 руб.80 коп. Сделано в СССР".

Папа помог мне взять тяжеленную куклу на руки, то и дело заглядывал мне в глаза, пытаясь угадать величину моего восторга и спрашивал: - Ты рада, доченька? Ведь кукла отличная, правда? Ведь именно такую ты хотела, правда?

Ну как я могла убедить папу в своем неописуемом восхищении и счастье? Какие слова я могла подобрать, вдыхая новый упоительный запах неожиданного подарка, кроме скупых "Ну да... ну да..."
 
Я до сих пор не могу взять в толк, зачем  папа носился по всей Москве в поисках куклы именно с этим именем. Ведь проще было  купить любую куклу и убедить меня – я бы с радостью поверила! -  что ее зовут Женей.

Но папа не мог меня обмануть. Только абсолютной, чистой  правдой он решил искупить свою вину перед  своей обиженной  им маленькой дочерью.

* * *
Прошло много лет.

Я  закончила школу, потом   музыкальное училище, потом  Академию. Я работала, создавала семью, рожала детей. А кукла Женя взрослела  вместе со мной и жила  вместе со мной - сначала  на старой квартире,  потом на новой, потом на даче.  Даже когда ее выгоревшее платье расползалось при каждом прикосновении, а роскошные розовые банты  вообще рассыпались в прах, я все равно никому не  разрешала выбрасывать ее.

Теперь она стареет вместе со мной, моя красавица Женя в настоящем капроновом платье.

• * *

Сейчас папе 77 лет.

У него стеноз сердечной аорты, закупорка бляшками каких-то главных сосудов и артерий и масса других болезней. « У него не сердце, а тряпочка,- сказали мне врачи 7 лет назад, - надо бы стенты поставить.»

«Ни за что, -  сказал тогда папа, - сколько проживу – столько и проживу.»

И живет потихонечку.  А сердце, что самое интересное, его не беспокоит.
Но за здоровьем своим папа следит, пьет все лекарства, назначенные врачами.


- Скажи,  дочка, вот почему  у меня  иногда болят и отекают  ноги? – спрашивает он, когда я приезжаю к нему, -  я же выполняю все предписания врачей!

-Вот смотри, папуль, - я беру листок бумаги и рисую овал, -  вот это -  твое кровообращение.  Вот это – большой круг, это – малый. Вот тут твое сердце….

Я  быстро рисую стрелочки, папа  надевает очки, всматривается в мой рисунок, стараясь не пропустить ни одного моего слова.

-  Вот здесь  у тебя немножко пережаты сосуды. Но когда ты пьешь лекарство, то вот здесь у тебя все  открывается, тут – освобождается, кровь течет как надо и жить ты будешь  еще долго-долго. Врачи говорят, что у тебя отличное здоровье!  Великолепные легкие, селезенка,  а почки – вообще  как у младенца!

Раскрасневшийся от счастья папа  кивает и уносит  на вытянутых руках в комнату листок с моими каракулями – драгоценный пропуск в Веру , Надежду и Жизнь.

Потому что  Любовь у папы осталась только в памяти.

Сегодня, 22 апреля 2013 года,  моей маме исполнилось бы 75 лет.

И в этот день,  ровно 13 лет назад,  мы похоронили ее на Долгопрудненском кладбище рядом с ее  родителями.  Теперь там лежит и  родная мамина  сестра,  моя тетя  Ася.

Ничего не поделаешь - так устроен наш  земной  свет. Люди в него приходят, живут со своими чаяниями, надеждами, горем и счастьем. А потом   уходят, оставаясь в памяти дорогих людей светлыми  воспоминаниями. Потому что,  как  сказал однажды Великий  Мастер,  закончившей  мощным светлым аккордом свою «Лунную сонату»,

                «РАДОСТЬ ТОЛЬКО ЖАЖДЕТ,

                НО ЛИШЬ ПЕЧАЛЬ

                УТОЛЯЕТ
               
                СЕРДЦА."
               

22 апреля 2013.
_____________________________
Дополнение от автора. Мой любимый папа, Титов Юрий Александрович умер солнечным утром  20 сентября 2014 года. Я ехала к нему через всю Москву, но не успела. Совсем немного опоздала. Светлая ему память. Он навсегда останется в моем сердце.

06.11.2014