Перемены солнца и луны

Йовил
   В начале была тьма, и с той стороны двери носом тянули воздух.
Херлих перевернулся на живот и открыл один глаз. Господи, подумал, что ж это за люди-то такие? Отожмут клавишу динамика и сопят…
-Не сплю я, - сказал он громко. – Не сплю. 
-Клаус…
   Голос у Бассмана был виноватый.
Мигнув огоньком разблокировки, дверь бесшумно откатила в сторону, и Бассман, громадный, хмурый, прячуший глаза, шагнул в отсек.
   Херлих спустил ноги с койки.
-Можешь не начинать.
-Погоди, Клаус.
   Бассман сел на выщелкнувшийся из стены стул.
Несколько секунд он смотрел на Херлиха исподлобья, и только нижняя челюсть его ходила, пережевывая стим-гам.
   Бассман был юнитом экспедиционного корпуса.
Курс генной модификации. Курс тактики. Курс бойца. Шунты, разъемы, боевые модули. Стального цвета по-уставному короткий ежик волос.
   Серые штаны с эмблемой. Серая футболка с эмблемой. Голограмма на виске.
Вопреки расхожему мнению об угнетенной мыслительной деятельности юнитов, Бассман не был туп.
-Мы тут с ребятами посовещались, - сказал он, шевельнув плечами, - и решили, что ты можешь выбрать любой участок  в нашем пуле.
-У вас уже и пул есть?
   Встав, Херлих голышом прошел к раковине, сунул голову под кран и включил воду. Струя ударила в затылок, холодная, плотная.
   Лицо сразу стянуло в гримасу.
-Ты не обижайся, у всех есть пул, - сказал Бассман.
-И когда? - спросил Херлих.
-Что?
-Когда распределять стали?
   Херлих выпрямился и посмотрел на сидящего.
-Две недели назад, - Бассман, не выдержав, перевел взгляд на стопки инфодисков у койки. - Когда последний отчет с автономника пришел.
-Понятно.
   Херлих выключил воду. Прошел мимо юнита к закинутому в угол комбезу.
-Клаус, - буркнул Бассман, - это не наша инициатива...
-Но вы не против?
-Нет. Это наш опорный район, это выгодно, это целесообразно.
-Нет! Это не ваш опорный район, а их земля! - подскочил к нему Херлих, сращивая комбез в поясе. - Чужая земля, не ваша!
   Бассман вздохнул.
-Клаус, ты, пожалуйста, контролируй себя. У меня рефлексы, повышенная моторика, а ты проявляешь агрессию, провоцируешь. Я могу...
-Да ну тебя! - отмахнулся Херлих. - Меня выпустят?
   Он сел обратно на койку.
-Нет, - качнул головой Бассман. - Командор не хочет эксцессов.
-Что, могу смутить народ?
-И это тоже. Но, скорее, чтобы парни тебя как-нибудь по-тихому в космос не выкинули. 
-Я так популярен?
-После скандала с командором — да.
-Ах-ах, все любят командора, все хотят немного земли.
   Бассман с вызовом вздернул подбородок.
-Я тоже хочу.
   Херлих с отвращением выкинул из койки видеопланшет и лег.
-Хотите, что хотите.
-Знаешь, Клаус... - Бассман поднялся, и стул со звоном втянулся в стену. - Ты хороший парень, я серьезно, но иногда тебе словно гильза за воротник попадает.
-Спасибо. Образно.
   Херлих изобразил улыбку и отвернулся.
-Клаус, - сказал Бассман в спину, - ты пойми, так или иначе, это было неизбежно. У экспедиционного корпуса свои законы. Этим законам уже пол-столетия. Участники экспедиции получают участки земли на колонизируемой планете. Точка.
-Я уже сказал, - глухо произнес Херлих, - эта земля не ваша.
-Придурок ты...
   Бассман переступил с ноги на ногу, сжал-разжал пальцы.
Он повернулся, чтобы выйти, и нос к носу столкнулся с командором. Из-за плеча у командора выглядывал топ-директор.
   Острый взгляд командора вонзился в голограмму на виске.
-Юнит ноль-пять-семь-три Бассман? Что вы здесь делаете?
-Виноват, господин командор! - гаркнул Бассман.
-Выйдите.
-Есть, господин командор!
   Херлих с интересом повернул голову.
Бассман, чеканя шаг, пропал в коридоре. Дверь за ним закрылась.
-Здравствуйте, господин Херлих, - выждав с минуту, сказал командор.
   Он был худ и высок.
Желчное, костистое лицо имело титановые фрагменты — правые бровь, скула, половина челюсти отливали чужеродным, темно-серым цветом.
   Руки, сцепленные пальцами, он по привычке держал за спиной.
На синих бортах мундира черно-желтыми, черно-красными шмелями расселись орденские планки.
-Господин Херлих, я хочу дать вам шанс.
   Херлих бросил взгляд на топ-директора.
-А господин Шехтгауф?
-Он здесь тоже по тому же поводу, - сказал командор.
-Мне бы не хотелось, - произнес, розовея, топ-директор, - чтобы между гражданскими и военными службами корпуса возникало напряжение. В конце концов, мы делаем общее дело. Наша экспедиция — это возможность оправдать надежды, возложенные на нас метрополией. Так сказать, чаяния десятков миллиардов людей.
-Ну, - сухо улыбнулся командор, - господин Херлих так не думает.    
-Как? - искренне удивился топ-директор.
   Он был полон, круглолиц, лыс.
Не последний Шехтгауф на высокой должности. Два подбородка, добротный серый костюм, серые фамильные глаза.
   И мертвая денежная хватка.
-Хорошо, - Херлих срастил комбез под горло. - Я готов выслушать.
   Они расселись на выдвинувшихся стульях — двое против одного.
Херлих подумал: как у нас все вежливо и пристойно. Как у цивилизованных людоедов.
   Командор прищурился. 
-Господин Херлих, хотите вы этого или нет, а планета подлежит заселению и разработке. И я намерен выполнить это всеми доступными мне силами и средствами. Вплоть до.
   Он посмотрел на Херлиха.
 -Но. Я готов выслушать ваши возражения. Без истерики и прочих эмоциональных выкидышей. С аргументами.
   Херлих качнулся на стуле.
-Вы понимаете, что там своя цивилизация?
-Примитивная, - сказал топ-директор.
-Это не важно, чертовы вы колумбы! Вы собираетесь всех их упечь в резервации!
   Командор поморщился.
-Опять. Не надо кричать, господин Херлих. Вас слышно.
-Прекрасно, - кивнул Херлих. - Там около тридцати миллионов аборигенов. Компактными группами населяют материк. Вы собираетесь со всеми развязать военные действия?
   Командор тронул титановую скулу.
-Как ксенолог и как контактер именно вы, господин Херлих, отвечаете за переговоры с местным населением. Честно говоря, они мне не особенно нужны. По последним данным мы гораздо сильнее их и, думаю, для пятитысячного корпуса даже сто миллионов папуасов...
   Херлих усмехнулся.
-О, да, слово из тьмы веков...
-Господин Херлих, - произнес топ-директор, - военные действия — это крайность. Было бы хорошо обойтись без них. В конце концов, каждый патрон, каждая плазменная граната — это деньги. Не говоря уже об орбитальной бомбардировке. Нам бы хотелось, чтобы вы уговорили племена добровольно переселиться...
-Не получится, - перебил Херлих. - Они воинственны. Они постоянно воюют.
-И вы ставите нам в упрек, что мы покажем им их место? - выгнул титановую бровь командор.
-Это их земля, их планета.
-На которой они режут друг друга.
   Херлих вздохнул.
-Хорошо, а если бы к вам заявились некие существа и бесцеременно выставили бы вас вон из дома, руководствуясь своими соображениями?
-Два выхода, - пожал плечами командор. - Сдаться или бороться.
-А если борьба безнадежна?
   Глаза командора вспыхнули.
-Тогда умереть!
   Херлих скривился.
-У местных — культ смерти.
-Я — только за, - сказал командор. - Резервации — это ползучие ростки восстаний. А если все передохнут, меньше забот. Я бы вообще все выжег.
   Топ-директор улыбнулся.
-Господин Райтмюллер, я вынужден с вами не согласиться. Все-таки мы должны руководствоваться гуманистическими принципами. Они, в конечном счете, приносят большую отдачу. Поэтому господин Херлих и попробует сначала договориться.
-Я попробую, - пообещал Херлих. - Только не ждите, что я буду рассказывать им сказки.
-Честность меня тоже устроит, - кивнул, поднимаясь, командор.
-Вот и славно! - заторопился следом Шехтгауф.
-И еще, - обернулся у двери командор. - До высадки вы все равно под арестом. Я вам не доверяю. Еще сбежите.
-Куда? - крикнул Херлих.
   И встретил серьезный взгляд.
-К папуасам, конечно же. Хотя им это не поможет.

   Неделю до высадки Херлих грузил себя информацией с автономной станции, наносил на голографический глобус уточненные ареалы обитания племен, залежи ресурсов и точки форпостов.
   Выводил портреты вождей.
Длинные шеи. Широкие пасти. Дохлые, в разные стороны глядящие глаза.
   Аборигены определенно походили на каким-то чудом отрастивших конечности рыб. Ноздри-дыхальца, кожа кольчужными пластинками, гребни спинных плавников. Рудиментарные?
   Ан-цок-цок. Ом-то-по. Эк-тук-мо.
В речи аборигенов было много «рыбьих» цокающих, чпокающих звуков, сопровождающих раскрытие тяжелого рта.
   В именах — тоже.
Херлих слушал местное болботание, похожее и на треск суставов, и на щелчки пальцами, и на беззубое шамканье, и пытался повторять.
   Те, кто слушали его под дверью, наверное, сходили с ума. 
Настроенный на обратный перевод лингвоадаптер нес беспощадную чепуху. «Моя говорить ак-мо-тыткумо-о-о...». «Десять перемен солнца и т-ытко...».
   Эх, было бы смешно.
«Эт-тухе или сложите здесь пасти».
   Херлих смотрел видео с метрополии, валялся на койке. Жрал в три горла.
Чувство безысходности не отпускало. Ему думалось: они все уже давно решили. С кем я буду говорить? С будущими мертвецами?
   А о чем?
Земли поделены, шахты намечены. Все свободны.
   Лицо командора то и дело всплывало в памяти, желтоватое лицо мясника. В сухой улыбке, как в сухом остатке, было: кто вы против меня?
    Целя в это лицо, он бил кулаком в стену.
-Всех сжечь, да? Всех сжечь?
   После торможения и вывода экспедиционника на планетарную орбиту, Херлиху разблокировали отсек. Красный огонек — зеленый.
   Сборов не было.
Бассман показал ему место на десантном шлюпе. Легкий скафандр. Маломощная пукалка на поясе. Юниты в креслах напротив, ряд, другой, третий.
   Дрожь борта.
Длинный пилон медленно пополз назад. Туша корабля, большая, светло-серая, расцвеченная огнями палуб, вдруг в одно мгновение сдулась как воздушный шар, потеряла в размерах, превратилась в точку на фоне черного космоса.
   Дрожь разрослась.
Уже и сам Херлих завибрировал, застучал зубами, и кресло под ним заходило в компенсаторах. Над головой засвистело, потом басовито рыкнуло.
   На секунду, на две навалилась тяжесть.
Распластанному, Херлиху привиделся там, за третьим рядом, сухой командорский череп. Вставка титановая.
   А он как здесь? - подумалось. Неужели господин Райтмюллер не хочет оставлять его своим вниманием? Или показалось?
   Надвинулся, закрывая обзор, оскалил зубы за пластиком шлема Бассман:
-Садимся, Клаус!
-А ты и рад? - спросил Херлих.
    Бассман перестал улыбаться:
-В рожу дать?
-Дай.
-Эх, Клаус...
   Бассман отвернулся.
Взвыли движки, шлюп, зависнув, резко нырнул вниз. Сквозь бронещитки бортов плеснуло солнце, неожиданно яркое, колючее, прочертило полосы, запылало на визорах.
   Пискнул зуммер.
Пол толкнулся Херлиху в ноги, страховочные ремни ослабли. Под щелчки раскрывающихся замков, под грохот отвалившихся аппарелей посыпались наружу юниты.
   Серые в белый свет.
-Давай-давай.
   Кто-то подхватил Херлиха за шиворот, кто-то наддал сбоку, несколько шагов он пробежал по воздуху, зажатый чужими плечами.
    А затем планета брызнула в глаза.
Белые, ветвистые стволы костяных деревьев, далекие черно-коричневые горы, взбитые розовые сливки облаков.
   Мягкая, непонятная, чужая земля.
   И опять Бассман объявился рядом:
-В сторону, Клаус!
   Мимо фыркнул, едва не задев коротким носом, колесный вездеход.
Херлих повернул голову и увидел человеческое: серые лбы капониров, штанги освещения, домики, щиты, электрические искры, бульдозеры, треноги стационарных плазмоганов.
    Форпост рос, ширился, огораживался стеной и колючей проволокой.
Юниты отрывали ров по периметру, раскладывали секции крытых траншей. Командный пункт тянул ввысь антенны.
   А дальше дыбились корпусы транспортов и шлюпов, и шныряла техника, и поднимались в воздух катера, и что-то дымило, и горело, и что-то уже бумкало, решительно, громко, пробуя чужую землю на прочность.
-Господин Херлих!
   Все-таки командор ему не причудился при посадке. Он вышел, отряхиваясь, из шлюпа, похлопал ладонью по обгоревшей керамике, как по крупу боевого коня.
-Сразу к нашим папуасам или после?
   Херлих неопределенно мотнул головой.
-Что? - заглянул в глаза командор. - Не можете отойти? Вы же рвались сюда, господин Херлих. Вы еще можете спасти, уговорить... Что-то вроде деревни в тридцати километрах. Поедем? Перед выселением, перед узурпаторским погромом, перед геноцидом? Я, так и быть, составлю вам компанию.
-И не боитесь? - процедил Херлих.
   Командор пожал узкими плечами.
-Чего? Местных? Я же не с голой задницей пойду. Возьму «мамонта», вам дам лодку на воздушной подушке.
-А господин Шехтгауф где?
-А ему как раз незачем. Он — лицо гражданское, промышленное.
-Я просто думал, и он с нами.
   К командору подшагнул юнит в чине пехотного капитана, отдал честь, что-то проговорил, вместе они согнулись над планшетом, водя по проекции карты осторожными пальцами.
   Херлих отвернулся. 
Даже не от них, от всего этого жадного, хищного мельтешения, следов колес и траков, чужеродных зданий, бухт проводов, эллингов, труб.
   Но и за костяным лесом уже ворочался стальной рукотворный зверь, и облака представляли рваные, истерзанные легкими разведчиками клочья.
   Поздно отводить глаза.
-Едем сейчас, - сказал он.
-И то верно, - растянул губы командор.
-Вы можете дать команду пока по местным не стрелять?
-Не могу. Двое уже бросились с копьями под гусеницы. И вы сами же талдычили мне о воинственности, культе смерти...
-Но мы же будем за броней!
-Господи, Херлих! А какая-нибудь случайность? Камень из пращи вам в голову? Вы-то будете на открытой лодке. Я хоть и не питаю к вам нежного чувства...
-Вы не понимаете!
-Первое для меня, - оборвал Херлиха командор, - мои люди. Я их должен беречь, а не ваших папуасов. Папуасы — второе.
   И он добавил тише:
-По возможности.
-Знаете, - сказал Херлих, - я бы на вашем месте удавился.
-Отчего же?
-От чудовищности самого себя.
   Командор посмотрел странно.
-Вы такой дурак, господин Херлих. Извините уж за прямоту.
   В рубку шестиметровой высоты «мамонта» поднялись на лифте.
Пока ехали, Херлих думал, не выкинуть ли командора с открытой площадки. Но рядом стоял Бассман, и еще юнит, а у них реакция...
   Да и высота не достаточная. 
Все заодно, все землей повязаны, чужие культура, ритуалы и традиции, предания и легенды никому не нужны.
   Всем наплевать.
В рубке было просторно и высоко, за прозрачным визором низким ковром расстилался костяной лес, за лесом виднелись проплешины, темная вдавлина озера и опять лес, холмы, какие-то острова непонятной природы — то ли еще одна разновидность растительности, то ли причудливые скальные образования.
   Качнуло.
«Мамонт» покатил вперед, и Херлих заскрежетал зубами от почти физической боли: под военную бронемашину проваливалась первозданная красота.
   Не прощу, подумал он.
-Господин Херлих, вы хотя бы вчерне подготовили речь?
   Командор спрашивал, не оборачиваясь, прикипев взглядом к далекому горному хребту.
-Я скажу, что их всех убьют, - сказал Херлих.
-Выселят, - поправил командор.
-Это одно и тоже!
-Нет, далеко нет.
-Клаус... - прогудел Бассман.
-Как вы не понимаете!
-Господин Херлих, - все так же, не оборачиваясь, произнес командор, - идите-ка в грузовой отсек.
-Куда?
-В лодку, господин Херлих. Мы скоро будем у границ стойбища или чего-то похожего.
-Это что-то похожее называется ун-це, - желчно сказал Херлих, - но я подозреваю, что здесь это никому не важно.

   «Мамонт» остановился в ста метрах от частокола.
Речка, дырявые мостки, россыпи песка и камни. Дальше — дырявые юрты из костяных деревьев, кострища, мясо, подвешенное на перекладинах.
   Лодка выплыла из грузового отсека и, облетев «мамонта», выдвинулась вперед.
Юнит-пилот приподнял ее, чтобы миновать частокол. Справа от Херлиха за щитком с иглометом качнулся Бассман.
-Господин Херлих, - ожил передатчик, - не молчите уже, проинформируйте папуасов.
-Как только увижу, господин Райтмюллер, - процедил Херлих.
   Ун-це, кажется, было покинуто.
Херлих привстал, разглядывая рассыпанные по песку и частью растоптанные ягоды. Заметил светло-голубые шкуры, растянутые на жердях, темные круги жерновов, связки раковин и цветов.
   Свет насквозь пронзал пустые юрты.
Тихо. Никакого движения. Только речной плеск между камней.      
   Херлих включил громкоговоритель:
-Ко-ктоц!
   Звук умер, но родился новый.
Ш-ших! Несколько кривых копий вылетело из травы, из-за камней, из воды.
   Юнит-пилот отвернул лодку в сторону, а Бассман, ощерясь, повел раструбом игломета. Иглы со свистящим звуком ушли к невидимым целям.
   Кто-то вскрикнул.
Снова копья, костяные стрелы, бессильно ударившиеся и отскочившие от борта. Херлих спрятался за визор. Коротко пролаяла пушка с «мамонта».
   Жидкий фонтан, разбрызгивая голубое и красное, взвился вверх.
-Ко-ктоц! А це ом-ма! - напрягая горло, прокричал Херлих.
   Они выступили вдруг, серо-синие, рыбоголовые люди этого мира, разом отовсюду заполнив пространство между юртами. Высокие мужчины в юбках, скрывающих рыбьи хвосты. Женщины, хвостов не скрывающие, в наверченных на верхнюю половину тела блеклых тряпках. Словно траченые белесым налетом старики. И розовые, голые дети.
   Они были бесконечно-прекрасны, эти папуасы. Они были восхитительны. Херлих едва не прослезился.
-Ом-ма! - выступил из толпы старик с унылой пастью, с потухшим правым глазом и браслетами на руке.
   Херлих выпрямился.
-Ом-ма це: ес ми ка ктоц!
   Он показал на «мамонт»:
-От-ки ок-ту Этуц! Этуц Айт-мюлль!
-Херлих, - вновь ожил передатчик, - что за Айт-мюлль?
-Господин командор, - сказал Херлих, - я назвал вас Богом Смерти и призвал их вам подчиниться. Сказал, что теперь это ваши владения.   
   Старик в это время повторил жест Херлиха — длинные пальцы осторожно потянулись в сторону «мамонта».
-Этуц? Хи-кк са от-ко!
-Господин командор, - наклонился к передатчику Херлих, - он требует доказательств.
-Каких? - спросили из «мамонта».
-Он требует гнева вашего на себя.
-Зачем?
-Такая культура.
-А без этого?
-Никак, - отрезал Херлих.
-Убить его?
-Ну, вы же хотите быть Богом Смерти?
-Если это поможет.
   Молния соскользнула с башенки на бронемашине и, прожужжав, вонзилась в старика. Тот упал. Херлих увидел раскрытую пасть, в которой судорожно подергивался узкий язык, дыру с обожженными краями в чешуйчатой груди, какой-то слизкий пузырь в дыре.
   Местные склонились к убитому.
-Этуц! Этуц! - завопили они. - Этуц!
   А затем бросились к «мамонту».
-Херлих! - крикнул командор в передатчик. - Это что?
-Экстаз, - сказал Херлих и сел на дно лодки.
   По корпусу били камни и стрелы. Бассман пригибался, но не стрелял в ответ.
Аборигены перескакивали через частокол, ломились сквозь речные брызги, и огромный «мамонт» пятился от них, словно напуганный злой мошкарой слон.
-А-а-а! Этуц! Этуц!
   Первые добежавшие цеплялись к тракам, лезли на гусеницы, кто-то нырнул под брюхо, кто-то с разбегу ударился о носовую балку.
   Пилот поднял лодку на высоту и повел ее к грузовому отсеку.
Херлих обнимал себя за колени и улыбался. Даже когда с «мамонта» заговорили плазмоганы.
   Они поймут, думалось ему. Поймут, что это бессмысленно. Что это страшно. Что это не их земля, не их. Поймут...

   Командор был в ярости.
-Зачем?
   Бесцветные глаза его пытались заглянуть в Херлиха. Но Херлиху был интересны углы барака. Верхний и - немного — нижний. Еще были интересны свои и чужие ботинки. И, может быть, траур под ногтями.
   А командор — нет.
-Теперь — все, - тихо произнес он.
-Что — все?! - командор притянул его к себе, схватив за грудки. - Мальчишка!
   От титановой челюсти веяло теплом.
Рядом упитанной беспокойной тенью ходил топ-директор Шехтгауф.
-Что, собственно, произошло? - спрашивал он то ли самого себя, то ли окружающих. - Инцидент, не так ли? Таких будет еще много, наверное. Что в этом плохого? Ничего. Потерь нет.
-Но есть триста трупов, - мрачно сказал командор.
   Херлих подавил смешок.
-Что?! - взревел командор.
-Вы же готовы были всех их сжечь?
-Но не наматывать на гусеницы! Не давить их как...
-Жуков? - подсказал топ-директор.
-Да!
   Херлих рассмеялся.
-О, они все будут здесь. Бог здесь, и они будут здесь.
-И что? - прищурился командор.
-Вам придется или убить их всех, или свернуть экспедицию и забыть эту планету.
-Никогда.
-Миллионы, - пропел Херлих, - миллионы трупов.
   Он наконец посмотрел на командора.
Тот поиграл желваками, в глазах его промелькнуло удивление, смешанное с брезгливостью.
-Вы заигрались, Херлих. Как вам, человеку, вдруг стало ненавистно человечество?
   По кивку командора Херлиху заломили руки.
-В карцер.
-Эй-эй, - Херлих вывернул шею, - я ненавижу не человечество, а отдельных его представителей. То есть, вас!
-А тех, кто получил участки?
-И их тоже. Всех!
   Командор махнул рукой, и упирающегося Херлиха выволокли наружу.
-Что будем делать? - спросил топ-директор.
-Ничего, - командор, морщась, потер лоб тыльной стороной ладони. - У меня от его визга голова болит. Ничего не делать.
-Вы ему не верите?
-Как раз верю.
-Я распоряжусь, чтобы расширили периметр, установили датчики, запущу дирижабли.
-Да, конечно.
   Командор сел в кресло и спрятал лицо в ладонях.
-Вильгельм, - наклонился к нему Шехтгауф. - С тобой все в порядке?
-Надо было выкинуть его в космос, - сказал командор больным голосом. - Обошлись бы лингвоадаптером...
-Может быть, никто к нам и не пойдет. Откуда они узнают?
-А у нас хватит боекомплекта?
-Запитаем энергоустановки, не одну, а две, три... Остановим пока бурение.
-И будем Богами Смерти?

   Передвижение масс местных жителей зафиксировали сначала на подвешенном на низкую орбиту спутнике, а затем и на автономной станции.
   На передаваемой на наземный пост картинке с высоты нескольких сотен километров это походило на странный живой узор, медленно ползущий по пятнистой рельефной карте.
   При увеличении было видно, что идут все: и взрослые, и дети. Кого-то тянут на волокушах, кто-то едет в узких длинных телегах.
   Командор отозвал дальние форпосты и людей с горных выработок.
Неделю шлюпы свозили персонал и оборудование на основную базу. Росла стена, монтировались установки на вышках. «Мамонтов» поставили на автоматическое дежурство. В радиусе пятнадцати километров вырубили весь лес, выровняли и спекли почву.
   Командор спал урывками.
На командном пункте ему соорудили диванчик, и он дремал там под писк систем оповещения и входящих инфопакетов.
   Несколько племен уничтожили еще на дальних подступах, у границы вырубок.
Сколько не прогоняли через громкоговорители: «Ок-ка! Ес ка этуц!» - «Стойте! Здесь вас ждет смерть!», все было бесполезно.
   Бежали, ползли, щелкали пастями. Даже дети.
Раненых и совсем маленьких юниты бросили среди трупов — добить не смогли. Отступили, оставив пестрый вал из рыболюдей на опушке.
   Херлих в карцере пел веселые песенки.
Его, в конце концов, привели на совещание.
-Это можно остановить? - сразу спросил командор, показывая на монитор с бредущими к базе аборигенами.
   Херлих фыркнул.
-Вы — Бог. Вы должны собрать жатву.
-Из миллионов?
-Страшно, господин Райтмюллер?
   Командор скривился.
-Была бы польза. А это — безумие.
-Так эвакуируйте нас отсюда!
-Вы думаете, я могу?
-Метрополия вложила миллиарды, - вставил топ-директор.   
-Кроме того, мы ее надежда, - сказал командор. - Не единственная, но все же надежда.
-И похоронная команда для них? - кивнул на монитор Херлих.
-Мы сильнее и выше в развитии. Резервации — это все, что я могу им предложить.
-Мясники, - прошипел Херлих. - Как вам будет спаться после этого?
-Мне уже плохо спится, - усмехнулся командор. - Но я же Бог, мне можно брать на себя.

   Все, что смогла позволить себе база затем — полеты разведчиков. Аборигены копились на границе леса, но дальше не шли. 
   Люди прятались в траншеях и бараках, занимали по боевому распорядку места в «мамонтах» и вездеходах, становились за иглометы и плазмоганы.
   И ждали, ждали, ждали, тревожно вглядываясь в далекую полоску костяных деревьев. День, два. На третий день зарядил дождь, холодный, пахнущий тухлой рыбой. Свет прожекторов упирался в него как в стену. 
   Командор был уверен, что местные полезут как раз после дождя.
Юниты-разведчики доложили, что папуасов собралось к миллиону. Они плотно засеяли лес и прилегающие к нему равнины.
   Через два-три дня должны были подойти еще полтора миллиона.
Бледность топ-директора слегка отдавала зеленью. Или это было свечение монитора? Вроде бы он даже похудел.
-Вильгельм, - сказал он командору, - я боюсь.
-Прекрати. Можешь залезть в «мамонт». Его вряд ли опрокинут.
-Их очень много.
-А я Бог Смерти, забыл? Этуц по-ихнему. Мы же их перемолотим, Густав. С орбиты шарахнут тактическим, если что. Ты гражданских отправил?
   Топ-директор кивнул.
-Последний шлюп ушел вчера.
-Ну, - бодро произнес командор, - пять тысяч военных юнитов против копий и стрел! Сектора разобраны, пристрелочные маркеры нанесены, автоматика не вырубалась, тьфу-тьфу!
-Но миллионы...
   Командор посмотрел на топ-директора.
-А за это отвечать мне одному.

   Херлиха вывели на вышку утром, когда дождь, издыхая, крапал едва-едва. Ему связали руки и усадили на стул. Рядом, в вертлявой полусфере, пристроился Бассман. У него был тяжелый плазмоган с гидравлическим приводом на станине. Он водил раструбом по воздуху, высматривая в оптику начало атаки. Пока было пусто.
-Они все тут завалят своими трупами, - сказал ему Херлих.
   Бассман пожалел, что тому не залепили рот.
-Знаешь, - сказал он сквозь зубы, - я был о тебе лучшего мнения.
-Смешно. А какого ты мнения о местных?
-Они могли бы составить тебе компанию.
   Херлих рассмеялся, качнувшись на стуле.
-И составят, составят.
   Он вздрогнул, когда на всю базу заревел сигнал тревоги. Бассман же поджался, прижал глаз к овалу окуляра.
   Из серой мороси на границе леса выступили тени.
-Юниты! - загремел голос командора. - Папуасы идут умирать. Но если вы проявите слабость, умрете вы. Этот мир необходим метрополии. Этот мир необходим вам. Сражайтесь и не думайте о  мертвецах. Сколько бы их не было. Я! Я все беру на себя!
   Над головой Херлиха, стрекоча, пролетели лодки.
Где-то вдалеке зацокал, зачпокал над рыболюдьми лингвоадаптер, призывая остановиться. Этуц! Этуц!
   Серо-синее море нападающих сначала показало кромку, затем раскинулось, разрослось, вспухая отдельными гребнями, занимая пустоту, вытягиваясь к форпосту нитями, каплями самых быстрых, самых нетерпеливых.
-Далеко, - шептал Бассман, - еще далеко.
   Вышка завибрировала.
Ни фигур, ни лиц в оптику пока было не разобрать. Но уже виделось: много, очень много. И дальше, и дальше, за черточками деревьев.
   Запах тухлятины плыл впереди.
Херлих сморщился. Бассман мотнул головой.
   Первые залпы сделали дальнобойные плазмоганы «мамонтов». Это были больше упреждающие выстрелы, накрыло всего десяток, может быть, два десятка рыболюдей. Всплески искристых взрывов походили на лопающиеся мыльные пузыри.
   Одинокое тело подлетело метров на пять.
Лодки ходили на бреющем. В них кидались. Юниты с бортов отвечали очередями из иглометов.
   Ближе, еще ближе.
Плечи и ноги у Бассмана затекли, и он шагнул из полусферы наружу, помахал руками, поприседал, шумно выдыхая.
-Не спасет, - сказал Херлих.
-Мы их всех положим, - Бассман сплел и с хрустом расплел пальцы.
-Давай-давай.
   Херлих посмотрел, как Бассман забирается обратно, на его напряженную спину, бугры лопаток, и перевел взгляд на подступающее рыболюдское море.   
   Оно двигалось незаметно, обманчиво-медленно, оно «кипело» по кромке, оно волновалось, пожирало свои же части и будто бы наплывало само на себя.
   Ахнули мортиры капониров.
Огненные шары вычертили в небе параболы. Внизу, у подножья вышки, затрещали цилиндры накопителей.
   Это уже не было пристрелкой.
Смерть опустилась и разорвалась в серо-синей гуще. Слева, справа. Чуть дальше, в глубине. Тут же грянули «мамонты», выкашивая плазменным огнем ближние ряды. 
    Но секунда, другая — и страшные проплешины с жидкими останками на дне затянулись, как вода смыкается над камнем, и заполнились новыми рыболюдьми.       
-Сколько их, бог мой, - прошептал Бассман.
   Включилась система наведения — уже можно, уже меньше пяти километров. Выцеливай, помечай рыбьих тварей.
   Снова мортиры послали шары в небо.
Со стены впереди заговорила ракетная установка. Дымный шлейф рассеялся в воздухе.
   Бассман рассмотрел наконец в окуляр лица.
Разве ж люди? Уродливые пасти, выпученные глаза. Куда, куда вы все идете? Он еще подумал: детей-то зачем?
   А потом стало некогда думать.
Он наводил и стрелял, ждал подпитки и вновь стрелял, щерился попаданиям и стрелял опять. В ушах стояло шипение накопителя. Пальцы сводило от бесконечного жима тугой спусковой скобы.
   В глазах было серо-сине от рыболюдей.
Они шли, они умирали, они сгорали в огне и брызгах белесой крови, они взбирались на умерших и скатывались по ним вниз.
   Они упорно подбирались к форпосту.
Из капониров уже били чуть ли не прямой наводкой. Плазмоганы «мамонтов» заставляли светиться воздух. Со стен заработали юниты с иглометами.
   Но рыболюди не кончались.
Сотни и тысячи их ложились в спекшуюся землю, чтобы по ним прошли следующие. Сотни и тысячи следующих преодолевали едва десяток метров.
-Этуц! Этуц! - дрожало небо.
   Бассман не заметил ни медленного восхождения солнца в зенит, ни его трусливого бегства к горному хребту.
   Он стрелял.
Увязая в телах, прорезали рыболюдское море «мамонты», но остановить его не могли. Росли валы из трупов, чернели воронки, но все это накрывалось новыми волнами нападавших.
    Рыболюди захлестнули капониры и полезли на стены.    
Греметь и взрываться начало совсем рядом. Пошли в ход термические гранаты. Стены держались. Юниты стреляли в упор.
   Бассману выхлопом опалило брови.
И как-то за этим выхлопом он совсем пропустил, что рыболюди вдруг кончились. Вот так.

   Командор оскальзывался на крови, но равновесия не терял.
В стороне «мамонты», нацепив ковши, сгребали рыболюдей в сторону от базы, а здесь, у капониров, было еще не убрано.
   Трупы лежали курганами и холмами, и Бог Смерти бродил между ними, цепляясь за руки, за ноги и хвосты и нетвердо ступая по недавно живому.
-Сволочи! - орал с вышки не развязанный Херлих. - Вы видите? Вы же звери!
   Его почему-то было хорошо слышно.
Командор пытался считать мертвецов, но все время сбивался. Губы его шевелились, но считал он про себя.   
   Его нашли вечером, за ангарами, немолодого, худого человека с сухим лицом и с титановыми фрагментами брови, скулы и челюсти.
   Он висел на чудом не спиленном костяном деревце на шнуре из стандартного спас-пакета. Ни бумажной записки, ни видеозаписи.
   Просто Бог Смерти Вильгельм Райтмюллер познал Этуц.