Ninja hicho fukuro no shiro / Castle of Owls [Kudo Eiichi, Япония, 1963]
Начало фильмы – самурайщина, поножовщина. Смерть родных, поруганная честь сестрицы, харакири. Re-ve-nge!!
Спустя десять лет. Тяжело входить в сюжет в связи с похожестью всех действующих лиц картины из-за особенностей европейского склада ума зрителя, так же фигово обстоит дело с именами.
– Sir Juzo Tsuzura, I am your guide.
– You, woman?
– Call me Kohagi.
– Mr. Imai employes a strange one.
Японские мужчины очень грозно говорят. Классическая униформа ниндзя. Мерзкие короткорукие пухлые лысоватые сюзерены, нежащиеся в своих додзё.
– Идиот, что это ты вздумал?
– Акт замужества.
Средневековая Япония. Основная сидячая поза – лотос либо поджатые колени. Свободный покрой. Лорд Хидейоши должен умереть.
Ей-ей, своими “как бы” рыкающими голосами они пытаются уподобиться мифическим драконам и огненным тиграм. Шляпы у некоторых размером с большой черепаший панцирь.
Лес ночных ниндзя. Это опять женщина! Чёрт побери!
– Ты Мими из Иги?
– Ага.
– Что поделываешь?
– Отдыхаю на старости лет.
– Ты потерял дух Иги.
– Никогда! Проверь меня!
– На! Проткни свою руку этим кинжалом.
[Сначала ломается, потом через силу вгоняет остриё в кисть. Заходится в вопле.]
– Ты безнадёжен.
300 коку – вот это сумма!
Встреча двух друзей-ниндзя спустя долгое времечко на ступенях храма. Беседуют.
Девка-вертихвостка.
– Я долго ждал. Давай драться.
– Нет. У меня есть план.
[Вместо ответа бьёт по морде.]
– Имбицил! [Дерутся.]
Башня высокая – 150 футов.
Мастер Иги выглядит очень малопривлекательно.
Ниндзя был нелепо истыкан под полом вельможеской хоромы.
– Ты кто такой?
– Я Куматаро. И я тебя загарпунлю!
– Бывший рыбак?
– You bastard!
Позже.
– Сэр Джузо, я вам не по нраву? Вам работа важнее женщины? Тогда мне придётся умертвить вас.
– С завтрашнего дня мы станем врагами.
Бабуська ухает в чаще.
Позже.
– Куроами, ты узнаёшь меня? Я Мими, нищий старик, которого ты опустил. Теперь я твой лютый враг и к тому же призрак.
Катаны рубят бамбук в щепу.
Противостояние клана Кога и клана Ига. Страшная резня. Предатели.
Японец с обострённым чувством опасности. Его зовут Доген. Его противник – Джузо из Иги. Хватит болтать, к мечам!
Доген остаётся без руки. Он побеждён и пристыжен, но продолжает огрызаться. Потеря крови его добивает.
– Гохэй, грязнючий сыкун! Выходи!
Кохаги любит раненого Джузо. Хотя официально они и вражины. Она отсасывает у него яд из крови.
Кохаги неумолимо влюблена и режет всех, кто против.
– Всё пусто вокруг. Кроме наших с тобой отношений. – говорит Джузо.
Джузо мучают неупокоённые духи. Потому что он предатель.
Сцены юношеской пылкой романтики. Догонялки по полям и равнинам.
– Должны ли люди жить с одной только ненавистью?
[Говорит во сне.]
– Нет! Хватит глядеть мне в глаза! Прости меня!
– Я не ожидал, что ты такой старческий.
– Стража! Стража!
[Хлещет старца по щекам.]
Старик без сознания. Встреча с Гохеем. Стычка. Прибегает стража и ловит не того ниндзя. Бедного Гохея бросают в темницу. Джузо приходит на помощь. Да не спасает.
Дождь. Ночь. Джузо и Кохаги. Решение принято.
День. Солнце. Свадебное путешествие. Всё.
* * *
Na Komete [Карел Земан, Чехословакия, 1970, по роману Жюля Верна]
1888 год. Турко-арабский колорит в духе золотого XIX века. Мечети, дворцы, европейские солдатики-усачи, много анимационных элементов, красотища – немного соли и яичница готова!
Страсти накаляются: лейтенант падает с обрыва в море и видит подводные пейзажи, его спасает девушка с фотографии.
Матросы грузят “тавас” в тельняхах. Много турецкого “тавас”. А в ящиках – контрабанда: ружья. Одного матроса убили за смешок. Цвет ленты – эффектно-сепийный.
Девушка-умница сбежала с пиратской шхуны. Из-за линии горизонта поднимается некое небесное тело. Джентльмэн в цилиндре имеет при себе бомбу. Барельефы под фанфары.
– Седлайте коней! Артиллерийский салют!
– Что это?
– Наша артиллерия, 16-ый.
– Компас сошёл с ума.
Новая планета надвигается.
Комета испускает бледно-бирюзовый ореол и бьётся молниями.
Танцы живота для гвардейцев. Тра-та-та, тра-та-та.
Жанр – приключенческая фантастика для школяров с изрядной долей юмора. Перемещение между планетами.
– Смотрите, я вижу Европу в Африке!
– Интересно, что об этом скажут завтра французские газеты?
Гигантские тропические мухи. Испанцы тут ни при чём.
– Арестовать всех иностранцев!
– А у меня дипломатический иммунет.
– Ящеры наступают.
Чудовища эскапируют, убоявшись шума кастрюль.
– Позорная звезда. Плохое предзнаменование.
– Кисмет! Это рок!
Фиолетовые облака и жёлтый диск Марса.
– Мне кажется, та планета создана разумными существами.
[Прогоняет танцовщиц-наложниц.]
– Прочь, прочь!
Арабский базааръ, полосатые палатки, барахольные улочки. Троица а-ля Beetles вырубает обоих любовничков, девушку опять крадут.
– Конца света не будет! Продолжим же воевать!
– Поплывём же под всеми флагами, какие только найдём!
Морской змей! Alarma!
Эволюция видов: рыба превращается в вепря.
– Я – гражданин Космоса.
Опять чёрт-те что. Снова гремящие кастрюли. Весь фильм – лишь грёза.
* * *
Сesta do praveku [Karel Zeman, Чехословакия, 1955]
Второй образчик мастерства винтажного сюрреализма.
Криптобиология. Гравюры Густава Доре и не только. Дети в лодке посреди Ледовитого Окияна. Один паренёк ведёт дневник путешественника. У него шапочка с пумпоном. Подплывают к острову, на нём – рыжий мамонт.
Юные натуралисты. Залезли в грот, нашли огромные рога и бивни, а так же – каменное молотище. Наскальные sgraffitto. Аякдупце. Слово “человек” на чешском звучит так же, как и на великом могучем. Утки полетели. Торфяная яма, рядом – копьё. Падает в яму тот, что вихрастый.
На другом берегу реки дерутся гиганцкие носороги. Один падает в реку.
– Тихо! Тихо! Там прачеловек!
Плавание во временное вспять продолжается. Вот уже и тропики – пальмы, фламинго, олифантерии, камелеопарды. Четверо рукастых потсанов. На лодке с помощью шестов укрепляется импровизированный навес от Солнца.
– Йирко! Йирко! – зовут потсаны.
Чудовищный клёкот лысоголового стервятника. Самый мелкий удит рыбу. Hromova Hora. Поднимается хуррикэйн. Паренёк продолжает делать записи и перечитывать их, ибо очень интересно, тут нападают болотные кроки. Только развели костёр, как тут же – нападение пятнистого зверя смилодона.
Унтотерий. Всем смешно. Затерянный мир чехословацкого вымысла. Двуногая птица–раптор, дьявольский фороракус из арабских сказок, легендарный надиратель задниц. Ребята ретируются.
Новая напасть – рукокрылые ящеры. Атака не увенчалась успехом. Причалили, все мокрые. Каменистая пустошь с соснами и торчащими из земли пальмоананасами. Траходон – предок уток. Camarasaura. Скалистое побережье. Закат. Трагическая сцена гибели стегозаура. Изучение останков. Малой хнычет – лодку разрушили. Соорудили добротный плот и регрессировали в Мир первобытных растений. Ловля стрекоз-великанов и водных гадов. Свистунишки.
– Слишишь, на! Будеме спат’ всуху!
Новообретение бортового журнала.
– Може! Белоширокое. Бес концэ. Там был початок жизнетворства… Всё.
* * *
Goya’s Ghosts [Милош Форман, США-Испания, 2006]
Фильм начинается с демонстрации изящного инфернального арта маэстро Гойи. 1792 год – Мадрид, палата святейшей инквизиции. Франчиско весел, кудряв и неунывающ. Охотничьи развлечения. Пишем с натуры: сперва угольный набросок, затем серая гризайль, далее – …
Вольтер, Вольтер! Чёрный принц чёрных принципов.
– Если вы от кого-либо услышите рассуждение, будто материя состоит из мельчайших частиц, сиречь атомов, заклеймите его еретиком и предайте огню.
– Ножку карлику поцеловала!
– Вы хотите узнать, что я ела в таверне на ужин?
– Именно.
– Курицу, жареный лук, фасоль.
– Ещё.
– Вот и всё.
– А как же свинина?
– Я не ела свинину, не люблю её – вкус противный.
– А может, ты скрытая иудейка?
Шляпа как канделябр. Девушку – скрытую иудейку – отвели в пыточную, раздели догола и стали выламывать лопатки оригинальным методом.
Подготовка пластины под гравировку. Кладём её на огонь, размазываем по ней некий препарат вроде свинцовых белил, рисуем на пластине иглой, мочим в кадке бумагу, обливаем пластину, соскребаем с неё лишнее, наносим ещё слой, опять скребём, проходимся мелом и под пресс. Теперь на бумаге оттиск. Раз, два – и готово.
Испанские подземелья, в них – несчастные голые люди.
– Хочешь, помолимся вместе?
– Да, да!
– Jesus Christa, Agnus Dei, et cetera.
[Облапывает девушку в святом экстазе.]
– Dominum nostrum.
– А эти анчоусы из Сантонии.
– Но сейчас такое сложное время, вы понимаете. Ересь повсюду.
– Если бы меня пытали, я бы признался, что я турецкий султан!
– Хо-хо-хо! Падре Лоренцо бесподобен.
Святого отца-сладострастника распинают на люстре.
– Я являюсь ублюдком от связи шимпанзе и орангутанга. – написано рукой безвинного духовного лица.
Подбородок лежит на скрипке.
Короля Людовика публично гильотинировали. Французские солдаты-мамелюки. Гойя оглох. Но не ослеп (до конца). Сборище дьявольских кардиналов разогнали. Возвращение в мир после 15 лет небытия.
– Я понял, что я заблуждался всю жизнь, стал читать Вольтера, Руссо.
Триптих “Сад земных наслаждений”. Эль Босхъ. Да, он самый. Фу, не.
– Где ты выросла?
– В приюте. Моя мать – еретичка.
– Сейчас революция. Мир катится в геенну. Британцы высадились в Португалии. Младенцы – сканнеры.
Опять – сцены солдатских бесчинств над крестьянами. Помешанная находит ребёнка под столом в таверне. В Испании нет граждан, только шлюхи.
– Шлюхи? Вы назвали меня шлюхой?
– Да, Франциско, вы верите только в деньги. Вы – шлюха.
Папа возвращается на престол. Лоренцо вновь попадает впроссак. Гойя всё рисует. Лоренцо был публично удавлен. Народ возликовал. Картина заканчивается пением гадких детских голосов.
* * *
Kladivo Na Carodejnice / Молот Ведьм [Отакар Вавра, Чехия, 1969]
Na motivy romany Vaclava Kaplickeho, a na zaklade soudnich zapisu z carodejnickych procesu napsali scenar.
Все заслуженные артисты.
Весёленькие старинные гравюры на тему ведовства. Грех, говорит, пришёл в наш мир через жинщину и её ненасытное плотское желание. Жинщина творит колдовство вместе с дьяболом, оный же приходит к жинщине под видом мужчины. – рёк суровый фанатичный монк.
Циничные, похотливые и знатные прихожане во время мессы. Маленькая старушка с крючковатым носом и тонкой линией губ затравленно ожидает у алтаря.
– Пойдём в ризницу, пойдём же!
[Уводит старушку в ризницу.]
– Дело не только в этой попрошайке, а в целом сборище ведьм.
– Я никогда не видела ведьму.
– Сюсю-пусю, ваша светлость. Мусю.
– Нашей повитухе… ну… облатку бы… ну… знаете… ээ-э, для коровицы. Перестала коровица доиться.
Далее. В трактире.
– Чего желает пан?
– Есть, пить, спать, гадить.
– Нет, не то. Кислое какое-то.
[Морщит рожу.]
– Пан проделал долгий путь?
– Почти из Шумберга, из Белгих Лозин.
– Бывший инквизитор – хозяин этого постоялого двора.
– Это я.
Позже. Обеденный зал.
– Дьявол необычайно пронырлив в своих уловках. – цедит вино.
– Лжёшь! Ты носила облатку к Петрову камню! Кто твой господин? Мартин? Ханс? Или Зелёный Томаш?! Нам известно всё, повитуха!
Большая сходка знати. Много изысканной жратвы и сисек.
– За здоровье Лизы и её 20 годков!
Скрипачи с завитыми усами наяривают на скрипках. Черноголовка заглядывается на одного усердного.
– Я теперь в Лозинах, как вы сами видите. – глядит снизу вверх.
– Зюзанна! Тащи выпивку!
– Аристотель… Еврипид… Теология… Право… Не знаю.
– Книг, пан, никогда не бывает слишком много.
У пана капеллана выбрита плешь в лесу.
– Меня каждый может оскорбить. Каждый, кому вздумается.
– Ведьмы, дабы могли летать, вымазывают себя костным мозгом, рыбьим жиром и кровью из сердец девственниц-младенцев.
– Громче! Нет не спать. Такие сходки бывали в Вальпургиеву Ночь, канун дня Святого Мартина, в Пасхальную субботу, на Святого Георгия. Повторяй!
– А что ты делала на Петровом камне?
Старушка (обречённо):
– Я исполняла роль светоча.
Мартин принёс свечки, пригнул меня поближе к земле, поднял повыше мой голый зад и воткнул в него свечку. За эту услугу я получила римскую золотую монету от Тобяшевой.
– В ней два духа. Один немой, другой говорливый.
[Растягивают старушку на дыбе.]
Смените солому. Здесь воняет.
– Так кто был с тобой у Петрова камня?
– Ты, дьявал, ДЬЯВАЛ!!
– Умертвить её!
Трапеза святой инквизиции.
– Я наелся. Утри меня. Всё происходит от дьябала, особенно богатство.
– Некоторые считают, что всё можно узнать из книг… Книги? А что в них? [Хохочут.]
– Дорота Тобяшева, кто там был с тобой?
– Дьякон и его кухарка, а также красильщик Сатлер. Они скакали и плевались на облатки, а потом ими подтирались.
Старушек на телеге везут к смертной казне. Три костра.
Люцифер выходит из земли, косматый как козёл, а глаза у него горят как солнца. Ведьмы падают пред ним на колени, цалуют ему левую ногу и крестец, а затем Люци вместе с ведьмами служат чёрную мессу.
Опять духовники жрут и сально шутят, празднуя гибель страшных ведьм. Один – против. Его клеймят.
– Ты не знаешь, что тюрьма может с тобой сделать.
– Что же?
– Всё. Прежним ты уже не будешь.
– Кристофер. Ты слишком популярен среди прихожан.
Чёрная клевета. Доносы. Подкупы должностных лиц. Сейчас все следят друг за другом.
– Мне?.. этому быдлу уступать?!!
Пан дьякон приходит в гости к пану трактирщику-инквизитору. Пан дьякон наносит удар знанием книги “Молот ведьм”.
– А совесть?
– Ых… я не теолог, я законник.
Уродливый надсмотрщик насилует юную девушку, обвинённую в колдовстве.
Друг дьякона умирает на лестнице от несправедливости.
– Потом помнёшь мне ноги.
– Человек поверхностен. Вся красота на поверхности. А внутри только кровь, мясо, скверна и тщеславие.
– Зюзанна Фогликова, отпираясь подобным образом, ты заставляешь суд прибегнуть к пыткам.
– Я не могу сказать то, что не является правдой.
– Принести тиски.
Крики.
– Она выдержала пытки. Она невиновна!
– Чёрный любовник лишил её тело чувствительности. Продолжайте.
– Так, теперь найдём на её теле метки. Вот оно, signum diabolicum!
– Всё это неправда!
– Увести её.
Пана декана Криштоффа арестовывают. Зюзанна пытается удавиться. Подвергшиеся пыткам говорят, как автоматы, любой бред, какой им только внушат.
– Видите, пан доктор, священник играет на скрипке!
– Мои кости стали подобны расплавленному воску. Боже, вспомни обо мне.
Криштофф сломался.
– Мы пришли, брат, чтобы подготовить тебя к последнему пути.
– Отче, не найдётся ли у вас понюшки табака?
Мания величия пьяного инквизитора.
Pan Boblig z Edelstadtu se v klidu a blahobytu dozil vysokeho veku a jeste se ozenil. Konec.