Мне сорок пять. На часах шесть часов двадцать минут. Я сижу в кресле авто и нервно барабаню пальцами по рулевому колесу – как всегда немного опаздываю. Я не курю и не матерюсь в приоткрытую форточку автомобиля, я всего лишь сосредоточенно смотрю на номер впереди стоящей машины, читаю его, складываю, делю, умножаю, вычитаю три несчастных цифры, пытаясь, хоть в одной из комбинаций найти гармонию, или хотя бы равновесие. Машинально тыкаю в клавишу магнитолы и вслушиваюсь в слова диктора «Делового радио».
– Вчера, перед закрытием торгов, индексы ведущих бирж были в плюсе. И американские, и азиатские фондовые площадки закончили день с положительными результатами. Российские коллеги не уступали своим конкурентам. Особенно ярко выглядел рост стоимости акций «Норзолота», но до роста активов нефтяных кампаний, живущих предвкушением эмбарго по отношению к Ирану, дотянуть не удалось. Сегодняшний день, по мнению экономических аналитиков, пройдет в нервных ожиданиях – причиной тому стали несогласованные действия правительств Франции и Германии в отношении к своему партнеру по экономическому союзу. Ряд государств ожидает крушения банковской системы, а как следствие этого и крушения собственных финансовых систем. Ясно одно – Европу накрыла не только невообразимо холодная зима, её накрывает новая, еще более жестокая волна мирового экономического кризиса.
Касается это меня? Наверное, но как-то опосредованно. С утра тебе обещают апокалипсис. И жить в ожидании оного неприятно.
Вот справа от меня остановилась машина. Хозяин её понятия не имеет ни о биржах, ни об индексах, он как-то выцарапал у жизни привилегию, и с этой привилегией расставаться не хочет. Его лысая голова медленно покачивается вперед-назад. Видно совсем плохо, но я представляю, что этот жлоб, немного похож на гоблина.
Меня начинает раздражать укороченный глушитель этой машины, отчего она ревет чуть сильнее остальных, меня раздражает гадкая манера этого лысого отморозка через определенное время давить на педаль акселератора, чтобы двигатель набирал обороты, будто он стоит не в городской пробке, а на старте street racing. Меня бесит та музыка, которую он слушает, хотя я её сейчас не слышу.
Рука тянется к клавишам. Я, не глядя, нажимаю одну кнопку, потом другу, третью. На светофоре желтый. Под капот моей машины уже выплюнули сизоватые клубы впереди стоящие. Я успеваю нажать пуск.
Зеленый. Погнали. Мы одновременно бросаем руки на ручки переключения передач, одновременно давим на педали акселератора. Но парень резко бросает сцепление, и машина, соскребая тоненькую паутинку льда на утреннем асфальте, с ревом устремляется вперед. Он ныряет из одного ряда в другой, обходит фургон и теряется из виду. Это злит. Хотя до него ли сейчас, когда вокруг меня кипит море света, попутных и встречных фар, а вместе с ними согбенных спин, хмурых или раздосадованных лиц. Я не успел приглушить звук, и те, кто справа и слева от меня в испуге косятся на звуки бешенного рахманиновского allegro. Город полон неожиданностей. Я по крайней правой, надменно оставленной для чайников, протискиваюсь вперед. Нагло лезу в левый ряд и оказываюсь рядом с тем же самым парнем. Его низкому черному автомобилю, разрезанному вдоль яркой красной полосой, неуютно в этой толпе. Мустанг фыркает и поревывает мотором.
Я переключаю дорожку. Гавайские гитары. Это стоит послушать. Именно сейчас и именно здесь, потому что дома это никому не интересно, на работе это раздражает окружающих, а на корпоративной вечеринке этого слушать никто не будет в силу того, что все мнят себя продвинуто современными.
Парень наклоняется к рулю и пялится в мою сторону. Мы не очень хорошо можем рассмотреть друг друга, но мы друг другу интересны. И я, как мне кажется, его превзошел: я вижу, что он крутит настройки своей музыкальной аппаратуры. Но крайние ряды, уходя на повороты и обтекая нас, уделяют внимание мне. Справа мелькают недоуменные лица, с дальнего левого немного испуганные, но более заинтересованные. Они ищут того дурака, кто осмелился в толчее, беготне и нервозности утреннего города врубить совершенно дикую музыку, не соответствующую придурковато-оптимистичному настрою дорожного радио или программе « С добрым утром, страна», выбивающуюся из ритма каменных джунглей, шокирующую жителей мегаполиса с их синтезаторами и тамтамами, мелодичным перебором струн, тактами и душой. В паузах, которые делают мои гавайские гитаристы, прорывается бешеный рок. Парень трясет головой. Он упивается своей победой, скрытый тонкой скорлупой импортного железа, он тащится от агрессивного музыкального рева. И не замечает, что мы двинулись. Ему сигналят. Но он не слышит. Пытаются объехать. И вот уже сигналит весь проспект. Парень облажался на ровном месте. Я спокойно отпускаю свою ласточку на простор Свердловского проспекта, теряя из виду черный «Мустанг». Палец ползет к кнопкам магнитолы.
– Аномальные морозы стоят в Европе. Более трехсот человек погибло. Руководящие круги Ливии требуют не обвинять их в экстремизме, иначе ливийские фанатики готовы взорвать мир. Это все новости к этому часу. За окном минус двадцать, на дорогах заносы и гололедица, в центре города, на пересечении Братьев Кашириных и Свердловского проспекта стометровая пробка, на улице Ленина остановлено движение трамваев из-за большой автомобильной аварии. Будьте осторожны, берегите себя, счастливого дня!
Мне сорок пять. На часах шесть сорок. Город залит огнями. Мне кажется, что я слышу, как в соседней машине плачет ребенок. И не предполагаю, что в девять двадцать над моей головой вспыхнет синяя яркая вспышка, потом над городом прогремит взрыв. И еще через час на операционный стол передо мной положат того самого лысого парня с глубокими порезами по всей спине. Он окажется инструктором по аэробике для полных. Добрый, застенчивый, милый человек. А ведь я его за отморозка принял.
В самый последний момент, когда медсестра отстрижет кончик нити, откуда-то в операционную донесется возглас диктора: «Будьте осторожны, берегите себя, счастливого дня!»