Моё сердце болело уже несколько дней. Конечно,была причина. Я переживала, испытывала жалость к детям, которые должны были уехать от родителей в далёкий южный город.
В этой большой и дружной семье, живущей в нашем подъезде,случилась беда: после серьёзной производственной травмы парализовало отца. Двое младших были пристроены в майкопский интернат. Там,на юге, жила их старшая сестра с мужем. Летом и на зимние каникулы дети приезжали домой. Тётя Маша, маленькая,миловидная женщина,радовалась своим младшеньким, пекла пироги, собирала соседских детишек,угощала чаем.
Вся тяжесть жизни по уходу за мужем-инвалидом , содержанию большого семейства легла на её женские плечи.
Надо сказать, удивительно красивыми были в этой семье дети. Что-то гордое, южное было в их лицах, в осанке. Кареглазые, черноволосые,они привлекали внимание не только своей внешностью, но ещё и особым, отличающим их во дворе от остальных поведением. Не было с их стороны грубости, некрасивых поступков.Если они чувствовали несправедливость- будь то в игре, будь то в поведении кого-либо- тотчас прекращали общение,уходили под любым предлогом домой. Поражало уважительное отношение детей к старшим.
Их отец,дядя Коля, сидел в инвалидном кресле у окна на кухне, так как курил папиросы "Беломор".Огромные карие глаза всегда были грустны.Седые волосы и молчание придавали ему особую величавость. Он был красив и похож на древнегреческого философа, размышляющего о смысле жизни. Самое интересное, по национальности он,действительно, был греком.Сейчас я понимаю, как он относился к тому, что мы,дети, бесцеремонно рассматривали его, особенно руку, безжизненно лежащую на коленях.Наше любопытство встречала трогательная улыбка. Помню,он всегда был ухожен, тепло одет. Чистая фланелевая рубашка,поверх которой одевалась меховая жилетка, тёплые брюки, ноги в валенках, даже летом,- всё говорило о том, что его любят.
В день отъезда Таня и Серёжа,особенно тихие и задумчивые, обычно играли дома. Я, переживая за детей,зашла к ним. Сердце моё ныло от боли. Чтобы поддержать ребят, говорила, что им повезло - ведь там почти всегда лето; есть река, купайся сколько хочешь; много фруктов... Таня поддерживала мои доводы, добавляя другие преимущества, а именно: сестра забирает их на воскресенье, они ходят в парк на аттракционы, катаются на лодке... Но радости так мало было в голосе! А глаза, как говорится, без слёз плачут.
На дорогу мама пекла песочное печенье. Запах сдобы привёл нас на кухню. Помню, Таня ласково прижалась к отцу, он гладит её по щеке, что-то пытается сказать, благородно отводит глаза, чтобы мы не видели его слёз... Тётя Маша отрывается от стряпни, фартуком вытирает ему слёзы:" Ну-ну!... будет мне тут мокроту разводить!"
Старшие братья возятся с Серёжей, мастерят удочку.
Дома тихо, но как-то напряжённо. Никто не хочет этого расставания.
Вечером старший брат приезжает на газике. Мы,детвора, высыпаем из подъезда провожать Таню и Серёжу. Они, нарядные, во всём новом, выходят с мамой, садятся в машину, машут нам руками и уезжают.
А я,бегая по двору, нет-нет да и посмотрю на их окна. Там лицо седого дяди Коли, его глаза печально наблюдают за нами, за жизнью двора... Если бы он был здоров, дети никогда не узнали бы этого страшного слова "интернат", которое звучит как-то холодно, по-сиротски.