Прошу у Бога счастья для тебя..
Не мимолётного.. а самого земного.
Прошу.. чтобы хранил тебя любя..
От злых людей и от дурного слова.
Прошу любви.. красивой как заря..
И нежной.. словно ландыши весной.
Прошу у Бога мира для тебя..
И неба голубого над тобой.
И спросит он.. "Скажи моё дитя!
Что.. этот человек так много значит?"
Отвечу: "Просто друг он.. для меня.."
И Бог поймёт.. не может быть иначе...
(Наталья Петрова)
В нашем маленьком городке два кладбища. Вернее одно, разделенное на две половины. Между ними пролегает дорога, выложенная из бетонных плит. Она и разделяет два мертвых мира на известность и безымянность. Каждый год я прихожу в тот мир, что слева. В нем нет крестов, нет оград. Там ровняются с землей могильные холмы. Там тяжело и страшно. Там - неизвестность. Я кладу цветы на свежую могилу. Пусть почувствует боль и скорбь мою тот, кто оставил наш мир недавно, тот кто еще вчера дышал, любил, жил. Пусть почувствует и расскажет о ней другим. Может быть, когда-нибудь она долетит до того, кому она предназначена.
"Привет! Если ты сейчас читаешь мое письмо, это значит, что я наблюдаю за тобой с небес. Подними глаза. Нет - плакать нельзя. Я никогда не любил, когда ты плакала. Сегодня, сейчас я хочу вспомнить всё, хочу чтобы жизнь промелькнула перед глазами. Вся, до последней капли.
Я был неудачником по жизни, изгоем в этом обществе. Все мои жалкие потуги выделиться, вызывали на лицах окружающих меня людей, лишь улыбку. Наверно, я действительно выглядел смешным и жалким. Так было до тех пор, пока я не увидел тебя. Помнишь, свой первый день на работе. Нашу встречу. Я посмотрел на тебя и первый раз в жизни испытал чувство нежности и какой-то робкой жалости по отношению к другому человеку, не к себе. Ты была похожа на маленького беззащитного цыпленка. Тебя любой мог клюнуть, тебя мог утащить ястреб. Мне захотелось разбудить в себе тигра, чтобы стать тебе надёжной защитой, но получилось так, что тигрица первой проснулась в тебе. Ты понимаешь о чём я говорю?..."
- Ну вот собственно всё и закончилось! Ты удовлетворён? - спросила я.
- Я восхищён. Твоя речь в защиту моей сумасбродной идеи была потрясающая. Из тебя, кстати, получился бы блестящий адвокат. Браво! Только зря ты меня защищала, меня всё равно, рано или поздно уволили бы. Я для них был "неформат". Директор никогда не скрывала своё негативное отношение ко мне и моим сценариям.
- Тогда чего ты грустишь, если уже давно был готов к увольнению?
- А ты прямо сияешь от счастья, - пробормотал он, смущаясь, - Чему радуешься?
- Тому, что меня уволили с работы, на которую я устроилась всего два дня назад. И куда мы теперь?
- Не знаю... - он смутился еще больше. - А зачем ты-то написала заявление? Директор тебя не хотела увольнять. Ей не нравилась только моя позиция.
- Зато она пришлась по вкусу мне. Плюс, я прогнулась перед талантливейшим из режиссёров, который все свои сценарии впредь будет писать под меня. Или я вчера тебя не так поняла? - я рассмеялась, - Да расслабься ты... Я нашла в тебе друга, а друзья - это святое, их не бросают!
"...Ну да ладно, это всего лишь приятные воспоминания. Их очень мало было в жизни, больше горьких и больных. Но я не жалуюсь ни на что. Просто тогда было очень сложное время и нужно было его пережить. Сжаться в комочек и переждать, чтобы позже распрямиться и идти дальше. Прости меня, что бросаю тебя на половине пути, что дальше тебе придётся идти одной. Хотя, почему одной? У тебя теперь есть семья - муж и маленький сын. Поэтому, я спокоен за тебя.
Помнишь, как ты выходила замуж? Это было абсолютной глупостью с твоей стороны. Так думал не только я, но и все остальные. Я часто представлял тебя невестой. В легчайшем белоснежном платье. В фате, сотканной из воздуха. Ты должна была быть самой красивой и самой счастливой из всех невест мира. Но мне показалось, что всё случилось не так, вопреки моим ожиданиям. В день перед свадьбой я увидел перед собой напуганную и растерянную девочку. И разозлился на себя за то, что не могу ничего для тебя сделать..."
- Бросай работать! - Серёгина голова показалась в дверном проёме.
- Нет, - отмахнулась я, - мне ещё надо пару конкурсов придумать для малышни. Лучше помоги. У меня совсем не клеится что-то...
- Всё очень просто. У тебя плохое настроение. И ты пытаешься, пребывая в таком отвратительном настроении, написать весёлый сценарий. Авторитетно заявляю - не выйдет!
- И что мне делать?
- Есть два выхода из сложившейся ситуации: либо развеселиться, либо забить на работу. Вспомни мой любимый стишок!
Водка холодная пьётся свободно и согревает душу твою.
Но, если водка мешает работе - брось эту, на фиг, работу свою!
Что ты так на меня глядишь? Не можешь вспомнить? Правильно, я его только что, для тебя сочинил. Кстати, о стихах. Хочешь прямо сейчас устрою тебе стихотворный девичник? У тебя ведь должен быть девичник перед свадьбой?
- Серёжка, ты меня сейчас убиваешь, - вздох вырвался из моей груди, - я не могу с конкурсами разобраться, а ты мне про девичник рассказываешь!
- Вот! Я так и знал, что ты согласишься! Жду тебя через пять минут на проходной. И не опаздывай!
Когда он скрылся за дверью, и его шаги затихли в конце коридора, я всё ещё сидела за рабочим столом. Потом отложила в сторону недописанные сценарии и впервые за день мне захотелось улыбаться. Серёга ждал меня в фойе. Мы попрощались с вахтёршей и вышли на улицу. На мой вопрос о том, что дальше, Серёжа ответил одним словом: "Сюрприз!" Спустя пять минут мы подошли к его дому. Он позвонил. Дверь открыла женщина очень маленького роста. Меня удивил этот контраст. Серёга при своих 195 см. казался гигантом рядом с ней. Женщина была его мамой.
- Я тебя знаю, - сказала она, улыбаясь, - Сережа все уши прожужжал!
- О Вас он тоже много рассказывал.
- Ой, врушка! Чего про меня рассказывать-то? Ладно, не смущайся. Ишь, раскраснелась-то... Проходи в комнату, будем пить чай.
Обстановка комнаты была неброская. Старенький диванчик, черно-белый телевизор, маленький столик. Столик этот, я явно недооценила. Из маленького он в мгновение ока, превратился в большой. На него мигом поставили самовар. Не настоящий, конечно, электрический. Пока Серёга показывал мне семейные фотографии, а тётя Маша расставляла на столе вазочки с печением, конфетами и варением, пришла соседка. Серёгина мама вытащила из-за шторки маленькую табуреточку, водрузила её посреди комнаты и важно так сказала:
- Внимание всем! Разливайте чай по чашкам, берите,кому чего нравится. А мы тем временем начинаем наше дурачество. Я на правах хозяйки начну первой, - она поднялась на табуретку и объявила, - Стих. Автор мой сын - Серёжка. Стих называется "Ёлочка в саду!"
После прочтения стиха, мы ей похлопали. Следующим номером программы было стихотворное выступление соседки тёти Тани. Мы ей тоже аплодировали. Сначала мне всё это показалось скучным, а потом, когда заготовленные заранее стихи закончились, началось самое настоящее дурачество. Мы пели песни, танцевали, шумно смеялись, бурно хлопали в ладоши. Раскланивались так, что падали с табуретки. В конце концов, я почувствовала, что больше не могу смеяться. И тогда я сказала, что мне пора домой. Серёга хотел меня проводить, но я наотрез отказалась. Прощались в прихожей.
- Спасибо вам за шикарный девичник! О таком можно было только мечтать.
- Ты только про нас не забывай, - посмотрела мне в глаза тётя Маша, - дорогу знаешь. Приходи в любое время. А мы с Серёжкой всегда будем тебя ждать. Ты ведь теперь вроде как член нашего сообщества.
- Спасибо тебе, тёть Маша, обязательно приду. Обещаю. И стихов много выучу. Честное пионерское! - я подняла правую руку в салюте.
- Нет. Молчи, ничего не говори. Я всё-таки должен тебя проводить до дому. - настаивал Серёжка.
- До чего же ты бестолковый! - возмутилась я, - Хочу побыть одна. Никуда я не денусь. Никто меня не обидит. Я тебе обещаю.
- Ну ладно, ладно! Уговорила. До завтра.
Я долго потом бродила по опустевшему городу, домой возвращаться совсем не хотелось. Думала о Сергее. О том, как мало я знаю о человеке, которого считаю лучшим своим другом. Я поклялась в тот день себе, что сделаю всё зависящее от меня, для того, чтобы он был счастливым и востребованным.
"...Ты всегда любила повторять, что я слишком добрый, что совсем не умею злиться. Знаешь, ты ошибалась. После твоего замужества я стал ловить себя на мысли, что порой ты меня даже раздражаешь. Мне иногда хотелось тебя отшлёпать. Но это желание быстро сходило на нет. Часто вспоминается тот случай, когда ты пришла на работу вся в слезах. Я так сопереживал тебе, чуть было не разревелся "за компанию". А потом все твои слёзы оказались первоапрельской шуткой. Меня накрыла волна ярости, я готов был растерзать тебя. А ты улыбнулась своей открытой улыбкой и я понял, какая талантливая актриса умирает в тебе..."
Проснулась от настойчивого стука в дверь. Стучал сосед Женька. Сказал, что его жене стало внезапно нехорошо. Я накинула халат прямо на ночную сорочку и поспешила на помощь. Светка смотрела сериал в любимом кресле и баловалась плюшками с корицей и ванилью, запивая их чаем.
- Первый апрель - никому не верь! - запела она, как только я показалась на пороге.
- Ребята, вы - дураки, честное слово! - мне хотелось напустить на себя важности, отчитать их, но я стояла и улыбалась. Нельзя сегодня злиться, сегодня надо улыбаться. Сколько этих шуток будет ещё за день! Прошла, присела на диван, - Что смотришь, Свет?
- Да погоди, ты, - у Светки уже глаза были на "мокром месте". Она смотрела, как на экране, огонь доедает остатки какого-то сооружения и вздыхала - всё, никто не выжил!
Потом она мне рассказала в подробностях о том, как горел в сарае жених рабыни Изауры - Тобиас. Да ещё и не один, там был его кузен. Долго сокрушалась о том, что теперь эту самую бедную Изауру некому защитить. Наконец, мои нервы сдали, и я удалилась, не в силах дослушивать этот потрясающий сюжет.
Вернувшись домой, по-быстрому позавтракала и отправилась на работу. До ДК, в котором я работала, мне было ходу около двадцати минут. Где-то в середине пути, мы обычно встречались с Серёжкой, и шли на работу вместе. В тот день Серёги не было. Он понял, что я опаздываю и решил пойти на работу один, чтобы прикрыть меня, если понадобиться. Пока шла, в голове моей созрел первоапрельский розыгрыш. "Ну держись, дорогой мой режиссёр! - подумала я, выдохнула и открыла дверь Серёжиного кабинета.
- А-а-а-а-а ! - я ревела что было дури. Он испугался, усадил меня в кресло и начал утирать мне слёзы. - Все сгорели!
- Господи, кто сгорел? - испуганно спросил он.
- Сарай сгорел, - рыдала я, - а в нём был Тобик (имя Тобиас напрочь вылетело из моей головы).
- Это тот самый щенок, которого ты хотела подарить подружке?
- Да. И Кузька с ним. А-а-а-а-а! Всё дотла, под чистую!
Серёжка хотел что-то сказать, но я его постоянно перебивала своими неистовыми рыданиями. А когда открыла глаза, и увидела его скорбное лицо, то не смогла сдержаться от смеха. Слёзы у меня лились ручьём, глаза щипало от поплывшей туши. Я бросилась к Серёге на шею и, смеясь, повторяла: "С Первым апреля тебя, дружочек!" Вдруг он схватил меня за плечи и начал сильно трясти, повторяя:
- Ты дура, дура, дура! Ты понимаешь, что так нельзя шутить! Я ведь тебе поверил, понимаешь? Я действительно поверил в твое горе! Никогда, слышишь, никогда больше так не шути!
- Прости меня, пожалуйста, - испуганно прошептала я. Первый раз видела его таким взбешенным. - Это была просто первоапрельская шутка. Прости!
Он не долго на меня сердился в тот день. Зато спустя месяцев восемь, припомнил мне этот глупый розыгрыш, и заставил просить прощения уже более серьезно. Был конец 1991 года. 25 декабря, в канун Нового года, распался Советский Союз. Во всех сценариях фигурировали Деды Морозы и Снегурочки, а тут - значимое событие. И Серёжка никак не мог пройти мимо неё. Он быстренько переработал один из сценариев, где перестроечные Дед Мороз и Снегурочка сидят за пустым столом и вспоминают о том, как выглядит салат "Оливье" и заливная рыба. На пустой стол он водрузил гроб, добавил в сценарий бабку-отпевалку. Дед Мороз должен был бить в набатный колокол, а Снегурочка оплакивать покойника. Под покойником подразумевался бывший Советский Союз. Естественно директор не утвердила сценарий, решив, что праздник должен остаться праздником, и поэтому этот вариант никто не репетировал. Подошёл день представления. Гости расселись за столики. Первые места заняли посланцы профкома, парткома и других важных организаций. Началось действо. И вдруг Серега подзывает меня к себе, тычет пальцем в сценарий и говорит: "Я высвободил вот тут пять минут. Теперь слушай. Надеваешь костюм Снегурочки, подходишь к гробу и ревёшь как тогда - Первого апреля! Все гадости в мой адрес, скажешь потом, можешь даже ударить меня. А сейчас - не подведи!" Я сделала всё, как он просил. Номер вызвал шквал аплодисментов. После этого Серёгу заметили, как талантливого режиссёра.
"...Мама заболела внезапно. Всё плохое почему-то не приходит дозировано. Беда обрушивается сразу, как цунами. Она накрывает с головой, топит. И если ты сильный - ты выживешь в этом водном безумии, и сможешь вновь увидеть солнце. Я не смог. Ещё тогда понял, что постепенно окажусь на дне. Врачи диагностировали у мамы рак, но оговорились, что в этом возрасте болезнь развивается медленно и она сможет прожить ещё долго. Интересно, сколько они имели ввиду? Я услышал слово "долго", все остальное - пропустил мимо. Я им поверил. А разве мог не поверить? Это же была моя мама. Я так боялся потерять её.
Я тогда стал злым и раздражительным со всеми. Злился на себя, на свою беспомощность. Я знаю, что ты тогда затаилась в собственной скорлупе и терпела меня. Всё понимала и не задавала лишних вопросов. Я очень ценил в тебе это качество.
Когда начались проблемы на работе, мне стало понятно, что это предвестник конца, что скоро всё рухнет. Я не ошибся, потому что спустя месяц ДК закрыли, а нас с тобой вышвырнули на улицу.
Ты приходила к нам редко. Твои быстротечные визиты стали для меня глотком свежего воздуха в прокуренном помещении. Я не мог найти работу, я не мог оставлять маму одну дома, потому что она начала сходить с ума. Мы жили на мамину пенсию, на её скудные сбережения. Было тяжело, но я знал, что дальше будет ещё хуже. В один из твоих визитов, я заметил в тебе перемены. Ты стала другой. Спокойной, степенной, чужой. Я прямо спросил у тебя о причине столь разительных перемен. Ты сказала, что ждёшь ребёнка. Безработица, полное безденежье, отсутствие всего самого необходимого... Твоя беременность была безумием. Я открыто усомнился в правильности твоего решения. То ли мои доводы были неубедительны, то ли я сам слабо верил в то, что говорил, но выслушав меня, ты твердо произнесла: "Нет. Это мой сын и он родится в любом случае!"
А жизнь всё продолжала испытывать нас на прочность. В доме, в котором ты жила, рухнула крыша. Твоё маленькое уютное гнёздышко размером 3*3 метра оказалось под угрозой завала. Я предложил тебе и твоему мужу пожить у меня. Ты рассмеялась и я понял глупость своего предложения. Разве могли уместиться в моей однушке мы все? Мы долго сидели с тобой в тот вечер - не зажигая свет, сумерничали. Вспоминали своё бесшабашное прошлое и грезили о счастливом будущем.
Помнишь, как вы пришли к нам на Пасху? Это был последний светлый день в моей жизни. Но я тогда ещё не знал об этом. Мне наоборот показалось, что всё как-то началось налаживаться. Мы совместными усилиями даже смогли накрыть богатый по тем временам стол. Накануне мне удалось подработать в местной церкви. Там дали немного продуктов и денег. Маме стало лучше. Она даже начала самостоятельно передвигаться по квартире. И у тебя тоже были хорошие известия, к осени вас обещали переселить в квартиру..."
- Пока мужчины наши курят на улице, послушай, что я тебе скажу, - тётя Маша взяла меня за руку и заглянула в глаза, - я скоро умру.
- Тёть Маш, мы так не договаривались! - протестовала я, но она меня перебила.
- Да, погоди ты. Я больная, а не глупая. Всё знаю и понимаю. А ещё я чувствую сейчас смерть гораздо острее, чем все вы вместе взятые. Здоровому человеку никогда не почувствовать её дыхание у себя на затылке. Зато нам безнадёжно больным это хорошо известно. Но я хотела с тобой поговорить не об этом. Я хотела попросить тебя за Серёжу. Когда я умру, он останется совсем один. У нас из родни была только Шурочка, моя сестра. Да вот тоже померла недавно. Так что, теперь некому ему плечо подставить. С друзьями у него тоже не задалось ещё с детства. Так что один он, совсем один. Не бросай его, милая. Помоги ему. Он хороший, добрый, работящий. Он всё может. Мы с ним долго разговаривали, и порешили, что он после моей смерти в монастырь уйдёт. Будет там жить с братьями. Серёжка в Бога всегда верил. Он даже, когда маленький был, молитвы наизусть знал. Отец его напьётся, бывало, пьяный, начнёт бить меня. Серёжка в угол забьётся, крестик в руке зажмёт и повторяет молитвочку, повторяет. Я зачем тебе это сейчас рассказываю? Он когда тебе об этом своём решении скажет, ты его не отговаривай. Благослови. Он ведь без твоего согласия ничего делать не будет. А в монастыре ему будет хорошо. Там он не пропадёт, не запьёт. И навещай его там иногда. Ладно? Поклянись мне, что не бросишь его.
- Я всегда буду помогать Серёжке, тётя Маша. Обещаю тебе.
- Ну и славно. Т-с-с! Возвращаются... А ты ешь творог, он вкусный. Таким вкусным творог бывает только в Христово Воскресенье!
"...Смерть мамы совпала с твоими родами и вашим переездом на новую квартиру. Накануне вечером ей стало хуже, пришлось вызвать "скорую". Они забрали маму в больницу, я поехал вместе с ней. Прочитав в медицинской карте, что у нее "плохо с головой", врач незамедлительно дал отмашку и нас повезли в "дурку". Там маме сделали какой-то укол, она заснула, а меня отправили домой. Ночью послышался слабый стук в окно. Скажу честно, мне стало как-то не по себе. Я выглянул. Это была мама. Она еле держалась на ногах, препарат всё еще действовал. Она не узнавала меня. Твердила только, что пришла домой, что за ней кто-то гонится. И время от времени спрашивала: "А ты кто такой?" Я уговорил её лечь, пообещав, что не буду вызывать врачей. Она уснула к утру. И больше не проснулась. И тогда начались гонки по кругу. Страшно вспоминать. Денег на похороны катастрофически не хватало. Занять их было не у кого. Старики соседи отдали последнее что могли, им ведь задерживали пенсии по три месяца. И тебя не было рядом. Ты была в роддоме. Прости, не мог я прийти в роддом с вестью о смерти. Я хотел обратиться за помощью к твоему мужу, знал, что он не откажет, но я не знал где его искать. Пока ты лежала в больнице, он перевёз ваши вещи на новую жилплощадь. Адрес мне был не известен. Круг замкнулся. Я остался в этом кругу один. Пошёл в церковь. Я просил у них помощи. Я плакал. Я умолял. Они сочувствовали мне, но... у меня не было денег. И поэтому они отказались даже предать тело мамы земле. Прости...слишком тяжело вспоминать...
Потом были похороны. Мне помогли выкопать могилу какие-то бухарики, которые промышляют на кладбище. Я им всё рассказал, и они вошли в моё положение. Представляешь, они даже не попросили у меня сто грамм. Только сказали уходя: "С каждым может случиться. Бывай, браток!..."
- Мамы больше нет! - Серёга опередил меня своей новостью, я даже не успела поздороваться, - Помолчи немного, пожалуйста! Проходи, раздевайся и молчи.
- Как это случилось? - спросила я, когда мы сели за кухонный стол.
- Помянем её, а потом я всё расскажу, - я пригубила, он выпил залпом.
- Она сбежала из "дурки", представляешь? Ночью, в тапочках. Они даже не искали её. Она пришла сама. Вдумайся, она пришла! Мать почти не ходила последнее время. Я водил её до туалета и обратно. А всё остальное время она лежала. Была очень слабая. А тут пришла сама. Что они ей вкололи? - он почти кричал.
- Успокойся, пожалуйста. Не кричи. Если ты узнаешь название препарата, разве тебе станет от этого легче? Тогда зачем всё? Лучше расскажи, как ты? - попросила я. Он сразу как-то обмяк и начал рассказывать обо всём, что лежало камнем на душе. Я чувствовала, что он многое не договаривает, чтобы не расстраивать меня ещё больше. Но тем не менее душевный нарыв прорвался, и он говорил...говорил...говорил... Я знала, что ему становится легче. Потом он внезапно замолчал и произнёс:
- От тебя пахнет молоком.
- Конечно, у меня ведь теперь есть маленький сын.
- Ты познакомишь меня с ним?
- Да! А ещё ему скоро будет нужен крёстный отец. Ты как на это смотришь?
- Нет! - он произнес это слово так резко, что оно прозвучало как выстрел. Я некоторое время сидела и соображала: "А в кого он целился?" Сережка понял всю неловкость положения и начал оправдываться, - Это не значит, что я не хочу быть крёстным для твоего малыша. Дело в другом. Я больше никогда не войду в церковь.
- Но, ведь ты же хотел... в монастырь уйти жить... Я думала...
- Больше не думай. Иногда думать вредно!
Я ничего не поняла, но вопросов задавать не стала. У нас так случалось часто. Негласным уставом нашей с ним нерушимой дружбы, были слова: "Дай собеседнику остынуть, а потом спрашивай дальше!" Мы не нарушали устав. Может от этого и была наша дружба образцово-показательной.
"...Ты боялась, что я начну пить, чтобы заглушить горе. Зря боялась. Мне в те страшные дни очень хотелось жить. Жить, чтобы подняться. Я чувствовал себя необычайно сильным. Мне нужно было доказать самому себе, что я сильный человек, что я смогу, что я сдюжу. Решил поехать в столицу, мне надо было найти работу. Я отыскал старые связи. И мне даже улыбнулась удача. Представляешь, меня ещё помнили! Мои работы ещё были нужны. Я стал много писать. С каким внутренним остервенением всматривался в жизнь и находил в ней новую и новую мотивацию. У меня стало получаться. Проводя много времени в дороге, я научился мечтать. Представлял, что стану знаменитым и напишу свою лучшую пьесу. Я напишу её для тебя. Ты сыграешь эту главную роль ...
В погоне за славой, я не заметил, как заболел. У меня та же болезнь, что и у большинства проживающих в зонах с повышенной радиацией. Знаю, что мне не спастись. Поэтому, не хочу больше ждать. Вчера ты сказала, что тебе нужно ненадолго уехать. Не поверишь, но я очень рад твоему неожиданному отъезду. Пусть будет так.
Ну вот, наверно, и всё. Теперь между нами нет тайн и недомолвок. Хотя нет, я ведь так и не сказал тебе самого главного. Я люблю тебя. Я полюбил тебя с первого взгляда и буду любить до последнего своего вздоха. Если бы ты сейчас была рядом, то я скорее всего услышал бы вопрос: "А почему ты никогда раньше не говорил мне об этом?" Отвечу тебе. У меня не было шансов. Ни единого. Никогда. Если бы я признался тебе однажды, то наверняка отношения между нами натянулись бы как гитарная струна. А может и порвались бы вскоре. Я боялся потерять тебя. Ты, находясь рядом со мной, всегда чувствовала бы себя виноватой. Ты обвиняла бы себя в том, что заставляешь меня мучиться. Но ты никогда не ответила бы мне взаимностью. Никогда. А если и ответила бы, то это было бы ложью. Разве тебе или мне нужна ложь? Да и к тому же, я никогда не запирал чувство в себе, оно всегда было наверху. Я не скрывал его. Просто ты ничего не замечала. Нет, нет, я не виню тебя в этом. Я бесконечно рад, что ты была в моей жизни, ты подарила мне много радостных дней. Спасибо тебе.
Теперь точно всё. Нет больше сил для борьбы. Устал. Ухожу."
Я вернулась в город спустя пару месяцев после его смерти. Счастливая. Диагноз, который поставили мне местные врачи, не нашёл подтверждения. В медицинской карте черным по белому было написано: "Здорова". Первым делом поинтересовалась у мужа о Сергее:
- Ты ходил к нему домой? А он тоже не объявлялся? Ладно, загляну к Серёжке завтра. Совсем засиделся в своей Москве. Даже до друзей ему дела нет! - ворчала я.
- А может человек работает! Вдруг у Сереги кто-то наконец появился!
- Да брось ты! - отмахнулась я, - Хотя это было бы так здорово! Мы с ней стали бы подругами "не разлей вода".
На следующий день с утра отправилась к нему домой. Долго стучала в надежде, что кто-то откроет, но напрасно. Когда собралась уходить, за соседней дверью послышались шаги. Глядели в "глазок". Я встала напротив, чтобы меня было лучше видно. Наконец, дверь открылась. Тетя Таня держала в руке конверт и причитала. Потом, немного успокоившись, смогла говорить:
- Два месяца уж как нет его. Умер. Руки на себя наложил. Утром проснулась, а у него дверь открытая. Я испугалась, думала ограбили или... В комнату заглянула тихохонько, а он лежит на кровати холодный уже. На столе письмо вот это, для тебя. Я письмо к себе забрала. Знала, что ты придешь. И милицию вызвала. Пятнадцатисутошники его хоронили, родных-то никого нет.
На кладбище я поехала сразу же. Пошла узнать к смотрителю, что и как. Она выслушав мою историю, открыла журнал учета, заглянула в него и сказала: "Место 3592, это на безымянном кладбище, на том, что слева от дороги. Только прими совет. Не ищи. Два месяца уже прошло. Знаешь сколько там народу за это время закопали? Алкаши, безродные, бомжи - они же мрут как мухи. Особенно зимой. Ты его не найдешь, не мерзни напрасно". Я не послушала её совета. Пошла на кладбище. И не увидела там ничего, кроме белоснежной равнины, на которую не ступала нога человека. Только с самого края было несколько свежих могил, которые уже после первого снегопада зима сравняет с остальными.
С тех пор, каждую весну я прихожу сюда, на безымянное кладбище. Подолгу всматриваюсь в бесконечность неизвестных могил. Где та, которую я ищу уже почти двадцать лет?