Почему не состоялся коммунизм

               
                ПОЧЕМУ  НЕ  СОСТОЯЛСЯ  КОММУНИЗМ.
                Политический очерк-эссе
   
          1. Кто виноват?
               
     Коммунизм не выдумка Маркса. И - не мечта бедняков и нищих. Задавленные нуждой, они просто не могут знать, что это такое. Коммунизм также не есть сектантское дело коммунистов, уверовавших в свою освободительную миссию. Но он и не тупик, как думают ныне многие с подачи «либерал-реформаторов» /Гайдаров, Чубайсов и пр./. Коммунизм – это дело истории, всех ее участников, если не сама история. Начавшись с первобытного коммунизма, она продолжается поныне как непрерывное его развитие к более совершенным, цивилизованным формам. Именно: история и есть развитие коммунизма.
     Судите сами: производство растет, и с каждой новой эпохой количество сытых, обеспеченных и даже счастливых людей становится все больше. Уже в первобытном обществе,  благодаря совместному производству, появляется излишек продукта, а вместе с ним и свободное время. Для игр, забав, любви, познания местности, размышлений о мире.
     Но главным остается труд, и излишек растет. Накапливаясь, он приводит к обмену. Сначала - к случайному, потом - преднамеренному. И тут растет уже не свободное время для всех, а расслоение людей в результате потери власти над продуктом - на богатых и бедных. Излишек продукта, исчезая в одном месте, в аккумулированной форме возникает в другом – в виде присвоенного, уже не всеобщего, а персонифицированного богатства.      
     По сути, коммунизм – это все увеличивающийся продукт производства, постоянно отчуждаемый в свою пользу отдельными представителями у всего общества. Он есть движение от всеобщего достояния к коммунизму для немногих. И рабовладение, феодализм, капитализм – лишь ступени этого движения, с дальнейшим ростом общественного продукта одновременно стремящегося и к коммунизму для всех. В определенном смысле поэтому, коммунизм – это изобретение богатых. Это они живут по принципу:  трудясь по способности, получать по потребности. Естественно при недостаточном производстве - за чужой счет. Почему это происходит?
     Довольно просто. Каждый из нас с вами рождается с одним, общим для всех, жизненным  противоречием – между способностями и потребностями. Способности – это созидательное начало. Потребности – потребительское. Реализуя способности, мы отдаем  энергию, тратим себя. Удовлетворяя потребности, - наоборот, возвращаем энергию, восстанавливаем себя. В первобытном обществе эти процессы были относительно уравновешены. Как и в природе. Но между ними всегда шла, идет и будет идти скрытая или явная, умеренная или острая борьба, в результате которой одно из начал постоянно или с переменным успехом берет верх над другим и в той или иной степени довлеет в человеке как психологическая, а затем и социальная доминанта поведения.
     То есть, будучи по природе, созидателем и потребителем одновременно, кем-то из них человек выступает более определенно. Изначально, следовательно, все человеческое сообщество делилось и делится на созидателей и потребителей, с разной степенью  активности. Маркс не дошел до материалистического понимания человека, но, сформулировав основной регулирующий принцип будущего коммунистического общества: «Каждый по способностям, каждому по потребностям», - дал ключ к такому пониманию. И теперь мы сознаем, что при всеобщем, заданном равенстве в первобытном обществе именно из потребителей складывались и поднимались в верхи общества всяческие угнетатели и эксплуататоры, тогда как созидатели постепенно опускались в его трудящиеся низы и составляли затем угнетенную массу.
     Пока труженик трудится, потребитель все прибирает к рукам и, в конце концов, превращается в господина. Свободное время, сообща отвоеванное людьми у природы, становится достоянием отдельных лиц и, принимая вещественную форму в виде богатства, ведет одного к господству,  другого – к подчинению и порабощению. Это верно и для внутрисемейных отношений. Но человечество погибнет, если так будет продолжаться и впредь. Потребители – это «черная дыра» в человеческом обществе. Сколь бы ни росла производительная  мощь человечества, эта пасть ненасытна. И мировое господство потребителей приближает час всеобщей катастрофы. Природа уже не справляется с их аппетитами. И это не прогноз. Это - диагноз.   
     А между тем, уже сегодня при нынешнем уровне производства коммунизм мог бы быть фактически введен декретом по всему миру /нет только мирового правительства для этого/. Посмотрите, какие колоссальные богатства сконцентрированы у отдельных государств, отдельных классов, отдельных персон. Какие огромные, хорошо оплачиваемые армии военных, полицейских, разведывательных сил, и с каким дорогостоящим оружием стоят они на их защите, в сущности, бесполезно изводя громадные ресурсы. Какие армии управленческой бюрократии, обслуги властей и капиталов, лживых радетелей истины в печатных и электронных СМИ, благополучно устроившихся на плечах трудящихся, производят фетиши и фикции, чтобы оправдывать и маскировать выгодный им порядок. Суммируйте это – и вы поймете, что с помощью лишь организационной перестройки /хотя бы всеобщего разоружения, сбалансированной переориентации производств, перераспределения потоков инвестиций и продукта/, можно было бы повсеместно в мире перейти к физиологическому обеспечению людей по потребностям и к 2-3-часовому рабочему дню всего два-три раза в неделю.
     Речь не о том, чтобы «все отнять и поделить». Человечеству, дабы жить в довольстве, надо гораздо меньше того, что оно уже производит. Коммунизм поэтому не только возможен - он фактически обеспечен! Но он потому и не состоялся, не состоялся для всех, что его опять присвоили «избранные». Если прежде его отнимали у масс господствующие, эксплуататорские классы, то в наше время это осуществляла политическая и чиновничья элита, номенклатурная бюрократия, использовавшая свое положение в личных целях. Общий для всех, он был ей так же не нужен, как и прежним властителям, поскольку собственные потребительские амбиции значили для нее больше, чем общественные нужды. И все же привилегии, которые она имела, не идут ни в какое сравнение с тем ограблением народа, которое она же и совершила под предлогом так называемых либеральных реформ.
     Именно те, кто больше был ответствен за сохранность народной собственности, оказались главными ее расхитителями. У них были знания, служебные связи, знакомства, информация, печати и, самое главное, время, чтобы осуществлять свои замыслы. Тогда как рабочим надлежало отработать смену и успеть восстановиться, чтобы назавтра повторить прошедший день. Поэтому заверения Чубайса о равных стартовых возможностях в приватизации были лицемерной ложью не экономиста даже, а уличного наперсточника. Именно в реформах номенклатурная братия показала свое подлинное лицо, припудриваемое бесконечным словоблудием, доказывая при этом, что представляет собой далеко не высшие - по нравственности - слои общества.
     В известном смысле, конечно, виноваты все. Но одно дело, когда рядовой работник гонит брак, а, получая зарплату сполна, тем самым ворует у общества его благополучие, бесполезно сжигая сырье, материалы, энергию, и совсем другое – когда таким «сжиганием» занимается начальник. Работник часто вынужден делать так, а не иначе, находясь под прессом условий, приказов, системы управления. Приведу в подтверждение памятный многим «порядок». Он поможет понять, кто более и каким образом виноват в нашем провале и падении.
     Вот имеется ставка и норма выработки. Работник при выполнении нормы получает, скажем, 100 руб. в месяц. Но заработка не хватает, и труженик стремится перевыполнить задание. Когда же это становится более частым, а потом и массовым /ведь жить лучше хотят все/ явлением, администрация предприятий, опираясь на директивы сверху и возрастающий план «от достигнутого», повышала нормы выработки и соответственно автоматически снижала расценки на выпускаемую продукцию. Труженик как бы вновь возвращался к прежним 100 руб.
Но ведь потребности его не уменьшились, а увеличились. Человек растет, взрослеет,  вступает в брак, в браке рождаются дети, дети тоже растут. И с течением времени под давлением этих обстоятельств он вновь приноравливался к заданным нормативам и начинал их перевыполнять. Администрация тоже не унималась и вновь производила пересмотр нормативов и расценок.
     Где-то это происходило чаще, где-то реже; где-то – умереннее, где-то – резче. Но именно эта практика, получившая широкое распространение, стала детонатором к новочеркасским событиям 1962 года, когда была расстреляна демонстрация трудящихся. Общая напряженность неизбежно должна была взорваться в каком-то определенном, сфокусировавшем отрицательные действия месте. Так в экономику ворвались стихия протеста и сила оружия.
     Казалось бы, экономистам пора задуматься. Но нет, обслуживающие политику ученые почти хором вещают: «Заработная плата не должна расти быстрее производительности труда». На самом деле они просто путают производительность труда и механическую выработку и  больший результат стремятся получить за счет возрастания напряженности труда путем насильственного урезания заработной платы.
     Снижая оплату, они побуждают человека к интенсификации труда, а не к повышению производительности. А ведь еще Ленин писал: "Мы видели, до каких безобразных притеснений рабочих дошли наши фабриканты в 80-х годах, как они превратили штрафы в средство понижения заработной платы рабочим, не ограничиваясь одним понижением расценки. Гнет капиталистов над рабочими дошел до своего высшего развития"(1). Вот так: идейные наследники Ленина, считающиеся учеными, пошли по пути фабрикантов конца XIX столетия. В итоге началось фактическое обесценение труда, нередко приводящее рабочих к стрессам и нервным срывам.
     Однако отрицательному воздействию подверглось и качество продукта. Время, как и вода, физически несжимаемо. Если вам увеличили норматив выработки на ту же единицу времени, без технического усовершенствования, полагаясь только на двигательное ускорение, то, как бы ни росло ваше мастерство при заданной интенсификации труда, рано или поздно наступает предел человеческим возможностям, и работнику приходится либо жертвовать своими интересами, либо искать другой выход. И на подсознательном уровне, чем больше его «ускоряют», он начинает бережнее тратить себя. Что-то пропускает в работе, недоделывает  в продукте. В результате, вместе с ростом количества выпускаемой продукции происходит снижение ее качества.
     Но это не было потерей в никуда. В обществе, как и в природе, ничто ниоткуда не берется и никуда бесследно не исчезает. Это было вынужденной, скрытой формой потребления продукта еще до того, как он будет произведен. Раз человек что-то не дополучал в заработке, то он, естественно, недодавал в процессе труда. На увеличение норматива «платил» экономией трудозатрат. Давал продукта больше, но худшего качества.
     И все же больше страдал труженик. Выходя за двери проходной, он превращался в покупателя того самого, отчасти уже потребленного продукта, который естественно ему не нравился. Снижение качества оборачивалось соответствующим возрастанием дефицита. И то, что труженик получал в счет приработка за перевыполнение нормы, он вынужден был отдавать потом в качестве переплаты спекулянту, государству, повышающему цену на качественный продукт. Или - полезным, помогающим в приобретении желаемого товара людям.
     Прямым образом - от трудовых усилий - жизнь людей уже не улучшалась. У государства же на складах скапливались огромные массы никому не нужных товаров, которые, обесцениваясь, составляли чудовищные потери общественного труда, которые, в свою очередь, удваивались, утраивались оттого, что люди, изготовившие этот продукт, тоже получали заработную плату, премии, фонды. Страна  практически держалась на все убывающем количестве действительно ценных материальных производителей. Но чем напряженнее она работала, тем становилась беднее. Поскольку львиная доля труда попросту вылетала в трубу.
     Отовсюду шли рапорты о перевыполнении планов, и везде - опустошающиеся полки магазинов. Но если бы только… Возникала громадная текучесть кадров, и люди, многократно меняя работу, трудились уже не там, куда их влекли способности, а там, куда их толкали потребности. И практически страна, строящая коммунизм, перестала получать удовольствие от труда.
     Человек находился под прессом потребительского ажиотажа. Убеждаясь в невозможности заработать желаемый достаток честным, прямым, трудовым путем, он стремился ко всяческим левым, теневым, обходным путям. Не гнушался приписок, обманов и даже воровства. Заводил неуставные отношения с мастером, бригадиром, контролером и другими полезными людьми, предпочитая улучшению показателей в работе карьерные подвижки: разряды, должности, звания. В его отношения проникал дух делячества, корыстной расчетливости, продажности. Все честное и передовое в этой атмосфере испытывало стресс отчуждения, прессинг враждебности, неприятие и отторжение. Происходило выхолащивание социалистических идеалов. Революция, победившая, казалось бы, во имя трудящихся, начала отступать от своих целей и глушить собственные корни.
     А в это время всяческие Бурбулисы и Гайдары, Шаталины и Явлинские, Лившицы и Чубайсы, Ясины и прочие Гавриилы Поповы, будущие буревестники либерализма, делают карьеры. /Они всю жизнь делают карьеру. С первого класса школы! Бойтесь таких доброхотов!/. Они рассматривают экономику в отрыве от человека и вне связи с ним, как замкнутую, самодовлеющую систему, как вещь в себе, защищают кандидатские и докторские диссертации /разумеется, на почве «марксизма»/, с невинной целью освятить экономический разбой партийной, государственной и научно-академической элиты, слившейся между собой в экстазе привилегированного потребления. Практика накачки нормативов и обесценения труда загоняет экономику в тупик, но не подвергается сомнению.      
     Однако в еще более глубокий тупик загоняется человек. Когда повышались нормы выработки и снижались расценки, тем самым естественно возрастали нагрузки, становясь  запредельными. Происходило ускоренное снашивание рабочей силы. Каждодневная усталость, накапливаясь, принимала хроническое значение. Хроническая, в свою очередь, ускоряла и усиливала каждодневную, налагаясь одна на другую уже не через 4-5, а через час-два. Вырваться из этого порочного круга могли помочь только болезнь и выпивка.    
     Выпивка, однако, легко превращается в болезнь. Сначала на нее тратится именно приработок. Затем, когда возникает привычка, прихватывается и заработок. С превращением выпивки в пьянство не хватает уже и заработка. Угнетение субстанциальности человека оборачивается ее разрушением. Это неверно, когда говорят, будто пьянство есть выражение социального протеста.
     На самом деле, когда из раза в раз повышаются нормативы, производство забирает у человека столько сил, что к концу смены их уже ни на что не хватает. Интересная встреча, дела по хозяйству, занятия спортом или с детьми, чтение книги или поход в театр – все требует сил и соответствующего желания. А их нет. Они погашены, приглушены, задавлены. Чем бездарнее организовано производство, тем больше оно забирает физических и нервных сил у человека. И, соответственно, оно властвует над ним и за пределами предприятия.
     Раз человек уходит с работы вконец измотанным и ему уже ничего не хочется, кроме ничегонеделанья или дурного времяпрепровождения, это говорит о том, что сущность его истощена. И выпивка представляется наиболее простым способом «восстать из пепла». И, чтобы вновь ощутить себя человеком, он… парадоксальным образом его в себе добивает.
     Увы, не «пьянство губит в человеке человеческое». Оно лишь довершает то, что делает с ним скверно организованное производство. То производство, которое вынуждает его делать продукт хуже, чем он может, заставляет поступать вопреки совести и способностям, побуждает к несвойственным себе поступкам. В снижении качества продукта, таким образом, скрытно выражается разрушение человеческой сущности. Именно поэтому, в прямой зависимости от накачки нормативов, по стране распаляется пьянство. Когда же при Горбачеве начинается борьба с пьянством /разумеется, без уяснения причин и, конечно, командно-волевыми мерами/, это только подливает масла в огонь, вызывает озлобление масс и заставляет усомниться в умственных способностях руководства. Система вообще обречена и медленно гибнет, если начинают рушиться основы человечности. Так всегда было в переломные периоды истории.
     Чтобы что-то изменить к лучшему, надо прежде понять, почему стало плохо.      
     А началось это в тяжелое, послевоенное время, при Сталине. По мере восстановления разрушенного войной хозяйства нормативы и расценки менялись в целях скорейшего наполнения рынка товарами. Однако при Сталине эта практика сопровождалась и ежегодными снижениями цен на товары массового спроса, т.е. взятый с труженика повышенный труд возвращался ему в форме повышенного же потребления продукта, что естественно уравновешивало его взаимоотношения с государством. С кончиной Иосифа Виссарионовича снижение цен прекращается, тогда как пересмотры нормативов и расценок не только продолжаются, но и нарастают, а при Хрущеве, к тому же, начинают подниматься и цены на товары. Труженик берется в клещи.
     Время от времени, правда, производились инъекции в заработную плату то одним, то другим категориям рабочих и служащих. Но практически это означало, что правительственная бюрократия давала одним то, что отнимала у других. Не позволяя людям зарабатывать самим, она с другого конца преподносила им подачку, называемую обычно «огромным социальным завоеванием». Практически же, уничтожая действительную заинтересованность в труде, она стремилась решать дело подкачкой политического энтузиазма. Но на место одной несправедливости громоздила другую: в общем повышении оплаты уравнивала и хорошего и плохого работника, а самим перераспределением средств производила перекачку достигнутого из более успешных в запущенные отрасли, размазывая бесхозяйственность по всей стране. Понятно поэтому, что эти повышения ничего не решали и только усугубляли общую обстановку. Деградация экономики продолжалась.
     Ситуация уходила из-под контроля, но руководящая элита, не понимая сути происходящего, питалась иллюзиями, которыми ее подкармливала политэкономическая наука. А вся политэкономия СССР попросту сломалась на незнании действительного источника роста производительности труда. Страна уже «строила коммунизм», а продолжала опираться на «рабочий класс» /трудовую опору капитализма/, на интенсификацию физического труда, с подлейшими приемами этой интенсификации.
     Я уж не говорю о крестьянах. Добавьте к этому еще и «классовую борьбу» со всем окружающим миром, названную «холодной войной». Нарастающее производство ракет, танков, подлодок, самолетов, А и V-бомб - все в безразмерных количествах. Построили бы коммунизм, удивили бы мир, глядишь, и победили бы капитализм без боя, экономически, вместо чудовищных затрат на вооружение.
     А помощь слаборазвитым странам, неэквивалентный обмен в рамках социалистического лагеря. А проекты века: освоение целинных и залежных земель, секретные города и центры, БАМ, осушение болот и заболачивание пустынь, плотины и повороты русла рек... И  прочее и прочее. Все - за счет трудящихся, урезания их уровня жизни. Да где же тут действительные-то исторические цели и понимание смысла жизни?      
     Политика диктовала экономике свои условия, вместо того, чтобы, по науке, быть определяемой ею. Ее отношения с экономикой были перевернуты с ног на голову. И вместо того чтобы получать основания своим целям, политика тормозила развитие экономики дутыми фантомами политической элиты. В науке, ЦК, Политбюро. Никто не смел ей перечить, помогать мыслить, наставлять на путь истины. Она была вне критики и вне подозрений.
     Конечно, это не могло продолжаться бесконечно.
     Многим кажется, что обрушение социализма /именно ОБРУШЕНИЕ, а не поражение/ произошло в результате "перестройки". Увы, и это лишь видимое следствие. Не всегда события, идущие одно за другим, связаны прямой причинно-следственной зависимостью. Мы могли кануть и без "перестройки". Какая разница – отчего?  Кризис у нас возник даже не в "застойное" время /здесь он начал проявляться/, а гораздо раньше.
     Дело также не в заговоре «империалистических сил». Силы эти и заговор почти всегда имеются. Но события определяются в первую очередь внутренними причинами, не будь которых,  внешний заговор просто не осуществился бы. Иначе говоря, явись среди нашей элиты думающие в первую очередь о народе руководители, занимай они ключевые посты, и заграничные умники, вроде А.Даллеса и З.Бжезинского, остались бы с носом. 
     Дело, разумеется, и не в «еврейской закулисе», якобы охватывающей и пронизывающей собой весь мир. Ультра-патриоты только мутят воду, ставя на место научного осмысления проблем этнические предрассудки и зоологические инстинкты. Воинствующий национализм выгоден такой «закулисе» и часто ею же подогревается, поскольку за этими инстинктами легко укрываются, ретушируются истинные причины.   
     Переключение сознания масс с социальных проблем в область кровнородственных связей есть культивирование слепой ненависти и тупой ограниченности. Победы на этом идеологическом фронте кончаются обычно каннибализмом. Что может быть несчастнее армии, направляемой не по адресу? Она обречена на гибель еще до боя.
     Смута, короче, назревала давно. Не все было ладно в нашем королевстве. Вот только где, когда, какой и почему в нем случился надлом, оставалось неясным.
     Когда в дело вступил Горбачев, необходимость перемен ощущалась многими. Поэтому лозунги его о «перестройке с целью демократизации» и «демократизации с целью высвобождения творческого потенциала» страны пали семенами на добрую почву. Но оказались не более чем «зубами дракона», потому что сам сеятель не знал, а почему собственно не было демократии и для кого она должна быть. И что тогда надо делать, чтобы она была. Он попросту не ведал /и не имел программ/, как реформировать сложившуюся систему руководства, и не нашел ничего лучшего, как пришить к ней, конечно же, белыми нитками «западные ценности»: гласность, плюрализм, многопартийность, институт президентства, - существующие более для ублажения масс, а не улучшения их жизни. Он пошел не по пути развития собственной системы, не от корней ее, а через заимствования в дополнение к имеющемуся. Естественно, получился уродец с двумя головами на одной базе. И бесконечная болтовня вместо работы.
     Разговорившись до полного недержания, Горбачев упустил драгоценное в таких исторических ситуациях время. Притихшая было партгосноменклатура постепенно осмотрелась, подняла голову и устроила ГКЧП /Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению/. Разбуженные горбачевской демагогией массы воспротивились этому и в августовском порыве 1991 года смели обанкротившуюся властную надстройку, чем расчетливо воспользовался амбициозный соперник и конкурент М.Горбачева Б.Ельцин, фактически потом укравший победу у народа. 
     Многие, особенно упертые коммунисты, восприняли случившееся как контрреволюционный переворот. Однако это не так!
     Откуда там было взяться антисоциалистическим силам при единой общенародной собственности? Ерунда это, элементарная глупость! Состоялась не контрреволюция, как многим кажется, а самая настоящая Народно-демократическая революция, которую коммунисты, якобы непреложные выразители интересов народа, при своем правлении просто не допускали. А событие это, надо признать, - прогрессивного, а не регрессивного порядка! Она рассматривала вопрос не об укладе общества, как социалистическая - в 1917-м, а о способе управления. Диктатура или демократия – вот что ее заботило.
     Народ, надо сказать, настрадался не от социализма /в истинном виде его еще и не было/, а от неверного, антинаучного и античеловечного, командно-бюрократического, волевого руководства им. Случилось то, что должно было случиться: не соответствующая базису надстройка, как учит марксизм, подверглась слому. То, о чем и думать не могли ученые мужи, массы проделали в три дня.
     В этой революции приняло участие огромное количество настоящих, мыслящих коммунистов. Если в некотором смысле они и были против социализма, однако не с целью движения назад, в прошлое, в капитализм, а с целью продвижения вперед, в будущее, за его совершенствование, против данного, гнусного, вульгарно-чиновничьего, военно-казарменного социализма с диктатурой партийно-государственной номенклатуры.
     Однако вместо того, чтобы привести надстройку в соответствие базису, прорвавшиеся к власти либералы и не думали что-либо демократизировать. Демократию они устроили только для себя. И начали присваивать руководящие посты, банки, прессу. Принялись крушить базис, приводя, наоборот, его в соответствие своей узурпированной власти: растаскивать общенародную собственность по личным квартирам, сундукам, сейфам. Под видом разгосударствления, акционирования, приватизации, прикрывая обычную корысть красивыми словечками и цветастыми лозунгами. Но они не доказали, а навязали свою доктрину, не опровергли марксизм, а отбросили его. Именно их новая власть «все отняла и поделила». Между собой, конечно. Разгребая жар народными, натруженными руками.
     Давно уж известно, что революции замышляются гениями, осуществляются героями, а плодами их пользуются негодяи. И народ скоро увидел, кого он посадил себе на шею. Из той же когорты, только второго эшелона. Тех же номенклатурщиков и их приближенных, но перекрасившихся в «добродетелей» и с еще большими аппетитами.
     И народ снова восстал. В сентябре-октябре 1993-го. Здесь были многие и из 91-го, просветлевшие. Но что поразительно, если воинственная когда-то «коммунистическая диктатура» ушла в 91-м с поля боя практически мирно, пожалев людей и отозвав войска, то новая якобы демократическая власть беспощадно расстреляла своих оппонентов. Разумеется, из лучших, либерально-демократических принципов. Кто бросает людей под танки, так же легко, оказывается, бросает и танки на людей… Ты не прав был, Борис! Если можешь слышать. Уж лучше бы ты оставался веселым дирижером у музыкантов.      
     Ну, а если ты великий экономист, Е.Гайдар или Г.Явлинский, то почему ж ты раньше не разобрался в причинах ухудшающегося положения народа? Почему просто отбросил науку, изучаемую даже капиталистами, и занялся: один – переносом чужого либерального опыта в виде реформ; другой – изобретением нового, рыночного рая за 500 дней?
     Искусственный перенос заимствования, просто отбрасывающий собственное  развитие, /если назвать вещи своими именами/, это элементарная глупость. Как, впрочем, и несостоявшееся насаждение выдуманных схем.
     А ведь рынок, столь желанный нашим оппонентам, объединяющий ныне всех дурачков и нахрапистых ворюг, нельзя ни ввести, ни отменить. Пока существуют разделение труда и обмен продуктами и обслуживающие их товарно-денежные отношения, он объективен. Другое дело – какой он степени развитости и государственного регулирования, но нельзя, по умыслу, ни создать, ни уничтожить его. Однако одни, ультра-коммунисты, посчитали, что с ним якобы покончено, а другие, ультра-либералы, решили его воссоздать. Смеху подобно!
     Выше мы убедились, что проблемы, созданные на потребительском рынке у нас в стране /низкое качество товаров, дефицит, диспропорции в ценообразовании, иерархичность и градация распределительных сеток и многое другое, вплоть до ущемления нравственности/, своими корнями уходят в неверное регулирование рынка труда. И та тяжба, что непрерывно велась между работником и администрацией за цену труда, выражающаяся в понижении расценок с одной стороны и перевыполнении нормативов с другой, была упрямым доказательством его наличия. Рынок товаров попросту страдал от дурного регулирования рынка труда.
     Но пришел «великий и ужасный» Егор Тимурович! И торжественно, с красной ленточкой и ножницами для обрезания, открыл нам его и якобы ввел нас в него. Тогда как самому прежде надлежало изучать имеющийся социалистический рынок и учиться регулировать его. Но без дури: рынок сам все уладит, а – в интересах труженика. Чтобы предупреждать и предотвращать отчуждение, присвоение и накопление чужого труда скрытыми стяжателями. А он, Егорушка, должного не сделал, но славы захотел.
     И причем здесь марксизм и коммунизм, когда люди еще не вышли из звероподобного состояния, когда «своя рубашка ближе к телу», когда собственная шкура требует жесткости ради преимущественного потребления, когда хочется личного, а не всеобщего счастья? Если ты ученый Гайдар, то почему ты не увидел, что ущемление потребностей, что без конца проводила бюрократия, ведет их к активизации, обострению противоречий, но не к росту производительности труда?
     Марксизм, конечно же, обжегся на «человеке». Но разве не то же мы видим в  лавинообразных цунами либеральных «реформ»? Гайдаровские поделки дали волю, увы, не народу, а - сволочам и подлецам - грабить трудовой народ. Развязали им руки, освободили от запретов, ответственности, морали. Они развратили безнаказанностью алчного хапугу и самодовольного паразита.
     Вы думаете, что люди рождаются людьми раз и навсегда? Ничего подобного. Люди ушли от первобытного состояния очень недалеко. Изменились возможности, атрибутика, средства, а суть, цели и страсти – все те же. Видовая принадлежность дает только проформу, но не гарантирует человечность в человеке. В людей надо превращаться каждый день и каждый час, доказывая это самому себе и другим через преодоление животного, потребительского эгоцентризма, через восторг развитой человеческой способности. Человек настолько человек, насколько развиты и активны его созидательные способности. Этим он отличается от всего живого в мире и от соплеменников в обществе.
     Вы хотели сделать лучше? А что получилось? Разнуздали гнуснейшие страстишки. Не зная броду, не суйся в воду. Заменив науку субъективизмом и эклектикой, вы порушили преемственность общественного развития, обесценив жизнь и усилия нескольких поколений, нескольких миллионов людей. А скольких вы загубили вместе с Чубайсом – от недоедания, болезней, самоубийств, примерзания к полу? Скольким вы не дали родиться, вырасти, реализоваться? Вы выиграли исторический спор с массовыми репрессиями 1937-38 годов: мы никогда столько не теряли людей в мирное время. Но вы продолжаете игриво улыбаться и поучать, изображая из себя непостижимых умников. А успех-то ваш только оттого, что ваши ушлые реформы оказались выгодными именно для критикуемой вами бюрократии, что право ничем не ограниченной частной собственности ей милее прежних дозированных привилегий. А вовсе не потому будто бы, что либерализм столбовая дорога человеческого прогресса. Ваш обман оказался выгоден «верхушке». Вот и вся сакраментальная тайна вашего успеха!
     Но вернемся к нашему «броду», если хотите. Если народ сбросил не годящую ему надстройку, то чем она не угодила ему? Привилегии? Но правители всегда их имели, и народ к этому терпим. Командно-приказное администрирование? А как же иначе, если нет заинтересованности?.. Бюрократизм в рассмотрении просьб, жалоб, предложений? Но ведь все дается не за красивые глаза, а по регламенту... Пороки распределительной системы? А где их нет?.. Увы, все эти мерзости давно известны и привычны, чтоб из-за них бросаться под танки или танковый обстрел. Либеральная интеллигенция, мнящая себя духовной наставницей, вся изошла слюной в критике номенклатурно-бюрократического социализма. Но, разумеется, после драки. И все оставила, как есть, лишь ухудшив и умножив, что было, и предназначив себя в качестве новых избранных.
     Люди поднялись и пошли в бой, потому что они хотят жить лучше. Они всегда этого хотят. И работают для этого. Но все оказывается тщетно. Люди работают дальше, больше, терпят и надеются. Но опять безуспешно. Они меняют тактику, начинают подличать, но видят, что достижения того не стоят и мало оправдывают жертвы. Когда накопилось через край и закипело, они выходят на улицу, на рельсы, к «Белому Дому». И негодуют!
     Но какими же негодяями, думающими только о себе, надо быть во власти, чтобы выставить против негодующих дубинки, солдат, колючую проволоку, ОМОН, танки? И находятся коммунисты, называющие этот порыв «контрреволюцией». А людям просто хочется жить и жить лучше, не будучи ни коммунистами, ни демократами, не имея понятий ни о базисе, ни о надстройке. О них, а не о себе должны думать руководители. Но руководители о них не думали, и поэтому их сбросили. В этом суть дела.
     Но почему и когда коммунистические руководители перестали думать о людях? Ведь думали же когда-то. Потому их и поддержали, и возвели к власти в свое время.
     Чтобы что-то понять, надо называть вещи своими именами. Социалистическая революция – не выдумка Ленина, не результат коммунистической пропаганды. Это результат естественного развития общества. Это - совместное движение  к справедливости и праву коммунистических предводителей и трудящихся масс. Но предводители /лидеры и вожди/ стали потом руководителями.
     Когда они боролись вместе с трудящимися за их будущее, они были равны между собой. И это было прекрасно! Но, когда взяли власть, далее выстроилась карьерная лестница государственных, партийных, административных постов, чинов и званий. И тут оказалось, что недавние герои… обычные люди, как все. Каждый - со своими проблемами и двигателем их решения, основным противоречием между способностями и потребностями, которые извне и изнутри давят на человека, обуславливая тот или иной крен в его мыслях, делах, поступках. Они, короче, стали между собой конкурентами.
     Борясь прежде за народ, они стали теперь и борцами за себя. С целью выдвижения, роста, личного преуспеяния. Обозначились все признаки карьерной борьбы, где даже общие успехи обычно кладутся на алтарь чьей-то личной победы. Поскольку классовая борьба в этот период еще продолжалась, межличностную карьерную междоусобицу легко было спутать с классовой. Краски и оценки для этого легко находятся.
     Из истории мы знаем, как много внутрипартийных баталий разыгрывается в этот период сверху донизу. Фракции, коалиции, платформы, уклоны. Главному вождю, генеральному секретарю партии – а это был Сталин – надлежало правильно понимать горнило этой борьбы, меха, поддувающие со стороны личных замыслов и расчетов, пытаться как-то умерять чрезмерный пыл этих схваток. Но Сталин сам был ярый боец, нередко превышавший принципиальность ради непримиримости. 
     Конечно, он не смог бы полностью остановить эту борьбу: она все равно продолжалась бы. Но, как верховный руководитель, он должен был держать ее в рамках, избегать стихийного расширения и ужесточения, перехода в «классовое», контролируемое другими признаками русло. Борьба с врагами и борьба между товарищами по партии /за лучшие показатели, за личный успех/ – это разные вещи. Но именно в этой борьбе, когда руководители стали конкурентами, они начали больше думать о себе, чем о людях. И это естественно. Не по злобе, не из кровожадности. А чтобы не упасть, не оказаться лежачим, чтобы с более высокой ступени иметь большую возможность влияния и большую  защиту.
     Человек просто не может быть себе врагом. И не может ждать, когда главные руководители страны осмыслят проблемы нового общества. И он трудится вместе со всеми над решением общих задач. Стало быть, это произошло вовсе не потому, что коммунисты были плохи, а потому, что переправа и подводные камни были неизвестны. Как, впрочем, и нынешним либералам, задумавшим поворот истории вспять.
     Однако, и это еще не трагедия. В кои-то веки руководители /особенно назначенные/ больше думали о людях, чем о себе? Так: единицы и то иногда. А уж пострадать за людей – исключительные единицы. Христос, например. Поэтому массы и обоготворили его. О людях вообще чаще и больше думают те, кто внизу, а не те, кто вверху. Но когда нужды людские нарастают, а «благодетели» сатанеют от потребительских амбиций, тогда народ и выходит на баррикады. Позывные к баррикадам 1991 г. были заложены, как ни странно, в 1936 г. при принятии Конституции Союза ССР, с которой выступил И.В.Сталин на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов, рапортуя о победе социализма.
     Дело в том, и на это надо обратить особое внимание, что согласно учению марксизма-ленинизма социализм рождается из переходного периода бесклассовым обществом. В подтверждение я должен опять, не отсылая к новым источникам, для непрерывности чтения привести хотя бы несколько бьющих в глаза цитат, чтобы отвести упреки или подозрения в недоработке проблемы. Я говорю об этом не одно десятилетие, но никто не отзывается на них. Не поддерживает и не опровергает, то есть, отделывается замалчиванием. А вопрос принципиальный. Как будто можно уйти от истины или смириться с ложью!
     К.Маркс в письме к И.Вейдемейеру писал: "…диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов"(2). То есть, после диктатуры пролетариата общество вступает в бесклассовое состояние.
     Ф.Энгельс: "Пролетариат берет государственную власть и превращает средства производства прежде всего в государственную собственность. Но тем самым он уничтожает самого себя как пролетариат, тем самым он уничтожает все классовые различия и классовые противоположности, а вместе с тем и государство как государство" (3). Если сказать короче, то здесь утверждается, что взятие власти и обобществление средств производства /что составляет исторические содержание переходного периода/ - это и есть процесс полного, и «самого себя» в том числе, уничтожения классов.
     А вот, что писал на этот счет марксист Ульянов (Ленин):
     "Все знают, что марксизм есть теоретическое обоснование уничтожения классов"(4). Вот так: ни больше, ни меньше. Итоговое определение!
     "Господство авангарда всех трудящихся и эксплуатируемых, т.е. пролетариата, необходимо на это переходное время для полного уничтожения классов…"(5). Заметьте: для полного, а не половинчатого. А разве мыслимы после "полного" какие-либо еще остатки классов?
     "Общество, в котором осталась классовая разница между рабочим и крестьянином, не есть ни коммунистическое, ни социалистическое общество"(6). Что тут еще сказать? Ленин предельно точен и красноречив.
     "Мы ведем классовую борьбу, и наша цель – уничтожить классы. Пока остаются рабочие и крестьяне, до тех пор социализм остается неосуществленным"(7).
     "...Социализм будет тогда, когда не будет классов, когда все орудия производства будут в руках трудящихся"(8). Это, по сути, критерий бесклассовости общества! Социализмом признается социализмом, где нет классов.
     "Будет диктатура пролетариата. Потом будет бесклассовое общество"(9).
     В одной из речей перед транспортными рабочими Ленин выразился еще более категорично: «Сейчас, проходя ваш зал, я встретил плакат с надписью: «Царству рабочих и крестьян не будет конца». И… когда я прочитал этот странный плакат, я подумал: а ведь вот относительно каких азбучных и основных вещей существуют у нас недоразумения и неправильное понимание. В самом деле, ежели бы царству рабочих и крестьян не было конца, то это означало бы, что никогда не будет социализма, ибо социализм означает уничтожение классов, а пока остаются рабочие и крестьяне, до тех пор остаются разные классы, и, следовательно, не может быть полного социализма"(10).
     И это было вписано в Программу партии 1919 года. (В.И.Л. ПСС, т.38, с. 86,105,419).
     Ее установку разделял и сам Сталин. В статье «К вопросам ленинизма» в 1926 году он называл диктатуру пролетариата "властью… для уничтожения классов, для перехода в общество без классов, в социалистическое общество"(11). О том же он говорил и в «Отчетном докладе XVII партсъезду 26 января 1934 года»: "Взять, например, вопрос о построении бесклассового социалистического общества. ХУП конференция партии сказала, что мы идем к созданию бесклассового, социалистического общества"(12).
     Казалось бы, все идет нормально, по программе и в соответствии с исторической логикой. В самом деле, если вы уничтожаете рабовладельца как класс, то можете ли вы сохранить раба? Конечно, нет. У кого же он будет рабом, если рабовладельца не стало?.. Если вы отменили крепостное право, то можете ли вы сохранить крепостника и крестьянство как классы? Тоже нет! Крестьяне останутся, но будут уже не классом феодального общества. Они будут слоем, распадающимся на батраков и кулаков. По-своему будут расслаиваться, деклассироваться, и помещики, находя себе другое место в меняющемся обществе. Ну, а если вы устранили капиталистов, то можете ли вы сохранить наемный труд в качестве класса? Опять же нет! Рабочие останутся, но не классом, а одним из слоев трудящихся. При этом наём на работу – как делопроизводственный акт – нельзя путать с наемной рабочей силой в смысле социального положения.
     Вообще, если вы устраняете эксплуататорские классы, вы автоматически устраняете и эксплуатируемые. Уничтожение классов это не уничтожение людей, как может показаться, это – перемена в отношениях собственности. Об этом без конца говорила и писала марксистская наука. Классы вместе возникают и вместе же исчезают с исторической сцены. Они формируются из слоев, состоят из слоев и превращаются в слои, когда заканчивается свое существование. Такова диалектика! Собственно это и запечатлела марксистская наука в своих программных установках. Человечество беспредельно настрадалось от классового раскола, классового гнета и классовых битв за свою историю, и в грядущей революции виделось избавление от классов, с последующей гармонизацией человеческих отношений.
     И вдруг, после XVII партсъезда, Сталин объявляет (см."Реквием") победивший социализм "классовым обществом": с «совершенно новым рабочим классом», «новым, советским крестьянством» и прослойкой в лице «совершенно новой, трудовой интеллигенции».  Что это? Как? Зачем? Почему?..
     Все становится понятным через индикацию марксизмом и дальнейших событий в стране: классы оказались нужны Сталину, чтобы сохранить диктатуру пролетариата и, соответственно, свое положение на ее вершине. Признай он, как того требует марксизм и ленинская программа партии, социализм бесклассовым обществом, тогда диктатуру пролетариата /или хотя бы ее силовую часть: НКВД, политический надзор, сыск, исправительные лагеря/ надлежало демонтировать, а государство переходного периода – перестроить в соответствии с требованиями нового общества. Ибо бесклассовым обществом нельзя управлять как классовым. Новый этап – новые способы организации общества.
     С победой социализма, по всем канонам марксистской науки, государству предстоит отмереть /не классам, а государству, на основе отсутствия классов/, уступая место всеобщей демократизации и развитию самоуправления. Нет классов – некого и незачем подавлять. Впервые появляется возможность государственного устройства без «опричнины», спецслужб, нацеленных против собственных граждан. Об этом Ленин назойливо писал в «Государстве и революции».
     С этого момента начинает возрастать роль личности в истории, причем, не только уполномоченной в должности, а любой, с ее умом, рвением, талантами. Но тогда Сталин получает вполне законное соперничество. А это не входит в его планы: соперничества и так хватает. И он «подправляет» марксизм, дабы укрыть свою личную цель.
     Не сделай он этого, получилась бы сущая нелепица: диктатура класса при отсутствии классов. А так с помощью фальсификации марксизма он весьма убедительно  /массы ведь привыкли считать себя классами/, под бурные аплодисменты осуществляет уже второй, после превращения должности генсека в верховный пост, скрытый государственный переворот. То есть, узурпирует власть и любого противника может представить классовым врагом.
     Однако с историей в прятки не сыграешь, и неверное решение оборачивается тысячами текущих и будущих проблем, нестыковок, изломов, перегибов.
     Поскольку общество объявлено "классовым" и в нем сохранены диктатура пролетариата и соответствующая ей идеология ("непримиримой классовой борьбы"), а также органы  насилия и подавления, то с этого момента все конфликты: межличностные, групповые, даже этнические /а люди сталкиваются между собой постоянно, по разным поводам и причинам/, - расцениваются естественно как классовые. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
     Естественно тогда, междоусобная карьерная борьба, не только среди партийного аппарата, разгорается с новой силой и упорством, с использованием риторики и инструментов государственной власти. К тому же, раз вы сохранили органы насилия /а сами себя они отключить не могут/, платите им за работу, поощряете за успехи, то они продолжают искать врагов и находить независимо от того, есть они или их уже нет, или попросту фабриковать их /они же должны оправдывать свой хлеб/.
     Так, совершенно парадоксальным образом, с победой социализма /вместо того, чтобы гармонизировать человеческие отношения/ разворачиваются массовые репрессии. Не Сталина – по отношению к народу. Не среди низовых работников /рабочих, крестьян, мелких служащих/, а среди борющихся за выдвижение или самозащиту претендентов на роли, посты, заслуги. Межличностная конкуренция переходит в ожесточенную борьбу, с использованием НКВД. Сталин отнюдь не санкционировал, а скорее спровоцировал ее. Люди сами боролись между собой, путая /порой умышленно/ межличностные конфликты с исчерпанными "классовыми", привлекая к тому органы власти, совершенно искренне полагая, что осуществляют правое дело.
     Поражает здесь даже не массовость жертв, на которой зациклились традиционные критики сталинизма, а массовость участников гонений, обманутых и искренних исполнителей репрессий. Отнюдь не «злая воля» вождя, не врожденная будто бы кровожадность большевиков, а искажение марксизма привело их к трагедии. Столь же жестокой, сколь и бессмысленной. Такова плата за преднамеренную подделку марксизма.
     Репрессии поэтому возникли как вспышка, как продолжение «классовой борьбы» в бесклассовом обществе. Но это была борьба межличностная, обычная, конкурентная, ведущаяся, однако, с применением методов и приемов  классовой борьбы вследствие сталинского извращения марксизма.
     Это извращение в конечном итоге обернулось извращением социализма, надломом всех его основ. Думается, что Сталин сам этого не ожидал, но признаться в умышленной подделке марксизма уже не мог. К чести его следует признать, что в практике последующего руководства, пока был жив, он многое исправлял из того, что заложил в теории. Но в марксизме нельзя, исказив одно положение, не нарушить всю целостность и системность мировоззренческой концепции. Ибо диалектику развития мира, как путеводную нить в этом учении, никто, даже Сталин, отменить не может.
     Сохранив диктатуру пролетариата, исторически выполнившую свою миссию и потому ставшую излишней, Сталин с самого начала привел надстройку в противоречие строящемуся социалистическому базису, сковав его дальнейшее развитие. Не то, чтобы совсем, но он придал ему извращенный, форсированно-количественный, характер.
     Социализм рос. Как жесткая конструкция, но не как живой общественный организм. Командно-приказная манера управлять, сверху – вниз, почти без обратной связи и не допускающая вольностей, с регламентированной свободой обсуждения и творчеством только по разрешению, для специально доверенных, стоила нам неимоверного напряжения в труде, громаднейших усилий, затрачиваемых порой  глупо и впустую.
     Сталин замкнул на себе возможность думать о людях, другим предоставив право соперничества между собой /он только забыл при этом, что не вечен, и поэтому все последующие правители страны, привыкшие к борьбе, так и не сумели потом унаследовать эту его «озабоченность»/. Они думали лишь о том, как взять с людей побольше, чтобы на их горбу ехать в свой коммунистический рай. Когда-нибудь это должно было отозваться.
     Когда на вершину власти взошел Никита Хрущев, его личность наложила заметный отпечаток на управление страной. Но не более того. Ничто в своей основе не было подвергнуто сомнению или теоретическому осмыслению. Все его новации шли от чувства, но не от разума, и потому коренных изменений не внесли.
     Заклеймив позором публичное обоготворение, культ личности Сталина, осудив репрессии как «необоснованные» /и только, т.е. без выяснения их причин/, он ничуть не затронул сталинскую фальсификацию марксизма, проведенную ради упрочения личной власти. И все фактически оставил в неприкосновенности. Даже так наз. «общенародное государство», вписанное в Программу строительства коммунизма, сохранило все признаки классовой диктатуры и структурно не изменилось. Поэтому культ просто поменял фамилию, репрессии сменили формы. Теперь не расстреливали за инакомыслие, не ссылали за «позицию» в лагеря, но исключали из партии, увольняли с работы, а неугомонных искателей правды и справедливости отправляли в психушки.
     Система управления /надстройка/ осталась фактически незыблемой, наделяя правителей «непогрешимостью», возможностью говорить с народом назидательно и свысока, а если надо, то и силой внушения. Общество социального равноправия и справедливости, ради которого поднялись, бились и трудились исконные ленинцы, жертвуя здоровьем, судьбами и даже жизнью, перечеркивалось партийной  бюрократией, которую выпестовал и надежно пристегнул к себе, подкупив привилегиями, Иосиф Сталин. Поэтому, какие бы улучшения и реформы в стране ни задумывались даже сверху, а они случались, всё это разбивалось о твердыню системы или вязли в бесконечной пафосной болтовне, прикрывавшей ухудшение жизни народа. Но важно отметить, что в правление Хрущева произошла скрытая поляризация номенклатуры: на ленинцев и сталинистов. Межличностная конкурентная борьба, не прекращаясь, приняла форму клановой, межгрупповой борьбы, в которой и потерпел поражение Хрущев.
     Эпоха «застоя», вклинившаяся далее в нашу историю как победа наиболее консервативного чиновничества, была периодом беспредельного попустительства, где руководящая элита в очередной раз бесстыдно поменяла фамилию культа и полностью на фоне этого развязала себе руки. Не мудрствуя лукаво, постоянно обвешивая грудь Леонида Ильича звездами и орденами, она занялась исключительно своими интересами, постепенно смыкаясь с набирающей силу и обороты теневой экономикой, взимая с нее /помимо имеющихся привилегий/ дополнительную материальную мзду.
     Этот период был наиболее продолжительным, поскольку межличностное соперничество в карьерной борьбе несколько поутихло, находя достойную компенсацию по линии экономической вседозволенности. Желанные результаты достигались быстрее вне карьерного роста, излишне растянутого во времени. Закрывая глаза и позволяя многое, Брежнев, таким образом, гораздо надежнее пристегнул номенклатуру, чем Сталин - привилегиями. Но именно при нем четко обозначилось противостояние правящих верхов трудовому народу. Борющиеся между собой кланы плечом к плечу стояли против низов, под лозунгом «экономной экономики» для народа и безудержного обогащения для себя.      
     Далее началась агония казарменно-бюрократического социализма, череда умирающих друг за другом престарелых, никчемных, ничего не могущих генсеков, обнажая полное перерождение «диктатуры пролетариата» в диктатуру номенклатурного чиновничества.
     Разумеется, рабочие совершенно неповинны в той диктатуре, которую выстроил Сталин и на которой паразитировали все последующие генсеки. Это была не их власть, да и сами они уже давно не были классом, чтобы побороться с этим.
     Словом, социализм, выстроенный чисто технически, индустриально, так и не был доведен до целостности как общественно-экономическая формация. С соответствующей надстройкой в виде развивающегося народовластия и местного самоуправления, на базе всеобщей демократии и свободы. Социализм не потерпел поражение в борьбе с внешним врагом /пусть не присваивает себе победу американский империализм, облюбовавший роль мирового жандарма/, а именно не состоялся. По причине скованности и даже определенной уродливости внутреннего развития, обусловленного не ошибочностью марксизма, а его сталинским извращением.
     Сталин, узурпировав власть, деформировал социализм и тем дискредитировал его. Выставив себя в роли главного знаменосца, он оказался, в конце концов, его могильщиком. Именно сталинизм, если говорить точнее, не выдержал проверки исторической практикой.
     Социализм же, если говорить точнее, был порушен в скрытной междоусобной борьбе правящих верхов, а также между верхами и низами за свою долю потребительского счастья. Не потому, что коммунистическая идея была неверна, а потому что страной правили в основном алчущие добычи и власти политики, как это бывало и прежде, думающие больше о себе. Вместо всемерного развития созидания, они боролись главным образом за возрастающие для себя преимущества. Всеобщая война потребительских амбиций, в конце концов, и поглотила социализм, идущая сверху, ожесточившаяся скрытно и преступно со времени Сталина.   
     Коммунистам давно следовало отмежеваться от Сталина и сталинизма, извинившись перед соотечественниками и всем человечеством за его непомерный авторитаризм под флагом коммунизма.
               
        2. Что делать?

     Однако  наша задача состоит не столько в поиске виновников, опознании диктаторов, разоблачении нынешних перевертышей и предателей, сколько в поиске и уточнении причин неудавшегося коммунистического опыта. Никогда кто-либо из правителей не признавал своей виновности. Не признаются и нынешние. Но когда мы поняли «почему» нечто произошло, становится яснее «что делать».
     Необходимо остановить череду сменяющих друг друга узурпаторов власти и восстановить преемственность исторического развития. С виновников уже не спросишь, а положение исправлять надо. Из четкого знания причин и следствий, понимания их связи. И первое, что для этого нужно, - восстановить марксизм-ленинизм в его исторических правах и исконной чистоте. Не как идеологию в ее вульгаризированном виде, позволяющую то выдвигать, то задвигать те или иные кирпичики-положения в зависимости от царствующего на данный момент субъекта, а как научную теорию всеобщей значимости с ее наиболее универсальным методом: диалектикой.
     Именно отказ от марксизма, показная преданность ему на словах повлекли за собой многие причины отрицательного и трагичного действия, с диалектической же последовательностью. Самонадеянность правителей, какими бы приемами они ни орудовали, выворачивается наизнанку объективным ходом исторического развития. И ожидаемые результаты встают в прямой противоположности к задуманному, принося людям неисчислимые беды. Так было с "отцом народов" Сталиным. И еще отвратительнее – с номенклатурным оборотнем Ельциным.
     Теперь мы вполне убедились в справедливости замечания Маркса: "Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того, что сам он о себе думает, точно так же нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию"(13).
     В самом деле: вот 1936 год – принимается Конституция нового общества. Гром аплодисментов, восторги победителей! И тут же – репрессии… 1985-й – горбачевская перестройка. Уставший от великих трудов и тщетных ожиданий народ с восторгом аплодирует новому мессии! И следом – потеря управляемости… Август 1991-го – провал ГКЧП /Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению/, войска возвращены в казармы, победа. Триумфатор на танке, народ ликует! А далее – развал экономики, чудовищное ограбление народа и его последующее вымирание... по миллиону в год.
     Как показывает исторический опыт, самые большие трагедии народа совершаются под гром его собственных аплодисментов. А подельщики занимаются переустройством в первую очередь в своих интересах и больше думают не о конечных результатах для всех, а о ближайших для себя. С этим что-то надо делать! Не правда ли?
     Мир развивается по объективным законам материальной жизни. И никому не дано их игнорировать. Поскольку мир развивается, постепенно развивается и человеческое отражение. Наиболее адекватным оно становится с превращением в науку, а науки, с приложением диалектики, – в марксизм. Но марксисты тоже люди и порой не меньшие слепцы, глупцы и перевертыши, чем кто бы то ни был. По ним нельзя судить о марксизме.
     Марксизм поэтому автоматически ничего не гарантирует и ни от чего не страхует. Люди сами делают свою историю. И беда в том, что они смотрят порой на происходящее как нечто отдельное от предшествующей истории, а не ее продолжение. Поэтому она им кажется творением их разума. Вот и Сталин, отступив от марксизма, соблазнился на личное всевластие, полагая, что так будет лучше. Но для кого? Впрочем, это могло быть оттого, что он не знал, что и как делать дальше. Однако что мешало ему посоветоваться с партией? Так нет же. Если далее и бывали дискуссии, то в заданном направлении и строго с заведомым результатом. Ясно, что подлог был продиктован четким расчетом и дальним прицелом.
     Увы! Вольное обращение с истиной преступно. Истина не позволяет вольностей даже богам! Поэтому мы и не знаем, существуют ли они доподлинно. Марксизм как теория истинен, потому что ничего не выдумывает и не списывает с чужих тетрадей, как Гайдары и Чубайсы, Ясины или Грефы, а исходит из «противоречий материальной жизни», строго следуя причинно-следственной зависимости.
     Марксизм – точная наука. Если практика – критерий истины, то ни одна из нынешних концепций, даже математических или физических, не подтвердилась в таком объеме и с такой достоверностью, как марксизм. Это звучит парадоксально, но лишь потому, что в науке и, особенно, в философии подвизается масса людей со спекулятивным, лицемерным  мышлением, и истина легко подменяется умозрительной интерпретацией в соответствии с собственными притязаниями.
     Деление на "точные" и "неточные" науки идет от людей, а не от самих наук. Наука либо есть, либо она – не наука. Будь то естественная или общественная. В общественной науке – свои непреложные критерии. Марксизм многое открыл, но это еще понимать надо. А за чужие мозги и эгоистические шельмования он отвечать не может.
     В 1936 году, когда Сталиным было заявлено о победе социализма, в обществе, поскольку оно стало бесклассовым, политика как метод управления должна была уступить место науке. В самом марксизме политические решения всегда следовали из  научного анализа. Раз политика - это регулирование отношений классов, а классов нет, значит, политика /в ее внутреннем  значении/ становится излишня, либо относится к внешним фронтам. Общество переходит к регулированию и развитию своих отношений не с позиций и в интересах одной, пусть и очень большой группы населения, а с позиций и в интересах всех членов общества, как в ближайшем, так и отдаленном значении. А это – предмет науки. С  окончанием классового периода в жизни общества политике приходит конец. Наука выходит на передний план. Надстройка становится не органом господства какого-либо класса, слоя или группы, а органом управления ко всем от имени всех.
     Благодаря этому открывается безграничное, ничем не стесняемое развитие демократии. Та демократизация, о которой начал, было, говорить Хрущев и до полного недержания разговорился Горбачев, встала в повестку дня с победой социализма, построением бесклассового общества. Коммунизм и демократия поэтому не только не противоречат друг другу – они по-настоящему совместимы. Демократия, вытекающая из коммунистического отрицания государства, это уже не политика. Это – воздух, атмосфера свободного бытия общества, ничем не сдерживаемая и не подверженная страху, о чем и мечтать не могла буржуазная демократия, восхваляемая нам либеральными демагогами как счастливая возможность всем поедать друг друга, а точнее, как свобода хищникам грабить трудящихся.
     Если бы Бурбулисы и Гайдары, Шахраи и Чубайсы действительно хотели что-то путное сделать для народа, им достаточно было бы разоблачить теоретический подлог И.Сталина и все свои лозунги свести в одно-единственное требование к властям – быть верными марксизму-ленинизму не на словах, а на деле. И указать, откуда у подлинной демократии ноги растут!
     Еще в 1920 году В.И.Ленин говорил: "Это начало самой счастливой эпохи, когда политики будет становиться все меньше и меньше, о политике будут говорить реже и не так длинно, а больше будут говорить инженеры и агрономы… Самая лучшая политика отныне – поменьше политики. Двигайте больше инженеров и агрономов, у них учитесь…"(14). Политика отодвигается в связи с приближением бесклассовости в стране.
     Как видим, задолго до 1936 года было желание потеснить политиков в руководстве учеными специалистами, т.е. людьми, знающими дело, а не болтающих о нем. Не это ли путь к позитивной, созидательной демократии? А что затем? Уже при Сталине речи становились все длиннее и длиннее, а наука была превращена в служанку политики. Теперь же политика, без науки, выродилась в политиканство с политтехнологиями для шельмования общественного сознания. И приходит еще безумно умный Гайдар и говорит: давайте вернемся в капитализм, раз не получился коммунизм. Не поняв, почему не состоялся коммунизм, он просто объявил его неверной идеей.
     Увы, неверна идея самого Гайдара. Только номенклатурный выдвиженец мог набраться такой претенциозной наглости оболгать исторический материализм Маркса, Энгельса, Ленина и противопоставить себя историческому выбору народа. Никакого капитализма из этого не выйдет. Лишь наслаиваются расширяющиеся круги воровства, создавая предпосылки общехозяйственного разрушения страны. Грядут трагедии, более тяжкие, чем от сталинского извращения марксизма.
     Ваучер стал морковкой для наших доверчивых аборигенов, чтобы они смирились и стыдливо закрыли глаза, когда у них из-под носа уводят их несметные сокровища. Однако оттого, что вам разрешили воровать, придумав или заимствовав для этого некие правила, воровство не перестает быть воровством. Поэтому все, что в личной собственности создано не собственным трудом, есть кража. И это невозможно квалифицировать иначе. Ведь одно дело приватизация в Англии, где имеются накопленные в преемственности капиталы, и совсем другое – у нас, где мы жили от зарплаты до зарплаты. Ясно, что мы имеем дело не с естественным процессом, а силовым навязыванием искусственных управленческих решений. И разграбление страны не может быть названо "стадией первоначального накопления", как это ранее определялось в истории.
     Номенклатура попросту устроила себе воровской беспредел. В связке с "теневиками". По меткому определению Станислава Говорухина и Виктора Илюхина, установилась криминальная деспотия, с круговой порукой, добавим, как по вертикали, так и горизонтали. Власть не просто присваивает, раздавая сама себе и приближенным государственное имущество – саму экономику отчуждает у общества, заставляя ее работать на себя, заботясь лишь о кормежке населения. Основная задача ее – придать вид законности творимому произволу. И этим занимаются сверху донизу все управленческие структуры. Обворовывая народ, отделываясь нищенскими зарплатами и пенсиями, власть называет государство «социальным», стремясь доказать, что все делает в интересах народа. Нет более издевательского парадокса!
     "Новых русских", выходцев из номенклатурной элиты или трудовой интеллигенции, сумевших сколотивших огромные состояния за два-три года, она называет бизнесменами, коммерсантами, предпринимателями, банкирами, промышленниками, словом, буржуазией. То есть, ломает ту же комедию, что учинил в свое время Иосиф Виссарионович, назвав рабочих и крестьян "новыми классами". Только те тогда уже не были классами, а эти классом-то и стать не могли. Но суть от этого не меняется. Вор, по законам всех более или менее развитых государств, не может считаться собственником краденого и, как бы его ни отмывали, ни легализовали, ни возносили, пока жив, подлежит суду, а краденое – возврату подлинному владельцу, трудовому народу.
     Действительная поляризация в нашем обществе проходит сегодня  не по классовому признаку, не между буржуазией и пролетариатом, которых попросту нет, а между тружениками и ворами - как крайнее конкретно-историческое выражение всеобщего деления людей на созидателей и потребителей. Ни социализма, ни капитализма здесь нет. Есть продолжающееся надругательство над историей, более сатанинское, чем от Сталина.
     Пушкин говорил, что, если бы люди точно называли вещи своими именами, они избавились бы от половины заблуждений. А поскольку в своих поступках они еще и исходят из заблуждений, то - и от множества трагедий. Но ложь бывает выгодна, и они держатся ее.
     Это многое объясняет. Поэтому либерально-реформаторская идеология не есть некое повальное оглупление или помешательство народа, как может показаться. Это – идеология сознательного мошенничества, ловящая людей на эгоизме и собственнической психологии.
     Люди, видя ее распространенность, доминирование в средствах массовой информации, не могут ей противиться, чтобы не выглядеть белыми воронами. Зато в границах личной выгоды приемлют ее, несмотря на очевидную вредоносность для большинства и общую опасность в перспективе, чтобы сносно объяснять себе и другим поступки своего стяжательства. Они предают, таким образом, свои, выработанные веками человеческие ценности под свой же собственный корыстный интерес. Эта идеология портит людей против их собственной воли, оправдывая их потребительские амбиции, жадность, хватательный рефлекс. Если коммунисты десятилетиями изнуряли человеческую сущность, интенсифицируя труд, то либеральные подельщики извращают ее, нагнетая в ней звериные инстинкты и поползновения.
     Люди, конечно же, не проверяют идеологию на истинность, а приспосабливаются к ней. Как это происходило и прежде. На выяснение истины обычно уходят столетия, горы трудов и моря крови. Но нам сегодня не отпущено столько времени. СССР погублен. Россия катится в пропасть. Плата уже велика. Но воры торжествуют: они богаты, и их респектабельно именуют господами, охраняют наемники, полиция, защищают власти.
     Довольно! С реформами, если хотим выжить, пора кончать. Как покончили с неверной попыткой строительства извращенного коммунизма. Общество нуждается в лечении. Мало ли что-то кому-то выгодно. Жить хорошо имеют право все, а не кто-то - за  чей-то счет! Дело Гайдара-Чубайса не просто ошибочно, оно ложно и лживо. Не реформы будто бы осуществляются неправильно. Неправильны и неправедны сами реформы. Их исходный посыл неверен. И как их не поворачивай, будет выходить только морока. И большая всем беда. Король-то голый!
     Но и на коммунистов ныне надежды никакой. Отстаивать марксизм перед ними - дело более трудное, чем перед его прямыми врагами. Они попросту не знают и не понимают его, оставаясь упертыми догматиками. Воров они воспринимают, как им их и подают, за буржуазию. Поэтому одним не терпится вновь повторить «сталинские» репрессии. Другим грезится повторная социалистическая революция пролетариата. Однажды вбитое в голову искажение мстит за доверчивость тем, что, несмотря на происшедшие изменения, люди до сих пор лишены четких представлений о самих себе и о возможных противниках. Режим поэтому держится больше на обмане, чем на силе оружия.
     Они не сознают, что любой исторический акт есть особенность, сочетающая в себе общую закономерность и неповторимую уникальность. История не штампует события /в ней нет дурной бесконечности/, а выдает их в развитии качественного своеобразия. Путаясь в качественном определении событий, коммунисты естественно и не ведают, что делать. Если прежде капиталистов мучил «призрак коммунизма», то коммунистам теперь всюду мерещится призрак капитализма. И на место здравого понимания ситуации ставят закоснелые догмы: юридическую, к примеру, ответственность за воровство подменяют классовой революцией, исторически для нас исчерпанной. Нам достаточно судить воров, что бы не питать иллюзий о повторной социалистической революции.
     Коммунисты представляют собой сегодня теоретически разоруженную, вырождающуюся секту, не способную /из-за эклектичного в своем прагматизме руководства/ ни к самоорганизации, ни к организации всенародной оппозиции. «Лимит на революции» у них исчерпан /Зюганов/, а классы, тем не менее, «продолжают быть». Из-за этой путаницы, «возглавляя» отсутствующий класс, они не видят и не приемлют действительной, развивающейся революции. А она есть, продолжается, ширится и углубляется как Всенародная, общедемократическая революция, разразившаяся восстанием в 1991-м против номенклатурного засилья и расстрелянная предателями в 1993-м. Она не одноактное явление. Грядет ее новое конкретно-историческое свершение!
     Вспыхнув как антибюрократическая, она постепенно сфокусируется как антикриминальная. Против той самой элиты, что сначала ограничивала, а потом ограбила собственный народ. И народ вернет свою собственность! Как он отвоевал ее у капиталистов в 1917-м. Потому что собственность есть его действительная опора, созданная на протяжении веков, а не только советского периода. Именно труд порождает собственность, а не наоборот.
     Можно долго обманывать людей, но прозрение придет. Тогда и начнется не «переходный от капитализма к социализму период», а организационно-восстановительный, преследующий – не возврат к прежнему, казарменному социализму, а установление и развитие его на естественноисторических основаниях. И первым делом он проведет не экспроприацию /что было верно по отношению к капиталистам/, а реверсию, возврат собственности исконному владельцу /что правильно относительно воров/, путем не репрессий подряд, а уголовного преследования конкретных виновников и исполнителей грабежа. Разумеется, не по идеологическим мотивам, а по факту и мере вины, с гласным судом и всеми процессуальными процедурами.
     Это необходимо, чтобы народ знал, как с ним обошлись его правители в своем «великом реформаторском порыве», чтобы ложь перестала быть системным управителем страны.   
     Вопрос не в том, быть или не быть богатым, а в том, за что богатство. По труду и таланту или от воровства и связей? По справедливости и соразмерно или незаслуженно и с избытком?
     Этот путь очищения при его общественном осознании был бы наиболее оптимальным и безболезненным, чем стихийный бунт. При условии консолидации трудящихся масс в широкую демократическую оппозицию.
     Но ошалевшие от «свободной охоты» хищники, разумеется, не захотят расстаться со своей добычей. Более того, желая наращивать воровской почин, они держат под контролем прессу, погруженный в коррупцию чиновный аппарат, спецподразделения внутреннего назначения. Они прекрасно знают, кто они на деле /это для коммунистов и обнищавших масс они – «буржуазия»/. И поэтому создают под оплаченный заказ идеологические ширмы и помпы, декорации и пугала, буферные слои из так называемого «среднего класса»,  держат на поводке всю президентскую рать вместе с Президентом. А посему надежд на консолидацию и общественное осознание мало. Слишком много лжи – с одной стороны, и предрассудков – с  другой.
     Оппозиции, как воздух, нужен хоть один телеканал. Для реализации своего права на демократию. Газеты «Искра» или «Дуэль» явно недостаточно при современных объемах и скоростях обращения информации.
     История, однако, не дремлет, даже когда нет видимых потрясений. В свое время правящие коммунисты не услышали в новочеркасских событиях тревожного звонка и всё оставили как прежде, так и нынешняя либеральная власть (при амбициозных шумах с оппозицией и конкуренции с «патриотами»), при каждой очередной разрушительной реформе, угрожающем росте инфляции или финансовом кризисе будет получать от низов все возрастающую раскачку своего грабительского режима.
     По мере этой раскачки в самих верхах будут зреть действительно думающие о народе представители. И победа придет, когда соединятся эти движения снизу и сверху, когда в верхах произойдет поляризация не по партийно-клановому признаку, как при Хрущеве, не по семейно-групповой /ельцинской/ или территориальной /путинской/ принадлежности, а по чести и совести конкретных, умных и честных заступников народного права.
     От «патриотов РФ», весьма увлеченно играющих роль благодетелей народа, чего-либо дождаться тоже трудно. Среди них не меньше потенциальных «мерзавчиков», чем в нынешней правящей элите, поскольку столь же легко и непринужденно, как и либералы, перестраиваются из псевдокоммунистов в лжедемократы. Ради, конечно, собственного корыстного успеха. Они прекрасно знают, сколь лакомым куском является власть, чтобы не начать борьбу за лучшие для себя позиции уже на подступах к ней. Поэтому между собой они борются порой с большей яростью, чем с прямым противником.
     Но главная проблема не в этом: междоусобицы всегда хватало. А в том, что, справедливо выступая против либерального погрома, они, как и коммунисты, не знают, а что потом: после взятия власти. Позитивная их программа, если можно ее так назвать, спроецирована больше из добрых пожеланий и обещаний. И потому в ней – больше деклараций, чем учености и опыта. Если либералы «продали» страну, то патриоты хотят  «купить» ее. Посулами. Через подъем народно-религиозного самосознания жаждут реализовать собственные цели. Отвергнув коммунизм, как и либералы, и пустив зацепки в перепаханную «реформами» почву, они хотят возделывать ее якобы в национальных интересах. Вроде бы это лучше, чем американо-европейская ориентация либералов.
     Но трудовому народу от этого не легче. Какая ему разница: свой, родоплеменной, или прозападный хищник сядет ему на шею и будет шкуру с него драть и кровушку пить? Если хорошо вспомнить историю, то ведь социалистическая революция в России свершилась не столько по гениальности Ленина, сколько оттого, что русский эксплуататор был наиболее хищным и жестоким на евразийском континенте. И нет никаких признаков, что национальный характер изменился. Зато камуфляж стал утонченней. Ну, это оттого, что все они из народа и получили от него прекрасное, бесплатное, широкоформатное высшее образование и теперь возвращают ему его в виде «вечных ценностей» и прописных истин, воинствующей накачки религиозности /подобной послереволюционной атаке "воинствующего атеизма"/ и расцвечивания православных идеалов и слепого патриотизма. Им мало, что народ ограблен. Им надо, чтобы народ, разуверившись в справедливости, душой принял бы "реформы" и вернулся к богу. Это удобно. А уж они потом о нем позаботятся.
     Это – консервативный патриотизм, преследующий лишь борьбу за власть. Власть для себя, а не для народа. Ради передела собственности, перераспределения должностей и местечек, полномочий и доходов, а не отмены грабительских для народа реформ. Если патриоты за народ,  им следовало бы объединиться с коммунистами против либералов. А они расчетливо поддержали либералов против коммунистов, отстранившись от правды.
     Ведь если вы поверили в «честное предпринимательство» с нуля, сладкозвучно поете о «малом бизнесе», то вы либо из раннего средневековья, либо лицемерите под Гайдара, лукавите под Явлинского. Но тогда это не прекращение грабежа, а лишь смена его ветрил и правил. В лучшем  случае, это - пересмотр итогов приватизации, но не самой приватизации. И с вашей победой, следовательно, нас ждет продолжение беды: выкачивание труда, недр, ресурсов в пользу новых охотников, а - не народа. Вы, следовательно, просто в очереди  "порулить" /по Черномырдину/, но не за тем, чтобы сменить курс. Отстаиваете свое право перед заведомым преступником, но на ту же поточную деятельность. По отчуждению, присвоению, накоплению. Такой «патриотизм» эксплуатирует чувства русских, но не мобилизует их. На поверку, это не более чем многоликая и бестолковая говорильня о почвенной нравственности и идеалах при полном игнорировании современных прав трудового народа, жаждущая вернуть страну в дооктябрьское  прошлое и не видящая за ним будущего.
     Хватит! Перестаньте соревноваться в глубокомыслии, толкаться в политологических шоу на ТВ, сравнивать одних говорунов с другими и думать, что лучший оратор и есть ваш избавитель. У них нет системного видения и подхода. И хотят они лишь частных улучшений. В локальном направлении. И заметьте, что, когда кто-либо из них действительно приближается к истине, он довольно быстро исчезает с экранов, уступая место другим шутам и скоморохам. Власть нуждается не в истине, а в прикрытии и маскировке лжи, в дезориентации населения. Пора понять, что вы участвуете в балагане. Демократия попросту невозможна при углубляющемся катаклизме обманутого народа.
     Но даже победа над ворами и взяточниками, лжецами и предателями, приход во власть честных, думающих о народе людей не решает всей проблемы, а лишь сглаживает ее. Важно найти в окружающем нас обществе не «хороших» людей /это вдалеке от кормушек они выглядят честными и порядочными/, а тех, от кого все зависит, на кого можно опереться и идти далее, к улучшению жизни для всех, к прогрессу всего общества.
     И такие люди есть! Разумеется, это не «новые собственники», как правило, бывшие директора и управленческая верхушка предприятий и отраслей, которые качают «общие успехи» в собственные сейфы. И уж, конечно, не олигархи, которые украв чужое, уходят в тень, а совсем, наоборот, - те, что хотят отдать свои достижения во благо всех и без особых претензий на признание и материальное поощрение.
     Это – новаторы производства, рационализаторы и изобретатели во всех средах и слоях общества, занимающиеся усовершенствованием орудий и приспособлений, техники и технологий, организации и контроля производства, повышающих его эффективность.
     Эти люди появились давно. Как люди – даже раньше других. С момента изобретения и изготовления каменного топора, копья, лука со стрелами, колеса, приручения огня, ветра, т.е. с проявления творческих всплесков, преодолевающих автоматизм животного рефлекса. Их творчество стало критерием превращения нашего предка в человека. Они изобретали и уходили в тень. Человечество далее тиражировало их новшества, количественно наращивая производительный потенциал, а потом благополучно забывало о своих подвижниках. Но именно они вывели его на дорогу исторического прогресса,  временами придавая ему  значительное ускорение своими новациями.
     Социализм, даже со своей трудной, из-за внутренних и внешних причин, судьбой, впервые породил их массовым порядком. Общественная собственность на средства производства дала тому определяющий толчок. Если первичная революционность рабов во всех древнейших цивилизациях выражалась в погромной ломке орудий своего труда, то новаторы, получив социальную свободу из рук пролетариата, принялись их совершенствовать. История поменяла вектор. Ибо дело открылось не просто и не столько в том, чтобы взять орудия труда в свою законную собственность, а в том, чтобы, овладев ими, далее качественно совершенствовать их.
     Революция бессмысленна, если на себя приходится трудиться /при устаревающих машинах и станках/ тяжелее, чем на капиталиста или помещика. Революция поэтому не самоцель. Она есть введение в новую историческую задачу. Но, соответственно, она порождает и новую движущую силу, способную ее разрешить. Новаторы, таким образом, становятся историческим преемником и продолжателем дела пролетариата на пути восхождения общества к развитому коммунизму.
     Это первая из движущих сил в истории /к началу «перестройки» в СССР она насчитывала около 14 млн. человек/, которая в своей активности преследует не свою, а общую, даже всемирную пользу. Она не борется за собственность или ее передел для себя, а совершенствует ее для всех. Ее мысли не о том, как взять и перераспределить что-либо к собственной выгоде, а, напротив, как пополнить всеобщее достояние. По самой природе своей, она есть подлинно коммунистическая сила.
     Простой работник, пока он остается традиционно физическим тружеником, не создает и не может создать высшей производительности труда. Он может, положим, волевым образом заставить себя выдать вдвое больше продукции, чем прежде. Но он, соответственно, вдвое больше израсходует и себя и машину. Такой труд не экономит, а увеличивает совокупные издержки на единицу продукции; не снижает, а повышает ее себестоимость. Он неизбежен при выходе общества из критических состояний /таких, как война, природные катаклизмы/, но не может служить нормой при его поступательном движении. В действительности нельзя, и это убедительно доказала практика накачки нормативов, повысить производительность труда, оставляя неизменным способ производства. А традиционный труженик, будь то рабочий или крестьянин, использующий себя лишь в качестве придатка машины, его не затрагивает.
     Но положение меняется, когда труженик начинает не просто использовать, а совершенствовать орудия, т.е. переключает внимание с конца на начало производства, превращая их в цель своих творческих усилий, развивая при этом и себя самого. История, таким образом, порождает нового труженика, применяющего в труде высшие человеческие способности, считавшиеся прежде принадлежностью правящих классов или избранных профессий. И это знаменательно!
     Парадокс, однако, заключается в том, что руководители нашей страны не только не заметили и не востребовали новую движущую силу к ее активному использованию, но бюрократически третировали ее.
     Они занимались междоусобной и "классовой борьбой", всеобщим и иерархическим распределением, репрессиями и контролем сознания, надзором за искусством и моралью, выполнением и перевыполнением пятилеток, фиктивным строительством коммунизма /теперь они занимаются таким же фиктивным строительством капитализма/, «проектами века» и космосом, оружием и "миролюбием" в рамках империализма. Словом, занимались они чем угодно, только не прямым, во главу угла положенным развитием производительных сил страны, от которых все зависит.
     К примеру, если вы  действительно делаете жизнь лучше, а это вполне реально при развитии людей и их орудий, то не понадобится контролировать их сознание, сажать несогласных в лагеря, доказывать, что «жизнь стала лучше, жить стало веселей», одергивать работников искусств, проходить бульдозером по выставкам, расстреливать  демонстрации протеста или заниматься их избиением.
     Они постоянно и тупо цитировали, что «производительность труда – это, в последнем счете, самое важное, самое главное для победы нового общественного строя»(15). И с подачи тупых экономистов из раза в раз повышали нормы и снижали расценки на выработку, подвергая людей запредельному износу. А тех, кто действительно ее повышал /не на проценты, а в разы/, конкурируя порой с научно-исследовательскими институтами, обрекали на «хождения по мукам» в бюрократических коридорах власти. Многие вероятно еще помнят книгу об изобретателях В.Дудинцева «Не хлебом единым», снискавшую широкий резонанс в обществе в 1957г. и повторно, в 2005г., ставшую бестселлером в киноверсии Станислава Говорухина.
     Справедливости ради следует заметить, что накачка нормативов своей изнаночной стороной исподволь подталкивала новаторов к активности, побуждая их к поиску лучших решений. Но руководство страны не воспринимало их всерьез, полагаясь сугубо на научно-исследовательские институты, и своих ориентиров не меняло. Простые же рабочие нередко конфликтовали с новаторами, поскольку после нововведений пересмотр нормативов и расценок активизировался и часто неадекватно.
     Однако и нынешние правители, призывая к заимствованию западного опыта, не извлекают уроков. Они слушают новых советников /из той же, впрочем, обоймы/, тупо противопоставляющих план и рынок, вместо того, чтобы правильно понять и то, и другое. Они, как и их советники, больше озабочены тем, как выглядеть. Поэтому хорошо увязывают слова, но не дела. А рационализаторы и изобретатели прозябают возле разваленного и разоренного «реформами» производства, как у разбитого корыта.
     Власть в лучшем случае пытается задобрить народ /бестолковыми повышениями зарплат и пенсий под съедающую их инфляцию/, а высшие человеческие, творческие дарования, благодаря которым решается множество проблем, остаются не у дел, либо обивают пороги новых «хозяев жизни», преследующих лишь сиюминутную выгоду и совсем не там, где ее можно извлечь. Декларативно призывая к инновационным, прорывным технологиям, власть кормит народ за счет нефти и газа, лесов и водных ресурсов. А ведь давно известно, что если природные богатства от неумеренного потребления катастрофически тают, то потенциал человеческих талантов при таком потреблении, наоборот, прирастает. Здесь именно альфа и омега человеческого развития, а не в пошлой стихии рынка с мелочностью и необузданностью частного интереса.
     Если бы прежние коммунисты или хотя бы Горбачев, назойливо призывавший к «нестандартным решениям», заметили и активно воспользовались новой движущей силой, Г.Киссинджер плакал бы сегодня над американским империализмом, как малый ребенок, а Егорушка Гайдар не знал бы другого места писаться как в журнале «Коммунист».
     На вопрос «что делать» есть ответ: необходимо произвести переосмысление основ и источников развития. Не физический труд, не залежи недр и земель, не лицемерное «единение» труженика и кровососа под флагом вымученной национальной идеи, а творческие дарования живых людей могут обеспечить рывок страны по пути прогресса.
     Мало поэтому отменить "реформы", вернуть собственность и наследные богатства народу, наказать мошенников и воров. Это необходимое, но не главное для последующего хода истории. Мало также проку и от хороших, образованных людей, если они не знают, что от чего зависит и как вести дело? Надо всем обществом повернуться к новаторам производства, дабы от воровского творчества маститых олигархов и мелких жуликов перейти к созидающему, конструктивному творчеству рационализаторов и изобретателей.
     Для этого нужно поднять статус новаторства, признать его не частным делом, в рамках которого идея становится предметом купли-продажи, а общественно-полезным трудом. Но, соответственно, и оплачивать как труд.
     До сих пор существовала и существует премиальная система вознаграждения за внедренное рационализаторское или изобретательское предложение. То есть, разовая выплата в форме авторского гонорара, начисляемая от гипотетического годового /или другого временного отрезка/ экономического эффекта предложения. Здесь создается видимость полного и справедливого расчета с автором. Но только видимость! Предметом обмена признается идея, но не труд, в нее вложенный, который имеет свое пространство и время и начинается уже в детстве, в игровой практике. Такая оценка берет во внимание лишь результат, но не процесс, его подготовивший, который присутствует в идее в скрытом и неучтенном виде.
     Поскольку идея приносит не разовый доход, а относительно постоянный /порой десятки, сотни и даже тысячи лет: вспомните колесо, парус/, постольку автору ее, очевидно, следует выплачивать не разовое вознаграждение /премию или гонорар/, а  относительно постоянное, частичное денежное отчисление от экономического эффекта предложения, постоянное до тех пор, пока идея приносит доход.
     Вопрос не просто в справедливости, что само по себе немало. Вопрос в том, чтобы поднять само творчество на новый уровень и сделать его непрерывным.
При премиальной форме, даже если автора хорошо оценили, без особых хлопот внедрили и оплатили идею, человек сравнительно быстро тратит премию на нужды семьи, погашение долгов /поскольку его, как правило, никто не субсидирует/, решение других проблем. То есть, полученные деньги, кроме морального воздействия, ничем особенно не помогают. Процесс творческого поиска оказывается прерывным и в дальнейшем снова необеспеченным. Мученически обретенный успех не дает облегчения на будущее. И труд, имеющий громадную общественную значимость, превращается фактически в личное дело своего старателя. Хочешь – майся, хочешь – нет.
     А у него, несмотря на тяготы жизни, сохраняется желание творить и, главное, его мозги, без которых, если они не реализуются сегодня, завтра может не состояться необходимое достижение следующего новатора. Ведь творчество - это преемственный и совместный труд поколений. Не расточительно ли мы относимся к этому, дорогие обществоведы, жаждущие всех поголовно сделать то коммунистами, то коммерсантами, то верующими? Не глумится ли наше правительство, давая широкую свободу шалеющим хищникам и копошащимся добытчикам, забывая при этом, с чего собственно начался и чем поддерживается исторический прогресс?   
     Проблема, однако, решается при введении относительно постоянного денежного отчисления. Это будет поддержка новатору, создающая заинтересованность не только в продолжении творческого труда, но в поиске и разработке более фундаментальных, обладающих большей экономической и моральной ценностью идей. Поскольку они будут означать для автора более значительные и длительные выплаты. Это повысит также заинтересованность в получении и углублении знаний, побуждая человека к расширению  образованности и личностному самосовершенствованию.
     Многие, конечно, возразят: а не лучше ли субсидировать науку, как раньше, чем поддерживать домашнее, доморощенное творчество?
     Речь, во-первых, не о внешней поддержке новаторов. Они сами себя будут субсидировать /из предыдущей разработки в последующую/, ни рубля, как и прежде, не беря с государства. Здесь будет вестись частичный возврат средств с уже созданного ими потенциала, а не из государственного котла. А во-вторых, речь идет о том, чтобы не смешивать и не противопоставлять творчество и науку.
     Творчество и наука – близкие, но далеко не совпадающие вещи. Как часто в науке подвизаются закостеневшие рутинеры и махровые ретрограды. Как много в истории примеров, когда даже передовые в свое время ученые становились душителями прекрасных творческих идей чужих авторов. В поддержке больше нуждается именно творчество, даже в самой науке. А, в-третьих, «доморощенное» - это только начальная стадия творчества. Человек сам далее будет стремиться к знаниям и их углублению.
     Науку, впрочем, тоже надо ценить. Но не так, как сейчас - бездумно, по старинке, воспроизводя в ней феодально-кастовые, недемократичные отношения исходя из иерархии мундиров и мантий, званий и постов, платя постоянную ренту за однажды возведенную в степень /кандидатскую или докторскую/ какую-нибудь компиляцию на основе какой-нибудь корреляции в какой-нибудь квинтэссенции. Это дико, когда кто-то, благодаря занимаемому положению, имеет право объявлять конкурирующую идею ложью и без особых доказательств отшвыривать ее в сторону. Но эта дикость ныне - повседневная практика. Уж если в науке человек получает пожизненное дополнительное вознаграждение за однажды хорошо оформленную выкладку /или ересь/, то почему не платить новатору, частично, за реальный вклад в общую кладовую?
     Наука дает человечеству огромную экономию сил в его развитии. Но чтобы она, заменив политику, стала дельным управляющим, она сама нуждается в научной организации. В нее и поныне устремляются потоки потребителей, карьеристов, самодовольных умников и показушных деятелей, и единственный способ защитить ее от их засилья – дать в ней дорогу новаторству, творческим исканиям, распространив предлагаемое отчисление и за научные открытия.
     Стимулы нужны науке, но за истинные творения, а не компиляции, с изменением подходов, критериев, оценок. Когда всем и трудягам, и карьеристам, платят одинаково за повешенный на плечи мундир, горе такой науке, бедствие подлинному творцу.
     Однако недостаточно сделать новаторство обеспеченным и состоятельным.
     Когда человек сможет безбедно жить на средства, отчисляемые ему от экономического эффекта предложений, его, по-видимому, вообще следует освободить от обязательной сменной занятости на предприятии, с правом свободного и самостоятельного его посещения. То есть, предоставить ему полное право самому распоряжаться своим временем. Это будет уникальный момент в истории! Свобода ради нового труда, вне чиновного принуждения и регламента. Именно при такой свободе творческий труд станет наиболее эффективным. Как у художника, писателя, композитора.
     Прекратится непроизводительное, механически-принудительное расходование человека в качестве физически-тягловой силы, человека, могущего давать неизмеримо больше, но умом. Дополнительный ради простого приработка, творческий труд в таком случае превратится в основную свою разновидность. А самый труд и вся его жизнедеятельность совпадут, как совпадали они изначально на заре человеческой истории. Всё время и всё пространство превратятся у него в трудовое пространство и время: ведь творческий труд не знает места и времени своего «эврика!». Гениальные идеи, как известно, могут прийти в ванне /Архимед/, в саду /Ньютон/ и даже во сне /Менделеев/.
     Если при этом мы создадим в НИИ и ВУЗах консультативные пункты и опытные мастерские, мы приведем новаторство и науку от нередкого противостояния между собой к прямому их сотрудничеству, почти братанию, т.е. к совместной авторской работе. Многие люди тогда, увидев это, потянутся к знаниям и не замедлят обнаружить в себе, помимо корыстных потуг, культивируемых либеральной вольницей, творческие дарования, повышающие  самоценность человека. Страна с облегчением начнет освобождаться от тягла стяжательства, корыстолюбия, наживы.
     Намучившись от диктаторского, псевдокоммунистического режима, силком тянувшего всех к единой цели, она легко клюнула на либеральные, лжедемократические приманки и, отказавшись от общего интереса, погрузилась в борьбу каждого с каждым за личное против всех преуспеяние. Вместо того чтобы исправить неверно начатое строительство, она принялась за новую вавилонскую башню, перемешав все языки и понятия. Обычным промыванием мозгов, разъяснением причинно-следственных связей здесь уже не обойдешься. Здесь нужно заинтересовать, чтобы люди поняли, что можно все заработать, не конфликтуя с обществом, и достаточно легко, избегая при этом злобной борьбы, конкуренции и преступных действий.
     Мало того, именно новаторство положит предел бюрократическому правлению страной. Отнюдь не гайдаровская, вне нравственных принципов, вольница, с повсеместно закрытыми ставнями и задраенными люками. Освобожденный от обязательной принудительной занятости человек сам будет расширять свои трудовые связи и объединяться в решении проблем с другими творческими людьми, минуя чиновный контроль. Освободив новатора с конкретного предприятия, перед ним следует открыть настежь /по спец.мандату/ двери всех институтов и предприятий. Здесь именно проявится общественный характер собственности. Здесь именно будет развиваться универсальное общение людей, единение в причастности к общей цели.
Новаторство поэтому само по себе выступает как прямой антипод бюрократии.   
     Бюрократы, однако, не такие уж плохие люди, как порой кажутся. Это люди, строго следующие инструкциям и приказу, чтобы избегать неприятностей, служить и именно за это получать свое жалованье. Они не враги государству, но и не враги себе. Среди них тоже много умных, порядочных людей, немало по-настоящему и творческих. Получив постоянное дополнительное отчисление за свои новаторские управленческие разработки /а здесь для новаторства – непочатой родник/, они смогут также уйти с насиженного места в свободное плавание, не прибегая к взяткам и другим левым комбинациям. Благодаря этому в управление все больше будут приходить государственно мыслящие специалисты, как и многие, которые, являясь хорошими техническими работниками, перестанут лезть по головам в управление ради более высокой зарплаты и положения.
     Управление начнет очищаться от бюрократии и коррупции среди нее. В некоторых случаях даже можно будет расценить и оплатить как новаторское предложение личное прошение о собственной отставке. В таких случаях обществу будет выгоднее платить такому "руководителю" /если его нельзя судить!/ за то, чтобы он лучше ничего не делал, чем позволять ему и далее разваливать вверенное ему предприятие, отрасль или страну. Чиновничество тогда начнет больше думать не о собственном, а об общественном благе. Дайте людям зарабатывать честно, и они перестанут воровать!
     Нетрудно понять, что при такой оплате творческого труда страна уверенно пойдет по пути не только ускоренного экономического, но социально-нравственного прогресса.
     Она будет вовлекать в позитивное, конструктивное творчество, избавляя от воровских происков, все более широкие слои населения. Кроме того, живое творчество людей все чаще и глубже будет обращаться к накопленным знаниям и умениям прошлых поколений, прилагая их к своей и общей пользе. Следовательно, творческий труд это не просто труд современников, это – совместная деятельность поколений, дающая вторую, третью, пятую и т.д. жизнь нашим предшественникам. Активизируя живых, мы приобщаем к нашей жизни своих предков. Нас становится больше, и мы становимся богаче! Ведь под нами несметные, иногда забытые или невостребованные сокровища. И не надо никаких эзотерических заклинаний для встреч с "духами" прошлого, надо просто черпать их достижения. На этом пути происходит подлинное единение поколений, вырисовывается смысл общего движения национальных усилий.
     Национальную идею не надо выдумывать. Она вызревает в логической последовательности живых людей, борцов, авангардных и движущих сил в народе.
     Мы, однако, отличаемся здесь от остального мира. Европа, Америка, просвещенная Азия делают ставку на научно-техническое творчество тонкого слоя высокообразованной интеллигенции, превращенной в «пролетариат умственного труда». Творчество по заказу, по найму, с концентрацией необходимых условий на заданном направлении дает хорошие образцы высоких технологий, с целью выигрыша в жесткой конкурентной борьбе, на благо отдельного собственника или корпорации. С этим, кажется, невозможно поспорить. Нужно просто заимствовать. Здесь - профессионализм, у нас – как бы любительщина.
     Опять заимствовать?.. Если сравнивать по конечному результату /да еще на сегодняшнем этапе/, тогда, конечно, – иного не дано. Но ведь такое творчество чисто технократического и узко-целевого назначения оставляет в стороне и втуне огромный пласт неведомых вариантов и возможностей. Мы ведь знаем мир едва ли на 1-3 процента /лишь то, что нас окружает и болезненно тревожит/, да и то вынуждены постоянно уточнять. А уж как понимаем его, в особенности, свой собственный, человеческий мир, тут и говорить не приходится.
     Когда к нам приставляют таких учителей, как Гайдар и Чубайс, Зюганов и Анпилов, нам остается либо разбежаться, либо строем в могилу. В то самое время, как мир наполнен уникальными связями и секретами, а вокруг - миллионы незадействованных талантов. Нам нужен именно свободный труд свободного человека, с традиционно широким кругозором, соответствующим национальному характеру, каким и станет уходящий от непосредственной связи со станком рационализатор и изобретатель. Не сразу, но рывок в будущее сделаем именно мы. Нам бы только руководителей умных!
     Разумеется, не сразу. Но когда у человека  будут все 24 часа и весь мир вокруг, он быстро восполнит пробелы в знаниях и недостаток общения. И представьте, ему не нужны будут ни звания кандидата или доктора наук, ни должность академика, чтобы чванливо возвышаться над другими. Его мышление будет оригинальным, независимым от авторитетов, устремленным к истине, а не к высотам постов и званий. И его профессионализм – это вопрос времени. Но зато это будет более высокий и всеобъемлющий профессионализм, когда творцы из разных областей будут отлично понимать друг друга, не закрываясь в непробиваемую броню узкой специализации.
     Когда есть исходное условие – активная творческая способность /и общественное к ней признание/, - тогда все остальное приложится достаточно быстро и наилучшим образом. Дайте новатору постоянное дополнительное отчисление от экономического эффекта предложения, и – издерганную Россию он выведет в лидеры мирового социально-экономического развития. Как бы это ни называлось: коммунизмом, новой Атлантидой, нравственной цивилизацией, духовно-экологическим миропорядком /термин эколога Хабарова О.С./, - суть здесь в восхождении к достойной человеческой жизни и, соответственно, к дальнейшему совершенствованию самого человека. Не по моральному кодексу строителя коммунизма, не по религиозным заповедям, а на высвобождении и развитии творческого дарования, благодаря которому мы и вышли в люди.               
               
        3. Куда идти?
               
     Это вопрос не пространства, а времени. Вперед или назад? В будущее или прошлое?
     Гайдар предложил нам вернуться назад, в досоциалистическое время. Это глупость. Счастье можно искать только впереди, в будущем. Проблемы, по которым не ладилось строительство коммунизма, реальны. Но это не повод, чтобы отказаться от будущего и остановиться в продвижении вперед, предпочтя стихийность направленному развитию. Можно не любить марксизм, но это не повод, чтобы перечеркнуть историю, отречься от состоявшего выбора, столь дорого оплаченного в наших гражданской и Отечественной войнах.
     Да, мы не можем отменить основное противоречие человека. И - первенство потребностей для подавляющего большинства людей. И что же? Тогда выходит, что  раскол в обществе на потребителей и созидателей, угнетателей и угнетаемых будет всегда? Возможно,… если не видеть развития и уровней созидательного начала.
     Потребители, превращающиеся в угнетателей сначала по отношению к сородичам, а затем и ко всему сообществу, свое веское слово в истории уже сказали. Их алчность, хищность, ненасытность, отнюдь не акцентированные в живой природе (накопление запасов в природе носит ограниченно-сезонный характер), можно корить и ненавидеть потому, что по другую сторону их образуется нищета, рабство, беды, страдания. Но это они, потребители, накапливая излишки общественного продукта сначала про запас, а затем в виде богатств, научились аккумулировать их в здания высокой архитектуры и убранства. Дали толчок развитию многих искусств /зодчества, ваяния, живописи, музыки/. Создали культуру аристократического времяпрепровождения /театры, концерты, танцы, наряды/, направляя таланты людей больше на свое ублажение и довольство. Увлекли человечество мыслительными и созерцательными откровениями /философии, науки, литературы/. Все это суть перевоплощения, трансформации отснятого чужого труда.
     Эксплуатация, осуществляемая потребителями, чудесным образом ускорила развитие общества по пути цивилизации. При равном распределении, без концентрации богатств в отдельных руках человечество шло бы к этому, вероятно, гораздо дольше.
     Но потребителям было мало. Хотелось большего и быстрее. Не для всех, а себе. И они создали идущую еще из первобытного строя систему направленного отторжения чужого труда в свою пользу. Войны, ведшиеся сначала больше из-за самок, чем за территорию /территорий было достаточно/, превратились постепенно в войны ради захвата пленников, превращаемых затем в рабов. С имущественным расслоением в рабы начали попадать и соплеменники, за долги. Все, что прежде использовалось в охоте и приручении животных /палка, топор, плеть, удавка, загон, яма, клетка/ начало применяться и против людей. Так появились дополнительные орудия в управлении людьми, в целях принуждения, интенсификации труда, наказания за сопротивление. Военная сила стала признаком нарождающегося государства, укрепляемая до сих пор.
     Эксплуатация, возведенная в закон, стала могучим двигателем исторического прогресса. Мифологии, прежде связывавшие людей с окружающей средой, уступили место мировой религии. "Христианство победило, потому что потерпел поражение Спартак"/К.Маркс, Ш.Эншлен/. На помощь беспощадной силе для удержания господства пришла вселенская ложь как инструмент духовного, в дополнение к физическому, порабощения. С той же целью возникли секретные и другие спецслужбы. Но потребители не унимаются и поныне. Арсеналы удержания власти и одурачивания масс с помощью радио, СМИ, ТВ прирастают. Возникает новая "религия" – мировая электронная сеть, где заглатывание информации происходит, как кормежка с ложки, с большей скоростью,  всеядностью и неясными последствиями. Технический прогресс опережает социальный и нравственный.
     Но так продолжаться не может. Эксплуататорские классы, научившись многому, не учли, что взаимоотношения людей протекают в рамках взаимоотношения с природой. А она уже не выдерживает. Неумеренное и зачастую неадекватное ее потребление ставит на грань выживания всю планету, вместе с самим человечеством /и богатеями в том числе/. Земля может попросту превратиться в космический могильник.
     И это притом, что вкупе с орудием труда человек превратился в уникальную двигательную систему, КПД которой многократно превышает 100%. То есть, он создает много больше, чем потребляет. Сравнивая, например, стоимостное выражение месячной выработки и зарплату рядового труженика в советское время, автор обратил внимание, что они соотносились в среднем как 4000 руб. к 200, т.е. человек получал в 20 раз меньше того, что производил. А когда он становился еще и новатором, КПД его возрастал едва ли не в геометрической прогрессии. Проект, разработанный им порой за 2-3 месяца или года, приносил стране иногда многомиллионные доходы на протяжении нескольких, а то и десятков лет.
     Конечно, все эти доходы, вне учета, могли быть пущены на ветер, в канализацию, покрытие чужих ошибок или кем-то присвоены. Но нам важно понять, что недостаток продукта в обществе есть уже не следствие недостаточного производства, а совершенно других причин, действие которых можно и должно контролировать.
     Когда не хватает хлеба, молока, мяса, одежды, жилищ, средств передвижения, естественно обостряется борьба за все это. Оживают животные инстинкты. Возникает необходимость остепенять и регулировать эту борьбу. Появляется государство. Но в его институтах действуют люди, претендующие на собственное благополучие, как и другие. Оказавшись на государственной службе, они, тем не менее, получают дополнительные преимущества для достижения своих целей. Государство поэтому становится самодовлеющей ценностью, препятствием на пути дальнейшего прогресса общества.
     Трагедия не столько в бюрократизации, а в человеческом факторе, вернее, – в специфической авторизации потребительского интереса, из которой она выползает мерзким чудищем. Если сказать проще: получая  преимущества, чиновники заинтересованы в сохранении государства, независимо от того, какое оно. Мы убедились в этом даже в нашей короткой истории. Классы классами. Но жив еще монстр – именно государство, "Левиафан, поедающий своих детей" /Т.Гоббс, 1588-1678/(16).
     С победой социализма, по прогнозам классиков марксизма-ленинизма, государство должно было начать отмирать в пользу развития самоуправления. Советы, рожденные в 1905г. на маевках в Иваново-Вознесенске еще при царизме, как нельзя подходили, по мнению Ленина, как ростки этого самоуправления. Короче, у нас открывалась уникальная перспектива подлинного народовластия, всеобщей и глубокой демократизации. Однако наш верховный управитель, И.В.Сталин, не дал тому хода.
     Законсервировав диктатуру пролетариата в ее наихудшем, силовом варианте, подменив ее затем собственной, совместно с партийно-чиновничьей бюрократией, волей, он попросту закупорил исторический прогресс. И с тех пор коридоры власти превратились в авгиевы конюшни, а исторический процесс – в  политическую профанацию. Ни Хрущев, ни Горбачев с этим не справились, а пришедшие во власть Ельцин и Гайдар натворили там еще больших бед.
Однако положение страны небезнадежно. Есть призрачная, но все же – возможность изменить его к лучшему, без потрясений. Есть Президент, отличительная от генсека должность, более свободная в выборе своих обязанностей перед народом, чем у партийного босса, и к тому же обладающая правом законодательной инициативы.
     Если живой Путин кое-что помнит из полученного им в советское время образования; если не совсем забыл Присягу, данную им в свое время советскому народу; если, наконец, он человек чести и в дилемме «я и народ» пальму первенства отдает народу, а в «народе» первенство значимости отдает не потребителям и ворам, а созидателям-труженикам, то он просто обязан отойти от показушной говорильни и решиться позволить народу определиться в своем историческом выборе. Нельзя заниматься только разговорами или разыгрывать демонстративную ответственность, когда страну трясет и лихорадит. Нельзя дать ей загнуться ради отстаивания чьих-то тщеславных целей, субъективных доктрин, когда причины объективно сгущаются в критическом направлении.
     С научным пониманием общества и человека, предложенного Марксом, проблема человеческого фактора своим вектором измеряется в обществе в направлениях сверху вниз и снизу вверх. Субъективное «Я», часто продиктованное собственной выгодой, должно публично, по крайней мере, у руководителя отойти в сторону в определении судеб миллионов. Для выяснения спасительной истины необходимо запустить Референдум.
     Не Общественная палата нам нужна, предложенная в свое время Путиным для умиротворения либералов и патриотов, превращенная затем в синекуру для половины персон, а прямое обращение к народу о его предпочтении исторического будущего. И не партии нас спасут, ломающие бутафорские копья в бутафорских баталиях ради чьего-то выдвижения, чтобы потом, сидя у рассохшегося корыта, вновь терять годы для выявления очередной убогости очередных претендентов. Нам нужно доверие к самому народу.
     Хватит с нас партий, партийного строительства, фиктивного размножения «дочерних» фракций деградировавшей в свое время КПСС, где чаще по привычке говорили о классах, а в партийных новообразованиях ныне сочетаются самые невообразимые, взаимоисключающие, межеумочные перверсии.
     Все это говорит о том, что партии кончились, их сознание размыто, их попросту нет. Люди, конечно, привыкли делить всех на классы, создавать всяческие организации, называть их партиями, выступать от их имени вождями и назойливо лезть по этажам общественных пирамид. Они не забыли советский период – и "вождизм", из которого вырастал культ личности, не дает им покоя. Но тогда была одна партия, и это ничуть не мешало им поступать в нее с самыми противоречивыми и порой просто убогими взглядами, но из жгуче-честолюбивых интересов. Присутствие в правящей партии как тогда, так и сегодня дает людям возможность делать успешную карьеру едва ли не в любой  жизнедеятельности. И это застит им глаза, независимо от праведности желаний.
     Жизнь, однако, с тех пор изменилась. Классы прекратили у нас свое существование, соответственно, не нужны, да и не может быть выразителей их интересов, партий. Но желание у многих осталось. Посмотрите, сколько раз меняла свои названия «партия власти» после КПСС: "Наш Дом", "Отечество", "Единая Россия", - собирая под свои знамена властолюбцев, карьеристов и угодников. И никакие перевороты не охлаждают охотников покрасоваться, выделиться, покомандовать.
     Не менее активны и подвижники «от противного». Палитра тех и других представлена в бесконечно пышном переливающемся цвете. Однако се лишь фракции прежней КПСС, существовавшие прежде в скрытом виде и обнажившие себя в результате ее идейного поражения и распада.
     Возьмете ли вы гайдаровский Союз Правых Сил или зюгановскую КПРФ. Ни у одной из них нет ни серьезной теории, ни твердой социальной опоры. Есть свой электорат, выборщик, голосующий по умственным пристрастиям, от меры ангажированности, догматизма или подкупа.   
     У всех этих фиктивных «партий» практически одна социальная база, обманутый народ. И идут они не от корней его, а от собственной умственной ангажированности. Поэтому ничьих интересов, кроме собственных, не выражают. Они ничьи. А это и есть их беспартийность. И беспринципность, замешанная на бесконечных спекуляциях ради саморекламы путем теоретического словоблудия.
     "Партии" постсоветского посева – это партии исключительно в себе и для себя. Все они от идеологической пустоты или сумятицы, "разброда и шатания" в умах, а не от социальных корней. Если они и говорят о прогрессе, то в виде заимствования, переноса чьего-то опыта или возврата к давнему или недавнему прошлому.
     Это обыкновенные дискуссионные кружки, клубы, "товарищества" функционеров, иногда с филиалами, но не партии в собственном смысле слова. Как общественные движения, они правомочны /люди имеют право заблуждаться/, но никого не представляют и не защищают. Только себя. Точнее, своего бессменного лидера. Поэтому являются, по сути, "карманными партиями", стремящимися идти не в русле объективно развивающейся истории, а навязывать ей свое видение. Ради славы, приоритета или денег. Они, конечно, нужны политической верхушке, чтобы заниматься взаимовыгодными политическими подтасовками, но совершенно чужды трудящимся.
     Увы, общество не должно постоянно заниматься болтовней и спорами о том, как жить. Надо просто дать людям жить: трудиться и жить. Трудящимся, а не ворам. Воры должны быть вытеснены из общественной жизни по тюрьмам или удалены за границу, где их с радостью примут за бизнесменов.   
     Сейчас есть только две, по факту, независимо от теоретических платформ, партии. Это – партия воров: от олигархического СПС до "партии власти", проводящей политику либерального ограбления страны. И – партия тружеников, с идейно обезличенной, в состоянии политического климакса, КПРФ, своим присутствием сеющей иллюзии народу.
     Замена в руководстве одних лиц другими, при застывшей системе управления, мало что дает. Менять надо не политиков у руля, а СПОСОБ УПРАВЛЕНИЯ. Пока выбранные во власть партии и политики проявят себя на деле, покажут ограниченность или никчемность своих ориентиров и приемов, израсходуют отпущенное им время и уступят место новым охотникам до власти, народ попросту деморализуется или перейдет к стихийным действиям.
     От политики в управлении, ее проб и ошибок, личностных амбиций и группового эгоизма, пора переходить к научному учету и расчету. В отличие от политиков, ищущих славы и поклонения, нужны ученые с их адекватными трудами, сознающие ближайшие и отдаленные последствия принимаемых решений.
     Для этой цели, вместо Общественной Палаты при Президенте нужен Совет ученых при Правительстве, в будущем способный в качестве Кабинета Ученых /Мудрецов/, или другого по названию органа, заменить кабинет министров, стать органом, составленным не по партийной, а научной конфигурации, по системно-научным взглядам, отражающим объективно-историческое развитие страны.
     Это дало бы возможность предметно изменить отношение власти к своему народу и его будущему. Будь в советское время новаторы в политике, ориентированные на движущие силы, а не распределительные схемы, эту проблему давно удалось бы решить. Но новаторов в политике не было. А Горбачев оказался тривиальным компилятором. И рационализаторское и изобретательское движение в стране осталось неприкаянной сиротой. Теперь эта движущая сила рассыпалась. Ответственные за неё органы вымерли.
     С выходом на историческую арену новой движущей силы общество всегда меняло и способ управления. Новаторству /как в свое время буржуазии, а затем и пролетариату/ необходимо свое, новое, уже не политическое, а научное управление, которое должно будет расчистить для новаторов среду обитания.
     Эта расчистка может быть по-настоящему спасительной и, главное, бескровной. Директора, которые стали собственниками, но не распродали, не разорили, а сохранили производство, с согласия рабочих и служащих могли бы снова стать директорами. Те же, кто попросту присвоил, разогнал коллективы, перепродажами оптом и в розницу разграбил производство, элементарно подлежат суду, поскольку это делалось неминуемо с нарушением и упреждением не поспевавшего за аппетитами воротил законодательства. Это будет гораздо разумнее, нежели ждать неизбежного волеизъявления народа. Никаких искусственно клонируемых господ, проматывающих народное добро, зарывающих его в землю или отправляющих за границу. Никоим образом не должно быть приоритета частного интереса над общественным, если, конечно, хотим выжить.
     Кроме того, это будет гуманно по отношению и к самим виновникам творившегося  произвола, ибо расплата будет более взвешенной. А вообще, было бы лучше, выкинуть их всех за границу /даже с присвоенными капиталами, но без права возврата/: пусть их империалистические покровители, так радевшие нам за реформы, хлебнут их невинной деятельности в своих странах. Но главное – избежать стрельбы по собственному народу, когда кончится его терпение.
     Люди не должны платить жизнями за глупости своих руководителей. Лучше, чтоб власть сама взялась за преступников /судить или дать им возможность откупиться/, чем доводить дело до народного самосуда. Не следует думать, что вы умнее истории и вам удастся перехитрить ее. Это никому не удавалось. Даже Сталину. Не удастся и реформаторам. Затяжка во времени ничуть не говорит об их правоте. Только – о безмерной терпеливости народа.
     Общество еще не научилось выделять себе руководителей. Оно производит их через внутри- и межпартийную борьбу. А партии, борясь за власть, навязывают обществу, как правило, интересы отдельной, представляемой ими группы. Им, борющимся за свое выдвижение и вхождение во власть, выгодна сталинская фальсификация марксизма, выгодно сохранение классов, клонирование партий, им как кол в горло марксистское учение об уничтожении классов и движение общества к всеобщему равенству.
     В своей основе партии – это инструмент разномасштабного, вплоть до карикатурного /вспомните Гитлера/, тоталитаризма, приводной ремень подачи чьих-то амбиций к вершинам власти. То, в чем "перестройщики" и "реформаторы" обвиняли КПСС, они сами с тем же упорством демонстрируют в собственной активности. Они абсолютно не нужны в бесклассовом обществе. Тешиться, конечно, они могут, но смысл их исчерпан. Их время прошло. И нужны новые подходы.
     Мозговой Кабинет ученых займется творчеством в пользу народа. Но – не партий, тянущих одеяло каждая на себя и затягивающих решение наболевших проблем соревнованием в глупости. Он будет предлагать свои решения через прессу: Президенту и народу одновременно. Должны, стало быть, прекратиться закулисные выработка, лоббирование и принятие решений в чьих-либо, в стороне от народных интересах. И первый ее акт – возврат собственности трудовому народу, т.е. творцу, созидателю и законному владельцу ее. С утверждением Акта через принятие новой Конституции.
     Все это позволит в последующем ускорить расширенное внедрение творческих разработок, что даст возможность государству извлекать из них более значительные доходы, а авторам – получать более существенные отчисления.
     Главное же – новаторы будут трудиться в пользу народа, а не отдельно взятого субъекта. Освобожденный от присутственной занятости новатор, повышающий уровень автоматизации, технологичности и производительности труда будет создавать проблему избытка кадров. Капиталист избавляется от излишней рабочей силы увольнением ее. Мы можем решать дело иначе. Не увольнять излишнюю рабочую силу, а наоборот, даже наращивать ее численность, но разводить на большее количество смен с сокращением  продолжительности работы каждого.
     Следовательно, освобождение новаторов с производства предваряет увеличение свободного времени для всех тружеников. Без сокращения заработной платы. С одновременным снижением цен на товары массового спроса. Богатство будущего общества, - говорил Маркс, - будет измеряться величиной свободного времени(17). А это, в свою очередь, позволит людям более точно определять свою профессиональную предрасположенность, пополнять знания и, соответственно, более успешно пробовать себя в творчестве.
     Условия своего развития новаторство, таким образом, превращает в условия развития всех. Как это и было с самого начала, с превращением нашего предка в человека. Именно тогда, когда наш далекий пращур, соединив камень и палку, изобрел каменный топор, он получил более мощное и универсальное орудие, чем зубы и когти. Его охота стала более успешной и менее опасной. Он получил достаток в пище и тепле, став более независимым, обретя свободное время для полноценного отдыха, забав, любви и размышлений.
     Двигаясь вперед, мы попадаем, стало быть, в начальный пункт человеческого развития, но на более высоком витке спирали, когда творческая способность единиц  становится уже всеобщим, родовым признаком человека. Открывается, следовательно, новая эра. Новаторство становится массовым, дает новый посыл историческому развитию человечества.
     Творческие способности сегодня есть у всех людей, но в разной степени развитости. Однако не все их культивируют в производстве. Кто-то сочиняет мотивчики, отпускает шуточки, замышляет каверзы, а кто-то пишет стихи, сказы, оды иль анекдоты. Творчество безбрежно. И в предметности, и глубинах приложения. Изобретательна бывает даже преступность. Но, к сожалению, люди довольно аморфны. Не считают ее уникальной и ограничиваются ею как потехой. Но это говорит лишь о том, что у них нет стимула, нет заинтересованности в позитивной реализации своих дарований. Дайте им  "относительно постоянное дополнительное отчисление" от реализации проекта, и они, учуяв в себе талант, перевернут землю, облагородив и гармонизировав жизнь на ней.
     Получив соответствующие условия и воспрянув заинтересованностью, человек активнее будет развиваться со стороны способностей, а не потребностей. Он перестанет лезть в эксплуататоры, легальные или потайные шайки, устраиваться в житии за чужой счет. Открыв собственный созидательный потенциал, постигнет нравственные пути к счастью.
     Деление на господ и рабов, хозяев и слуг постепенно прекратится. Начнется строительство цивилизации нового порядка, с новой нравственностью и эстетикой, где каждый рожденный человек будет представлять собой ценность для всего человечества. Ибо это не только рот, который надо кормить, но и руки, которые будут производить уникальные вещи, и, в особенности, голова с поразительным мышлением, посрамляющим своим творчеством так наз. «божественный промысел».
     Люди при этом станут выше и красивее, поскольку физический труд в его сегодняшнем виде будет передан машинам, а его место займут физкультура и спорт. Человек станет более гармоничным физически и духовно, прозревая и очищаясь нравственно.
     Междоусобная борьба не исчезнет полностью. Но ее целью будут не лучшая пища, одежда, жилье, не звания, знаки отличия и должности, а общественное признание, уважение и восхищение.
     Численность народонаселения будет и далее возрастать. Но новаторство справится и с этой проблемой. Становясь непрерывной революцией, новаторство научится упреждать человеческие запросы, их потребительские структуры и величины в обществе.
     Однако перенаселенность уже дышит в затылок. Человечество, соответственно, вплотную встанет перед проблемой освоения космического пространства, подобно тому, как люди осваивали когда-то все новые и новые земли на своей планете. Где возможно, туда пошлет бактерий, посадит растения, заселит животными, а потом и сам пожалует. Только бы религия не висла на руках и не квасила плесенью сознание. Бог - это всего лишь творческая сущность человека, отчужденная и противопоставленная им самому себе. Поверив, наконец, в себя, люди избавятся от веры в бога и станут воистину свободными. И науке в этом процессе принадлежит первая скрипка.
     Именно наука в свое время, начав борьбу с закоренелыми предрассудками и невежеством, расширяя свое воздействие на мир и его правителей, остановила религиозные войны и крестовые походы. Она явилась громоотводом в междоусобице религиозного эгоизма. Именно ослабление, точнее, даже отказ от атеистической работы сегодня с ее стороны - одна из причин, приведших к временному нарастанию религиозной нетерпимости и экстремизма. Титаны и корифеи науки, притихшие перед политическим экстремизмом реформаторов, уже не афишируют и не пропагандируют своих позиций, прячась за постыдный нейтралитет /или опасаясь за свое положение/. Они забыли о Сократе, Джордано Бруно. А речь уже идет о спасении человечества. Разве можно оставлять истину на откуп стихии или самовлюбленной бездари, прорвавшейся к власти?
     Духовную сферу вообще заполонили шарлатаны и эпигоны, лжецы и предатели, жмущиеся к властям ради денег. Интеллигенция, прежде ревностно служившая «коммунистам», теперь встала на службу либералам и денежному мешку. Ее полунищенское существование при Советах превратилось ныне в мерзкое духовное нищенство. Литературу, кино и эфир заполонили пошлейшая развлекательность, криминальная героика, приторно-увеселительная всеядность. Это можно было бы принять за классический «пир во время чумы», если бы не похотливая погоня за выгодой.
     Интеллигенция забыла о своем долге и призвании – она хочет денег. Много денег. Разных и всяких. Развитие духа отступило перед искушениями желудка. И наибольший успех пожинают те, кто решительнее предает трудящихся, всячески угождая ворью, жулью и правителям.
     Но ведь служить должно не власти и злату. А народу. Трудящимся людям в народе. На них зиждется жизнь. Когда в процессе обмена трудовой деятельностью вы съели хороший /хоть и плохой/ кусок мяса, вы тем самым восстановили или поддержали свою субстанцию. А когда вместо истины и правды, вы кормите людей ложью, да еще за большие деньги, то где здесь эквивалентность обмена? Доколе же это может длиться?.. Уймитесь, «господа хорошие», пока не поздно! И перестаньте бахвалиться.   
     Тогда Россия будет спасена. И смею вас уверить, путь ее будет спасением и всего человечества. Ибо в особенностях нашего развития вскрывается всеобщая закономерность. Ответ поэтому не сложен, куда идти... За движущей силой!.. Но не за партиями, рвущими народ на части и в разные стороны. Ибо прогресс в жизни общества это не смена лиц в руководстве, а смена движущих сил в авангарде истории.

                5.08.2005 – 6.02.2011 – 21.04.2013