Прогуливаясь солнечным июньским днем вдоль детских аттракционов, Алевтина Александровна обратилась ко мне, с недвусмысленным намеком:
-Эдуард Бакенбардович, мы с Вами уже третий месяц все ходим и ходим под ручку, раз уж Вы меня ни разу ни в кафе, ни в театры не сводили, давайте хоть на колесе обозрения прокатимся!
-Отчего же,-задумчиво сказал я, подсчитывая в уме во сколько обойдется это сомнительное удовольствие.-Дело то оно ведь нужное, да и город с высоты птичьего полета посмотреть не помешало бы. Социально значимое дело, надо заметить!-Добавил я, подняв указательный палец.
Алевтина Александровна по детски захлопала в ладошки, что несомненно придало ей еще большее очарование.
И вот мы накрепко пристегнутые, медленно, но верно поднимаемся наверх. Восторгу моей спутницы не было предела. Но когда до верхней точки оставалась ровно половина, Алевтина Александровна погрустнела и стала крепче держаться за поручни. Ее глаза расширились, сначала она побледнела, затем покраснела, потом опять побледнела и вновь покраснела, и больше уже не бледнела. Когда до вершины осталось всего ничего, она прошипела пристально глядя мне в глаза:
-Я больше не могу, остановите колесо, мы сейчас разобьемся, мы погибнем!-шептала она, предвкушая видимо истерику.-Это все Вы, это все Вы Эдуард Бакенбардович, благодаря Вам я здесь и благодаря Вам мы сейчас разобьемся! Я ненавижу Вас, Вы мне противны, и моей маме Вы вовсе не нравитесь, и все Ваши смс пусты и тривиальны, я проклинаю тот день когда встретила Вас, немедленно, Вы слышите немедленно скажите, чтоб остановили колесо…
Колесо прошло наивысшую точку и стало опускать нас вниз. Чем ближе было до земли, тем больше Алевтина Александровна успокаивалась.
Наконец мы вышли из люльки, она вновь радостно взяла меня под руку и мы продолжили нашу замечательную воскресную прогулку.