Холмы, покрытые лесами,
В лесу прозрачны родники,
Повсюду пахло здесь грибами,
Сюда ходили грибники.
В глуши лесной, там за бугром,
Стоял изящный белый дом:
Колонны, мраморные ступени,
Везде просторны, светлы сени.
Никто не жил уж в доме том:
Развалены везде ступени,
Бродили в нем, лишь только тени,
Никто не вспоминал о нем,
Забыли радость и тепло,
Что он давал не так давно.
Здесь даже башня красовалась
Высокой, гладкою стеной,
К ней лестница клонясь, ласкалась,
Впираясь в бок ее крутой.
Жильцы не часто здесь бывали,
Только наскоком наезжали.
Ведь в основном они жили
В столичном городе, вдали.
Все было, как в домах приличных:
Стекло, фаянс, хрусталь.
Сюда, в лесную даль,
Езжал частенько хлыщ столичный,
Повеса рьяный и крутой,
Сюда он ездил, как домой.
Наезжал часто в глушь лесную
В седле на резвом скакуне.
Оставив праздность улиц шумных,
Носясь по рощам налегке.
Любил соседям слать приветы,
А иногда давал обеды,
И барышням мозги вставлял.
Желанным гостем наезжал.
Родные видели в нем жениха.
Повеса был красив собой:
Высокий, стройный, молодой.
Его любили не за зря,
И чин имел он боевой,
Толь капитан, то ли майор.
Умел вести он разговор
Непринужденно и легко,
Что нужен мирный договор,
Что мир, как хрупкое стекло.
Коль говорил со стариком,
Рубил он прямо, напролом,
Что, мол, законы устарели,
И он их терпит лишь на деле.
Коль говорил он со старушкой,
Хвалил варенье и компот,
В чем отказать себе не мог,
Таким бывал он милым душкой
Всегда веселым и простым,
Приветливым и озорным.
А коль бывал при нем корнет,
То, что кривить душой,
Всегда имел он комплимент,
Веселый мягкий, озорной.
Как строен малый, неспесив
И как, отважен и красив.
А в обществе простых девиц
Имел он много разных лиц.
Он даже песенки им пел
О, их загадочной душе,
Да о, их девичьей красе,
Что может натворить недобрых дел.
Его мужская красота,
Всех сводила их с ума.
Его деревня, где он жил,
Была в верстах пяти отсель.
Он там работал и творил.
Князьям он просто был сосед,
Ему они, ключи вручали,
Когда из дому отлучались.
Он обретал тогда права:
На дом, имущество, леса.
И слуги, и конюшня, и дворня
Были в его распоряжении,
В прямом ему повиновении,
Он становился барин номер два,
Качал тогда свои права,
Творя несметные дела.
Он просыпался очень рано,
Скакал на мшистом рысаке,
Что даже было очень странно,
Любил скакать он налегке
По буреломам, по холмам,
Словно назло своим врагам.
О нем часто говорили: -
Чудит наш князь Порфирий.
Он рода княжеского был,
Объезжал лесные тропы,
Где находил звериные норы.
Ему присущ был княжий пыл,
Охотничьим было чутье,
Его здесь знало все зверье.
В зверях он знал немного толк,
Устраивал на них охоту,
То ли был лис, то ли был волк
Он задавал псарям заботу.
Собак охотничьих холил,
Лучше слуг своих кормил,
Лес этот пасмурный любил,
Казалось, весь уж исходил.
Не было такой тропы,
Где б не оставил он следы,
Не натворил лихой беды,
Не поломал чужой судьбы.
Здесь каждый кустик его знал,
В грозу и вьюгу выручал.
Вручал ему свои секреты,
Как избежать, простых недуг,
Давал разумные советы
С чего согнуть для себя лук,
Когда откажет, вдруг, ружье,
Иль поломается копье,
Иль заболит, вдруг, голова,
Иль надломится спина.
Любил он музыку послушать,
Носить красивое белье,
Пил приличное вино,
При этом сытно любил кушать.
Любил красивых милых дам,
И очень нравился им сам.
За щедрость, ум и прямоту
Любил его крестьянский люд,
А за мужскую красоту,
Был милым дамам очень люб.
Вот так вот выглядел сосед
Наших князей счастливых,
А звался просто он Порфирий,
Был без особенных примет,
Его за имя не судите
Тогда имен никто не выбирал,
Духовник имена давал.
Таким, как есть, его примите,
Простого, милого лихого,
Еще столь человека молодого.
Хозяин дома летом наезжал.
Конюхи, псари с ног валились,
Тогда весь дом на голове стоял,
А поварихи на него молились.
Он не был болен, не был псих,
Но лапал пышных поварих,
Любил женщин из народа,
Где на виду вся женская порода.
Они так милы! И очень, лестно!
Всегда готовы услужить,
Если надо полюбить,
И все без лишнего кокетства.
Он за это их любил,
И подарочки дарил.
Хозяин был уже не молод,
И вел себя, как холостяк,
Но стоило вернуться в город,
Как важным становился сей пошляк.
Жену свою оберегал,
Степенно в щечку целовал.
Дочурку искренне любил,
Всегда подарки ей дарил.
С соседями вел важный разговор
Просто так о том, о, сем,
Но был при мнении своем.
О том, как пышен царский двор,
Сам становился очень важным,
Мог толковать о том не с каждым.
Что брат командует полком,
Имеет важный чин,
Часто говаривал о том,
Что сам не так давно
Верою и правдою царю служил,
За что сам царь его благодарил.
Что никогда сам не был хватом,
А был отец и брат солдатам.
Что ему, бывало, не везло,
Часто страдал с перепою
Душой и буйной головою,
Когда пил красное вино.
Спины не гнул перед начальством,
И был, по своему, безмерно счастлив.
Часто любил играть в картишки,
Даже имение проиграл,
Что царь ему в награду дал,
Бывали и таки делишки.
Но все, то молодость была,
Хоть и ветрена, но столь мила.
Теперь ходил в халате на шнурке,
Нежился мило в гамаке,
Жил от завтрака к обеду,
Сидя в уютном теплом месте,
Любил вздремнуть в удобном кресле,
Поверяя потом сны соседу.
Уже не молод и не старик,
Имея важный, величавый лик.
Жена его кокеткою была,
Любила золото брильянты.
На язык была востра,
Ее боялись все педанты.
Ездила каждый год
На воды, просто на курорт.
Высокомерна и строга
Вела домашние дела.
Дочерью своей гордилась.
Матерью была примерной,
Женой лживой, лицемерной.
Видать, такою родилась,
Чтоб в двадцать замуж загреметь,
А в тридцать к мужу охладеть.
Дочь ее красавицей слыла:
Соболиная бровь дугой,
Белокурая пушистая коса,
Глаз веселый, озорной.
Кокеткой стала очень рано,
Кружила головы уланам,
Офицерам удалым,
Князьям и графам молодым.
Любила пышные пиры,
Кто не любил в младые годы,
Подражать кокетству моды.
Может, любишь их и ты?
Так хочется, чтоб всем везло
Легкомыслию и ханжеству назло.